618 «Молодой учёный» . № 2 (82) . Январь, 2015 г.
Филология «Я ни в какой мере не снимаю с себя ответственность за то,
что я поддерживал тактику налитпостовцев под руковод-
ством Авербаха. Ни лозунг «живого человека», ни «ге-
неральная линия РАПП», ни теория «союзник или враг»,
ни требование для всех писателей писания методом диа-
лектического материализма, ни теория о том, что проле-
тарская культура не есть культура социалистическая —
не выдвинуты мной. Я не являлся теоретиком РАППа,
ни одной враждебной теории авербаховщины я не вы-
двигал». В письме звучат покаянные нотки, например:
«Обязанностью моей, как редактора литературного жур-
нала «Рост», было — в ряде беспощадных статей ра-
зоблачить вреднейшие теории налитпостовства и вред-
нейшую его практику. <…> Вместо этого в журнале «Рост»
я печатал статьи, которые смазывали значение раппо-
вских ошибок, неправильно ориентировали читателя, ме-
шали большевистскому проведению в жизнь решения
ЦК». Или: «Я, однако, не могу согласиться с тем, что этот
факт является достаточным для того, чтобы объединить
меня со всей этой сволочью, которая маскировалась и дву-
рушничала… <…> Это, однако, не снимает с меня вину.
Я не сумел разоблачить и раскрыть врагов, я не понял,
что это враги, но я проводил групповую политику, а эту
политику использовали враги». Или: «Связь с преступ-
ником Ягодой поставила меня в привилегированное по-
ложение и я, закрывая глаза на то, что не имею на то ни-
каких прав, пользовался этими привилегиями, вращался
в среде разложенных, не признающих никаких советских
законов, наглых людей. Я стал портиться, как коммунист
и как человек». Снова писатель настаивает: «Но в одном
я неповинен: я не помышлял против моей партии. <…>
Я был и всегда останусь верен партии». Киршон описы-
вает поведение его коллег по перу, обвиняя их в клевете:
«На собрании драматургов мои коллеги по перу утвер-
ждали, что я — абсолютная бездарность, автор антиху-
дожественных пьес, ничтожный и фальшивый писатель.
Они утверждали, что успех моих пьес объясняется тем,
что якобы я их сам везде проталкивал, что участники моей
«банды» их расхваливали и т. д., и т. п. <…> На этом со-
брании было много самой неприкрытой клеветы, сведения
личных счетов, обливания грязью человека, который
не может, не в состоянии на все ответить». Но при этом
он признаёт, что «целый ряд выступавших в основном
были правы, и что за множеством всяческой клеветы
и измышлений звучит голос суровой и правдивой само-
критики». Качество своих пьес писатель оценивает так:
«Одно только отнять у моих пьес нельзя — я не извращал,
не искажал нашу действительность, я смотрел на проис-
ходящее глазами партийца, и, по мере своих слабых худо-
жественных возможностей, в пьесах своих боролся с вра-
гами партии и страны. Я никогда в жизни не писал наспех,
я всегда тщательно и добросовестно работал над мате-
риалом». В конце письма Киршон вновь кается и обе-
щает искупить ошибки: «Дорогие товарищи, я совершил
тяжелые проступки. Я знаю, что я заслужил наказание.
Но я получил страшный урок. Я нашел в себе силы пере-
жить все это. Я исправлюсь, я все силы приложу для того,
чтобы дать партии все лучшее, на что я способен».
13 мая 1937 г. Киршон был исключён из партии.
А 14 мая 1937 г. драматург пишет отчаянное письмо
Сталину [5, с. 373–374; 9, с. 142–143; 10, с. 90]. Он ка-
ется в своих проступках перед властью — в «литера-
турной групповщине», которая была сразу после поста-
новления ЦК о ликвидации РАПП, и в том, что в 16 лет
проголосовал на профсоюзной дискуссии за «троцкист-
скую платформу» (от чего, впрочем, через несколько дней
отказался). Именно это, считает драматург, послужило
причиной всего происходящего сейчас. Он искренне ка-
ется, доказывает, что он не враг партии, берет всю ответ-
ственность на себя: «Я знаю, что все это я заслужил. Ведь
я так был обласкан партией, я пользовался её доверием,
я с величайшим стыдом думая о том, как гнусно вёл себя,
доведя все до такого состояния». Киршон молит вождя:
«Помогите мне вырваться из этого страшного круга, дайте
любое наказание». Необычно, что писатель готов при-
нять кару от власти. Он готов вытерпеть все, что угодно,
лишь бы его не считали врагом партии, лишь бы иметь
возможность работать «дляПартии и Родины». И уж со-
всем необычно обращение к Иосифу Виссарионовичу:
«Родной товарищ Сталин». А ведь, наверное, он и был
для Киршона в известном смысле родным. Это письмо от-
чаявшегося человека, у которого осталась только надежда
на милость вождя, всесильного божества. Это мольба
о снисхождении.
«Товарищ Сталин, родной, помогите мне». Сталин
не помог. Киршон был арестован 29 августа 1937 г.,
и в следующем 1938 г. расстрелян.
Осталось только добавить, что в начале 60-х вдова Кир-
шона Р. Э. Корнблюм обратилась в ЦК с письмом, в ко-
тором сетовала на невнимание к пропаганде литератур-
ного наследия её мужа, уже реабилитированного к тому
времени, и на исключение спектакля «Хлеб» из музейной
экспозиции МХАТа. 30 января 1962 г. была написана за-
писка Отдела культуры ЦК КПСС, в которой говорится,
что «Чудесный сплав» активно ставится; о постановках
других пьес и издании книг (уже выполненном и плани-
руемом); о том, что заявление о снятии «Хлеба» с экспо-
зиции МХАТа не соответствует действительности (см. [7]).
В том же 1962 г. состоялось издание сочинений Киршона
в сопровождении воспоминаний о нём [3].
Литература:
1. Большая цензура. Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956. Сост. В. Максименков. М., 2005.
2. Бородина, О. К. Владимир Киршон. Очерк жизни и творчества. Киев: Издательство Киевского университета,
1964.