Тысяча незабываемых поцелуев

другого. Я был слеп ко всем другим девушкам. Я видел только Поппи.
В моем мире существовала только она.
И она отличалась от всех других девочек в нашем классе. Поппи
была необычная, не популярная. Ее не беспокоило, что о ней думают
другие — никогда. Она играла на виолончели, потому что любила ее.
Она читала книги, училась ради удовольствия, просыпалась рано,
только чтобы посмотреть рассвет.
Вот почему она была для меня всем. Моим навечно и навсегда.
Потому что она была уникальной. Уникальной, в городе полном
точных копий красивых дурочек. Она не хотела чьего-то одобрения, не
хотела никого обводить вокруг пальца и не хотела бегать за парнями.
Она знала, что у нее есть я, как и я знал, что у меня есть она.
Мы были всем, что нам было нужно.
Я поерзал на своем сиденье; звук виолончели стал тише, когда
Поппи заканчивала музыкальную партию. Снова подняв свой
фотоаппарат, сделал финальный снимок, когда Поппи убрала свой
смычок от струн, с довольным выражением, которое украшало ее
красивое лицо.
Услышав звук аплодисментов, я опустил фотоаппарат. Поппи
убрала инструмент от груди и встала на ноги. Она сделала небольшой
поклон, затем осмотрела зал. Ее глаза встретились с моими, она
улыбнулась.
Я думал, что мое сердце выскочит из груди.
Я ухмыльнулся в ответ, убирая свои волосы от лица с помощью
пальцев. Щечки Поппи покраснели, затем она покинула сцену;
освещение зрительного зала заполнило помещение. Поппи была
последней выступающей. Она всегда закрывала концерт. Она была
лучшим музыкантом в районе в нашей возрастной группе. По моему
мнению, она затмевала всех людей из последующих трех возрастных
групп.
Один раз я спросил у нее, как у нее получается так играть. Она
ответила мне просто: мелодия выливается из-под ее смычка так же
легко, как она дышит. Я не мог представить себе, что означает иметь
такой талант. Но это была Поппи — самая изумительная девушка в
мире.
Когда аплодисменты стихли, люди начали покидать зал. Рука
прижалась к моей. Миссис Личфилд вытирала свои слезы. Она всегда

плакала, когда Поппи выступала.
— Рун, милый, нам нужно отвезти этих двоих домой. Ты
встретишь Поппи?
— Да, мэм, — ответил я и тихо рассмеялся над Идой и Саванной.
Сестренки Поппи, девяти и одиннадцати лет, спали на своих местах.
Они не очень увлекались музыкой, не как Поппи.
Мистер Личфилд закатил глаза и слегка помахал, затем повернулся
к девочкам, чтобы забрать их домой. Миссис Личфилд поцеловала
меня в макушку, и затем они ушли.
Когда шел по проходу, я слышал шепот и хихиканья, доносящиеся
справа. Посмотрев на те места, я заметил группу девятиклассниц,
которые смотрели в мою сторону. Я опустил голову, игнорируя их
взгляд.
Такое случалось часто. Я понятия не имел, почему так много
девочек оказывало мне столько внимания. Я был с Поппи так долго,
как себя помню. Я не хотел никого другого. Я желал, чтобы они
перестали пытаться забрать меня у моей девочки — такого никогда не
случится.
Я прошел через выход и направился к закулисной двери. Воздух
был уплотненным и влажным, из-за чего моя черная рубашка липла к
телу. Мои черные джинсы и черные ботинки, вероятно, были слишком
теплыми для весенней погоды, но я одевался в таком стиле каждый
день, независимо от погоды.
Видя, как выступающие начали выходить за дверь, я прислонился к
стене зала, приставив ногу к окрашенной белым кирпичной стене. Я
скрестил руки на груди, только раскрывая их, чтобы убрать волосы с
глаз.
Я наблюдал, как выступающие обнимаются со своими семьями,
затем заметил тех же самых девушек, что пялились на меня, и опустил
глаза в пол. Я не хотел, чтобы они подходили. Мне было нечего им
сказать.
Мой взгляд все еще был опущен, когда я услышал шаги рядом с
собой. Я поднял голову как раз, когда Поппи бросилась ко мне, ее руки
обернулись вокруг моей спины, сжимая меня крепко.
Я рассмеялся и обнял ее в ответ. Я был ростом уже почти сто
восемьдесят три сантиметра, поэтому возвышался над ста

пятьюдесятью двумя сантиметрами Поппи. Хотя мне нравилось, как
она идеально мне подходила.
Глубоко вдохнув, я вобрал приторно-сладкий запах ее духов и
прижал щеку к ее голове. После последнего сжатия, Поппи
отстранилась и улыбнулась мне. Ее зеленые глаза сильнее выделялись
из-за туши и легкого макияжа, ее губы розовые и пухлые от вишневого
бальзама для губ.
Я провел руками по ее бокам и выше, остановившись, когда они
обхватили ее мягкие щеки. Реснички Поппи затрепетали, отчего она
выглядела очень мило.
Не в силах сопротивляться желанию почувствовать ее губы на
своих, я медленно наклонился вперед, почти улыбаясь, услышав, как
Поппи затаила дыхание, как она делала каждый раз, когда я целовал ее,
в тот самый момент, прежде чем наши губы соприкасались.
Когда наши губы встретились, я выдохнул через нос. Поппи всегда
была такой на вкус — вишневой, как ее бальзам для губ, который
заполнил мой рот. И Поппи поцеловала меня в ответ, ее маленькие
ручки все еще крепко сжимали мою черную рубашку.
Медленно и нежно я ласкал ее рот, пока, наконец, не отстранился,
оставив три коротких легких поцелуя на ее опухших губах. Я сделал
вдох и наблюдал, как ее глаза, затрепетав, открылись.
Ее зрачки были расширены. Она облизала свою нижнюю губу,
прежде чем сверкнула яркой улыбкой.
— Поцелуй триста пятьдесят два. С моим Руном у стены
зрительного зала. — Я задержал дыхание, ожидая, что она продолжит.
Блеск в глазах Поппи сказал мне, что слова, которые я надеялся
услышать следующими, слетят с ее губ. Наклонившись ближе,
балансируя на цыпочках, она прошептала: — И мое сердце почти
взорвалось. — Она записывала только сверхособенные поцелуи.
Только те, что переполняли ее сердце. Каждый раз, когда мы
целовались, я ждал этих слов.
Каждый раз, когда она произносила их, она восхищала меня своей
улыбкой.
Поппи рассмеялась. Я не удержался и широко улыбнулся на звук
счастья в ее голосе. Затем прижался в еще одном быстром поцелуе к ее
губам и сделал шаг назад, закинув руку на ее плечо. Я прижал ее
ближе и расположил щеку на макушке ее головы. Рука Поппи обвивала

мою спину и живот, и я повел ее от стены. Когда я сделал это, Поппи
замерла.
Я поднял голову и увидел, что девятиклассницы показывают на
Поппи и шепчутся друг с другом. Их взгляды были сосредоточены на
Поппи в моих руках. Мои челюсти сжались. Я ненавидел, что они
относились к ней так из-за ревности. Большинство девушек никогда не
давали Поппи и шанса, потому что хотели то, что было у нее. Поппи
говорила, что ей все равно, но я видел, что все не так. Тот факт, что она
застыла в моих руках, говорил о многом.
Переминаясь с ноги на ногу перед Поппи, я ждал, когда она
поднимет голову. Как только она сделала это, я категорично заявил:
— Игнорируй их.
Мой желудок ухнул вниз, когда я наблюдал ее вымученную улыбку.
— Я игнорирую, Рун. Они не беспокоят меня.
Я наклонил голову в сторону и приподнял брови. Поппи покачала
головой.
— Это правда. Я уверяю тебя, — попыталась солгать она. Поппи
посмотрела мне через плечо и пожала плечами. Когда она встретилась
глазами с моими, то сказала: — Но я понимаю это. Я хочу сказать,
посмотри на себя, Рун. Ты великолепен. Высокий, загадочный,
необычный... Норвежец! — Она рассмеялась и прижала ладонь к моей
груди. — В тебе есть все признаки «плохиша». Девочки ничего не
могут поделать, и хотят тебя. Ты — это ты. Ты совершенство.
Я сделал шаг ближе и наблюдал, как ее зеленые глаза расширились.
— И ты, — добавил я.
Напряжение спало с ее плеч.
Я положил свою руку на ее, что все еще была на моей груди.
— И я не загадочный, Поппимин. Ты знаешь обо мне все, нет
никаких секретов и тайн.
— Для меня, — спорила она, еще раз встретившись со мной
взглядом. — Ты не загадочный для меня, но ты такой для всех девочек
в школе. Все они хотят тебя.
Я вздохнул, начиная злиться.
— А все, чего хочу я, — это ты. — Поппи смотрела на меня, как
будто хотела что-то найти в моем выражении лица. Это только
раздражало меня больше. Я переплел наши пальцы и прошептал:
— Навеки.

Искренняя улыбка растянулась на губах Поппи.
— Навечно и навсегда, — она, наконец, прошептала в ответ.
Я опустил голову, чтобы прижаться лбом к ее. Мои руки обхватили
ее щеки, и я заверил ее:
— Я хочу тебя и только тебя. Я понял это, когда мне было пять лет,
и ты пожала мою руку. Никакая другая девушка не изменит этого.
— Да? — спросила Поппи, но я мог слышать, что веселье
вернулось в ее милый голосок.
— Ja, — я ответил на норвежском, услышав сладкий звук ее
хихиканья в своих ушах. Она любила, когда я говорил на своем родном
языке. Я поцеловал ее в лоб, затем сделал шаг назад, продолжая
держать ее руки. — Твои мама и папа повезли девочек домой, они
попросили меня передать тебе.
Она кивнула, а затем посмотрела на меня с беспокойством.
— Что ты думаешь насчет сегодня?
Я закатил глаза, сморщив нос.
— Как всегда ужасно, — сказал я сухо.
Поппи рассмеялась и ударила меня по руке.
— Рун Кристиансен! Не будь таким грубым! — отчитала она меня.
— Ладно, — сказал я, притворяясь раздраженным. Я прижал ее к
своей груди, обернув руки вокруг спины, удерживая Поппи возле себя.
Она завизжала, когда я начал целовать ее щеку вверх и вниз, держа ее
руки прижатыми к бокам. Я опустил губы к ее шее, и она задержала
дыхание, все смешки были забыты.
Я переместил рот выше и прикусил мочку ее уха.
— Ты была изумительна, — прошептал я тихо. — Как всегда. Ты
была идеальна. Ты владеешь этой сценой. Владеешь всеми в этой
комнате.
— Рун, — пробормотала она, я слышал счастливые нотки в ее
голосе.
Я отстранился, все еще не расцепляя рук.
— Я горжусь тобой, когда вижу на этой сцене, — признался я.
Поппи покраснела.
— Рун, — сказала она застенчиво, но я наклонил голову, чтобы
удержать контакт глаза в глаза, когда она пыталась увернуться. —
«Карнеги-холл», помнишь. В один прекрасный день, я буду смотреть
твое выступление в «Карнеги-холл».

Поппи удалось освободить одну руку, и она шлепнула меня по
руке.
— Ты мне льстишь.
Я покачал головой.
— Никогда. Я говорю только правду.
Поппи прижала свои губы к моим, и я прочувствовал ее поцелуй до
кончиков пальцев на ногах. Когда она отстранись, я отпустил и разжал
наши пальцы.
— Мы пойдем на поле? — спросила она, когда я начал вести ее по
парковке, держа ее как можно ближе, когда мы проходили мимо
группы девятиклассниц.
— Я бы предпочел побыть вдвоем с тобой, — сказал я.
— Джори спросила, придем ли мы. Все будут там. — Поппи
посмотрела на меня. По тому как дергались ее губы, я знал, что
хмурюсь. — Сегодня вечер пятницы, Рун. Нам по пятнадцать, и ты
проводишь большую часть вечеров, наблюдая, как я играю на
виолончели. У нас осталось полтора часа до комендантского часа, мы,
правда, должны увидеться с нашими друзьями как нормальные
подростки.
— Ладно, — я сдался и обернул руку вокруг ее плеча.
Наклонившись, я прижал рот к ее уху и сказал: — Но завтра ты будешь
в моем распоряжении.
Поппи обняла меня за талию и крепко сжала.
— Обещаю.
Мы услышали, что девочки позади нас упомянули мое имя. Я
раздраженно вздохнул, когда Поппи слегка напряглась.
— Это потому что ты другой, Рун, — сказала Поппи, не поднимая
головы. — Ты любишь искусство, увлечен фотографией. Носишь
темную одежду. — Она рассмеялась и покачала головой. Я убрал
волосы со своего лица, и Поппи указала на это. — Но в основном из-за
этого.
Я нахмурился.
— Из-за чего?
Она вытянула руку и потянула прядь моих длинных волос.
— Когда ты делаешь это. Когда откидываешь свои волосы назад. —
Я приподнял бровь, озадаченный. Поппи пожала плечами. — Это в
какой-то степени неотразимо.

— Ja? — сказал я, прежде чем остановился и встал перед Поппи,
слишком демонстративно убирая волосы назад, пока она не
засмеялась. — Неотразимо, ага? Так тоже?
Поппи захихикала и убрала мою руку от волос, чтобы обернуть
вокруг своей. Когда мы были на пути к полю — части парка, где
подростки с нашей школы зависали по вечерам — Поппи сказала:
— На самом деле меня не беспокоит, что другие девушки смотрят
на тебя. Я знаю, что ты чувствуешь ко мне, потому что я чувствую к
тебе то же самое. — Поппи закусила нижнюю губу. Я знал, что это из-
за того, что она нервничала, но не знал почему, пока она не сказала: —
Единственная девушка, которая беспокоит меня — это Эйвери. Потому
что она так долго хочет тебя, и я уверена, что она сделает все, чтобы
заполучить тебя.
Я покачал головой. Мне даже не нравилась Эйвери, но так как она
была в нашей группе друзей, она всегда околачивалась поблизости.
Всем моим друзьям нравилась она, они все думали, что Эйвери самая
красивая в округе. Но я никогда не замечал этого, и я ненавидел, как
она относилась ко мне. Ненавидел то, что из-за нее Поппи
беспокоилась.
— Она ничего не значит, Поппимин, — успокоил я ее. — Ничего.
Поппи прижалась ближе к моей груди, и мы повернули направо к
нашим друзьям. Я прижимал Поппи ближе с каждым нашим шагом.
Эйвери выпрямилась, когда мы подошли.
Повернув голову к Поппи, я повторил:
— Ничего.
Поппи схватилась за мою рубашку, показывая мне, что слышала
меня. Ее лучшая подруга Джори подпрыгнула на ноги.
— Поппи! — закричала Джори взволнованно, подойдя и притянув
Поппи в объятия. Мне нравилась Джори. Она была легкомысленная,
редко думала, прежде чем сказать, но любила Поппи, а Поппи любила
ее. Она была одной из немногих в нашем маленьком городке, которая
находила причудливость Поппи привлекательной, а не просто
странной.
— Как ты, милая? — спросила Джори, делая шаг назад. Она
осмотрела черное платье для выступления. — Ты выглядишь
прекрасно! Так чертовски мило!

Поппи склонила голову в знак благодарности. Я снова взял ее за
руку, повел нас вокруг небольшого костра, что они зажгли в костровой
чаше, и мы сели. Я прислонился к длинной скамейке, потянув Поппи
вниз — сесть между моих ног. Она сверкнула улыбкой, когда садилась
со мной, прижав свою спину к моей груди, а голову к моей шее.
— Итак, Попс, как все прошло? — Джадсон, мой лучший друг,
спросил через костер. Мой другой близкий друг, Дикон, сидел рядом
со мной. Он кивнул подбородком в приветствии, его подруга Руби
махнула нам тоже.
Поппи пожала плечами.
— Нормально, я полагаю.
Когда я обернул руку вокруг ее груди, держа ее крепко, я посмотрел
на своего темноволосого друга и добавил:
— Звезда концерта. Как всегда.
— Это просто виолончель, Рун. Ничего слишком особенного, —
тихо спорила Поппи.
Я покачал головой, протестуя.
— Она вызвала бурные овации.
Я увидел, что Джори улыбнулся мне. Я также заметил, что Эйвери
пренебрежительно закатила глаза. Поппи проигнорировала Эйвери и
начала болтать с Джори по поводу уроков.
— Да ладно, Попс. Я клянусь, что мистер Миллер гребаный злой
пришелец. Или демон. Черт, он откуда-то за пределами того, что мы
знаем. Вызван директором, чтобы мучить нас — слабых молодых
землян слишком сложной алгеброй. Вот, как он получает жизненную
силу, я уверена в этом. И я думаю, что он осведомлен обо мне также.
Ну, тот факт, что он знает, что я понимаю его внеземное
происхождение, потому что, Господи, этот человек продолжает
опускать меня и посылать уничижительные взгляды.
— Джори! — Поппи рассмеялась так сильно, что все ее тело
затряслось. Я улыбнулся на ее веселье, затем абстрагировался и
наклонился дальше к скамейке, пока наши друзья болтали. Я лениво
вырисовывал узоры на руках Поппи, ожидая нашего ухода. Я не
возражал сидеть с нашими друзьями, но предпочитал быть с ней
наедине. К ее компании я стремился, единственное место, где я хотел
быть, — с ней.

Поппи захихикала на что-то, что еще сказала Джори. Ее смех был
таким сильным, что она толкнула фотоаппарат вокруг моей шеи, в
сторону. Поппи извиняющейся улыбнулась. Я наклонился, поднял ее
подбородок своим пальцем и поцеловал ее в губы. Я хотел только
быстрый и нежный поцелуй, но когда рука Поппи запуталась в моих
волосах, притягивая меня ближе, он стал чем-то большим. Когда
Поппи приоткрыла губы, я встретился своим языком с ее, потеряв свое
дыхание.
Пальцы Поппи потянули мои волосы. Я обхватил ее щеку, чтобы
продолжить поцелуй так долго, как это возможно. Если бы мне не
нужно было дышать, полагаю, я бы никогда не переставал целовать ее.
Потерянные в поцелуе, мы разорвали его только тогда, когда кто-то
прочистил горло на другой стороне костра. Я поднял голову и увидел
ухмылку Джадсона. Когда опустил взгляд на Поппи, ее щеки горели.
Наши друзья смеялись, а я крепче сжал Поппи. Я не был смущен тем,
что целовал свою девочку.
Разговор снова возобновился, и я поднял фотоаппарат проверить, в
порядке ли он. Мама с папой подарили мне его на тринадцатый день
рождения, когда заметили, что фотографирование становится моей
страстью. Это был винтажный Canon 1960 года. Я брал его с собой
везде, делая тысячи фотографий. Я не знал почему, но ловить моменты
— очаровывало меня. Возможно, потому что иногда всё, что у нас
было — это моменты. Нет дублей… всё, что происходит в настоящий
момент, определяет жизнь, возможно, это и есть сама жизнь. Но, если
запечатлеть эти моменты на пленку, то они могут жить вечность. Для
меня фотографии были магией.
Я мысленно прокрутил фотопленку. Фотографии дикой природы и
вишневых деревьев из рощи крупным планом занимали большую

жүктеу/скачать 1,8 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: