Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века
жүктеу/скачать 1,47 Mb. Pdf көрінісі
|
chto-neponyatno-u-klassikov-ili-enciklopediya-russkogo-byta-xix-veka-yurij-fedosyuk 18077 (1)
| Меры площади
Русские квадратные меры по названиям аналогичны линейным мерам: квадратный аршин, квадратная сажень и т.п., но определение «квадратный», как правило, отсутствовало, оно само собой подразумевалось. Тесноту в камере, куда заключили Катюшу Маслову в «Воскресении» Л. Толстого, можно представить себе, переведя старые меры в метрические: «Камера Масловой была длинная комната в 9 аршин длины и 7 ширины». Подсчитаем: это 30 с небольшим квадратных метров. Сидело же в камере 15 человек: два квадратных метра на человека. В том же романе хатка старухи Матрены, которую посещает помещик Нехлюдов, «была шести аршин», то есть около трех квадратных метров. Точно такой же площади «черная, смрадная» избенка многодетного крестьянина Чуриса в рассказе Л. Толстого «Утро помещика», которого помещик хочет переселить в десятиаршинную избу. Шестиаршинную избенку Давыдки Белого в том же рассказе «всю занимали печь с разломанной трубой, ткацкий стан, который, несмотря не летнее время, не был вынесен, и почерневший стол с выгнутою, треснувшею доскою». Особняком стоит такая мера площади, как ДЕСЯТИНА, постоянно встречающаяся в старой русской литературе при определении величины землевладения. Десятина равнялась 2400 квадратным саженям, или 1,092 гектара. Одним словом — и это полезно запомнить, — десятина почти то же самое, что гектар. Теперь нам станет ясна гигантская разница между количеством земли у крепостного крестьянина и помещика. Земельный надел крестьянина состоял обычно из двух-трех десятин, совсем нищенским считался надел в десятину. Вспомним строки А.В. Кольцова из «Песни пахаря»: «Ну, тащися, сивка, / Пашней, десятиной». Эта площадь была совершенно недостаточной для того, чтобы прокормить в год многодетную, как правило, крестьянскую семью, тем более что помещик наделял крестьянина худшей землей, дававшей низкую урожайность. Зато количество земли у помещика исчислялось сотнями и тысячами десятин. У Константина Левина («Анна Каренина») — 3000 десятин в Калязинском уезде. Мать Нехлюдова («Воскресение» Л. Толстого) «получила в приданое около 10 тысяч десятин». У князя Лиговского тяжба с казной о 20 тысячах десятин лесу («Княгиня Лиговская» Лермонтова). Таких данных в русской литературе множество. После крестьянской реформы 1861 года помещичьи земли стали переходить в руки предприимчивых и оборотистых кулаков. В повести Горького «Фома Гордеев» миллионер Щуров говорит: «…был я в молодости мужик, а земли имел две с четью (четвертью. — Ю.Ф.) десятины, а под старость накопил одиннадцать тысяч десятин и все под лесом». Полезно представить себе и величину усадебных садов, в которых происходит действие русских классических произведений. Сад, окружающий дом Федора Карамазова, «был величиной с десятину или немногим более». Зато у Шелестовых («Моя жизнь» Чехова) «сад был большой, на четырех десятинах». Впрочем, десятина не всегда равнялась 2400 квадратным саженям. В старину была и ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕСЯТИНА, поболее, — в 3200 или 3600 квадратных саженей. О такой-то и мечтает Иудушка в «Господах Головлевых» Салтыкова-Щедрина: «Тогда десятина-то хозяйственная была, против нынешней в полтора раза побольше». Если речь шла не о сельскохозяйственных угодьях, то площадь обычно исчислялась не в десятинах, а в квадратных верстах. В «Молохе» Куприна читаем: «…открылась огромная панорама завода, раскинувшегося на пятьдесят квадратных верст». жүктеу/скачать 1,47 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|