Змей не погиб, но обнаружил камень:
То, что в себе таил он: яркий пламень.
Понимание того, что невозможно ни разделение, ни противопоставление двух противоположных начал, как невозможно и определение, что есть добро и зло, и что понимание приходит со временем: только время способно «прояснить» сущность явлений. Другими словами, мысль о том, что все со временем становится на свои места – эта житейская мудрость в крови у казахов. Эту же мысль высказывает Фирдоуси: змей становится двигателем проявления основных свойств материи: камень, брошенный в змея, попадает в скалу и высекает пламя и «тогда-то люди стали из кремня наружу извлекать тепло огня», т.е. змей выступает в роли Прометея?
Связь музыкального искусства со звездной символикой отражается в характеристике исполнителей: «жарқырған жұлдыздар». По мастерству исполнения казахи разделяли четыре типа исполнителей: «тамаша әншi» (прекрасный певец), «майталман әншi» (дословно: «голос с неиссякающим маслом», мягкий голос), «әншiл» (искусный певец), «әншiлiктiң төpeci» (дословно: «царь пения»). Следовательно, вновь и вновь повторяется символика четырех как начал земных ориентиров, природных стихий. Они дополнялись двумя категориями – по тембру голоса и по глубине и широте звучания. Первая категория делилась на три группы: «қоңыр дауыс» (спокойный, мягкий голос), «бұлбұл дауыс» (голос соловья), «күмic көмей, жез таңдай» (серебряная гортань, металлическое нёбо). И вновь, если внимательно вслушаться в символику определений звуковой техники, проступает космологическая тема - возникновения земли и самого прекрасного на ней – жизни. Два начала: женское и мужское – наполняют земное пространство – низкие тона мужчины и нежные звонкие ноты женщины. Оба начала неразрывно связаны с триединством мира и потому их объединяют «серебряная гортань, металлическое нёбо» – звездное лунное небо и Темiр - қазық на нем.
Вторая категория деления – по глубине и широте звучания – образует четыре группы, символизирующие четыре стороны света, четыре стихии. Это «демi зор әншi» - певец большого дыхания; «демi ұзақ әншi» – певец с глубоким дыханием; «тамағының қалтасы бар әншi» - певец с дополнительным горлом, с запасом горла; «дауысы алты қырдан асырған әншi» - певец с голосом, слышимым за шестью перевалами. Соединение трех и четырех дает семь, что запечатлено в последнем определении: шесть перевалов и сам певец тоже равнозначны семи, т. е. это голос вездесущей жизни, всепроникающей и расширяющейся. Не случайно у казахов существует поговорка: «Ақылың болса, ән тыңда» («Если у тебя есть ум, послушай песню»). В песне не только запечатлены основы мировосприятия народа, но и заключено организующее музыкальное начало через магию чисел, через слово и мелодию, которые гармонизируют человека как «микрокосм».
Отличительная черта казахской народной музыки – это взаимосвязь, кружево образных ассоциаций. Знаковая музыкальная символика связана с космологическими представлениями казахов, их мифологическим мировоззрением. Музыка создается по принципам музыкального формообразования, т. е. именно в ней Хаос преобразуется, обретает форму, образует Гармонию при раскрытии музыкальной темы. Для казахов музыка составляла тот основной банк памяти, тот золотой фонд, который формировал менталитет и культуру народа. В этот процесс органично вписывается появление этнонима «қазақ».
Может ли этноним сам по себе служить ориентиром для выявления отличительных особенностей его носителя - этноса? Л. Гумилев однозначно отвечает: «Нет». И в доказательство приводит пример с этнонимом «тюрок»: в IV-ом веке тюрками называли небольшой народ, обитавший на востоке Алтая и Хингая. После образования великого Каганата все покоренные народы стали называться «тюрками»: и угро-мадьяры, и якуты, и чуваши, и турки-османы. Ученый предостерегает от филологических совпадений этнонимов с каким-либо понятийным аппаратом: «При изучении общих закономерностей этнологии, прежде всего, надлежит усвоить, что реальный этнос и этноним, т.е. этническое наименование, не одно и то же. Слово меняет содержание и не может служить опознавательным признаком этноса» [22].
Л. Гумилев отмечает, что «в истории можно найти примеры «камуфляжа», как он называет ложное понимание самоназвания этноса. Это предположение послужило в свое время поводом для опровержения мнения О.Сулейменова, высказанного им в книге «Аз и Я» об этнониме «қазақ» [23]. По Сулейменову, этноним отражает не реальное положение дел, а традиции и претензии. С этим мнением вряд ли следует соглашаться. Действительно, в приведенном Л.Н.Гумилевым примере с этнонимом «тюрок» можно усмотреть не обозначение традиционного самоназвания этносов. Здесь мы сталкиваемся со случаем исторического преобразования завоеванных народов в одно общее целое – «тюрок». Очевидно, что в этом конкретном случае данный этноним служит только опознавательным знаком «положения дел». Исторический факт покорения народов зафиксирован в официальном принятии ими этнонима, т.е. этноним стал служить хроникальным ориентиром, путеводителем в гуще исторических событий. Однако внутри Каганата завоеванные народы, согласившись с объективным положением дел и приняв чужой этноним, продолжали называть себя по-прежнему своими привычными наименованиями. Если принять эту версию, сохраняется объективность фактов и получает разгадку «заплутавший» в истории и «потерявший» своего прародителя этноним «тюрок».
Любой этноним консервирует в себе не только факторы образования, или, как их обозначил Л.Н.Гумилев, «факторы икс», но и историю народа. Через него, словно из свитка истории, можно получить довольно объективную информацию о народе. В семантике этнонимов кроется тайна культуры этноса. Изучение семантики этнонима в его современном звучании дает возможность реконструировать генезис и становление этноса.
Этноним «қазақ» хранит в себе в свернутом виде информацию о мировосприятии и культурно-философских воззрениях народа, называющего себя этим именем. Следует отметить, что по вопросу появления этого этнонима существуют различные точки зрения. Интересную трактовку данного этнонима дал О.Сулейменов, разделив его на две составляющие: «ақ» и «қаз». Оттолкнувшись от этого, он выдвинул свою концепцию возникновения народа и раскрыл его фактор «икс».
Мы выделяем в этнониме «қазақ» три составляющие: «қа», «з», «ақ». При таком подходе сразу же бросается в глаза зеркальное (голографическое) отражение первой и последней частей: «қа» - «ақ», что соответствует характеру мифологического мировоззрения народа. Ранее мы уже отмечали, что четкое деление на «три» определяет структуру мировой культуры, выражает триединство мира и космоса. Эта идея триединства характерна для индуизма, тенгрианства, зороастризма, неоплатонизма и христианства. Так, в индуизме Брахма рассматривается как Создатель Вселенной, иногда его именуют «Отцом» Вселенной. Вишну, воплотившийся как Кришна, временами называется «Сыном». А Шива, третья личность (ипостась) в индуистской Троице, есть Дух (соответствует христианскому Святому Духу), направляющий вечный процесс творения во Вселенной и одновременно являющийся Владыкой энергии разрушения. Все Трое пребывают во всех живых существах и во всей природе.
Неоплатонизма понимает Единое как высшее начало, первооснову всего сущего. Эманация Единого есть вечное истечение вовне субстанции Первоединого в трех его ипостасях – «Единое в себе», «Ум» и «Душа».
На Никейском (325 г.) и Халкидонском (451 г.) соборах был официально утвержден основной тезис христианства о единстве Бога-Отца, Бога-Сына и Святого Духа, ставший церковным законом, согласно которому, существует единство божественной и человеческой природы в личности Христа. Христианский тезис о святой Троице развивает обоснованную иудаизмом идею единого Бога, обладателя абсолютной благости, абсолютного знания и абсолютного могущества. Все существа и предметы суть Его творения, все создано свободным актом божественной воли. Два центральных догмата христианства говорят о триединстве Бога и боговоплощении. Согласно им, внутренняя жизнь божества есть отношение трех «ипостасей» (лиц): Отца (безначального первоначала), Сына, или Логоса (смыслового и оформляющего принципа), и Святого Духа (животворящего принципа). Сын «рождается» от Отца, святой Дух «исходит» от Отца. При этом и «рождение» и «исхождение» (эманация) имеют место вне времени, так как все лица христианской Троицы существовали всегда и равны по значимости.
В казахской мифологии число 9 именовалось «числом Тенгри». В нем (три раза по три), как и в других монотеистических религиях, коренился образ божественной Троицы (единство в трех лицах). Так кочевники выражали пространство духа. Каждый лик — это лицо Бога, который мог быть созерцающим, карающим и защищающим одновременно. Христиане-европейцы, не обладая знаниями Востока, упростили тюркскую Троицу.
Число 3 в тенгрианстве также имеет сакральный смысл. Это – символ верхнего, низшего и срединного миров. «Ка» и «ақ» - это «инь» и «ян» китайской философии. К примеру, согласно даосской космологии, мир возник в результате самоделения первичного Хаоса (Единого, первичной энергии, именуемой также Великой пустотой, Великим пределом, «Материнской утробой»). Последующий космогенез, согласно «Книге перемен», происходил по схеме: «одно» рождает «два» (Инь-Ян), два рождает «три» (Небо, Землю, Человека), а три рождает тьму вещей. Мир для даосов – это бесконечно изменяющееся и превращаемое Единое, он есть результат самопревращения, «игры» Дао.
В нашей космологической расшифровке этнонима «казак» высшую и низшую сферы мироздания соединяет воедино третья составляющая - буква «з». Она символизирует в языковом поле «свернутое» время и «свернутое» пространство. В развернутом виде обе части предстают в словах, обозначающих скорость, стремительность, а, значит, время и пространство: «зыту» – «вскочить», «зымырау» – «стремительно мчаться». Только триединство дает гармонию. «Ақ» соответствует началу мира, Творцу сознания. Согласно цветовой символике номадов, «Ақ» – это и есть мать, рождающая и дающая движение, и потому «ақ бата» – «белое, светлое благословение» связано с материнским началом. «Қа» соответствует открытой структуре жизни, творению неба, высшего мира. В этом контексте соединяющая два начала буква «3» – соответствует чаше сознания, двум половинкам мозга, земному разуму. Весь этноним, объединяясь в целое, четвертое, становится универсальным символом всего живого, имеющего начало, конец и середину. Это то самое «три», которое, согласно «Дао Дэ Дзин», рождает все сущее. В казахской мифологии «3» символизирует свернутое кольцо времени, оно же дает обозначение скорости – «зымырау» (стремительно), и, по-видимому, к нему восходит имя птицы бессмертия – «Самрук».
Дальнейший семантический анализ казахского языка раскрывает взаимосвязь и глубинный смысл ряда родственных понятий. Так, в слове «қызығу», «қызық» скрыта энергия движения: «қызық» – стремительный огонь, где «қы» – стихия огня. Отсюда: «қыз» – девушка, «қызу» – (нагреваться), «қызықтану» (позавидовать), «қызғану» – (ревновать). Основой этих словосочетаний является частица «қыз» – девушка, символ предначала, дающего движение огню. Таким образом, стихия огня – неба запечатлелась и в семантике «қа», а состояние безжизненности – в «ақ». Не потому ли цвет траура у казахов - белый, что означает безжизненность, предначало, а черный цвет траурного платка символизирует несогласие и горечь раннего ухода.
Итак, мы видим, что этноним «қазақ» прочитывается как космическое сознание, как философское осмысление мира и себя в этом мире. Казахи, как и греки, прирожденные философы. Данный этноним вобрал в себя систему символов, отразивших единство человека и космоса, и он же в «свернутом» виде содержит в себе историю народа.
В каждом этносе, как отмечал Л.Н.Гумилев, действует фактор «икс» – фактор закономерности появления того или иного народа. По Гумилеву, для сикхов таким фактором «икс» стала религия, для монголов – родство, для швейцарцев – удачная война с австрийскими феодалами, спаявшая население страны, где говорили на четырех языках, в единое целое. Этносы образуются разными способами, и задача исследователя – уловить ту закономерность, которая стала фактором «икс».
Философия мифа сложна для современного понимания, она ярко расцвечена, изысканна, тонко «сшита» и нуждается в разъяснении, дешифровке. Предлагаем пойти по этому пути далее, чтобы связать нить времен, и тем самым лучше понять самих себя. Итак, фактор «икс» казахов для нас уже ясен, но все же, обратимся для иллюстрации к сказке «Аңшы» («Охотник»). Это древняя, шаманская сказка, в которой Охотник отправляется на охоту, разводит огонь и принимается на нем жарить мясо. Появляется Жезтырнак – женщина с железными когтями, и он отдает ей мясо. На следующий день охотник взбирается на дерево, где обитает Жезтырнак, забирает у нее серьги и возвращается домой. Дочь вымаливает у него серьги, и охотник, предупредив ее о неизбежных гибельных последствиях, учит ее, как оставить серьги при себе (т.е. на земле): следует развести огонь, сварить в казане мясо и ждать, погасив огонь. Когда Жезтырнак приблизится к юрте, войдет, наклонится, чтобы зажечь огонь, нужно ударить ее куском мяса, и она умрет.
Сказка шаманская, в ней отчетливо прослеживается обряд жертвоприношения на огне. Кем был шаман в обществе? Добровольным изгоем. Он оберегал род, отвечал за его процветание, но жил отдельно. Само слово «шаман» раскрывает род его занятий: «шам» – свет, огонь, «аң» – животное, т.е. тот, кто приносит жертву на огне, кто связан с богом Солнца, огня. Слово «шаман» не употребляется казахами. Потому их полифоничную, синкретичную культуру следует понимать и расшифровывать через другие культуры. В названии сказки представлен только конец слова «шаман» - «ан» (животное), оно «ведет» за собой другое слово - «аңшы» – охотник. Зачем же в казахской сказке Охотник, а не шаман приносит жертву? Почему он, тоже по роду своих занятий призванный оберегать род, подвергает его опасности (причем, зная о последствиях), только ли ради серег? Разгадка столь нелогичного (на первый взгляд) поведения героя кроется, по-видимому, в том, что обряд жертвоприношения – это всегда диалоговые отношения с миром духов [24 с.97].
Любой дар получают в обмен на жертву. В ведической культуре основополагающим принципом мироздания считается так называемый «Закон РТА», который в развернутом виде звучит как «Даю тебе, чтобы ты мне дал». Итак, аншы потребовались сережки. Ради них он взбирается на дерево, символ Древа жизни и триединства мира: высшего, срединного и низшего. И в то же время, как мы уже знаем, дерево, по мифологии – связующая с прошлым нить – дорога – Млечный путь, Кус-жол, Дорога Мертвых у древних греков, Дорога птиц у египтян. Все мифы мира с завидным постоянством развивают один и тот же сюжет, указывают на один и тот же участок неба - Кус-жол (Млечный путь); на одну и ту же точку в нем: на севере – это Полярная звезда, на юге – Южный Крест.
Д. Кедров предположил, что эта дорога и есть та черта, которая в пространстве мифа отделяет наш и иной мир, человеческий мир, полный жизни и мир, куда люди уходим после смерти. Долгое время исследователи считали, что такой единодушный «космологический» интерес к определенным участкам неба у всех народов вызван чисто практическими целями: по ним определяют направление пути и географическую широту места, которая всегда приблизительно равна высоте звезд над горизонтом.
Однако семантика Кус-жола многозначна: его полоса опоясывает небо по большому галактическому кругу. Известно, что древние в своих сказаниях никогда не ограничивались чисто утилитарными, практическими задачами. При объяснении и освоении мира они руководствовались голографическим принципом универсализма: «Все – в одном». Центр пересечения небесных координат переносился на центр пересечения земных координат, символом которого являлся железный кол, игла – Темір-қазық. В сказке «Охотник» символом символа Темір-қазықа становятся серьги, дужки которых через неподвижную точку мочки уха соединяли два мира; внешний и внутренний, небесный и земной. Таким образом, поскольку серьги несут в себе сакральные знания, то именно ради этих знаний оправданы любые жертвы, даже благополучие человеческого рода.
Серьги отдаются девушке. Почему? В свое время Фрезер [25], рассматривая «девичью», женскую тему в мифологии, отмечал, что у многих народов поклонение женщине, благоговение перед ней, обусловлено представлениями о том, что в каждой женщине присутствует некое священное начало. Потому с ними советовались как с оракулами, например, древние германцы, древние греки. А французы и в наше время широко используют поговорку «Чего хочет женщина – того хочет Бог». Такое отношение к женщине связано с представлением о ней, как о первичном хаосе, предначале жизни, из которого зарождается земной мир.
В нашей сказке девушка, как символ неорганизованного начала, становится обладательницей серег. У казахских женщин основным ремеслом было ковроткачество: орнамент, представляющий собой «упакованную» в символы информацию об устройстве мироздания, из века в век ткался девушками и женщинами, передававшими сакральные знания из поколения в поколение. Потому неслучайно совпадение семантики слов «тоқу» (делать ковер, ткать) и «размышлять». Это отражено и в пословицах: «Көп оқып сөйлеме, көп тоқып сөйле» («Говори, не много прочитав, а много поразмыслив»). «Көп oқыған бiлмейдi, көп тоқыған бiледi» («Знает не тот, кто много читал, а тот, кто много думал»).
Знания космических законов зашифрованы у казахов во всем: в эпосе, музыке, скотоводстве, этнониме, в узорах одежды и утвари. Причем, знания по «горизонтальному» освоению срединного мира бесконечны, разнообразны, изменчивы как сама жизнь. Их количество и многообразие не переходит в качество мысли; тогда как знания по «вертикальному» освоению мироздания ориентированы на целостность, неизменность, изустную передачу из поколения в поколение одних и тех же законов, когда-то уже открытых людьми. Они немногочисленны, но они - основа всему, и несут в себе Истину, объективное знание вещей.
Серьги из шаманской сказки и есть банк «вертикальных» знаний, банк Бога, сохраненный в орнаменте. Серьги – символ знаний о космосе и упорядочения Хаоса с помощью этой информации, «укрощения» священного женского начала. Но, кроме того, серьги по-казахски – «cырғa». Этимология слова прямо указывает на место происхождения народа: на Сыре, Сыр-Дарье. Таким образом, дешифровав сказочный сюжет, мы получаем указание на символическую передачу космологических знаний народу с Сыр-Дарьи.
Сказка представляла собой для наших предков своеобразное исследование, проведенное на языке образной символики. Сказка «Охотник» в четырехэтапном сжатом повествовании предоставляет «упакованную» в фантастический сюжет информацию о законах космоса, о местожительстве народа с этнонимом «казак». Она же на примере поведения главного героя учит смелости и осторожности. Таким образом, серьги как символ Темір-қазықа и Кұс-жола, а также и географического расположения народа связаны с этнонимом «қазақ».
Қазаң (котёл) в любой восточной мифологии – символ знаний. В его названии тоже четко прослеживаются две части: «қаз» и «аң», т.е. сосуд, в который вмещаются и животное и птица (земное и небесное начала). На втором плане прочитываются: «қа» – движение, «з» стремительное, «аң» – животное, от них идут: әне, ене, әйел, а все вместе означает – женщина. От «аң» - животного и женщины – возник эпический образ матери-волчицы. Это не только сказочный образ, это - архетип, встречающийся повсеместно в мировой культуре (вспомним хотя бы Рэма и Ромула, основателей Рима, вскормленных волчицей). «Қаз» – птица, отсюда «қазу» – плыть, копать, а от него выражение «копать иглой», т.е. Темiр-қазыком.
Достарыңызбен бөлісу: |