Пат ходила по комнате:
– Совсем недурно. Главное, здесь удивительно тепло.
– Ты мерзнешь?
– Я люблю, когда тепло, – поеживаясь, сказала она. – Не люблю холод и дождь. К тому же,
это мне вредно.
– Боже праведный… а мы просидели столько времени на улице в тумане…
– Тем приятнее сейчас здесь…
Она потянулась и снова заходила по комнате крупными шагами. Движения ее были очень
красивы. Я почувствовал какую-то неловкость и быстро осмотрелся. К счастью, беспорядок был
невелик. Ногой я задвинул свои потрепанные комнатные туфли под кровать.
Пат подошла к шкафу и посмотрела наверх. Там стоял старый чемодан – подарок Ленца. На
нем была масса пестрых наклеек – свидетельства экзотических путешествий моего друга.
– «Рио-де-Жанейро! – прочитала она. – Манаос… Сант-Яго… Буэнос-Айрес… Лас
Пальмас…»
Она отодвинула чемодан назад и подошла ко мне:
– И ты уже успел побывать во всех этих местах?
Я что-то пробормотал. Она взяла меня под руку.
– Расскажи мне об этом, расскажи обо всех этих городах. Как должно быть чудесно
путешествовать так далеко…
Я смотрел на нее. Она стояла передо мной, красивая, молодая, полная ожидания, мотылек,
по счастливой случайности залетевший ко мне в
мою старую, убогую компату, в мою пустую,
бессмысленную жизнь… ко мне и все-таки не ко мне: достаточно слабого дуновения – и он
расправит крылышки и улетит… Пусть меня ругают, пусть стыдят, но я не мог, не мог сказать
«нет», сказать, что никогда не бывал там… тогда я этого не мог…
Мы стояли у окна, туман льнул к стеклам, густел около них, и я почувствовал там, за
туманом, притаилось мое прошлое, молчаливое и невидимое… Дни ужаса и холодной
испарины, пустота, грязь клочья зачумленного бытия, беспомощность, расточительная трата
сил, бесцельно уходящая жизнь, – но здесь, в тени передо мной, ошеломляюще близко, ее тихое
дыхание, ее непостижимое присутствие и тепло, ее ясная жизнь, – я должен был это удержать,
завоевать…
– Рио… – сказал я. – Рио-де-Жанейро – порт как сказка. Семью дугами вписывается море в
бухту, и белый сверкающий город поднимается над нею…
Я начал рассказывать о знойных городах и бесконечных равнинах, о мутных, илистых водах
рек, о
мерцающих островах и о крокодилах, о лесах, пожирающих дороги, о ночном рыке
ягуаров, когда речной пароход скользит в
темноте сквозь удушливую теплынь, сквозь ароматы
ванильных лиан и орхидей, сквозь запахи разложения, – все это я слышал от Ленца, но теперь я
почти не сомневался, что и вправду был там, – так причудливо сменились воспоминания с
томлением по всему этому, с желанием привнести в невесомую и мрачную путаницу моей
жизни хоть немного блеска, чтобы не потерять это
необъяснимо красивое лицо, эту внезапно
вспыхнувшую надежду, это осчастливившее меня цветение… Что стоил я сам по себе рядом с
этим?.. Потом, когда-нибудь, все объясню, потом, когда стану лучше, когда все будет прочнее…
потом… только не теперь… «Манаос… – говорил я, – Буэнос-Айрес…» – И каждое слово
звучало как мольба, как заклинание.
Достарыңызбен бөлісу: