Сборник материалов международной научной конференции кипчаки евразии: история, язык и

      11.  Clark  L.  The  Turkic  Manichaean  Literature  //  Emerging  from  Darkness. 

Studies in the Recovery of Manichaean Sources / Ed. P. Mirecki and J. BeDuhn. – 

Nag Hammadi and Manichaean Studies. – Leiden, New York, Köln: Brill, 1997. –

P. 89-142.  

      12. Зуев Ю.А., Торланбаева К.У. Манихейство и Талас. К интерпретации 

древнетюркских надписей // Тамыр. – 2002. – № 1 (6). – С. 19-36. 

       13.  Зуев  Ю.А.  Манихейское  святилище  под  Таразом  //    Известия  НАН 

РК. – 2003. – № 2. – С. 3-6. 

      14.  Asmussen  J.  P.  Xuastuanift.  Studies  in  Manichaeism.  –  Copenhagen: 

Prostant Apud Munksgaard, 1965. – 292 p. 

      15.  Кормушин  И.В.  Тюркские  енисейские  эпитафии.  Тексты  и 

исследования. – М.: Наука, 1997. – 300 c. 

       16.  Зуев  Ю.А.  О  формах  этносоциальной  организации  кочевых  народов 

Центральной  Азии  в  древности  и  средневековье:  пестрая  орда,  сотня 

(сравнительно-типологическое 

исследование) 

// 

Военное 

искусство 

кочевников  Центральной  Азии  и  Казахстана  (эпоха  древности  и 

средневековья). – Алматы: Евразия, 1998. – С. 49-100. 

     17.  Зуев  Ю.А.  Древнетюркская  социальная  терминология  в  китайском 

тексте VIII в. // Вопросы археологии Казахстана. – Алматы, Москва: Наука, 

1998. – Вып. 2. 

     18.  Малов  С.Е.  Памятники  древнетюркской  письменности.  Тексты  и 

исследования. – М.-Л., 1951. – 448 с. 

      19.  Кефалайа  («Главы»).  Коптский  манихейский  трактат  /  Пер.  с 

коптского,  исследование,  комментарий,  глоссарий  и  указатель  Е.Б. 

Смагиной. – М.: Восточная литература, 1998. – 512 с. 

       20. Zaehner R.Ch.  Dawn and Twilight of Zoroastrianism. The Pahlavi Books. 

– New York: Putnam, 1961. – 181 p. 

       21.  Хосроев  А.Л.  История  манихейства  (Prolegomena).  –  СПб.: 

Филологический факультет Санкт-Петербургского университета, 2007. – 478 

с. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

О НЕКОТОРЫХ  ОСОБЕННОСТЯХ  ПРИМЕНЕНИЯ  БОЕВЫХ  

УРАНОВ И КЛИЧЕЙ  СРЕДНЕВЕКОВЫХ НОМАДОВ  ЕВРАЗИИ И 

ДАШТ-И КЫПЧАКА 

 

 

Кушкумбаев А.К. 

Астана, Казахстан  

Евразийский национальный 

университет им. Л.Н. Гумилева 

 

      Использование  боевых  кличей  в  качестве  сигнальных  (специальных 

звуковых средств) и опозновательных значений (символов) воинских частей 

уходит в глубокую древность и было по всей вероятности тесно связано (или 

обусловлено)  выступлением  военного  коллектива  клана  (род,  племя)  на 

боевую  акцию  и  имевших  общий  для  них  уран  (клич).  Само  слово  «клич» 

(слав.)  означает призыв, вызов, оглашение и употреблялось для того чтобы 

вызывать,  объявлять  что-либо.  Интересно,  что  в  старорусском  языке  даже 

имелось  такое  понятие  –  «кличанин»  –  охотник-загонщик  или  облавщик  на 

охоте [1, с. 92], т.е. данное лицо издавало соответствующие голосовые звуки, 

например, для вспугивания зверей. Возможно, первоначально выкрикивание 

кличей,  или  подача  необходимых  звуковых  сигналов  способных  напугать 

дичь,  определялось  именно  потребностями  охотничьего  промысла,  

заимствованными,  в  свою  очередь,  из  «охотничьей  практики»  окружающей 

фауны.  Военно-этнографический  материал  по  истории  тюрков  Саяно-Алтая 

косвенно  это  подтверждает.  Например,  хакасы  во  время  сражения 

«применяли всеобщий боевой клич – «хуух». Они подражали клекоту ворона, 

увидевшего  падаль.  Священный  клич  (по-хонгорски  –  «ай-ураа»)  носил 

сакральный  смысл  –  криком  повергнуть  врага,  чтобы  тот  стал  падалью  для 

воронов.  «Хусхун  ит  кöрзе  –  хуухтапча»  –  когда  ворон  видит  мясо,  то  он 

клекочет  «хуух»,  –  говорят  в  народе»  [2,  с.  21].  В  тюркских  языках

133

  и  в 

большинстве  средневековых  письменных  источниках  боевые  кличи 

передаются  термином  ұран

134

,  уран  (военный  клич,  пароль  для  опознавания 

своих в бою) или сүрән

135

, сурен (военный клич).  

      Несомненно,  также,  что  в  войсках  древних  и  средневековых  кочевников 

Евразии воинские подразделения, комплектовавшиеся, как правило, из одних 

и  тех  же  родов  и  племен  группировались  и  выделялись  по  своим  боевым 

                                                           

133

 По В.И. Далю в русском языке употреблялось в нескольких значениях такое слово как «ясак», одним из 

которых  было  -  «сторожевой  и  опознавательный  клич,  знак,  маяк;  уран,  лозунг,  отзыв,  пароль;  знак  для 

тревоги; сигнал вообще. Имети всякое бережение, и сторожи, и ясаки, Ратн. уст. Дети боярскiе, галичане и 

костромичи,  изменили,  почали  меж  себя  ясаком  кликати,  Акт.  Грозный  Царь  закричал  ясаком,  подал 

условный голос»  и т.д. [5, с. 680]. 

134

 В древнетюркском языке «Uran» – боевой клич, пароль: kök böri bolsunγil uran, т.е. пусть будет боевым 

кличем  «сивый  волк»  [6,  с.  614].  В  книге  Бабур-наме,  245  примечании    комментатор  отметил,  что  «уран 

(тюрк.)  —  военный  клич,  пароль  для  опознавания  своих  в  бою.  Все  тюркские  кочевые  племена  имели 

передававшиеся из поколение в поколение, собственные ураны» [7, с. 120].

 

135

  В  глоссарии  древнетюркских  языков  встречается  термин  «Sür»,  со  следующими  значениями:  «вести, 

гнать,  заниматься,  производить,  исполнять,  тянуть»  [6,  c.  517].  Более  чем  вероятно,  что  сүрән  является 

производным от этого слова. Во всяком случае, очевидность такой трактовки не исключена.  

уранам.  Кроме  того,  вооруженные  силы  тюркских  государств  имели 

общевойсковой уран – единый боевой клич всего воинства. 

       Наиболее раннее упоминание голосовых позывных сигналов у монголов 

встречается  в  записках  Пэн  Да-я и  Сюй  Тина.  По  словам последнего,  когда 

монголы разбивали походный стан, то «имя командира лагеря – это как раз 

ночной  пароль»  [3,  с.  67].  В  монгольскую  эпоху  военные  кличи  были 

введены для военачальников и войск возглавляемых ими в период правления 

Чингиз-хана.  Рашид  ад-Дин  в  специальном  разделе  о  биликах  Чингиз-хана 

сообщает, что монгольский владыка однажды повелел: «Старшие эмиры, кои 

суть начальники, и все воины должны, когда они выступают в поход, каждый 

установить  свое  имя  и  военный  клич  [āвāзэ],  подобно  тому  как  они 

назначают свои имена, когда выезжают на охоту, всегда молясь всевышнему 

господу, привязавшись к нему [всем] сердцем, да просят устройства восьми 

сторон, дабы силою извечного господа охватить [все] четыре стороны [света] 

сразу»  [4,  с.  261].  Данный  факт  можно  понимать  так,  что  в  монгольском 

войске присвоение боевых кличей было постановлено на системную основу, 

т.е.  имело  четкий  военно-организационный  порядок.  Вместе  с  тем  следует 

обратить внимание также на то, что «назначение» имен (уранов) для каждого 

командира  и  подчиненных  им  воинов,  уподоблен  отработанной  до  этого 

практике принятой у номадов на охоте. Это опять дополнительно указывает 

на  связь  военных  уранов  с  ранее  используемыми  охотничьими  кличами. 

Скорее  всего,  здесь  речь  может  идти  о  том,  что  в  коллективных  облавных 

охотах  с  участием    большого  количества  людей  каждое  охотничьего 

подразделение, задействованное в этом мероприятии, выдвигалось со своим 

заранее  принятым  кличем.  По  словам  Г.  Лэмба  когда  охотники  сгоняли 

огромное количество животных в круг (или загон) выставлялись как на войне 

часовые (караулы), при этом использовался пароль характерный для периода 

военных  действий  [8,  с.  183-184].  На  облавных  охотах  было  категорически 

запрещено  разговаривать,  и  охотники могли  объясняться только  условными 

знаками.  У  каждой  группы  был  свой  пароль  (чаще  всего  крик  птицы). 

Название этого пароля зависело от видовой специфики объекта охоты.  

       По  словам  Бабура,  среди  тюркских  племен  ураны  бывают  двух  родов 

(видов): «Один уран — особый у каждого племени; так, например, у одного 

племени уран  — «дурдана», у другого  — «туккай», у третьего  — «лулу», а 

другой  уран  один  для  всего  войска.  На  войне  ураном  устанавливают  два 

слова;  во  время  битвы  при  встрече  один  человек  говорит  одно  слово,  а 

другой  говорит  второе  назначенное  слово,  чтобы  таким  путем  отличить 

друзей  от  врагов  и  распознать  своего  от  чужого»  [7,  с.  120].  При 

приближении  неизвестных  (например,  в  ночной  темноте)  тюркские  воины 

всегда кричали известный им уран (пароль) для определения того, кто перед 

ними находится. В походе Бабура на Фергану «условленными словами урана 

[т.е. пароля – А.К.] были «Ташкент» и «Сайрам»; скажут: «Ташкент», говори: 

«Сайрам»,  скажут:  «Сайрам»,  отвечай:  «Ташкент».  Во  время  этой  свалки 

впереди был Ходжа Мухаммед Али. Моголы подходили, крича: «Ташкент», 

«Ташкент»!  Ходжа  Мухаммед  Али,  человек  из  сартов,  был  сильно 

взволнован  и  в  ответ  тоже  закричал:  «Ташкент»,  «Ташкент»!  Моголы 

подумали,  что  это  враг,  подняли  крик,  забили  в  барабаны  и  стали  пускать 

стрелы.  Из-за  этой  ложной  тревоги  мы  не  остались  стоять  и  разъехались. 

Задуманный план не удался, мы снова повернули назад и возвратились в Ош» 

[7,  с.  121].  Знание  военных  уранов  родов  и  племен,  воинских  частей, 

общевойсковых  кличей  было  обязательным  для  воинов,  иначе  могли 

происходить  опасные  казусы

136

  как  в  выше  приведенном  случае.  В 

средневековой  период  армии  стран  Восточной  Европы  также  пользовались 

специальными  паролями.  Так,  в  польско-литовском  войске  во  время 

знаменитой  Грюнвальдской  битвы  паролем  были  слова:    «Краков»  – 

«Вильна»,  которые  король  Ягайло  озвучил  только  перед  самым  сражением 

[9, с. 63]. Тем самым, сохранение своих паролей в тайне от противника имело 

серьезное значение для воюющей стороны. 

      Среди казахских родов позднего Средневековья и Нового времени ураном 

было имя общего (настоящего или мнимогенеалогического) прославленного 

предка  (прежде  всего  батыра,  родоначальника)  в  7-10  колене,  известного 

кланового  авторитета  (аксакала).  Например,  казахское  племя  найман  имело 

общий уран – «Қаптағай» (жил в начале XVII в.),  у кара-керев – «Қабанбай» 

(знаменитый  батыр  XVIII  в.),  садыр  –  «Алдияр»  (также  батыр,  жил  в  конце 

XVII-  начале  XVIII  в.), кыпчак  –  «Ойбас»  (потомок  известного  Қобыланды-

батыра)  и  т.д.  Безусловно,    такие    батыры  были  выдающимися  воинами 

своего  времени,  память  о  которых  жила  очень  долго  и  стала 

объединительным кличем ополчения рода. Общеказахским  ураном считался 

– «Алаш». У ногаев (или точнее кундровских татар) рода мангыт был отмечен 

такой же уран – «Алаш» [13, с. 85], что, наверное, свидетельствует о близости 

их казахам в определенный период истории. По некоторым данным  общим 

ураном ногаев был «Ормамбет»

137

. Причем при выступлении против общего 

врага  для  казахов  и  ногаев  объединяющим  ураном  был  «Алаш»  [14,  с.  105-

                                                           

136

  Отсутствие  опознавательных  паролей  порой  приводило  к  незапланированным  боевым  столкновениям 

даже между военными союзниками.  Будущий основатель известного Касимовского ханства – Касим-султан 

совместно  с  братом  Якубом  двигаясь  в  поисках  своего  союзника  великого  князя  Московского  –  Василия 

Васильевича Темного (внук Дмитрия Донского) случайно столкнулись с воинским подкреплением, идущим 

из Литвы навстречу этому князю. Как сообщает Софийская вторая летопись: «Сретошася с ними Татарове, и 

начаша  межи  себе  стреляти,  посем  же  начаша  Татарове  Руси  кликати:  «Вы  кто  есте?».  Они  отвещаша: 

«Москвичи,  а  идем  со  князем  Васильем  Ярославичем  искати  своего  государя  великого  князя  Василья 

Васильевича, сказывают его выпущена; а вы кто есте?». Татарове же рекоша: «А мы пришли из Черкасс с 

двема царевичи, Махметевыми детьми, с Касымом да с Ягупом; слышали бо про великого князя, что братия 

над ним израду учинили, и они пошли искати великого князя за прежнее его добро и за его хлеб, много бо 

добра его было до нас». И тако же сшедшеся и укрепившеся межи себе и поидоша вкупе ищущи великого 

князя, како бы помощи ему…» [10, с. 177; 11, с. 120; см. также: 12, с. 15-16].  

137

  Известный  исследователь  средневековой  ногайской  истории  В.В.  Трепавлов  в  отдельной  консультации, 

изложенной  по  этому  вопросу,    считает,  что  общеногайский  уран  мог  и  не  быть  у  них,  т.к.  уран  - 

принадлежность племени (группы родственных родов), а ногаи - это совокупность разных племен, каждое 

из  которых  имело  свой  уран.  Этническая  консолидация  шла  очень  медленно  и  во  время  существования 

Ногайской  Орды  не  завершилась.  Но  если  бы  она  завершилась,  то  «общенародный»  уран  уже  не 

употреблялся  бы,  потому  что  племенная  стадия  развития  со  всеми  ее  архаичными  атрибутами  осталась 

позади.  Уран  «Ормамбет»  наверняка  употреблялся  мирзами  Ормамбет-улы  («Урмаметевыми»)  и    их 

подданными  как имя родоначальника. Также, продолжает  он,    кажется сомнительным общеказахское  (для 

всех  трех  жузов)  употребление  клича  «Алаш».  Нам  же  все  же  представляется,  что  и  у  ногаев  и  казахов 

общий  (совместный)  уран  (для  каждой  этнической  группы  в  отдельности)  мог  существовать  и  на  это 

указывают  устные  предания  этих  степных  народов.  Другое  дело,  что  время  употребления  таких 

«объединенных» уранов могло быть кратким в силу слабости надплеменной интеграции и внутриэтнической 

консолидации кочевников позднесредневекового Дашт-и Кыпчака.  

108]. Это говорит о том, что когда-то предки казахов и ногаев участвовали в 

военных  действиях  вместе.  Казахские  Чингизиды-торе  (ханы,  султаны) 

имели  единый  уран  «Арқар»,  который  другие  не  могли  употреблять  [15,  с. 

313].  

      В  военное  время  боевой  клич  выполнял  функцию  единения  и  сплочения 

воинского  коллектива,  поднимал  военный  дух,  воодушевлял  бойцов  стойко 

выполнять  свой  долг

138

,  совершить  смелый  героический  поступок.  В  бою 

противоборствующие  стороны  использовали  как  ураны,  так  и  специальные 

пароли, служившие указателем местоположения войск и для различия своих 

воинов  от  чужих.  Во  втором  столкновении  армий  Токты  и  Ногая  битва 

продолжалась  до  поздней  ночи,  и  какая-то  часть  войска  последнего 

вынуждена  была  спасаться  бегством.  Сыновья  Ногая,  а  также  некоторые 

приверженцы «которые уцелели из войска их [т.е. Ногая – А.К.], … скрылись 

под  прикрытием  ночи  и  тайком  пробрались  через  массы  войск  Токты, 

окликаясь их лозунгом, чтобы они их принимали за своих. Лозунг же их как 

рассказывал один из очевидцев сражения, был Итиль – Йайик. Спаслись они 

в эту самую ночь, ночью же двинулись в путь и вернулись восвояси» [16, с. 

103].  Таким  образом,  остатки  войск  Ногая  используя  знание  вражеского 

пароля,  сумели  обмануть  врага  и  вырваться  из  окружения  и  благополучно 

уйти от преследования. Примечательно, что окликающим лозунгом (призыв) 

войск  Токты  было  название  известных  рек  –  «Итиль»  (Волга)  и  «Йайик» 

(Урал)  расположенных  в  восточной  части  правого  крыла  Золотой  Орды. 

Использование  в  качестве  опознавательных  паролей  имен  местности, 

урочищ,  рек,  озер,  населенных  пунктов  встречается  и  позднее  в  военной 

организации  кочевых народов.  

      Один из достоверных рассказов Утемиша-хаджи – автора «Чингиз-наме» 

о гибели предка будущей династии казахских правителей – Урус-хана в бою 

замечателен также тем, что здесь упоминается использование боевых кличей 

воинами противостоящих сторон в ночном сражении. По данным хивинского 

сказителя, четыре эля – ранее принадлежавшие Токтамышу – ширин, барин, 

аргун и кыпчак, испытывая постоянные насилия со стороны Урус-хана и его 

приближенных,  решили  тайно  отделиться  от  его  улуса  и  бежать.  Заранее 

сговорившись  с  Токтамышем  «каждый  глава  семьи  заложил  в  телегу  пару 

коней, посадил своих детей», и бежал в направлении реки Идил  [17, с. 115-

116].  Урус-хан,  узнав  об  откочевке  мятежных  элей  только  через  два  дня, 

приказал  немедленно  организовать  погоню  и  настичь  беглецов.  Это  «была 

пора,  когда  кони  разжирели»,  а  эли  были  рассеяны  по  летним  кочевьям.  В 

рассказе особо подчеркивается, что «войско дальних элей не успело к хану, а 

у ближних элей кони их также разжирели» и Урус-хану  удалось собрать не 

более  двухсот  или  трехсот  воинов.  С  этими  незначительными  силами  глава 

улуса  сумел  настигнуть  ближе  к  ночи  бежавшие  эли  о  чем  немедленно 

последним  сообщили  их  караулы  двигавшиеся  позади.  На  совете 

                                                           

138

  Всем  известный  воинский  клич  русских  войск  –  «ура»  был  криком  восторженного  одобрения, 

мужественного ободрения, общего поощрения («разом, дружно, ударь»). Идти на ура означало - в штыки, на 

приступ  или  врукопашную  [1,  с.  321].  Скорее  всего,  русские  заимствовали  термин  «ура»  у  тюркских 

кочевников (о слове «уран» и «ура» см. [18, с. 349, 350; 2, с. 21]). У японцев таким лозунгом был «банзай».  

руководители  взбунтовавшихся  племен  договорились  принять  неизбежный 

бой, предварительно отделив мальчиков привыкших «уже к жизни в седле», 

чтобы  они  двигались  вблизи  предстоящего  столкновения.  В  случае  «если 

врага  одолеем  мы,  они  узнают  [это]  по  нашему  урану  и  нагонят  нас.  Если 

враг одолеет нас, то это станет ясным из их урана. [И] пусть они попытаются 

[тогда]  без  промедления  спастись  бегством!»  («Әгәр  йағыны  біз  бассақ, 

сүрәніміздін  //  біліб  бізнің  артымыздын  кәлгәйләр.  Әгәр  йағы  бізні  басса 

сүрәнідің мәълум // болғусы турур: турмай қача көрсүнләр») [17, с.116, 142]. 

В  свою  очередь  Урус-хан  решил  незамедлительно  смело  атаковать 

противника,  не  дожидаясь  рассвета,  и,  тем  самым  скрыть  малочисленность 

своего  отряда.  Хан  сказал:  «Так  ночью  же  давайте  и  нападем  [на  них]  с 

криком.  Они  не  поймут,  сколько  нас,  и  побегут».  И  они  напали  с  боевым 

кличем»  («Кечә  бірлә-оқ  шавқун  //  салыб  тәгәлі.  Азлы-көплүкімізні  білмәс, 

қачар»,  –  теді.  Тақы  сүрән  салыб  тәгділәр»)  [17,  с.  116,  143].  Ночной  бой 

использовался преследующей стороной, прежде всего как тактический прием 

по  скрытию  своей  численности  и,  соответственно,  собственной 

боеспособности.  Начавшаяся  атака,  предпринятая  воинами  Урус-хана,  была 

настолько  сильной  и  ошеломительной,  что  ряды  их  более  многочисленного 

врага  были  поколеблены  и  отошли  назад.  В  ночной  тьме  раздался  крик 

одного  из  сторонников  Токтамыша  –  Урик-Тимура  о  помощи.  Сын 

Токтамыша  –  Джалал  ад-Дин  и  другие  сыновья  племенных  вождей, 

внимательно  прислушавшись  к  шуму  боя,  решили,  что  их  отцы  потерпели 

поражение,  а  некоторые  попали  в  плен.  Один  их  них  –  сын  Урик-Тимура  – 

Йахшы-Ходжа предложил поддержать отчаянной атакой своих отцов и если 

суждено  то  «умереть  заодно»  с  ними.  Отряд  мальчиков  подскакал  «к 

основному  отряду,  каждый  из  них  как  отважный  витязь  выкрикнул  боевой 

клич, [и все они] разом погнали коней в карьер (на врага)» («Жәлал уд-Дін-

султан  тақы  бу  оғланлар  қолғә  //  тафа  келіб  һәр  бірсі  бір  шірә-мәрд  йігіт 

бәкін сурән салыб бір йола ат салдылар»). Малочисленный отряд Урус-хана 

был  разбит  наголову,  а  сам  он  погиб  случайно  в  сражении  от  стрелы, 

выпущенной султаном Джалал ад-Дином или его юными бойцами [17, с. 116-

117,  143].  Как  видно  из  этого  описания  и  «атакующие,  и  обороняющиеся  в 

бою  выкрикивали  свои  “ураны”,  что  сигнализировало  о  складывающейся 

ситуации  и  было  формой  связи»,  –  справедливо  замечает  В.П.  Юдин, 

анализируя  это  произведение  степной  устной  историологии  даштских 

кочевников [19, с. 81].  

      Из  этого  не  вымышленного  степными  сказителями  Восточного  Дашт-и 

Кыпчака  исторического  повествования  о  полном  драматизма  ночном  бое 

следует,  что  отряд  мальчиков  во  главе  с  Джалал  ад-Дином  получил 

информацию  «на  расстоянии  голоса»  о  «поражении»  родных  по 

раздающимся в ночной темноте вражеским боевым кличам, который по всей 

вероятности «погасил» ураны другой (их) стороны. Неожиданное нападение 

произведенное «зелеными юнцами» (йаш оғланлар) в качестве неожиданного 

резерва введенного в сражение с одного из флангов сопровождалось громким 

выкрикиванием боевых кличей, что, в конечном счете, и решило исход боя. 

По-видимому,  воины  Урус-хана  подумали  «с  перепуга»,  услышав  громкие 

неприятельские  сурены  (боевые  кличи),  что  к противнику  подошло  сильное 

подкрепление, и они поспешили ретироваться с места сражения. В суматохе 

и  паническом  ночном  бегстве  джигиты  кок-ордынского  властителя  даже  не 

заметили присутствие Урус-хана среди них и только утром обнаружили его 

отсутствие и решились вернуться на место боя и забрать тело.      

      В  целом  панегирической  книге  персидского  историка  Шараф  ад-дина 

‘Али Йазди «Зафар-наме» о деяниях Амира Тимура есть некоторое описание 

использования,  как  войсками  среднеазиатского  завоевателя,  так  и  его 

врагами  суренов  (боевых  кличей).  В  грандиозной  битве  на  реке  Кондурча 

(Кундузча)  разразившейся  15  раджаба  793  г.х.  /  18  июня  1391  г.  между 

золотоордынской армией хана Токтамыша и военной армадой Тимура воины 

с  двух  сторон  кричали  боевые  сурены.  «Смельчаки  и  храбрецы, 

разрывающие  (неприятельские)  ряды  войска,  огласили  свод  небес  криками 

своих благочестивых воззваний и подняли знамя могущества и  стяги  ислама 

до высшей точки созвездия Козла. С обеих сторон били в барабаны, бубны и 

литавры и заглушали слух времени воинственными криками (сурен)», – живо 

пишет автор [20, с. 321-322]. Тем самым воины при сближении боевого строя 

войск  шли  навстречу  друг  к  другу  со  своими  громко  гласящими  боевыми 

кличами.  Выкрикивание  боевых  уранов  и  суренов  было  важнейшей  частью 

военно-психологического  противостояния  двух  сторон  и  со  стороны 

напоминало  рев  «бушующего  моря»  надвигающихся  друг  на  друга  войск. 

Перекрикивание  (буквально  голосовое  подавление)  издаваемых  кличей 

противника  давало  дополнительное  (иногда  решающее)  военно-моральное 

преимущество той или иной стороне.  

       В  битве  на  реке  Терек  весной  1395  г.  приблизительно  в  середине  ночи 

«Токтамыш-хан  вознамерился  произвести  ночное  нападение,  (думая)  что 

может  быть  сможет  вызвать  замешательство  в  высочайшей  орде  [Тимура  – 

А.К.]. Когда он подошел близко, то ударил в барабаны и литавры, затрубил в 

рога  и  поднял  военный  клич  (сурен).  Войска,  подобные  судьбе,  согласно 

приказанию,  совершенно  не  обратили  на  них  внимания  и  ни  от  кого  не 

послышалось  ни  звука.  Те  [воины  Токтамыша  –  А.К.],  когда  не  ощутили  ни-

какой  перемены,  тревожно  задумались  об  этом  самообладании,  не  смели 

подойти  и  поневоле  ушли  назад»    [20,  с.  332].  Такая  внешне  эффектная 

громогласная военно-тактическая демонстрация отрядов Токтамыша должна 

была  оказать  мощное  психологическое  воздействие  на  противника  (т.е. 

прямо говоря напугать его) и вызвать панику среди неприятельских солдат, 

но не получила ожидаемой реакции, т.к. противник заранее предвидел такую 

атаку и заблаговременно приготовился к ней.  

     Во  время  битв  боевые  кличи  (пароли)  степные  военачальники  и  воины 

употребляли для узнавания (опознания) своих. Приблизительно в 1427/28 г. 

по  данным  автора  «Умдат  ат-таварих»  ал-Хаджж  Абд  ал-Гаффари  Кирими 

сын  Куйручака  и  внук  Урус-хана  –  Барак-хан  трагически  погиб  в  борьбе  с 

племенными  беками  Восточного  Дашта.  Битва  произошла  в  районе  речки 

«Кайнар-Сакыз»  недалеко  от  р.  Урал.  Барак,  пришедший  к  власти  в 

восточном Даште с помощью Мансура б. Едиге, который затем стал при нем 

беклербеком,  решил  устранить  своего  благодетеля  и  убил  его,  по  одним  

сведениям  во  время  вечеринки  [21,  с.  210].  Но  по  другим  данным  (видимо 

преданиям),  записанным  позднее  П.И.  Небольсиным,  это  произошло  при 

следующих  обстоятельствах:  «В    то  время,  когда  в  Ховарезме  властвовал 

Барак-хан,  Мансур-мурза  сделал  сделал  набег  на  Хиву,  где  и  умер 

насильственной смертью, будучи ослеплен по повелению Барака» [13, с. 45]. 

Опасаясь  репрессий  со  стороны  Барака,  братья  Мансура  –  Гази  и  Науруз 

ушли  к  Кучук-Мухаммед-хану.  Оставшиеся  племена,  принадлежавшие 

Мансуру  и  его  братьям,  испытывали  жестокие  притеснения  со  стороны 

Барака и стали постепенно уходить на запад к Мухаммед-хану. Барак, решив 

наказать непокорные эли (ел, иль), собрал внушительное войско и выступил в 

поход.  Между  тем  «Айиас-бек  кипчак,  Магриб-бек  курлаут,  что  были  из 

людей  Мансура,  не  смогли  вовремя  присоединиться  к  своим  и  вынуждены 

были  оставаться  в  лагере  Барак-хана.  Беки  заключили  между  собой  уговор, 

что, когда обе рати сойдутся на поле битвы, они со своими людьми (числом 

около  30  человек)  нападут  на  самого  Барака  и  отомстят  за  кровь  своего 

господина  Мансур-бека.  Однако  Барак  упредил  их  действия.  Ополчения, 

оставшиеся  от  Мансура,  он  расформировал,  а  воинов  распределил  по 

отдельным  отрядам,  так  что  один  не  знал,  где  находится  другой.  Но  когда 

передовые  отряды  противоборствующих  сторон  встретились  лицом  к  лицу, 

Сайид-Али кытай, набросив на доспехи красную накидку, выступил из рядов и 

выкрикнул  свой  уран  [боевой  клич  —  Т.С.].  С  противоположной  стороны,  в 

ответ  на  его  призыв,  тоже  закричали  и  таким  вот  образом  узнали  кто  из 

Мансурова племени, где примерно находится. Обе рати сошлись, смешались и 

запылали  огнем  сражения.  Те  30  человек  из  бывшего  Мансурова  ополчения 

сумели  все  же  собраться  в  гpyппy  и  во  исполнение  уговора  двинулись  в 

сторону  ставки  Барака.  Напали  на  хана;  стрела,  пущенная  меткой  рукой 

Магриб-бека  из  племени  курлаут,  поразила  Барака»  и  тяжело  ранила  хана 

[изложено  в  переводе  Т.И.  Султанова  см.:  21,  с.  210-211].  В  данном  случае 

боевой  уран,  озвученный  Сайид-Али  кытаем  в  начальный  момент  схватки, 

был  ориентиром  для  воинов  из  клана  Мансура,  по  которому  они  более  или 

менее точно определили местонахождение собственных ратников.  

       Совместный боевой клич вооруженных сил, выполненный с дополнением 

в форме музыкальной поддержки со стороны военного оркестра очень часто 

использовался  в качестве сигнала к общей атаки по противнику и создавал 

потрясающий фоновой эффект. В  828 г.х./ 1424/25  г. армия Улугбека (внука 

Тимура)  в  бою  против  могулов,  укрепив  свои  ряды,  и  выстроив  центр, 

правый и левый фланги перешло к решительному удару по противнику. При 

этом  «мирза  Улугбек  повелел,  чтобы  сыграли  боевой  призыв

 

[сурен]. 

Поднялся рев больших и треск малых барабанов. От рева боевого барабана и 

стонов  карная  затряслись  горы,  а  люди  пришли  в  смятение.  Победоносные 

войска  разом  ударили»  [22,  с.  167].  Безусловно,  сигнал  общего 

концентрированного  натиска  по  вражескому  войску  сопровождался 

впечатляющей  музыкально-оркестровой  поддержкой  поднимавшей  боевой 

дух воителей. Все эти заранее отрежисированные демонстративные действия 

должны были возбудить ратную «дерзость» (смелость) сражающихся воинов 

и  одновременно  деморализовать  неприятеля  и  подавить  его  волю  к 

сопротивлению.  

      Средневековые  авторы  в  стихах  выражали  это  состояние  на  поле  брани 

так: 

       Стремительно взлетел боевой клич с обеих сторон [23, с. 72] или 

       От страха дракон стал похож на муравья. 

       Такой клич поднялся с обеих сторон 

      Что земля и время содрогнулись [23, с. 88] 

      Во  время  «рыцарских»  поединков  и  спортивных  единоборств, 

практиковавшихся  у  кочевников  Евразии,  степные  бахадуры  всегда  громко 

выкрикивали  свои  боевые  ураны,  тем  самым,  призывая  на  помощь  силы 

духов своих предков и вселяя в себя уверенность в личной победе. 

       Как  видно,  вполне  очевидно,  что  ураны  и  сурены  в  тюркских  и 

монгольских  войсках  в  период  войны  выполняли  важнейшие  визуально-

опознавательные  функции.  С  помощью  боевых  кличей  степные 

военачальники  получали  необходимую  текущую  информацию  о  месте  или 

изменении  расположений  отрядов  в  период  схватки,  могли  определить 

направление  хода  и  ситуацию  проходившего  боя,  давали  сигнал  главной 

атаки,  оповещали  в  целом  воинские  подразделения  во  время  военных 

действий.  Заранее  установленные  боевые  пароли  становились  средством 

распознавания  своих  действующих  частей  от  чужих,  особенно  в  ночных 

операциях.  Эффективность  применения  боевых  кличей  в  качестве 

психологического  оружия  могло  при  некоторых  обстоятельствах  серьезно 

воздействовать как на собственных бойцов, так и на неприятеля и перетянуть 

чашу весов в свою пользу.  

 

жүктеу/скачать 4,03 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: