Записная книжка по истории социологии: выдержки из работ классиков

«…то, что мы переживаем в своих индивидуальных средах деятельности, часто вызвано 
структурными изменениями в обществе. Поэтому, чтобы понять эти изменения, происходящие в 
отдельных индивидуальных “ячейках”, необходимо выйти за их пределы. Тем более, что 
количество и разнообразие структурных изменений растет, поскольку институты, внутри 
которых мы живем, все шире распространяют свое влияние, и связь между ними становится все 
более тесной. Осознать идею социальной структуры и научиться адекватно применять ее – 
значит получить возможность прослеживать связи внутри величайшего многообразия 
индивидуальных сред жизнедеятельности. Уметь это делать – значит обладать социологическим 
воображением» (Там же. С. 19–20).
«Главный признак “Высокой теории” заключается в исходной ориентации на столь общий 
уровень рассуждений, что снизойти до наблюдений становится логически невозможным. 
Оставаясь в рамках “Высокой теории”, ее последователи никак не могут спуститься с высот 
генерализаций и рассмотреть конкретные проблемы в их историческом и структурном 
контекстах» (Там же. С. 45).
«Если мы хотим составить себе представление о том, что такое “общие ценности”, нужно 
изучить, как в различных социальных структурах легитимируется институциональный порядок, 
вместо того, чтобы пытаться сначала постичь ценности, а затем из них “объяснять” из чего 
состоит общество и что его объединяет. Мы можем, полагаю, говорить об “общих ценностях” 
там, где большинство членов институционального порядка признают его легитимным, когда с 
помощью конкретной легитимации успешно достигается повиновение или по крайней мере 
сдерживается недовольство» (Там же. С. 51–52).
«Сегодня у нас нет оснований говорить о том, что в конечном счете управление людьми 
должно основываться на их взаимном согласии. В настоящее время в качестве средств власти 
преобладают управление и манипулирование согласием. То, что мы не знаем пределов власти, 
но надеемся, что таковые существуют, не отменяет того факта, что власть зачастую успешно 
обходится без санкций со стороны разума и совести подвластных… В ходе любого серьезного 
исследования тем, кто придерживается развиваемой мною точки зрения на власть, приходится 
сталкиваться с многими проблемами. Но решить их едва ли помогут уводящие от сути дела 
предположения Парсонса, который просто утверждает, что в любом обществе якобы существует 
воображаемая им “ценностная иерархия”. Более того, выводы из его теории систематически 
затрудняют ясное формулирование важных проблем развития общества.
Чтобы принять его схему, требуется вычеркнуть из картины мира реальное существование 
власти, а на деле и наличие всех институциональных структур, в частности экономической, 
политической и военной. В этой странной “общей теории” таким структурам доминирования не 
находится места» (Там же. С. 54–55).
«По своему идеологическому смыслу “Высокая теория” очень сильно тяготеет к 
оправданию стабильных форм господства. Однако если консервативные группы более остро 
почувствуют необходимость в оправдании своих позиций, у “Высокой теории” появится шанс 
приобрести политическое значение» (Там же. С. 63).
Об эмпирических исследованиях: «Попытка классифицировать индивидов на “менее 
подверженных” и “более подверженных” влиянию того или иного средства массовой 
информации может представлять большой интерес для рекламодателей, но она не дает 
адекватной основы для развития какой-либо социальной теории средств массовой 
информации» (Там же. С. 66).
«Эмпирики даже не пытались разработать труднейшие проблемы “классового сознания”, 
“ложного сознания”, понятие “статуса” в противоположность “классу” и веберовскую идею 
статистически подтверждаемого “социального класса”. И, что самое печальное, при 
исследовании социальной стратификации в выборку постоянно попадают малые города, хотя 
совершенно очевидно, что никакая совокупность подобных исследований не может ни на йоту 
приблизить нас к пониманию подлинной общенациональной картины распределения классов, 

статусов и власти» (Там же. С. 69).
Об абстрактных эмпириках: «Ни в определении проблематики, ни в объяснении своих 
микросоциологических изысканий они никогда по-настоящему не используют базовую идею 
исторической обусловленности социальной структуры. От их исследований нельзя ожидать 
серьезных результатов даже в области изучения отдельных непосредственных сфер 
человеческой деятельности. Основываясь на наших исследованиях, мы знаем, что причины 
многих изменений социального положения людей (интервьюируемых) часто им неизвестны, и 
эти изменения могут быть поняты только в терминах структурных трансформаций» (Там же. С. 
84–85).
«Те, кто находится в тисках методологического самоограничения часто не в состоянии 
сказать о современном обществе что-либо, если это что-либо не прошло сквозь мельчайшее 
сито “Статистического ритуала”. Обычно говорят, что полученные таким образом результаты 
истинны, даже если они не имеют большого значения. Я с этим категорически не согласен. Как 
можно смешивать точность, вернее псевдоточность, с “истиной”; как можно считать 
абстрактный эмпиризм единственным “эмпирическим” методом?» (Там же. С. 88).
«Точность не является единственным критерием для выбора метода исследования. 
Точность метода не следует отождествлять, как это часто делают, с “эмпирической” или 
“истинной” точностью. Выбирая проблему для изучения, мы должны стремиться к получению 
правильных результатов. Но никакой метод сам по себе не должен ограничивать нас в выборе 
проблем для изучения, за исключением тех случаев, когда речь идет непосредственно об 
интереснейших и труднейших методических проблемах, которые лежат за пределами уже 
освоенных методов. Когда мы осознаем проблемы, которые постоянно ставит перед нами 
история, естественно возникает вопрос об их истинности и значимости. Мы должны работать 
над ними как можно тщательнее и с максимальной точностью. Важная часть работы в 
общественных науках заключается в тщательной разработке гипотез, ключевые моменты 
которых документируются самым детальным образом. Фактически нет никаких других 
способов… непосредственного изучения проблем, актуальность которых признается 
обществом» (Там же. С. 89).
«Лозунги социальной инженерии служат распространению бюрократического духа за 
пределы непосредственного применения инженерного стиля мышления и метода познания. 
Использовать эти лозунги в качестве постановки собственной цели, значит принимать 
бюрократическую роль там, где нет возможности ее реально играть. Словом, я утверждаю, что 
эту роль очень часто принимают на себя как если бы . Принять технократическую точку зрения 
и в соответствии с ней пытаться действовать в качестве обществоведа, значит действовать так, 
как если бы ты в самом деле был социальным инженером. Именно в этой бюрократической 
перспективе сейчас часто усматривают роль социолога в обществе» (Там же. С. 135).
«Исторические изменения во все времена не в одинаковой степени зависят от людей и 
часто происходят помимо их воли. Мы, похоже, переживаем такой период, когда принятие и 
отсутствие решений по ключевым вопросам бюрократически организованными элитами все 
больше становится источником исторических изменений. Более того, мы живем в такой период 
и в таком обществе, где разрастание и централизация средств управления, власти во многом 
происходит с помощью применения достижений общественной науки в любых целях, какие бы 
ни ставили перед собой те, у кого в руках находятся рычаги управления. Говорить о 
“предсказании и управлении”, оставляя без внимания проблемы, которые сопутствуют этим 
тенденциям в развитии общества, значит совершенно отказаться от какой бы то ни было 
самостоятельности в выборе нравственной и политической позиции… Есть ли основания 
говорить о “предсказании” в иной, нежели бюрократической перспективе? Да, конечно, есть. 
Прогнозировать можно на основе “непреднамеренных закономерностей”, а не на основе 
жесткого контроля за выполнением плана» (Там же. С. 135–136).
«Обществовед-аналитик, следующий классическому образцу, избегает устанавливать 

жесткие процедуры. Аналитик стремится развить и использовать в своей работе 
социологическое воображение. Испытывающий отвращение к сочетанию и разложению 
“Понятий”, он прибегает к тщательной проработке терминов только тогда, когда у него есть 
достаточные основания полагать, что их использование расширит границы постигаемого, 
увеличит точность описаний и глубину рассуждений. Его мысль не сдерживается методом и 
методикой; классический путь – это путь знатока-интеллектуала» (Там же. С. 140).
«Изучение истории не только увеличивает наши возможности познания структуры 
общества. Мы не можем надеяться на понимание даже отдельного взятого общества, даже в 
статике без использования исторического материала. Образ всякого общества – это 
конкретно-исторический образ… По-моему мнению, ни одному обществоведу не удалось 
установить какой-либо “закон”, который был бы трансисторическим, действие которого можно 
было бы распространить за пределы конкретной структуры в конкретно-исторический период. 
Иначе “законы” превращаются в пустые абстракции или весьма туманные тавтологии. 
Единственный смысл “социальных законов” или даже “социальных закономерностей”… 
конструкт для конкретной социальной структуры в конкретно-историческую эпоху» (Там же. С. 
171–172.)
«Значение исторического исследования для задач и перспектив общественной науки, 
конечно, не сводится к “историческому объяснению” одного “американского типа” социальной 
структуры. Более того, само представление об исключительной важности исторического 
объяснения является идеей, которая должна обсуждаться и проверяться на соответствующих 
данных» (Там же. С. 180).
«Появление отчужденного человека и связанная с ним проблематика влияет сейчас на всю 
серьезную интеллектуальную жизнь и является причиной ее кризиса. Отчуждение – главная 
проблема человеческого существования современной эпохи и всех достойных науки 
исследований. Я не знаю других понятий, тем и проблем, которые были бы так глубоко 
разработаны в классической традиции, но находятся сегодня в столь глубоком загоне» (Там же. 
С. 196).

жүктеу/скачать 1,14 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: