Тысяча незабываемых поцелуев

Просто... ничего.

5 глава
Поппи
Блоссом Гроув, Джорджия
Наши дни
17 лет
Он возвращается.
Два слова. Два слова, из-за которых моя жизнь перевернулась с ног
на голову. Два слова, что привели меня в ужас.
Он возвращается.
Я уставилась на Джори, свою близкую подругу, прижимая книги
крепче к груди. Мое сердце билось с грохотом, и тревога накрыла
меня.
— Что ты сказала? — прошептала я, игнорируя учеников, которые
спешили по коридору на свои уроки.
Джори положила руку на мою.
— Поппи, ты в порядке?
— Да, — ответила я неуверенно.
— Точно? Ты побледнела и выглядишь не очень хорошо.
Я кивнула, пытаясь быть убедительной, и спросила:
— Кто... кто сказал тебе, что он возвращается?
— Джадсон и Дикон, — ответила она. — Я была с ними на одном
уроке, и они сказали, что компания его отца отправляет его назад. —
Она пожала плечами. — На этот раз насовсем.
Я сглотнула.
— В тот же самый дом?
Джори поморщилась, но кивнула.
— Извини, Попс.
Я закрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. Он снова будет
жить по соседству... его комната снова будет напротив моей.
— Поппи? — спросила Джори, и я открыла глаза. Ее взгляд был
наполнен сочувствием. — Ты уверена, что в порядке? Ты сама

вернулась только несколько недель назад. И я знаю, что когда ты
увидишь Руна...
Я вынужденно улыбнулась.
— Я буду в порядке, Джо. Я больше не знаю его. Два года —
большой срок, и за это время мы ни разу не говорили.
Джори нахмурилась.
— Поп...
— Я буду в порядке, — настояла я, поднимая руку вверх. — Мне
нужно идти на урок.
Когда я уже решилась уходить от Джори, в моей голове всплыл
вопрос. Я оглянулась через плечо на свою подругу, единственного
человека, с кем поддерживала контакт последние два года. Пока все
думали, что моя семья уехала из города, чтобы заботиться о больной
тете моей мамы, только Джори знала правду.
— Когда? — я набралась храбрости, чтобы спросить.
Выражение лица Джори смягчилось, когда она поняла, что я имею
в виду.
— Сегодня, Попс. Он возвращается сегодня. Джадсон и Дикон
зовут народ на поле сегодня вечером, чтобы поприветствовать его. Все
идут.
Ее слова были как кинжал, который вонзили в мое сердце. Я не
была приглашена. Но опять же, я бы не пошла. Я покинула Блоссом
Гроув, не сказав ни слова. Когда вернулась в эту школу, без Руна, я
стала девушкой, которой и должна была быть — невидимкой для
популярных ребят. Странная девочка, которая носит банты в волосах и
играет на виолончели.
Никого, кроме Джори и Руби, не заботило, что я уехала.
— Поппи? — снова позвала Джори.
Я моргнула, чтобы вернуться в реальность, и заметила, что коридор
был полупустой.
— Тебе лучше идти на урок, Джо.
Она сделала шаг по направлению ко мне.
— Ты будешь в порядке, Попс? Я беспокоюсь о тебе.
Я невесело рассмеялась.
— Со мной случалось и похуже.
Я опустила голову и помчалась в свой класс, прежде чем могла бы
заметить на лице Джори сочувствие и жалость. Вошла в класс по

математике, скользнула на свое место как раз, когда учитель начал
урок.
Если бы кто-то позже спросил, какой была тема урока, я бы не
смогла ответить. Пятьдесят минут я могла думать только о последнем
разе, когда видела Руна. Последнем разе, когда он обнимал меня.
Последнем разе, когда он прижимал свои губы к моим. Как мы
занимались любовью, и о взгляде на его лице, когда он уезжал от меня.
Я тщетно задавалась вопросом, как он выглядит сейчас. Он всегда
был высоким с широкими плечами, хорошим телосложением. Но за
два года в наше время очень многое могло измениться в человеке. Я
лучше всех понимала это.
Я задавалась вопросом, были ли его глаза по-прежнему
кристально-голубыми под ярким солнцем. Я задумалась, были ли у
него все еще длинные волосы, которые он откидывал назад каждые
несколько минут — то самое неотразимое движение, которое сводило
всех девушек с ума.
На краткое мгновение я позволила себе задуматься, думает ли он
все еще обо мне, девушке по соседству. Задумывался ли он, что я
делала в конкретный момент времени. Возвращался ли он в мыслях в
ту ночь. Нашу ночь. Самую восхитительную ночь в моей жизни.
Мрачные мысли поглотили меня жестко и быстро. Вопрос, из-за
которого мне было физически больно... целовал ли он кого-нибудь за
последние два года? Подарил ли он кому-то свои губы, которые
обещал мне навечно?
Или хуже: занимался ли он любовью с другой девушкой?
Пронзительный звук школьного звонка вырвал меня из моих
мыслей. Я встала из-за стола, направляясь в коридор. Я была рада, что
школьный день подошел к концу.
Я устала и у меня все болело. Но сильнее всего болело мое сердце.
Потому что я знала, что сегодня Рун вернется в дом по соседству,
завтра в школу, а я даже не смогу поговорить с ним. Я не смогу
прикоснуться к нему или улыбнуться, как я мечтала с того дня, как
перестала отвечать на его звонки.
И я не смогу сладко целовать его.
Я должна держаться подальше.
Мой желудок сжался, когда я осознала, что ему, вероятно, больше
нет до меня дела. Не после того, как я обрубила все контакты — без

объяснений, без ничего.
Выходя из дверей на холодный, свежий воздух, я глубоко вдохнула.
Мгновенно чувствуя себя лучше, я заправила волосы за уши. Сейчас
они были коротко подстрижены, и это было странно. Я скучала по
своим длинным волосам.
Направляясь домой, я улыбалась голубому небу и птичкам, что
парили над верхушками деревьев. Природа успокаивала меня, так
было всегда.
Я прошла всего несколько метров, когда увидела машину
Джадсона, вокруг которой стояли старые друзья Руна. Эйвери была
единственной девушкой в толпе парней. Я опустила голову и
попыталась быстро пройти, но она позвала меня по имени. Я
застопорилась и заставила себя повернуться в ее строну. Эйвери
оттолкнулась от машины и сделала шаг вперед. Дикон пытался
потянуть ее назад, но она сбросила его руку. Я увидела ее
самодовольное выражение лица и поняла, что она не будет любезной.
— Ты слышала? — спросила она с улыбкой на своих розовых
губах. Эйвери была красавицей. Когда я вернулась в город, я не могла
поверить, насколько красивой она стала. Ее макияж всегда был
идеален, а ее длинные светлые волосы всегда были уложены. В ней
было все, что парень хотел в девушке. И большинство девушек хотели
быть похожими на нее.
Я заправила волосы за ухо — привычка, что показывала мою
нервозность.
— Что слышала? — спросила я, точно зная, что она имеет в виду.
— Насчет Руна. Он возвращается в Блоссом Гроув.
Я видела проблеск счастья в ее голубых глазах. Я отвела взгляд,
чтобы сохранить самообладание, и покачала головой.
— Нет, Эйвери, не слышала. Я сама недавно вернулась.
Я видела, что Руби, девушка Дикона, идет к машине, а Джори
рядом с ней. Когда они увидели, что Эйвери разговаривает со мной,
поспешили присоединиться к нам. Я любила их обеих за это. Только
Джори знала, где я была последние несколько лет, почему уехала. Но с
момента как я вернулась, Руби вела себя так, как будто я никогда не
уезжала. Я осознала, что они были настоящими друзьями.
— Что здесь происходит? — спросила Руби как бы между делом,
но я могла слышать нотки защиты в ее голосе.

— Я спрашивала Поппи, знает ли она, что Рун возвращается
сегодня в Блоссом Гроув, — ответила Эйвери едко.
Руби с любопытством посмотрела на меня.
— Я не знала, — сказала я ей. Руби печально улыбнулась мне.
Дикон подошел к своей девушке и обнял ее рукой за плечи. Он
выпятил подбородок в мою сторону, приветствуя меня.
— Привет, Попс.
— Привет, — ответила я.
Дикон повернулся к Эйвери.
— Эйв, Рун не разговаривал с Поппи годами, я говорил тебе. Она
больше не знает его. И, конечно, она не знает, что он возвращается, с
чего бы ему рассказывать ей?
Я слушала Дикона и знала, что он не хотел обидеть меня. Но это не
значило, что его слова не прошли как копье сквозь мое сердце. И
теперь я знала. Я знала, что Рун никогда не заговорит со мной.
Очевидно, что они с Диконом поддерживали связь. И для меня было
очевидно, что теперь я ничего не значу для него. Что он никогда даже
не упоминал меня.
Эйвери пожала плечами.
— Мне просто интересно, вот и все. Они с Руном были неразлучны
до его отъезда.
Решив, что это моя возможность уйти, я помахала рукой.
— Я должна идти. — Я быстро повернулась и направилась домой.
Я решила срезать через парк, что привел меня в вишневую рощу. Когда
я прошла через пустую рощу — вишневые деревья были голыми, без
своих красивых листьев — меня заполнила печаль.
На ветках не было ни единого листочка, и я ощущала себя такой же
пустой внутри. Они тосковали по тому, что заполняло их, но понимали,
что, несмотря на их желания, ничего не вернется до весны.
Просто мир не работал таким образом.
Когда я вернулась домой, мама была на кухне. Ида и Саванна
сидели за столом и делали домашнюю работу.
— Привет, малышка, — сказала мама. Я подошла и обняла ее,
обхватив за талию немного крепче, чем обычно.
Мама подняла мою голову, и в ее усталых глазах был беспокойный
взгляд.
— Что-то случилось?

— Я просто устала, мама. Я прилягу.
Мама не отпустила меня.
— Ты уверена? — спросила она, положив ладонь мне на лоб,
проверяя температуру.
— Да, — заверила я ее, убирая ее руку и целуя маму в щеку.
Я направилась к себе в спальню. Я уставилась в окно на дом
Кристиансенов. Он не изменился. Никаких изменений с того времени,
как они уехали в Осло.
Они не продали его. Миссис Кристиансен сказала моей маме, что
они уверены в своем возвращении, поэтому сохранили его. Они
любили соседей и дом. Домработница убиралась и поддерживала дом
в чистоте каждые несколько недель в течение двух лет, чтобы
убедиться, что дом будет готов к их возвращению.
Сегодня все шторы были раздвинуты, а окна открыты, чтобы
проветрить помещение. Очевидно, домработница подготовилась к их
неизбежному прибытию. К возвращению, которого я так боялась.
Задернув шторы, которые папа повесил, когда я вернулась домой
несколько недель назад, я легла на кровать и закрыла глаза. Я
ненавидела, чувство усталости, что все время меня преследовало. По
своей природе я была активным человеком, рассматривая сон как
пустую трату времени, которое можно провести, исследуя мир и
создавая новые воспоминания.
Но сейчас у меня не было выбора.
В своем воображении я представила Руна, и его лицо было со
мной, когда я уснула. Мне снился мой постоянный сон — Рун
обнимает меня, целует и говорит, что любит меня.
Я не знала, как долго спала, но когда проснулась, снаружи раздался
звук подъехавшего грузовика. Громкие хлопки и знакомые голоса
раздались со всех концов двора.
Сев, я потерла глаза ото сна. Осознание накрыло меня.
Он вернулся.
Мое сердце начало бешено стучать. Оно стучало так быстро, что я
обхватила себя из-за страха, что оно выпрыгнет из груди.
Он вернулся.
Он вернулся.
Я встала с кровати и подошла к окну с задернутыми шторами.
Наклонилась ближе, чтобы прислушаться к голосам. Я уловила голоса

мамы и папы среди общего гула вместе со знакомыми голосами
мистера и миссис Кристиансен.
Улыбнувшись, я вытянула руку, чтобы открыть шторы. Затем
остановилась — я не хотела, чтобы меня заметили. Отступив, я
помчалась наверх в кабинет своего папы. Это было единственное окно,
кроме моего, которое выходило на их дом, окно, у которого я могла
спрятаться, благодаря тонировке, что защищала его от яркого солнца.
На случай, если кто-то поднимет голову, я встала слева у окна. Я
снова улыбнулась, когда увидела родителей Руна. Они почти не
изменились. Миссис Кристиансен все еще была такой же красавицей.
Ее волосы были немного короче, но все остальное осталось
неизменным. Мистер Кристиансен немного поседел, и казалось, что
потерял в весе, но различия были небольшие.
Маленький светловолосый мальчик выбежал из передней двери, и
моя рука взлетела ко рту, когда я поняла, что это малыш Алтон. Ему
уже четыре года, посчитала я. Он так быстро вырос. И у него были
такие же длинные и прямые волосы как у брата. Мое сердце сжалось.
Он выглядел точно так же, как маленький Рун.
Я наблюдала, как грузчики заносили мебель и вещи с невероятной
скоростью. Но не было никаких признаков Руна
В конечном итоге мои родители вошли внутрь, но я продолжала
дежурить у окна, нетерпеливо ожидая мальчика, который был моим
миром так долго, что я не знала, где начинался он, и заканчивалась я.
Прошло около часа. Опустилась ночь, и я отказалась от надежды
увидеть его. Когда я собиралась покинуть кабинет, то заметила
движение позади дома Кристиансенов.
Все мышцы моего тела напряглись, когда я уловила крошечный
проблеск света в темноте. Белое облако дыма парило над участком
травы над нашими домами. Поначалу я не была уверена, что это, пока
высокая фигура, одетая во все черное, не вышла из двери.
Я задержала дыхание, когда фигура шагнула в свет фонаря и
остановилась. Черная кожаная куртка, черная футболка, черные
джинсы-дудочки, черные замшевые сапоги... и длинные светлые
волосы.
Я все пялилась и пялилась, комок образовался в моем горле, когда
мальчик с широкими плечами и впечатляющим ростом поднял руку и
провел ею по своим длинным волосам.

Мое сердце пропустило удар, потому что я узнала это движение. Я
узнала этот сильный подбородок. Я знала его. Знала его так же
хорошо, как и себя.
Рун.
Это мой Рун.
Облако дыма вылетело из его рта, и я несколько секунд не могла
сообразить, что на самом деле вижу.
Курит.
Рун курит. Рун не курил, он никогда не прикасался к сигаретам.
Моя бабушка курила всю жизнь и умерла слишком молодой от рака
легких. Мы пообещали друг другу, что никогда даже не будем
пробовать.
Было очевидно, что Рун нарушил это обещание.
Когда я наблюдала, как он сделал еще одну затяжку и заправил
свои светлые волосы третий раз за несколько минут, мой желудок
ухнул вниз. Рун поднял голову к свету, когда выдохнул струю дыма в
прохладный ночной бриз.
Так вот он. Семнадцатилетний Рун Кристиансен, и он еще
красивее, чем я могла себе представить. Его кристально-голубые глаза
были такими же яркими, как и всегда. Его когда-то мальчишечье лицо
сейчас было суровым и от него перехватывало дыхание. Я всегда
шутила, что он такой же красивый как Скандинавский Бог. Когда я
изучила каждую черточку его лица, то убедилась, что его внешность
превзошла даже их.
Я не могла оторвать взгляда.
Рун докурил сигарету и бросил ее на землю, свет от окурка
постепенно угас во тьме короткой травы. Затаив дыхание, я ждала, что
он будет делать дальше. Затем его папа подошел к краю крыльца и что-
то сказал своему сыну.
Я видела, как плечи Руна напряглись, и голова дернулась в
направлении его отца. Я не могла расслышать, что именно они
говорили, но расслышала, что разговор был на повышенных тонах. Я
слышала, как Рун агрессивно отвечал отцу на их родном норвежском.
Его папа сокрушенно опустил голову и направился назад в дом. Было
ясно, что ему больно от слов Руна. Когда мистер Кристиансен ушел,
Рун показал средний палец его удаляющейся спине, опустив его,
только когда передняя дверь закрылась.

Шокировано я замерла на месте. Я наблюдала, как этот мальчик —
мальчик, которого я когда-то хорошо знала — становится незнакомцем
для меня. Разочарование и печаль накрыли меня, когда Рун начал
пересекать газон между нашими домами. Его плечи все еще были
напряжены. Я почти ощущала агрессию, которую излучало его тело, со
своего места у окна.
Мой худший кошмар воплотился в жизнь — мальчика, которого я
знала, больше не было.
Затем я застыла, когда Рун остановился и посмотрел в окно моей
спальни, прямо на комнату ниже той, где я была сейчас. Порыв ветра
прошел по двору, растрепав его длинные светлые волосы, и в эту
секунду я увидела невероятную боль и сильную тоску в его глазах.
Образ его напряженного выражения лица, когда он смотрел в мое окно,
ударил меня сильнее, чем поезд. В этом потерянном выражении был
мой Рун.
Мальчик, которого я узнала.
Рун сделал шаг к моему окну, и на мгновение я подумала, что он
может взобраться внутрь, как он делал многие годы. Но внезапно он
остановился, и его руки сжались в кулаки. Он закрыл глаза, и так
крепко стиснул зубы, что со своего места я могла видеть, как его
челюсть напряжена.
Затем, очевидно изменив свое мнение, Рун развернулся и
направился к своему дому. Я стояла у окна кабинета, в тени. Я не
могла двигаться из-за шока от увиденного.
Свет в спальне Руна включился. Я видела, как он ходил по комнате,
затем подошел к окну и сел на широком подоконнике. Он приоткрыл
окно, прикурил сигарету и выпустил дым через открытый зазор.
Не веря, я покачала головой. Затем кто-то вошел в кабинет, и мама
встала сбоку от меня. Когда она выглянула в окно, я знала, что она
поняла, зачем я здесь стою.
Мои щеки покраснели из-за того, что меня поймали. Наконец, мама
заговорила:
— Аделис сказала, что Рун больше не тот мальчик, которого мы
знали. Она сказала, что он создавал одни проблемы, когда они
вернулись в Осло. Эрик потерян и не знает, что делать. Они, правда,
рады, что Эрика вернули сюда. Они хотели увезти Руна от плохой
компании, с которой он связался в Осло.

Я снова посмотрела на Руна. Он выкинул сигарету в окно и
повернул голову, чтобы прислониться к стеклу. Его взгляд был
сфокусирован только на одном — окне моей комнаты.
Когда мама начала выходить из кабинета, она положила руку мне
на плечо.
— Может, это хорошо, что ты разорвала все контакты, малышка. Я,
правда, не уверена, что он бы справился со всем, через что тебе
пришлось пройти, исходя из того, что сказала его мама.
Слезы заполнили мои глаза, когда я задумалась, что сделало его
таким. Незнакомым мне мальчиком. Я намеренно отрезала себя от
мира на последние пару лет, чтобы спасти его от боли. Чтобы он мог
жить счастливой жизнью. Потому что все, через что я прошла, было
терпимым, пока я знала, что в Норвегии есть мальчик, чье сердце
наполнено светом.
Но фантазия исчезла, когда я изучала двойника Руна.
Этот Рун был тусклым, не сверкал так ярко. Вся яркость была
заслонена тенью и погрязла в темноте. Как будто мальчик, которого я
любила, остался в Норвегии.
Машина Дикона притормозила у дома Руна. Я увидела, что
телефон Руна засветился в руке, и он медленно вышел из комнаты и
спустился с крыльца. Он шел небрежно и развязно к Дикону и
Джадсону, которые выпрыгнули из машины. Он хлопнул их обоих по
спине и поприветствовал.
Затем мое сердце треснуло надвое. Эйвери соскользнула с заднего
сиденья и крепко обняла Руна. Она была одета в короткую юбку и
обрезанный топик, демонстрируя свою фигуру. Но Рун не обнял ее в
ответ — хотя это не облегчило мою боль. Потому что Рун и Эйвери
выглядели так идеально, стоя друг с другом. Оба высокие и со
светлыми волосами. Оба красивые.
Все они погрузились в машину. Рун сел последним, заняв переднее
сиденье, и затем машина покатилась по улице и скрылась из виду.
Я вздохнула, когда видела, как задние фары исчезают в ночи. Когда
я снова посмотрела на дом Кристиансенов, я увидела, что папа Руна
стоит на краю крыльца, вцепившись в перила и глядя в направлении, в
котором только что уехал его сын. Затем он поднял голову к окну
кабинета, и его губы растянулись в печальной улыбке.
Он видел меня.

Мистер Кристиансен поднял руку и слабо помахал мне, и когда я
помахала в ответ, увидела выражение печали на его лице.
Он выглядел уставшим.
Он выглядел убитым горем.
Он выглядел как человек, который потерял своего сына.
Я вернулась в свою спальню, легла на кровать и взяла свое
любимое фото в рамке. Когда я смотрела на влюбленных — красивого
мальчика и влюбленно смотрящую на него девочку, я задалась
вопросом, что же случилось за последние два года, что Рун стал таким
проблемным бунтовщиком.
Затем я заплакала.
Я оплакивала мальчика, который был моим солнцем.
Я оплакивала мальчика, которого однажды полюбила всей душой и
сердцем.
Я оплакивала Поппи и Руна — пару, которая была слишком красива
и слишком быстро исчезла.

жүктеу/скачать 1,8 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: