Тюркский героический

Детство героя. Богатырский конь и оружие 269
 
Если враг тебя будет искать,
Не отыщет никогда.
(Пер. Н.В. Кидайш‐Покровской, А.С. Мирбадалевой и А.И. Хакимова)
1
Интересной особенностью этого сказания является то, что здесь бога‐
тырь становится неуязвимым благодаря своему подвигу – бесстрашной
борьбе с царством чудовищ змея Кахкахи.
Какими‐то гранями соотносится с этими представлениями мотив неуяз‐
вимости, связанный со сказочно‐мифологическими воззрениями об отдель‐
но существующей душе богатыря или его противника. Происхождение его
связано, конечно, с традициями народных сказок. Но встречается он и в ар‐
хаических дастанах. Касается это прежде всего мира чудовищ. Так, неуязви‐
мость Кара‐Кула каана и его коня в алтайском «Маадай‐Кара» объясняется
тем, что души их воплощаются в двух перепелятах, которые находятся дале‐
ко от них самих. Чтобы расправиться с ними, необходимо сначала выяснить
местонахождение и добыть их, о чем подробно будет сказано далее. В алтай‐
ском же эпосе «Очы‐Бала» душа чудовищного Ак‐Дьала связана с убивающим
и оживляющим черным камнем тьада.
Нечто подобное наблюдается в татарской версии дастана книжного
происхождения «Сайфульмулюк», где, представившись глубоко преданной
Диву, Малика спрашивает у него:
– «И дустым, җаның соң кая тора синең? Мин бит ялгыз калырмын да,
нишләрмен дип кайгырып яшим.
– Ярар, кемгә дә әйтмәгән серемне сиңа гына әйтәм. Минем җаным бик
еракта, диңгез төбендә. Анда зур сандык. Зур сандык эчендә кечкенә сандык.
Кечкенә сандык эчендә күгәрчен. Шул күгәрчен эчендә минем җаным тора.
Ул күгәрченне беркем тота алмый. Әгәр аны тотып муенын сындырсалар,
шул чагында гына минем җаным чыккан булыр»
2
.
« – Ой, друг мой, где же находится твоя душа. Я ведь беспрестанно пере‐
живаю, как же я проживу, если останусь одна.
– Ладно уж, секрет, который я никогда не раскрывал, расскажу уж тебе.
Моя душа очень далеко, на дне моря. Там [есть] большой сундук. Внутри
большого сундука маленький сундук. Внутри маленького сундука голубь.
Моя душа хранится внутри этого голубя. Этого голубя никто не сможет пой‐
мать. Если его поймают и сломают шею, вот в этот момент моя душа отлетит
от меня» (пер. наш. – Ф.У.). Кроме всего прочего, в приведенном повсеместно
распространенном мотиве достаточно конкретное выражение получает
идущее с древнеегипетской Книги Мертвых представление душа‐птица.
Близкое оформление мотива неуязвимости богатырской девы пред‐
ставлено в не менее, быть может даже более, архаичном хакасском эпосе
«Алтын‐Арыг»: богатырская дева Алтын‐Арыг и ее конь неуязвимы потому,
что их души «обитают» отдельно от них на недоступной для простых смерт‐
ных Золотой Скале хребта Ах‐сын. На этой скале растет священная береза с
1
Башкирский народный эпос. С. 87, 297. 
2
Татар халык иҗаты: дастаннар. 155–156 бб. 

270 Тюркский героический эпос
золотыми листьями, где и сидит Золотая Кукушка. У нее – две головы: ее
правая голова – это душа Алтын‐Арыг, левая – душа ее богатырского коня.
И для того чтобы победить Алтын‐Арыг и ее коня, нужно сначала добыть вот
эту двуглавую Золотую Кукушку.
В англосаксанском «Беовульфе» встречается весьма сложное обоснование
неуязвимости героя, где первобытные представления переплетаются с более
поздними рыцарскими понятиями. Чудовище Грендель неуязвимо потому, что
оно заговорено и от клинка, и от мечей, и от копий. Беовульф неуязвим потому,
что он «был в кольчуге, в наряде ратном». Но несмотря на это, «спасая свой на‐
род от разъяренного дракона, Беовульф гибнет, но убивает и чудовище, так что
оба испытывают на себе силу древнего заклятья»
1
.
В отличие от всех этих случаев в тюркском эпосе неуязвимость героя
нередко объясняется «вмешательством» в его эпическую биографию му‐
сульманских святых, пророков или дервишей‐каландаров. Алпамыш узбек‐
ской версии сказания стал неуязвимым в результате того, что дервиш‐
каландар шлепнул его по спине. Здесь налицо позднейшее осмысление
древнего мотива в духе средневекового ислама, хотя само сказание относит‐
ся к весьма отдаленному прошлому. Отражается этот мотив и в «Манасе», где
есть выражение: «Джакып, которого коснулся [святой] Кызыр». Слова эти
связаны с представлением о том, что если пророк Кызыр прикоснется к че‐
ловеку пятерней, последний получает благословение и его покровительство,
становится неуязвимым. Так же объясняются слова «на спине был след пя‐
терни» относительно главного героя туркменского «Гер‐оглы». Подобное же
объяснение неуязвимости героя имеется и в туркменском романическом
дастане «Хурлукга и Хемра», где последний рассказывает о постоянной по‐
мощи ему сорока чилтенов – святых покровителей, и говорит:
Бири серим алып дурды,
Хезрет Алы пенҗе урды,
Кырклар маңа шерап берди,
Ичип, мес болмушам бейле.
Один из них голову мне придержал,
Хазрет Али пятерней ударил,
Сорок [чилтенов] вино мне дали,
Выпил и таким хмельным я стал.
(Пер. А.С. Мирбадалевой и Н.В. Кидайш‐Покровской)
2
К выделенным в тексте нами словам в книге дано следующее примеча‐
ние: «После прикосновения руки Али человек якобы становится сильным
или приобретает неуязвимость. Часто в дестанах богатырь носит на себе
след пятерни святого»
3
.
1
Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о нибелунгах. С. 653. 
2
Хурлукга и Хемра. Саят и Хемра. Туркменский романический эпос. М., 1971. С. 70, 223. 
3
Там же. С. 223. 

жүктеу/скачать 3,04 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: