В этническую и кросс-культурную


ЛИТЕРАТУРА к статье «О связи проблем психологии отношений и психологии установки»



бет101/126
Дата02.09.2023
өлшемі4,37 Mb.
#105893
1   ...   97   98   99   100   101   102   103   104   ...   126
Байланысты:
Лебедева ВВедение в крос-этно психологию

ЛИТЕРАТУРА
к статье «О связи проблем психологии отношений и психологии установки»
БАССИН В. Ф. Проблемы бессознательного. М., 1968.
БЕХТЕРЕВ В. М. Общие основы рефлексологии человека. 2-е над Пг 1923. С. 14—15.
МАРКС Д. и ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. 2-е год. Т.З. С. 29.
РУБИНШТЕЙН С. Л. Основы общей психологии. М.: Учпедгиз. 1946.
Экспериментальные исследования по психологии установки. Тбилиси 1958.
ADLER A. Praxis und Theorie der Individual-Psychogie, 4 Auflage, Munchen 1930.
STERN W. Differenzielle Psychologic. Leipzig, 1912.
STRASSER V. Mensche Zusammenhange und Beziechung. 1916.
SULLIVAH H. S. Interpersonal Theory of Psychology, 1953.
Психические функции и отношения
Перестройка позиций психологии неизбежно влечет за со­бой перестройку основных понятий и представлений о движу­щих силах психической деятельности и поведения.
Психическая деятельность и поведение могут быть пра­вильно освещены только как поведение и деятельность личнос­ти. Аналитическая психология, освещая эти проблемы, исходи­ла из безличных элементов и функций. «Целостная» психоло­гия исходила из абстрактного бессодержательного, безличного целого. Интегральные понятия поведения, деятельности и лич­ности, будучи широкими, сложными, многосторонними, требу­ют расчленения, но такого, чтобы при этом не утрачивался це­лостный и содержательный характер понимания личности.
Понятие психического отношения представляет внутрен­нюю сторону связи человека с действительностью, содержа­тельно характеризующую личность как активного субъекта с его избирательным характером внутренних переживаний и внешних действий, направленных на различные стороны объективной действительности. Деятельность и поведение од­ной и той же личности в каждый данный момент определяются ее отношениями к различным сторонам действительности, от­ношениями, вытекающими, в свою очередь, из истории разви­тия личности, т.е. из всей объективной общественно-истори­ческой действительности. Повседневная жизнь человека, его деятельность, поведение, взаимодействие с людьми определя­ются общественными отношениями людей, но научная психо­логия, которая, казалось бы, должна в организованной, систе­матической форме отразить этот бесспорный факт жизни, про­ходит мимо него. Поэтому, изучая высшие формы человеческой психики — сознательную деятельность, мы опираемся на оп­ределение К. Марксом сознания — «сознание есть мое отноше­ние к моей среде» — и на его определение сущности человека как совокупности общественных отношений. Считая эти поня-
113
тия чрезвычайно важными для психологии человека, строящей­ся на позициях исторического материализма, мы давно занима­емся освещением проблемы психической деятельности с пози­ций психологии отношений.
Борьба с функционализмом в советской психологии являет­ся выражением борьбы за содержательную целостность против атомизма и формализма. Так как это — общепризнанный у нас лозунг, то сейчас речь идет об его последовательном и реаль­ном, а не половинчатом и словесном осуществлении. Борьба с функционализмом в психологии обозначает не полное отрица­ние функции, но стремление правильно осветить и ограничить роль этого понятия. В плане нашей работы естественно возни­кает вопрос о связи психических функций и отношений.
Нельзя сказать, чтобы само понятие психической функции было достаточно четко определено. Это понятие выросло из не­скольких корней. В периоде зарождения так называемой есте­ственнонаучной психологии значительную роль сыграло физи­ологическое понятие функции как способности органа к специ­фической для него деятельности органа. В психологии анало­гичную позицию занимал, например, один из крупнейших представителей экспериментальной психологии — Титченер. Эта позиция сводилась, в сущности, только к аналогиям и по­яснениям, так как ни существа психологической позиции, ни образования новой системы понятий не раскрывалось. Функ­ция в математике рассматривается как величина, изменяющая­ся вследствие изменения «независимой переменной», или «ар­гумента». Соответственно этому психическими функциями на­зывались вторичные психические образования, возникающие на основе первичных, элементарных, например, суждения и понятия, возникающие на основе материала ощущений. Тако­вы взгляды Д. Миллера, отчасти Калкинс, Бентли,
Одним из виднейших представителей направления функци­онализма в буржуазной психологии явился Штумпф, вновь выдвинувший понятие психической функции. Согласно Штумпфу, психическая функция, которую он не отличает от акта, со­стояния переживания, тоже понимается по аналогии с физиоло­гической или органической функцией. Но в его взглядах заслу­живает внимания ряд моментов, которые в дальнейшем нашли свое отражение и сказались в трактовках авторов.
114
Психические функции, по Штумпфу, представляют прежде всего переживание психической деятельности, психических актов в отличие от содержания этих актов как психических яв­лений. Они являются теми факторами сознания, которые необ­ходимы для описания психического процесса и его изменений, поскольку объект, или содержание психического процесса, мо­жет быть неизменным. Функции представляют собою разные способы отношения к явлениям или предметным содержаниям. Явления реальны как содержания, к которым относятся функ­ции. Функции реальны «как функции, которые выполняются в явлениях». Явления и функции представляют собой реальное единство. Функции не разложимы на явления, ни один признак мира явлений не относится к функциям, и наоборот. Понятие психической «функции» не связано логически с понятием «яв­ления». Явления и функции в известных пределах независимы друг от друга. Так, если незамеченное становится замеченным, если воспринимаются ранее не воспринимавшиеся содержания и т.д., то это есть изменение функции без изменения явления. Наоборот, возможны не замеченные изменения явлений, когда функции остаются прежними, хотя произошли изменения в объективном содержании.
Явления, по Штумпфу (1913), представляют скорлупу или материал, функции являются самым существенным ядром пси­хической жизни. Душа, или психика, представляет целое из функций и предрасположений. Наряду с функциями и явления­ми Штумпф выделяет образования; сюда относятся понятия формы, целого, единства, совокупности и т.п. В эмоциональной сфере такими образованиями, по Штумпфу, являются ценнос­ти, или блага, со всеми их классами и противоположностями (утешительное, желанное, страшное, приятное, средство и цель и т.п.).
Критика функционализма, приписывая его последователям гораздо более элементарное понимание, чем это имеет место в действительности, часто бьет в значительной мере мимо цели. Это «учение» Штумпфа является типичным выражением идеализма и метафизики. Отрыв психики от ее материального содержания и субстрата, утверждение изначальной активности психики составляют суть такого понимания «психических функ-
115
ций». И. М. Сеченов разоблачал антинаучность такого подхода, называя эти «функции» психическими фикциями.
В дальнейшем в зарубежной психологии критика функцио­нализма была развернута с позиций психологии целостности, которая, выдвигая это понятие с идеалистических и метафизи­ческих позиций, не дала практически новых частных понятий, а внесла только формальный и бессодержательный принцип деятельности в трактовку психических процессов, пережива­ний и функций.
Прежде чем перейти к освещению вопроса с наших пози­ций, следует упомянуть о взглядах на психическую деятель­ность крупнейшего и для своего времени прогрессивного рус­ского психолога А. Ф. Лазурского. Как известно, А. Ф. Лазурский разделяет психологические качества на две группы: эндоп-сихических и экзопсихических свойств. Эндопсихические свойства представляют собой как бы внутренний психический механизм, основанный на нервно-физиологической организа­ции, а экзопсихические есть основанные преимущественно на приобретенном опыте отношения человека к окружающему, включая его отношение к самому себе.
Эндопсихические свойства соответствуют понятию психи­ческих функций, и их связь с механизмами нервной деятельно­сти была понятна Лазурскому (1921), но вместе с тем совер­шенно ясно, что для него недостаточно было противопоставле­ния функций явлениям. Если говорить об «образованиях» Штумпфа, то и этот вопрос у Штумпфа явно не разработан, и образования, в сущности, относятся к функциям более интег­рального порядка. Однако Лазурский, подчеркнув существова­ние двух классов явления, не осветил достаточно вопроса о связи, о соотношении обеих категорий и об их относительной значимости. Во всяком случае, в своей «Классификации лично­стей» он рассматривал их роль настолько независимо одну от другой, что допускал на низшем уровне доминирующую роль эндопсихических свойств, на высшем — экзопсихических. Ла­зурскому не было еще доступно историко-материалистическое понимание; он разрывал здесь метафизически форму и содер­жание, не представляя их в единстве и развитии.
Нельзя сказать, чтобы важный вопрос о таком основном понятии, как психическая функция, в процессе формирования
116
нашей психологии был достаточно освещен. Понятие функций наши психологи справедливо подвергли критике, усматривая в нем ошибки идеализма, формализма и атомизма. Но психоло­гический функционализм в практике глубоко укоренился, и его выкорчевыванию препятствует отсутствие другой разработан­ной системы психологических понятий.
С. Л. Рубинштейн (1946) с неправильных позиций крити­кует функциональную психологию; он ограничивает понятие функции только «теми физиологическими проявлениями, кото­рые однозначно определяются в плане психофизиологического функционирования». Соответственно этому он признает функ­цию чувствительности, мнемическую (закрепляющую и вос­производящую данные чувствительности) и тоническую, про­являющуюся в темпераменте и эффективности. Психофизиоло­гические функции как предмет психофизиологии образуют «ос­нование системы психологии». К функциям «подстраиваются» как более сложные и собственно психологические образования психические процессы.
Несомненно, что дальнейшее развитие вопроса невозмож­но без критического преодоления этих механо-идеалистичес­ких позиций. Во-первых, функция чувствительности реализует­ся в процессе, например, ощущения, так что нельзя процесс и функцию разделять как разные виды психической динамики. Во-вторых, функцию чувствительности и процесс восприятия, функцию мнемическую и процесс запоминания трудно отде­лить друг от друга. Можно сказать, что структуры рецептивной функции и процесса могут быть более элементарными или бо­лее сложными. Поэтому фактически психофизиологические функции рассматриваются вместе с процессами восприятия, а понимание по существу оказывается неизмененным. В-треть­их, нельзя представлять себе отличие процесса восприятия от функции чувствительности только в том отношении, что про­цессы представляют результат комбинации различных функ­ций. Говоря о процессе восприятия, мы рассматриваем рецеп­тивную деятельность в связи с ее объектом более синтетически и на более высоком уровне отражения, более интегрально, а го­воря о чувствительности — более аналитически, элементарно и абстрагируясь от предметно-гностической стороны; наконец,
117
мы не можем отказаться от попыток физиологического пони­мания мозговых механизмов процессов восприятия, мышления итд.
Нам представляется необходимым для дальнейшего, не развивая здесь подробно нашего понимания психических фун­кций, выдвинуть ряд положений, имеющих ориентирующее значение.
Понятие психических функций представляет только логи­ческие абстракции психологического опыта. При бесконечном разнообразии процессов психической деятельности они пред­ставляют собой основные компоненты усвоения, понимания, переработки нашего опыта и нашего воздействия на действи­тельность. Они являются не столько способами отношений, сколько постоянными сторонами психической деятельности, к которым относятся не только чувствительность или мнемическая функция, но и внимание, волевая регуляция, обобщение или отвлечение и т.п.
Реальным основанием для этой абстракции является то, что каждая функция, будучи одним из компонентов сложной психической деятельности, может в особых условиях стано­виться центральным звеном процесса психической деятельнос­ти. Так, в каждом процессе нашей деятельности участвует вос­приятие, воспоминание, внимание, мышление и т.п. Но есте­ственно или искусственно могут быть созданы такие условия, когда основным явится процесс восприятия, внимания и т.п. Понятие психических функций, аналитически раздробляющих психическую целостность процесса, является неизбежным следствием необходимости расчленять в процессе познания сложное целое на менее сложные компоненты. Поэтому психи­ческие функции могут быть более или менее элементарны или сложны, причем по мере нарастания сложности расширяется диапазон их изменчивости или убывает их стереотипность. Со­ответственно этому классификация психических функций не может сводиться к линейному их перечислению, а представля­ет собою структурную иерархию от более низкого, элементар­ного уровня и узкого типа интеграции к высокому, сложному и широкому.
Понятие функции сменяет не столько понятие ассоциации, сколько старое понятие способности. Вместе с тем, оно выра-
118
жает стремление психологов к пониманию и раскрытию цереб­ральных механизмов или условий психической деятельности. Если до недавнего времени методы и опыт позволяли говорить только о психофизиологии органов чувств и о психомоторике, то методические возможности и теоретические достижения в дальнейшем позволят расширить позитивное представление о мозговых механизмах более сложных видов психической дея­тельности. В этом смысле, если бы мы даже отказались от по­нятия функции и говорили о восприятии, мышлении, запоми­нании и т.п., все равно, думая об их церебральном механизме, мы имели бы дело с той же функцией, и спор превратился бы в вербальный.
Связь мозговых механизмов с различными сторонами пси­хической деятельности позволяет отличать понятие функции и церебральных основ от понятия состояния и его церебральных основ как общего условия функциональной динамики. В этом смысле нам представляется ошибочным утверждение С. Л. Ру­бинштейна, что в основе темперамента или аффективной воз­будимости лежит тоническая психофизиологическая функция. Темперамент является динамическим выражением нейро-фи-зиологических явлений во всех сторонах психической динами­ки деятельности.
Психологически правильным и, следовательно, обязатель­ным представляется такое изучение психической деятельности или психических функций, при котором психофизиологический индивидуальный план изучения личности осуществляется в единстве с внеиндивидуальным планом включения индивидуу­ма в действительность. Точно так же правильно и то, что окру­жающая действительность социально опосредована, что чело­век — не только индивид, который взаимодействует со своей действительностью, но является личностью, т.е. субъектом, ак­тивно и инициативно относящимся к действительности. При этом важно, что способы его отношения неразрывно связаны с его функциональными возможностями, формируясь и развива­ясь в условиях объективной действительности, т.е., являясь продуктом его истории, сами определяются отношениями и оп­ределяют функции. Отсюда вытекает давно сформулированное нами положение о том, что функции нельзя понимать вне отно­шений человека.
119
Если критический анализ и позитивное освещение понятия функции являлись первой задачей данной части нашей работы, то вопрос о роли отношений в функциональной динамике пред­ставляет вторую задачу. Задача преодоления механицизма и формализма заключается не в замене функций процессом и не только в указании на содержательность процесса. Психические процессы могут изучаться непродуктивно, безлично и механис­тично. Процеосуализм — это тот же функционализм, форма­лизм или механицизм при неправильности, неконкретности анализа и при абстрактности содержания. Поэтому мы здесь не можем остановиться на полпути, говоря о том, что деятель­ность направлена на задачу или имеет цель. На первый взгляд мы как будто решаем задачу не абстрактно и содержательно и не механистически. Однако на самом деле, если мы не связы­ваем анализ процесса деятельности с вопросом о том, почему человек решает задачу, для чего он ее решает и какое значение она для него имеет, динамика оказывается абстрактной. Только при наличии такой связи жизненная динамика процесса и его результат будут освещены правильно.
Ведущие черты сознательной моральной личности, черпая свою определяющую силу из передовых общественных идей, определяют характер действия в ответ на внешние и внутрен­ние воздействия, возможность противостоять настойчивому, даже жестокому давлению, давать ему героический отпор, по­беждать его. Они показывают буквально, что убить человека — не значит подчинить его волю, если он не захочет этого сам.
Исторически причинно обусловленная воля, выражаемая действием, основанным на сознательном, внутреннем принци­пиальном отношении, «свободна» в том смысле, что действие зависит от личности, представляющей сознательный результат индивидуальной истории. С учетом этой предпосылки можно разделять проблемы генеза волевой структуры психической де­ятельности, которой мы только что касались, и мотивов, кото­рые приводят в действие сформированную сознательную волю, той проблемы, которая нас сейчас особенно интересует. Нет на­добности говорить о том, что этой мотивационной силой обладают цели, приводящие в действие волю, и волевая энергия, которая при этом возникает, тем больше, чем больше значение цели.
120
Но подлинно человеческие цели это — ценности, ради кото­рых лучшие люди жертвовали жизнью, в борьбе за достижение которых они черпали источники «сверхчеловеческой» воли, стойкости, выносливости, мужества и терпения; наконец, идеи, которым они были беззаветно преданы. Идея становится целью человека, когда она как ценность вызывает у него стремление достигнуть ее реализации. Идея вызывает у человека сознание ценности, долженствования, долга, а преданность идее и стрем­ление осуществить ее мобилизуют все силы человека.
Угасание эмоции делает человека безразличным, а безраз­личие, т.е. безраличное отношение ко всему, - тупым и пассив­ным. Хорошо известны болезненные состояния, которые харак­теризуются подавленным состоянием; при этом человек в пе­риоде подавленности как бы теряет свои способности, но стоит подняться настроению, как блестяще выявляются функцио­нальные возможности человека. Тяжелая утрата, вызывая ре­активную депрессию, может вызвать полную потерю энергии, психической активности. Этот факт большого жизненного зна­чения неоднократно и ярко показан в художественной литера­туре. Так, Л. Н. Толстой выразительно характеризует его в сло­вах Анны Карениной: «Вы говорите энергия. Энергия основа­на на любви. А любовь неоткуда взять. Приказать нельзя». Так один из проницательнейших знатоков человеческой души пока­зывает, что один из источников энергии человека лежит в эмо­циональном отношении любви.
Что касается другого важного фактора или стороны душев­ной жизни, то, хотя, вслед за Штумпфом, некоторые авторы го­ворят о волевой функции (М. Я. Басов), но ряд авторов спра­ведливо указывает на то, что воля является аппаратом управле­ния всеми психическими функциями. Во всяком случае сфор­мировавшаяся воля человека определяется его отношениями, которые могут оказывать свое влияние на психические функ­ции.
Исключая, таким образом, эмоцию и волю, которых мы сейчас коснулись и которые занимают особое место, мы обратимся к анализу того, что обычно называют психическими фун­кциями — восприятия, внимания, памяти, фантазии, мышления.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   97   98   99   100   101   102   103   104   ...   126




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет