Поэзия беспризорной весны

Внутри слышится какой-то грохот – его приносит ветер, нацепив на липкую 
шерсть. Чан и Чанбин бесчинствуют – наверняка хладнокровно. Переворачивают 
всё вверх дном. Перерезают артерии, раздирают твари пищевод, прокалывают 
селезёнку и лопают желчный пузырь. Желчи сегодня потребуется много. Гореть 
должно до утра. 
Огрызок луны выглядит неестественно. Вот бы натереть её на тёрке и вмазать в 
щёки. Изнутри. Наверняка ощущалось бы, как космический ликвор. Мозговая 
жидкость прямо из расколотой черепушки. 
Эх, посмотреть бы, как чёртово чудовище выглядит изнутри... И самому 
наверняка убедиться, что там ни одна вещь не лежит на месте. 
Зажигалка в руке становится тёплой и влажной от пота. 
В странновато-кислой тишине подступающей ночи любой звук слышится острее. 
А ветер, свалившийся с неба прямо им на головы, раздувает шумы дальше. 
Поэтому когда на дороге возникают голоса, Джисон улавливает их задолго до 
приближения обладателей. 
А нервы, оказывается – мышеловка. Она не пригодилась в доме, и теперь 
захлопывается на всё подряд. Джисон подскакивает с земли моментально, вены 
превращаются в трубочки для спирта, и там вспыхивает. Он высовывается из-за 
забора, аккуратно выглядывая на дорогу. 
Всё верно – идут. Немного, всего двое. Сколько времени прошло? Минут 
двадцать? Двадцать пять? Слишком рано, чтобы Бобби успел почуять подвох. 
Выходит, их отправили сюда просто так, не проверять. Или вообще не 
отправляли – может, они сами пришли; забыли что-то или просто устали. 
В том, что это хвосты Бобби, сомневаться не приходится: у одного по локоть 
замотана рука, и это Феликсова работа. Ножиком тот орудовал не хуже, чем 
языком. Джисон помнит, как кровь карминово рассыпалась по асфальту в тот 
день, и это ещё была не кровь Феликса. Феликс вскрыл мясо почти до кости, 
совершенно не стесняясь, и его славное наследие теперь спрятано под бинтами. 
Второго Джисон не знает; возможно, его не было в той драке, или он просто ему 
не примелькался. Но двое идут легко, расслабленные руки в карманах штанов, и 
разговор их кажется столь непринуждённым, что вывод напрашивается только 
один. 
Вывод напрашивается один: бежать как можно быстрее и тише, потому что идут 
они хоть и ненапряжённо, но быстро. Длинные ноги. 
Джисон подрывается со своего места, словно петарды ему привязали к ступням, 
а не насыпали в рюкзак. 
Минхо слышит его приближение, только когда Джисон уже подходит вплотную. 
Разворачивается – и они сталкиваются лбами. Джисон отшатывается, прижимая 
влажные ладони к ушибленному месту. 
— О господи... — выдыхает Минхо, потирая между бровей. — Что случилось?
Джисон стирает выступившие от боли слёзы и врезается предупреждением 
154/192

слёту, без подготовки:
— Кто-то идёт. Двое. Точно из их шайки. 
Минхо хмурится. Поднимает запястье, чтобы проверить наручные часы, и в 
раздражении цокает языком. Качает головой. Бутылка с горючим в его руке 
хрустит смятым горлом. 
— Уверен?
— Наверняка. 
— Вот дерьмо, — устало вздыхает Минхо. — Сынмин. Эй, Сынмин?
Делать всё приходится тихо, и говорить – тоже, потому что звуки рассыпаются, 
разлетаются как пыльца. Сынмин возникает из-за угла склада не сразу, так что 
Минхо чуть было не отправляется его искать. 
— Чего? — его чуть грязное лицо (он таскал доски, а потом ладонью вытирал 
лоб) возникает тихо и внезапно; цепочка на очках сверкает. — Чего 
расшумелись?
— Метнись скажи Чану, что сюда кто-то идёт, двое. Мы с Джисоном пойдём 
попробуем притормозить. 
Сынмин хмурится. 
— Вы серьёзно? — но Минхо глядит без намёка на шутку, и Сынмин моментально 
мрачнеет. — Чёрт. Понял. 
И он ныряет обратно за угол склада, а Минхо прихватывает Джисона под локоть. 
Тянет ко входу на территорию, а параллельно ловит с земли какой-то камень 
покрупнее. 
— Ты их хорошо разглядел? Крепкие?
У Джисона дрожит сердце и холодом прорезает лёгкие. Адреналина в крови так 
много, что можно умереть от инфаркта. 
— Не слишком – у одного рука покалечена, его Феликс порезал, я видел, как они 
дрались в тот раз. Он высокий и щуплый; второй сам по себе пониже. Не 
слишком коренастый, но сбитый. Ростом с меня или даже чуть ниже. 
Минхо кивает. Земля под подошвами отчётливо хрустит, и звук напоминает 
Джисону сладко похрустывающие суставы. Чьи-то запястья или предплечья. 
Люди намного более ломкие, чем кажется на первый взгляд. 
— Понятно. Ты когда-нибудь нападал со спины?
Джисон делает на него глаза, и Минхо вздыхает. 
— Ясно, значит придётся мне. Смотри, что мы сделаем: спрячемся вон за той 
будкой, пусть они зайдут на территорию. Чан, Чанбин и Сынмин внутри, так что 
вряд ли эти двое сразу сообразят, что что-то не так. Говорить с ними бесполезно, 
155/192

если попытаемся – они могут что-то заподозрить и успеть связаться с Бобби. Или 
драку нам тут устроить – впятером мы, конечно, их уложим, но будет муторно и 
шумно. Шум нам не нужен. Так что я возьму на себя того, который целый, а ты 
раненого. Кофту сними. 
— Зачем? — не понимает Джисон, но автоматически вылезает из рукавов. 
— Потому что тебе опыта не хватит быстро кого-то вырубить. Кинешься на него 
сзади – постарайся накинуть кофту на голову, чтобы она как можно плотнее 
намоталась. И попробуй запутать, насколько возможно. Пусть он ничего не 
видит и как можно меньше орёт. И не выпускай его, пока я не разберусь со 
вторым. Понял?
У Джисона немеет в животе. 
— Понял. 
Они прячутся за будку. 
Она охранничья, и явно давно никем не использовалась. Дерево уже начало 
гнить. Джисон проводит по стенке ладонью, и на пальцах остаётся краска. А 
пахнет какой-то тухлятиной. 
А пахнет какой-то тухлятиной – это парочка приближается ко входу. Минхо 
поплотнее сжимает в пальцах камень, и Джисон вцепляется чуть дрожащими 
пальцами в кофту. Сердце взбирается выше, в голову. Колотится прямо под 
черепом. Вытесняет мозг. Места в голове остаётся совсем мало. 
Двое заходят, а потом всё случается удивительно быстро. 
Минхо выпрыгивает первым – быстро, молниеносно. Действительно, есть в нём 
что-то от кошки. Его сильные жилистые руки похожи на лапы ягуара – хрупкие 
на вид, и ими можно убить. Он толкает низкорослого в спину, сваливая на землю, 
а долговязый от испуга отшатывается. Джисон едва не забывает, что ему тоже 
нужно участвовать. 
Он вываливается из-за будки – намного менее грациозно, чем Минхо, но и опыта 
ему явно недостаёт. Долговязый оборачивается и от удивления раскрывает рот. 
Джисон замечает, что глаза у него удивительно похожи на оленьи, и это 
отвратительно. Душить оленей – мерзкое дельце. Их и отстреливать-то 
противно. Словно бить детей. 
А между тем, он старше, и хотя лицо у него источает фальшивую невинность, он 
намного лучше знает, что такое драка. Джисон пытается накинуть кофту ему на 
лицо, но немного не хватает времени – буквально полсекунды. Его занесённую в 
воздухе ладонь перехватывают, вцепившись в запястье. Кофта становится 
предателем – долговязый ловит её другой рукой – той, что обвязана бинтами – и 
дёргает на себя. Джисон едва не теряет равновесия. 
А потом начинается возня. 
Их уравнивает травма – Джисону удаётся дотянуться до предплечья и сжать, так 
что по пустоши разрастается болезненный вопль. Долговязый скулит. Джисон 
делает рывок и выдирает из его разжавшихся пальцев кофту, откидывая в 
156/192

сторону – больше она ему не союзник. Он кидается вперёд, пока не исчезла 
возможность – бинт кровит, и долговязому явно больно, так что и соображает он, 
вероятно, слегка искажённо. Джисон бьёт в зубы, словно вместе с зубами можно 
лишить голоса; в воздухе лопается очередной скулёж, а затем Джисона ловят за 
запястье и тянут в сторону. Костяшки болят, а плечо выкручивается – там что-то 
щёлкает в суставах. От боли на секунду темнеет в глазах, и когда темнота 
рассеивается – Джисон обнаруживает себя коленями на земле, и сзади к нему 
прижимается чья-то спина, а предплечье стонет. То самое, которое чуть больше 
месяца назад ему выкрутили в драке (избиении).
— Ах ты сучёныш... — рычат на ухо, и Джисон едва успевает по-настоящему 
испугаться, как чужое дыхание пропадает с его загривка. 
Джисон падает на землю, сразу же переворачиваясь, и глядит назад. Там, 
позади, Минхо вжимает колено долговязому между лопаток, а голову крепко 
держит за затылок, вцепившись в гриву, словно плешивой шавке. Это 
действительно плешивая шавка, и Минхо приставляет к её горлу карманный 
нож. 
— Издашь хоть звук – я тебе глотку вскрою, — предупреждает Минхо, и Джисон 
по голосу чувствует, что он не блефует.
Долговязый ощущает то же и молчит. Чувствуется, как отчаянно из него рвётся 
проклятие, но оно застревает в щели разбитого Джисоном зуба и гниёт на языке. 
Минхо для надёжности дёргает за волосы вверх, едва не ломая шею, и 
долговязый жмурится, сдерживая ругательство. 
Они делали что-то похожее с ним, и Джисону ни капельки не жалко. Хотя он всё 
ещё не хочет ломать кости без лишнего повода. 
Минхо обматывает Джисонову кофту долговязому вокруг рта, забивая рукав 
поплотнее в глотку, чтобы не орал. Туда влезает столько ткани, что достаёт, 
наверное, до самых гланд. Руки приходится связать брючным ремнём, так что 
кожа проминает мясо, как верёвка – колбасу. Джисон потирает ушибленное 
плечо. 
— Ты в порядке? — уточняет Минхо. Вся кровожадность моментально испаряется 
из его голоса. Джисон кивает. 
— Что с этим? Он жив?
Он мотает головой на тело, брошенное рядом прямо на землю. Измазанный в 
грязи висок кровоточит, разверзанный чем-то острым и колким. Кровь стекает по 
щеке к носу и заливается в слезник. Минхо бросает на него спешный 
безразличный взгляд, проверяя узел на запястьях долговязого. 
— Жив, конечно, просто в отключке. Пришлось пару раз приложить его камнем 
по виску, я уже боялся, что он копыта двинет. Это ненадолго, максимум на пару 
минут – люди быстро приходят в себя после обморока, не верь фильмам. 
Джисон уже понял. За последние пару недель он насмотрелся такого, что ни 
один фильм не стоял даже рядом. 
Почти сразу появляются Чан с Чанбином – без Сынмина. Тот, наверное, наследует 
157/192

им внутри склада – продолжает дело старших, потрошит внутренности их 
общему символическому врагу. Джисон отчасти завидует, он предпочёл бы это, 
чем раскалывать головы людям. 
— Вот дерьмо, — выдыхает Чанбин, глядя на развернувшуюся картину. Но 
выходит у него и вполовину не так искренне, как у Минхо. Тот действительно 
был расстроен, а Чанбин, видимо, почти счастлив. 
— Есть чем связать? — спрашивает Минхо, отряхивая руки. — Он скоро очнётся. 
Чан вытирает запястьем лоб и упирается руками в бока. Челюсть звонко щёлкает 
– так сильно он сжимает зубы. 
— Потащили его внутрь, я видел там верёвку. Только нужно будет их вывести 
потом, там всё нафиг в бензине уже, верёвки в том числе. Загорятся вместе со 
складом. 
У долговязого расширяются глаза, когда он понимает, что происходит. Но Чан на 
него даже не смотрит. Он поворачивается к Джисону и уточняет:
— Ты как, в норме?
Джисон поднимается – к нему спешно подлетает Минхо, чтобы помочь. 
— Да. Он мне снова плечо вывихнул, падла. 
Чанбин, уже переворачивающий тело на спину, отвлекается. 
— Посмотреть?
— Не надо, всё в порядке, — Джисон мотает головой. — Пройдёт скоро. Просто 
бить я сегодня, наверное, никого уже не буду. 
Не хотелось бы, добавляет он мысленно, но все и так понимают. 
Чан кивает и обходит тело с другой стороны, присаживаясь у ног. Хватает 
мощными ладонями за лодыжки. 
— Ну тогда пошли, пока время ещё есть. Минхо, нож не убирай. 
Минхо снова выщёлкивает лезвие и спешно касается запястья Джисона, прежде 
чем вернуться обратно к долговязому. Прихватывает его за шкирку за ворот 
футболки и заставляет подняться. Тот чуть не наворачивается, растеряв 
равновесие, но Минхо чешет ножом его шею, и он сразу выпрямляется. 
— Давай без глупостей, — предупреждает Минхо. 
Они возвращаются к складу. 
От него воняет, как будто его вымочили в нашатыре. Джисона едва не 
выворачивает наизнанку. Он не прекращает мять ноющее плечо и проглатывает 
сердце, которое вот-вот вывалится из горла из-за тошноты. 
Чан и Чанбин тащат тело, которое уже начинает подавать первые признаки 
158/192

возвращающегося сознания, так что стоит поторопиться. Джисон открывает 
дверь, дёргая за влажную от горючего ручку, и пропускает всех вперёд. 
Морщится. 
— Здесь-то зачем было обливать?
— Нарисуй в следующий раз карту, буду действовать по твоим инструкциям, — 
ворчит Сынмин. — Ого, нихрена себе. 
Джисон заходит последним и оглядывается. Хотя склад и снаружи не казался 
низким, изнутри он выглядит ещё выше; наверное потому, что Джисон привык к 
относительно небольшим потолкам дома. Здесь до потолка явно не получится 
дотянуться, даже если встать на стул или два стула. Даже если встать на десять 
стульев разом (и свалиться, свернув себе шею и пропоров парочкой рёбер 
лёгкое). Из добрых вестей – деревянные перекрытия. Гореть будет славно. А ещё 
всё сложится к чёртовой матери, как карточный домик, и погребёт под собой 
угольные останки, когда древесина прогорит. 
— А ты чего ждал? — ворчит Чанбин. — Что мы все вместе за ручку придём?
— Я ничего не ждал, — бормочет Сынмин и поправляет на носу очки. 
— Верёвку достань, нам тут связать нужно. 
Ах, как жаль, что тут и без Джисона успели славно побесчинствовать! 
Склад больше похож на свалку. Здесь перевёрнуты, вывернуты столы, ящики 
разбросаны по полу, из них вытряхнуто всё содержимое: бумаги, канцелярия, 
чей-то бумажник, одноразовая посуда, какие-то то ли напульсники, то ли 
лоскуты... Замечательная коробка для самоуправства. Джисон обнаруживает 
напрочь вымокший в бензине диван, старые кресла (явно набором, явно с 
помойки), несколько пуфиков, которые плачут свежими ранами от ножей и 
хвастаются всем своими ватными внутренностями. Пузатый телевизор сброшен с 
тумбочки и пробит в единственный огромный стеклянный глаз – прямо по 
центру, – а молоток, которым забили электрическое чудовище, валяется рядом, 
разгромивший спину кассетнику – оттуда виднеются провода. Со стен сдёрнуты 
плакаты, те, что не сдёрнуты, больше напоминают грязные половые тряпки. 
Здесь нет книг, зато куча журналов – в основном, конечно, порнографических. 
Они устилают пол, как бумага для костра. Это она и есть. Мебель сваляна и 
раскурочена, шкаф с полками, где лежали инструменты, забавные 
коллекционные игрушки и всякий хлам – истерзанно валяется треснувшим боком 
на холодном полу. Из него высыпаются полки. 
Около одного из перевёрнутых комодов с выдернутыми ящиками рассыпаны 
свечи. Чанбин поднимает с пола осколок какой-то миски и кидает туда пару 
свечей. Задумчиво вертит в руках зажигалку. Джисон непонимающе наблюдает 
за ним. 
— Зачем?
— Воска в глотку ему налью, — коротко поясняет Чанбин. 
Они кидают связанное тело, которое постепенно приходит в себя, на кресло. То 
неразборчиво стонет. Долговязого бросают просто на пол, и он тяжело и мрачно 
159/192

дышит. 
— Может, просто подожжём их вместе со складом – и дело с концами? — 
предлагает Чанбин, пощёлкивая-поигрывая зажигалкой; Джисон опасается, как 
бы тут не вспыхнул воздух.
— Подожжём их сейчас – сгорим вместе с ними, — сдавленно отвечает Сынмин; 
он явно недоволен этим обстоятельством, и план Чанбина ему нравится. — 
Нужно бросить здесь зажигалки и подпалить всё снаружи. Там больше горючего 
разлито. 
Чан задумчиво молчит. 
— Сколько осталось времени? — уточняет Минхо. Чан сверяется с часами на 
своём запястье. 
— Минут двадцать, если повезёт. Может, меньше. 
Долговязый что-то тихо мычит сквозь кофту, но рукав не даёт ему расслабить 
горло. Сынмин закатывает глаза. 
— Может, кто-нибудь приложит его тоже по голове? Давайте заткнём его. 
— Вот сам и прикладывай, — фыркает Чанбин. — Ты думаешь, это такое простое 
дело?
От запаха слегка кружится голова. Джисону кажется, что воздух сейчас пойдёт 
цветными пятнами. 
— Здесь нельзя долго оставаться, — предупреждает он. — Надышимся – и 
отравление гарантировано. 
С ним соглашаются, но уходить ещё рано. 
Джисону не хочется ломать и крушить – он всю свою жгучую энергию выпустил 
на трусливую потасовку, из которой даже не вышел бы победителем, если бы не 
Минхо. Джисону хочется поджечь со свечи один из очаровательных 
журнальчиков, раскиданных тут ковром, и смотреть, как огонь будет нежно и 
бесподобно расползаться по помещению. Если бы он сам не был мешком с 
костями и чутким мясом – остался бы здесь, чтобы собственными глазами 
наблюдать, как тварь из стальных листов будет тлеть изнутри, и как её 
внутренности будут перекидываться в пепел, словно самые настоящие оборотни, 
а потом взмывать вверх на горячем воздухе и липнуть к горелой крыше. 
Но Джисон всего лишь мешок с костями и чутким мясом. Вот такое несчастье. 
— Мы всё здесь подготовили? — уточняет Минхо; он оглядывается, и взгляд у 
него самую малость блуждает. Они внутри всего несколько минут, а в висках уже 
начинает зудеть. Похоже на звук, который розетка издаёт, если из неё неважно 
вытащить вилку. Вот-вот случится короткое замыкание, и у всех у них запекутся 
мозги. 
— Мы сделали достаточно, — просто отвечает Чан. — Это херовина рухнет, даже 
если бы мы не облили стены. Тут внутри достаточно воспламешающегося, она 
160/192

просто развалится от давления. 
Чан тоже уже начинает чувствовать себя неважно – это бензиновые пары, все, 
кроме Джисона, провели рядом с ними довольно времени. Джисон-то сам 
чувствует себя неважно – словно он крошечная мягкая кукла вуду, которую 
забавно истыкали сотней крохотных иголочек; что уж говорить о тех, кто 
обливал тут всё в закрытом помещении почти сорок минут. 
Чан подходит к долговязому, разматывает кофту и вынимает из пасти рукав – 
только что с зубами не выдирает. Тот спешно сплёвывает натёкшую слюну, и рот 
у него влажно светится смесью крови и слюны. Губа сверкает расцветающим 
синяком-барвинком. Джисон всё-таки успел хорошо ему приложить, прежде чем 
рухнуть на землю. 
— Вам, пидорасам, это так просто с рук не сойдёт, — предупреждает 
долговязый. 
Чан вздыхает, вытирает ладони о штанины и присаживается на корточки. 
— А теперь слушай сюда, мелкая тварь, если не хочешь, чтобы мы связали тебе 
ещё и ноги и оставили тут валяться вместе с подожжёнными книжечками, — 
начинает Чан, и долговязый невольно втягивает голову в плечи; честно говоря, 
даже Джисону становится не по себе. — Передашь своему хозяину, что это вам 
привет от Феликса. Помнишь такого? Вы застрелили его на прошлой неделе. 
Солнечный был пацан, мы его очень любили. Так вот если вы думаете, что можно 
просто так прострелить солнце, и вас не зацепит лучами в отместку – у меня для 
вас неприятные новости. Это наш вам подарок. Сразу предупреждаю: 
попытаетесь что-то ещё выкинуть – мы уже не будем так милосердны и просто 
всех вас перережем, как котят. Вы достаточно уже натворили, чтобы заслужить. 
Здесь всё ясно?
Долговязый склабится, кормя кровью из разбитого рта ворот футболки. По ткани 
расползается влажное липкое пятно, чей запах совершенно невозможно уловить 
из-за бензина. 
— Всё ясно? — снова рычит Чан, и долговязому приходится кивнуть. — Хорошо. 
Теперь дальше. Мы вас сейчас вынесем и бросим около этого вашего сарая. Там 
всё насквозь в горючке, так что полыхать будет знатно. Если вам повезёт, и ваши 
добрые друзья вернутся пораньше – ничего вам не будет. Если не повезёт – ну 
что поделать, придётся немного поваляться, поскулить. Ты когда-нибудь 
чувствовал, как плавится кожа?
Джисон прикладывает руку ко рту. Угрозы Чана с самого начала не были 
шуточными, но теперь и Джисона пугает та злость, которую он источает. Она 
пропитывает воздух отчётливее углеводорода. 
— Чан, — предупреждает Минхо. — Время. 
Тот встаёт и стирает со лба испарину. Сынмин пощёлкивает крышкой зажигалки. 
Ему, наверное, жизненно необходимо издавать какие-то звуки. 
— Может, всё-таки бросим их здесь? — с надеждой вздыхает Чанбин. Ему никто 
не отвечает, и это становится ответом. 
161/192

— Давайте, ребята, нечего нам тут больше задерживаться, — говорит Чан. 
Ещё до того, как он успевает за глотку поднять долговязого, кто-то влетает в 
Сынмина сзади. 
И зажигалка, ослепительная и звенящая, отскакивает в сторону. 

жүктеу/скачать 0,79 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: