Статус казахстана в составе российской империи в первой половине

7 
сопровождалась клятвой на Коране или других религиозных святынях).
30
Особенностью 
таких присяг являлось то, их положения действовали лишь пока были живы (или, по крайней 
мере, находились на троне) оба монарха – вассал и сюзерен. Как только трон занимал новый 
вассальный правитель, он также должен был принести присягу на верность сюзерену, 
соответственно, когда на трон вступал новый сюзерен, он, аналогичным образом, требовал 
принесения присяги себе лично – даже если вассальный правитель оставался тот же, что и 
при его предшественнике. Неудивительно, что в рассматриваемый нами период присяги 
приносились довольно часто (документы № 2, 5, 7, 8, 10); кроме того, российские власти 
попытались обеспечить большую надежность присяг, включив в них элемент «со всем моим 
родом», т.е., вассальный правитель теперь должен был клясться в верности российской 
короне не только за себя лично, но и за свое потомство. Впрочем, традиция связывать 
присягу именно с конкретным правителем сохранялась и в дальнейшем ( вплоть до XIX в.); 
так, даже хан Абулхайр, дважды приносивший присягу Анне Иоанновне, причем второй раз 
«со всем родом», в 1742 г. все равно должен был явиться в Оренбург и принести присягу в 
третий раз – на этот раз новой императрице Елизавете Петровне.
31
Интересным исключением является повторная присяга хана Абулхайра, принесенная 
той же императрице Анне Иоанновне в 1738 г.и последовавшая за ней повторная грамота 
самой императрицы (документы № 5 и 6): формально в них не было необходимости, 
поскольку оба монарха, вассал и сюзерен, еще пребывали на троне. Фактически же эти 
документы сыграли даже большую роль, чем первые, 1731 г. Во-первых, именно с ними 
исследователи связывают завершение первого этапа вхождения Казахстана в состав России, 
более четкое оформление прав и обязанностей казахских вассалов.
32
Во-вторых, именно в 
этих присяге и грамоте впервые появились положения о признании российскими властями 
прав на ханский трон не только самого Абулхайра, но и его потомства – что, как мы помним, 
послужило едва ли не основной причиной принятия этим ханом российского подданства. В-
третьих, именно текст присяги 1738 г. стал своего рода образцом для присяг и последующих 
ханов, причем не только прямых наследников Абулхайра (документ № 10), но и правителей 
другого, Среднего жуза (документы № 7, 8).
Таким образом, в процессе принятия казахами российского подданства обе стороны 
формально выражали свою позицию, подтверждая взаимные права и обязанности: 
российским сюзерены – путем издания соответствующих грамот и указов, казахские вассалы 
– принесением присяги, текст которой «зеркально» отражал содержание императорских 
актов. Мы не случайно постоянно упоминаем термин «вассал», несмотря на то, что и в 
императорских указах, и в ханских присягах фигурируют термины «подданство», «раб и 
подданный», намерение «счислять» казахов «с подданными российскими» и пр. Содержание 
рассматриваемых документов свидетельствует, что на раннем этапе вхождения Казахстана в 
имперское политико-правовое пространство он становился не частью империи, а 
своеобразным вассальным государством.
Во-первых, имперские власти в течение первых десятилетий после принятия казахов в 
российское подданство, совершенно не вмешивались во внутренние дела Казахстана: не 
пытались изменить систему управления, суда, сбора налогов, распространить среди казахов 
имперские правовые нормы и пр. Соответственно, говорить о какой-либо «модернизации» 
казахского общества, по крайней мере, в отношении периода 1730-1770-х гг., не приходится.
Во-вторых, многие положения, зафиксированные в императорских указах и ханских 
присягах, в этот период так и остались на бумаге. Прежде всего, ясак в пользу Российской 
империи, выплата которого свидетельствовала бы о фактическом признании казахскими 
30
См. подробнее: Бахрушин С.В. Ясак в Сибири XVII в. - Новосибирск, 1927. С. 17 - 18; Khodarkovsky 
M. Russia’s Steppe Frontier. The Making of a Colonial Empire, 1500-1800. - Bloomington; Indianapolis, 2002. Р. 51 – 
56. 
31
См.: Витевский В. Н. И. И. Неплюев, верный слуга своего Отечества, основатель Оренбурга и 
устроитель Оребнбургского края. Биографическо-исторический очерк. - Казань, 1891. С. 154. 
32
См., напр.: Крафт И.И. Сборник узаконений о киргизах степных областей. - Оренбург, 1898. С. 48. 

8 
ханами своего вассалитета, ханом Абулхайром (как и другими казахскими ханами и 
султанами, признавшими российский сюзеренитет в 1730-е гг.) выплачивался крайне 
нерегулярно, а то и вообще не выплачивался. И, надо сказать, имперские власти не 
принимали никаких особых мер, чтобы взыскать эту «задолженность по уплате налога», 
поскольку в этот период вполне разумно стремились заставить казахских ханов просто 
привыкнуть к мысли о том, что они являются вассалами Российской империи.
33
Соответственно, ни разу за всю историю пребывания Казахстана в составе Российской 
империи казахские войска не привлекались к участию в военных кампаниях вдали от мест 
своего проживания. Имперские власти вполне устраивал тот факт, что казахи обеспечивают 
безопасность границ империи с Китаем (империей Цин), среднеазиатскими ханствами, а 
также время от времени участвуют в подавлении антирусских выступлений калмыков или 
башкир. Надо сказать, что освобождение казахов от воинской повинности весьма 
скрупулезно соблюдалось имперскими властями на протяжении почти двух столетий, 
постоянно получая подтверждение в каждом новом нормативном акте, касавшемся 
правового статуса казахов в составе Российской империи.
34
Поэтому неудивительно, что 
когда в 1916 г., во время Первой мировой войны власти попытались мобилизовать казахов на 
военную службу (причем даже не для участия в боевых действиях, а для тыловых работ!), 
это послужило поводом для многочисленных восстаний по всему Казахстану.
35
Как уже отмечалось, вскоре после признания российского подданства ханом 
Абулхайром его примеру последовали и другие влиятельные казахские правители – в 
частности, Семеке, хан Среднего жуза, и влиятельный султан того же жуза Аблай 
(впоследствии – один из наиболее выдающихся казахских ханов), многие родоплеменные 
вожди, а также ханы и султаны Старшего жуза, практически полностью находившегося в то 
время под властью Джунгарского ханства и среднеазиатских ханств, а также ханы 
каракалпаков и аральских узбеков. Однако, в отличие от Абулхайра, столь официального 
закрепления их нового статуса российских подданных сразу сделано не было. В результате 
они сочли себя свободными от только что данной присяги и продолжали совершать действия, 
мало совместимые со статусом верноподданных: нападали на башкирские кочевья, грабили 
российские караваны и дипломатические миссии, вели собственные переговоры с 
Джунгарией, китайской империей Цин и ханствами Средней Азии. Надо сказать, впрочем, 
что и сам хан Абулхайр в течение всего своего правления вел себя не менее независимо, чем 
делал это до признания власти Российской империи: его набеги на башкир и калмыков 
практически не прекращались, более того, он, номинально считаясь зависимым от 
Российской империи, сам в течение 1730-1740-х гг. неоднократно предпринимал попытки 
стать ханом Башкирии и Хивы, либо возвести на эти троны своих сыновей и других 
родственников.
Объяснять подобные действия вероломством Абулхайра, равно как и других 
казахских ханов и султанов, было бы не совсем правильно. Просто у российских властей и 
их тюрко-монгольских вассалов существовали несколько разные представления о 
вассальных правах и обязанностях. Дело в том, что у тюрко-монгольских народов имелось 
представление о подданстве, не совпадавшее с представлением, характерным для оседлых 
государств. Кочевники понимали подданство как систему более-менее равноправных 
отношений с сюзереном, гарантию сохранения определенных льгот и привилегий в обмен на 
определенные выплаты (ясак) и военную службу. Если же права вассалов, по их мнению, 
ущемлялись, они могли перекочевать в земли другого сюзерена, вовсе не чувствуя себя 
мятежниками против прежнего. Так поступали не только казахи, но и другие подданные 
33
Вяткин М.П. Батыр Срым. - М.; Л., 1947. С. 158. 
34
См., напр.: Сулейменов Б.С., Басин В.Я. Казахстан в составе России в начале XVIII – начале ХХ века. 
С. 135. 
35
См.: Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане: Сб. документов. - М., 1960. С. 7. 

9 
российских монархов – монголы и буряты, калмыки, алтайцы и пр.
36
По-видимому, именно 
многочисленные прецеденты подобного рода в отношении прежних кочевых подданных и 
заставлял российские власти (по крайней мере, поначалу) довольно терпимо относится к 
фактам нарушения казахскими ханами своих присяг и довольствоваться принятием новых 
нормативных актов, в которых содержались предписания прекратить подобные действия, 
несовместимые со статусом вассалов (см. документы № 3, 4).
Тем не менее, было бы в корне неверным считать, что на начальном этапе вхождения 
Казахстана в состав Российской империи имперские власти не предпринимали никаких 
попыток влиять на своих новых подданных, ограничиваясь лишь изданием нормативных 
актов с номинальными предписаниями. Вступив в более тесные отношения с ханом 
Абулхайром, который надеялся стать основным «агентом» Российской империи в Казахстане 
и, используя имперский «административный ресурс», подчинить себе казахов всех трех 
жузов, а также и соседние кочевые народы (например, узбеков Хивы и Приаралья), 
российские дипломаты убедились, во-первых, что значение этого казахского монарха 
гораздо меньше, чем он сам пытался утверждать в переговорах с Россией, во-вторых, что 
Абулхайр не намерен ограничивать свою власть и амбиции даже после официального 
принятия подданства России. Соответственно, уже в середине 1730-х гг. Российская империя 
предпринимает первые административные шаги для упорядочивания отношений с 
Казахстаном, четко определяет формат этих отношений и устанавливает контроль за 
действиями новоприобретенных подданных в отношении России и ее населения.
Так, уже в 1734 г. начинается строительства города Оренбурга, которому со временем 
предстояло стать центром российской администрации, в ведении которой находились 
отношения с казахами, а также учреждается Оренбургская экспедиция, вскоре 
переименованная в Оренбургскую пограничную комиссию – орган власти, непосредственно 
отвечающий за взаимодействие с казахскими правителями.
37
Последние, таким образом, 
формально лишались права обращаться непосредственно к монарху или в центральные 
органы власти и теперь были обязаны все вопросы решать через пограничную 
администрацию – начальника экспедиции-комиссии (см. документы № 4, 6). Соответственно, 
со второй половины 1730-х гг. изменилась и процедура принесения присяги казахскими 
ханами и султанами: если раньше представители российских властей приезжали к ним в 
ставку (резиденцию), то теперь сами вассальные правители были обязаны прибывать в 
Оренбург и присягать на верность Российской империи там (документы № 7, 8). Кроме того, 
получила распространение практика принятия от казахских вассальных правителей аманатов 
– заложников их верности российской короне (чаще всего таковыми являлись ханские 
сыновья). Эта практика, также широко применявшаяся в тюрко-монгольских государствах, 
впоследствии была воспринята и русскими властями в отношении своих тюркских и 
монгольских вассалов. Не избежали ее и казахские правители, в т.ч. и Абулхайр-хан: в 1738 г. 
его сын Ходжа-Ахмад был впервые доставлен в Оренбург в качестве аманата, а в 1742 г. 
первый губернатор Оренбургского края И.И. Неплюев получил вполне четкие инструкции из 
Санкт-Петербурга о продолжении содержания в заложниках сына Абулхайра и ряда его 
приближенных.
38
Правда, на законодательном уровне такая практика не фиксировалась, а 
являлась, скорее, правовым обычаем, неуклонно, впрочем, соблюдавшимся на раннем этапе 
пребывания казахов в составе Российской империи.
Наконец, еще одно серьезное изменение, касающееся взаимоотношений российских 
имперских властей и казахских правителей, произошло в конце 1740-х гг. в связи с 
восшествием на престол хана Нурали – сына и преемника Абулхайра в Младшем жузе. До 
этого времени российские власти довольствовались тем, что казахские правители присягали 
36
Трепавлов В. В. «Белый царь». Образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-
XVIII вв. - М., 2007. С. 146 - 147, 164 - 167. 
37
Рязанов А. Ф. Оренбургский край. Исторический очерк. - Оренбург, 1928. С. 27 - 34. 
38
Витевский В. Н. И. И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г. - Казань, 1895. 
Вып. 4. С. 681; Khodarkovsky M. Russia’s Steppe Frontier. Р. 59. 

10 
им на верность, признавая себя вассалами Российской империи. Соответственно, именно с 
этими ханами и султанами поддерживались контакты, им жаловались определенные права и 
привилегии. Механизм прихода к власти казахских правителей, таким образом, российскую 
администрацию не интересовал, и в процесс выборов ханов в Казахстане она не вмешивалась. 
Однако когда ханом Младшего жуза в 1749 г. был избран Нурали, был издан императорский 
указ, которым впервые официально признавались и утверждались результаты его избрания 
(документ № 9).
С политической точки зрения это решение объяснялось не слишком надежным 
положением наследника Абулхайра: как и отец, Нурали не пользовался поддержкой 
большинства казахских ханов и султанов, происходивших из более старших ветвей ханского 
семейства, и ему необходима была поддержка российских властей, чтобы его ханское 
достоинство было признано и влиятельными казахскими предводителями. Как отмечается в 
императорском указе, сторонники Нурали сами обратились к императрице с просьбой 
утвердить его в ханском достоинстве: «салтаны, беи, [бии] старшина и народ избрали на 
место его в ханы старшего его сына Нурали салтана и нас великую государыню наше и.в. по 
подданнической их должности высочайше просили, о всемилостивейшем оного их избрания 
подтверждении». Однако, с правовой точки зрения, факт официального утверждения 
российской администрацией результатов выборов хана существенно менял статус 
Казахстана и его правителей: российская поддержка становилась одним из важнейших 
факторов легитимации ханской власти. В результате складывалась довольно парадоксальная 
ситуация: если какой-либо султан-Чингизид законно (в соответствии с прежними тюрко-
монгольскими политико-правовыми традициями) избирался в ханы на курултае, но его 
избрание по какой-либо причине не утверждали российские власти, в глазах последних он 
считался узурпатором и мятежником, и отношения с ним строились соответствующим 
образом.
Однако подобным формальным утверждением результатов ханских выборов на 
данном этапе влияние российских властей на политико-правовые реалии Казахстана, в 
принципе и ограничивалось – вплоть до 1780-х гг., когда они начали не просто одобрять или 
не одобрять кандидатуры ханов, а непосредственно поддерживать наиболее приемлемых для 
себя кандидатов на ханский трон. 
Соответственно, рассматриваемый период вхождения Казахстана в состав Российской 
империи (1730-1740-е гг.) можно рассматривать как эпоху невмешательства российских 
властей во внутренние дела Казахстана и стремления закрепить новый статус казахов (как 
подданных империи) в базовых нормативных актах и, в какой-то мере, в сознании самого 
населения Казахстана. К началу 1780-х гг. эта задача была успешно выполнена, российская 
администрация приступила к следующему этапу интеграции Казахстана в имперское 
политико-правовое пространство. 

11 

жүктеу/скачать 1,74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: