— 67 —
девочку, у которой никогда не было своих игрушек, что Соня, кото-
рая сначала только прижимала куклу к себе, отдала мне ее и обе-
щала в течение двух-трех дней играть другими игрушками, ничего
не упоминая о кукле.
Наконец он повернулся. Я поднял на
него глаза и тотчас же
опустил их в землю. Лицо отца показалось мне страшным. Прошло
около полминуты, и в течение этого времени я чувствовал на себе
тяжелый, неподвижный, подавляющий взгляд.
– Ты взял у сестры куклу?
Эти слова упали вдруг на
меня так отчетливо и резко, что
я вздрогнул.
– Да, – ответил я тихо.
– А знаешь ты, что это подарок матери, которым ты должен бы
дорожить, как святыней?.. Ты украл ее?
– Нет, – сказал я, подымая голову.
– Как нет? – вскрикнул вдруг отец, отталкивая кресло. – Ты ук-
рал ее и снес!.. Кому ты снес ее?.. Говори!
Он быстро подошел ко мне и положил мне на плечо тяжелую
руку. Я с усилием поднял голову и взглянул вверх. Лицо отца было
бледно, глаза горели гневом. Я весь съежился.
– Ну, что же ты?.. Говори! – И рука, державшая мое плечо, сжа-
ла его сильнее.
– Н-не скажу! – ответил я тихо.
– Нет, скажешь! – отчеканил отец, и в голосе его зазвучала угроза.
– Не
скажу, – прошептал я еще тише.
– Скажешь, скажешь!..
Он повторил это слово сдавленным голосом, точно оно вырва-
лось у него с болью и усилием. Я чувствовал, как дрожала его рука,
и все ниже опускал голову; слезы одна за другой капали из моих
глаз на пол, но я все повторял едва слышно:
– Нет, не скажу... никогда, никогда не скажу вам... Ни за что!
В эту минуту во мне сказался сын моего отца. Он не добился бы
от меня иного ответа самыми страшными муками. В моей груди,
навстречу его угрозам, подымалось едва осознанное оскорбленное
чувство покинутого ребенка и какая-то жгучая любовь к тем, кто
меня пригрел там, в
старой часовне.
Отец тяжело перевел дух. Я съежился еще более, горькие слезы
жгли мои щеки. Я ждал.
Достарыңызбен бөлісу: