В этническую и кросс-культурную



бет80/126
Дата02.09.2023
өлшемі4,37 Mb.
#105893
1   ...   76   77   78   79   80   81   82   83   ...   126

раздел между различным пониманием места категории деятельности, состоит
в том, рассматривается ли предметная деятельность лишь как условие пси-
хического отражения и его выражение, или же она рассматривается как про-
цесс, несущий в себе те внутренние движущие противоречия, раздвоения и
трансформации, которые порождают психику, являющуюся необходимым момен-
том собственного движения деятельности, ее развития. Если первая из этих
позиций выводит исследование деятельности в ее основной форме - в форме
практики - за пределы психологии, то вторая позиция, напротив, предпола-
гает, что деятельность независимо от ее формы входит в предмет психоло-
гической науки, хотя, разумеется, совершенно иначе, чем она входит в
предмет других наук.
Иными словами, психологический анализ деятельности состоит, с точки
зрения этой второй позиции, не в выделении из нее ее внутренних психи-
ческих элементов для дальнейшего обособленного их изучения, а в том,
чтобы ввести в психологию такие единицы анализа, которые несут в себе
психическое отражение в его неотторжимости от порождающих его и им опос-
редствуемых моментов человеческой деятельности. Эта защищаемая мною по-
зиция требует, однако, перестройки всего концептуального аппарата психо-
логии, которая в данной книге лишь намечена и в огромной степени предс-
тавляется делом будущего.
Еще более трудной в психологии является категория сознания. Общее
учение о сознании как высшей, специфически человеческой форме психики,
возникающей в процессе общественного труда и предполагающей функциониро-
вание языка, составляет важнейшую предпосылку психологии человека. Зада-
ча же психологического исследования заключается в том, чтобы, не ограни-
чиваясь изучением явлений и процессов на поверхности сознания, проник-
нуть в его внутреннее строение. Но для этого сознание нужно рассматри-
вать не как созерцаемое субъектом поле, на котором проецируются его об-
разы и понятия, а как особое внутреннее движение, порождаемое движением
человеческой деятельности.
Трудность состоит здесь уже в том, чтобы выделить категорию сознания
как психологическую, а это значит понять те реальные переходы, которые
связывают между собой психику конкретных индивидов и общественное созна-
ние, его формы. Этого, однако, нельзя сделать без предварительного ана-
лиза тех "образующих" индивидуального сознания, движение которых харак-
теризует его внутреннюю структуру. Изложение опыта такого анализа, в ос-
новании которого лежит анализ движения деятельности, и посвящена специ-
альная глава книги. Не мне, разумеется, судить о том, является ли этот
опыт удачным. Я хочу только обратить внимание читателя на то, что психо-
логическая "тайна сознания" остается закрытой для любого метода, за иск-
лючением метода, открытого Марксом, позволяющего демистифицировать при-
роду сверхчувственных свойств общественных объектов, к которым принадле-
жит также и человек как субъект сознания.
Наибольшие, вероятно, возражения могут вызвать развиваемые мной
взгляды на личность как предмет собственно психологического изучения. Я
думаю так потому, что они решительно не совместимы с теми метафизически-
ми культур-антропологическими концепциями личности (как и с теориями
двойной ее детерминации - биологической наследственностью и социальной
средой), которые наводняют сейчас мировую психологию. Несовместимость
эта особенно видна при рассмотрении вопроса о природе так называемых
внутренних двигателей личности и вопроса о связи личности человека с его
соматическими особенностями.
Широко распространенный взгляд на природу потребностей и влечений че-
ловека заключается в том, что они-то и суть определители деятельности
личности, ее направленности; что, соответственно, главную задачу психо-
логии составляет изучение того, какие потребности свойственны человеку и
какие психические переживания (влечения, желания, чувства) они вызывают.
Другой взгляд, в отличие от первого, состоит в том, чтобы понять, каким
образом развитие самой деятельности человека, ее мотивов и средств
трансформирует его потребности и порождает новые потребности, в ре-
зультате чего меняется их иерархия, так что удовлетворение некоторых из
них низводится до статуса лишь необходимых условий деятельности челове-
ка, его существования как личности.
Нужно сказать, что защитниками первой, антропологической или, лучше
сказать, натуралистической точки зрения, выдвигается множество аргумен-
тов, в том числе такие, которые метафорически можно назвать аргументами
"от желудка". Конечно, наполнение желудка пищей - непременное условие
любой предметной деятельности, но психологическая проблема заключается в
другом: какова будет эта деятельность, как пойдет ее развитие, а вместе
с ним и преобразование самих потребностей.
Если я выделил здесь данный вопрос, то это потому, что в нем сталки-
ваются противоположные воззрения на перспективу изучения личности. Одно
из них ведет к построению психологии личности, исходящей из примата, в
широком смысле слова, потребления (на языке бихевиористов - "подкрепле-
ния"); другое - к построению психологии, исходящей из примата дея-
тельности, в которой человек утверждает свою человеческую личность.
Второй вопрос - вопрос о личности человека и его телесных особеннос-
тях - заостряется в связи с тем положением, что психологическая теория
личности не может строиться, опираясь главным образом на различия конс-
титуций человека. Как же можно в теории личности обойтись без привычных
ссылок на конституции Шелдона, факторы Айзенка, наконец, на павловские
типы высшей нервной деятельности? Соображение это тоже возникает из ме-
тодологического недоразумения, которое во многом зависит от неоднознач-
ности самого понятия "личность". Неоднозначность эта, однако, исчезает,
если принять то известное марксистское положение, что личность есть осо-
бое качество, которое природный индивид приобретает в системе обществен-
ных отношений. Проблема тогда неизбежно обращается: антропологические
свойства индивида выступают не как определяющие личность или входящие в
ее структуру, а как генетически заданные условия формирования личности
и, вместе с тем, как то, что определяет не ее психологические черты, а
лишь формы и способы их проявления. Например, агрессивность как черта
личности, конечно, будет проявляться у холерика иначе, чем у флегматика,
но объяснить агрессивность особенностью темперамента как же научно бесс-
мысленно, как искать объяснения войн в свойственном людям инстинкте
драчливости. Таким образом, проблема темперамента, свойств нервной сис-
темы и т.п. не "изгоняется" из теории личности, а выступает в ином, нет-
радиционном плане - как вопрос об использовании, если так можно выра-
зиться, личностью врожденных индивидуальных свойств и способностей. И
это - очень важная для конкретной характерологии проблема, которая, как
и ряд других проблем, осталась в данной книге не рассмотренной.
Оговорки, сделанные в этом предисловии (а они могли быть еще более
многочисленными), вызваны тем, что автор видел свою задачу не столько в
утверждении тех или иных конкретно-психологических положений, сколько в
поиске метода их добывания, вытекающего из историко-материалистического
учения о природе человека, его деятельности, сознания и личности.
В заключение мне осталось сказать несколько слов о композиции книги.
Содержащиеся в ней мысли уже были высказаны в прежних публикациях авто-
ра, перечень которых дается в примечаниях к главам. Они, однако, впервые
представлены здесь систематически.
По своему составу книга разбивается на три части. Первую из них обра-
зуют I и II главы, посвященные анализу понятия отражения и того общего
вклада, который вносит марксизм в научную психологию. Главы эти служат
введением к ее центральной части, в которой рассматриваются проблемы де-
ятельности, сознания и личности. Совершенно особое место занимает пос-
ледняя часть книги: она не является продолжением предшествующих глав, а
представляет собой одну из ранних работ автора по психологии сознания.
Со времени ее первого, ставшего теперь редким издания прошло более двад-
цати лет, и многое в ней устарело. Однако она содержит некоторые психо-
лого-педагогические аспекты проблемы сознания, которые в других частях
книги вовсе не затрагиваются, хотя аспекты эти остаются и сейчас близки-
ми сердцу автора. Это и побудило включить ее в книгу.
Москва, июнь 1974 г.

ГЛАВА I
МАРКСИЗМ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ НАУКА


1. ОБ ОБЩИХ ОСНОВАНИЯХ МАРКСИСТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Учение К.Маркса создало переворот в общественных науках: в философии,
в политической экономии, в теории социализма. Психология, как известно,
оставалась многие годы изолированной от влияния марксизма. Марксизм не
допускался в официальные научные психологические центры, и имя К.Маркса
на протяжении более полустолетия после опубликования его основных произ-
ведений почти не упоминалось в трудах психологов.
Только в начале двадцатых годов учеными нашей страны было впервые
выдвинуто требование сознательно строить психологию на основе марксиз-
ма1. Таким образом, именно советские ученые открыли Маркса для мировой
психологической науки.
Первоначально задача создания марксистской психологии понималась как
задача критики идеалистических философских взглядов, господствовавших в
психологии, и внесения в нее некоторых положений марксистской диалекти-
ки. Характерным в этом отношении было название вышедшего в 1926 г. ново-
го учебника психологии, написанного К.Н.Корниловым. Он назывался так:
"Учебник психологии, изложенной с точки зрения диалектического материа-
лизма". В нем, как и в других работах этого периода, многие основопола-
гающие для психологии идеи и понятия марксизма-ленинизма, в том числе
понятие отражения, оставались еще не раскрытыми. Хотя Корнилов и другие
авторы того времени подчеркивали положение об общественной природе чело-
веческой психики, однако оно обычно интерпретировалось в духе наивных
представлений о биосоциальной обусловленности поведения людей.
Только после работ Л.С.Выготского2 и, несколько позже, С.Л.Рубинштей-
на3 значение марксизма для психологии стало пониматься более полно. По-
лучили развитие исторический подход к психике человека, конкретно-психо-
логическое учение о сознании как высшей форме отражения реальности, уче-
ние о деятельности и ее строении. Происходил процесс постепенного пере-
осмысления значения трудов классиков марксизма для психологической нау-
ки. Становилось все более очевидным, что марксизмом была создана широкая
теория, раскрывающая природу и общие законы психики, сознания, что вклад
марксизма в психологическую науку несопоставим по своему значению с са-
мыми крупными теоретическими открытиями, сделанными в психологии как в
домарксистский период ее развития, так и после Маркса.
Осознание этого явилось результатом большой теоретической работы мно-
гих психологов-марксистов, в том числе и зарубежных4. Но и сейчас еще
нельзя сказать, что психология исчерпала сокровищницу идей марксизма-ле-
нинизма. Вот почему мы вновь и вновь обращаемся к трудам К.Маркса, даю-
щим решение наиболее глубоких и сложных теоретических проблем психологи-
ческой науки.
В теории марксизма решающее важное значение для психологии имеет уче-
ние о человеческой деятельности, о ее развитии и ее формах.
Свои знаменитые тезисы о Фейербахе Маркс, как известно, начинает с
указания "главного недостатка всего предшествующего материализма". Он
состоит в том, что предмет, действительность берутся им лишь в форме
объекта, в форме созерцания, а не как человеческая деятельность, не
субъективно5.
Говоря о созерцательности старого материализма, Маркс имеет в виду то
обстоятельство, что познание рассматривалось им только как результат
воздействия предметов на познающего субъекта, на его органы чувств, а не
как продукт развития его деятельности в предметом мире. Таким образом,
старый материализм отделял познание от чувственной деятельности, от жиз-
ненных практических связей человека с окружающим его миром.
Вводя понятие деятельности в теорию познания, Маркс придавал ему
строго материалистический смысл: для Маркса деятельность в ее исходной и
основной форме - это чувственная практическая деятельность, в которой
люди вступают в практический контакт с предметами окружающего мира, ис-
пытывают на себе их сопротивление и воздействуют на них, подчиняясь их
объективным свойствам. В этом и состоит коренное отличие марксистского
учения о деятельности от идеалистического, которое знает деятельность
только в ее абстрактной, спекулятивной форме.
Глубокий переворот, совершенный Марксом в теории познания, состоит в
том, что человеческая практика была понята как основа человеческого поз-
нания, как тот процесс, в ходе развития которого возникают познава-
тельные задачи, порождаются и развиваются восприятие и мышление человека
и который вместе с тем несет в себе критерий адекватности, истинности
знаний: в практике, говорит Маркс, должен человек доказать истинность,
действительность и мощь, посюсторонность своего мышления.
Напоминая эти хорошо известные тезисы Маркса, нужно особенно подчерк-
нуть, что ни один из них не может быть взят изолированно, в отрыве от
марксистского учения в целом. В частности, это относится и к положению о
роли практики, - положению, которое некоторые современные извратители
марксизма пытаются трактовать как якобы выражающее и обосновывающее
прагматическую точку зрения.
В действительности философское открытие Маркса состоит вовсе не в
отождествлении практики с познанием, а в том, что познание не существует
вне жизненного процесса, который по самой природе своей есть процесс ма-
териальный, практический. Отражение действительности возникает и разви-
вается в процессе развития реальных связей познающих людей с окружающим
их человеческим миром, этими связями определяется и, в свою очередь,
оказывает обратное влияние на их развитие.
"Предпосылки, с которых мы начинаем, - читаем мы в "Немецкой идеоло-
гии", - не произвольны, они - не догмы; это - действительные предпосыл-
ки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это - действи-
тельные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни..."6
Предпосылки эти вместе с тем составляют три необходимых основных момен-
та, три звена, диалектические связи которых образуют единую саморазвива-
ющуюся систему.
Уже в самой телесной организации индивидов заключена необходимость
того, что они вступают в активное отношение к внешнему миру; чтобы су-
ществовать, они должны действовать, производить необходимые им средства
к жизни. Воздействуя на внешний мир, они изменяют его; этим они также
изменяют и самих себя. Поэтому то, что они представляют собой, определя-
ется их деятельностью, обусловленной уже достигнутым уровнем развития ее
средств и форм ее организации.
Только в ходе развития этих отношений развивается также и психическое
отражение людьми реальности. "...Люди, развивающие свое материальное
производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей
действительностью также свое мышление и продукты своего мышления"7.
Иными словами, мышление, сознание определяются реальным бытием,
жизнью людей и существуют только как их сознание, как продукт развития
указанной системы объективных отношений. В своем саморазвитии система
эта образует различные инфраструктуры, отношения и процессы, которые мо-
гут становиться предметом изучения отдельных наук. Однако марксистское
требование состоит в том, чтобы они рассматривались внутри этой общей
системы, а не изолированно от нее. Требование это, разумеется, относится
также и к психологическому изучению людей, к психологической науке.
Старая метафизическая психология знала только абстрактные индивиды,
подвергающиеся воздействию противостоящей им внешней среды и, со своей
стороны, проявляющие присущие им психические способности: восприятие,
мышление, волю, чувства. Безразлично, мыслится ли при этом индивид как
некая реактивная машина (хотя бы и очень сложно запрограммированная),
или он наделяется автохтонно проявляющимися духовными силами. Подобно
высмеянному Марксом святому Санчо8, наивно полагавшему, что ударом стали
мы высекаем огонь, хранящийся в камне, психолог-метафизик думает, что
психика извлекается из самого субъекта, из его головы. Как и Санчо, он
не подозревает, что огненные частички отделяются не от камня, а от стали
и, главное, что все дело - в раскаляющем эти частички взаимодействии
камня и стали. Психолог-метафизик тоже упускает главное звено - процес-
сы, опосредующие связи субъекта с реальным миром, процессы, в которых
только и происходит психическое отражение им реальности, переход матери-
ального в идеальное. А это суть процессы деятельности субъекта, первона-
чально всегда внешней и практической, а затем приобретающей также форму
внутренней деятельности, деятельности сознания.
Анализ деятельности и составляет решающий пункт и главный метод науч-
ного познания психического отражения, сознания. В изучении форм общест-
венного сознания - это анализ бытия общества, свойственных ему способов
производства и системы общественных отношений; в изучении индивидуальной
психики - это анализ деятельности индивидов в данных общественных усло-
виях и конкретных обстоятельствах, которые выпадают на долю каждого их
них.
2. ТЕОРИЯ СОЗНАНИЯ
К.Маркс заложил основы конкретно-психологической теории сознания, ко-
торая открыла для психологической науки совершенно новые перспективы.
Хотя прежняя субъективно-эмпирическая психология охотно называла себя
наукой о сознании, в действительности она никогда не была ею. Явления
сознания либо изучались в плане чисто описательном, с эпифеноменологи-
ческих и паралеллистических позиций, либо вовсе исключались из предмета
научно-психологического знания, как того требовали наиболее радикальные
представители так называемой "объективной психологии"9. Однако связанная
система психологической науки не может быть построена вне конкретно-на-
учной теории сознания. Именно об этом свидетельствуют теоретические кри-
зисы, постоянно возникавшие в психологии по мере накопления конкрет-
но-психологических знаний, объем которых начиная со второй половины
прошлого столетия быстро увеличивался.
Центральную тайну человеческой психики, перед которой останавливалось
научно-психологическое исследование, составляло уже само существование
внутренних психических явлений, самый факт представленности субъекту
картины мира. Эта психологическая тайна и не могла быть раскрыта в до-
марксистской психологии; она остается нераскрытой и в современной психо-
логии, развивающейся вне марксизма.
Сознание неизменно выступало в психологии как нечто внеположеное,
лишь как условие протекания психических процессов. Такова была, в част-
ности, позиция Вундта. Сознание, писал он заключается в том, что какие
бы то ни было психические состояния мы находим в себе, и поэтому мы не
можем познать сущности сознания. "Все попытки определить сознание...
приводят или к тавтологии или к определениям происходящих в сознании де-
ятельностей, которые уже потому не суть сознание, что предполагают
его"10. Ту же мысль в еще более резком выражении мы находим у Наторпа:
сознание лишено собственной структуры, оно лишь условие психологии, но
не ее предмет. Хотя его существование представляет собой основной и
вполне достоверный психологический факт, но оно не поддается определению
и выводимо только из самого себя11.
Сознание бескачественно, потому что оно само есть качество - качество
психических явлений и процессов; это качество выражается в их "презенти-
рованности" (представленности) субъекту (Стаут). Качество это не раскры-
ваемо: оно может только быть или не быть12.
Идея внеположности сознания заключалась и в известном сравнении соз-
нания со сценой, на которой разыгрываются события душевной жизни. Чтобы
события эти могли происходить, нужна сцена, но сама сцена не участвует в
них.
Итак, сознание есть нечто внепсихологическое, психологически беска-
чественное. Хотя эта мысль не всегда высказывается прямо, она постоянно
подразумевается. С ней не вступает в противоречие ни одна прежняя попыт-
ка психологически охарактеризовать сознание. Я имею в виду прежде всего
ту количественную концепцию сознания, которая с наибольшей прямотой была
высказана еще Леддом: сознание есть то, что уменьшается или увеличивает-
ся, что отчасти утрачивается во сне и вполне утрачивается при обморо-
ке13.
Это - своеобразное "свечение", перемещающийся световой зайчик или,
лучше сказать, прожектор, луч которого освещает внешнее или внутреннее
поле. Его перемещение по этому полю выражается в явлениях внимания, в
которых сознание единственно и получает свою психологическую характерис-
тику, но опять-таки лишь количественную и пространственную. "Поле созна-
ния" (или, что то же самое, "поле внимания") может быть более узким, бо-
лее концентрированным, или более широким, рассеянным; оно может быть бо-
лее устойчивым или менее устойчивым, флюктуирующим. Но при всем том опи-
сание самого "поля сознания" остается бескачественным, бесструктурным.
Соответственно и выдвигавшиеся "законы сознания" имели чисто формальный
характер; таковы законы относительной ясности сознания, непрерывности
сознания, потока сознания.
К законам сознания иногда относят также такие, как закон ассоциации
или выдвинутые гештальт-психологией законы целостности, прегнатности и
т.п., но законы эти относятся к явлениям в сознании, а не к сознанию как
особой форме психики, и поэтому одинаково действительны как по отношению
к его "полю", так и по отношению к явлениям, возникающим вне этого "по-
ля", - как на уровне человека, так и на уровне животных.
Несколько особое положение занимает теория сознания, восходящая к
французской социологической школе (Дюркгейм, Де Роберти, Хальбвакс и
другие)14. Как известно, главная идея этой школы, относящаяся к психоло-
гической проблеме сознания, состоит в том, что индивидуальное сознание
возникает в результате воздействия на человека сознания общества, под
влиянием которого его психика социализируется и интеллектуализируется;
это социализированная и интеллектуализированная психика человека и есть
его сознание. Но и в этой концепции полностью сохраняется психологичес-
кая бескачественность сознания; только теперь сознание представляется
некоей плоскостью, на которой проецируются понятия, концепты, составляю-
щие содержание общественного сознания. Этим сознание отождествляется с
знанием: сознание - это "со-знание", продукт общения сознаний.
Другое направление попыток психологически характеризовать сознание
состояло в том, чтобы представить его как условие объединения внутренней
психической жизни.
Объединение психических функций, способностей и свойств - это и есть
сознание; оно поэтому, писал Липпс, одновременно есть и самосознание15.
Проще всего эту идею выразил Джемс в письме к К.Штумпфу: сознание - это
"общий хозяин психических функций". Но как раз на примере Джемса особен-
но ясно видно, что такое понимание сознания полностью остается в преде-
лах учения о его бескачественности и неопределимости. Ведь именно Джемс
говорил о себе: "Вот уже двадцать лет, как я усомнился в существовании
сущего, именуемого сознанием... Мне кажется, что настало время всем отк-
рыто отречься от него"16.
Ни экспериментальная интроспекция вюрцбуржцев, ни феноменология Гус-
серля и экзистенционалистов не были в состоянии проникнуть в строение
сознания. Напротив, понимая под сознанием его феноменальный состав с его
внутренними, идеальными отношениями, они настаивают на "депсихологиза-
ции", если можно так выразиться, этих внутренних отношений. Психология
сознания полностью растворяется в феноменологии. Любопытно отметить, что
авторы, ставившие своей целью проникнуть "за" сознание и развивавшие
учение о бессознательной сфере психики, сохраняли это же понимание соз-
нания - как "связанной организации психических процессов" (Фрейд). Как и
другие представители глубинной психологии, Фрейд выводит проблему созна-
ния за сферу собственно психологии. Ведь главная инстанция, представляю-
щая сознание, - "сверх-я", - по существу является метапсихическим.
Метафизические позиции в подходе к сознанию, собственно, и не могли
привести психологию ни к какому иному его пониманию. Хотя идея развития
и проникла в домарксистскую психологическую мысль, особенно в послеспен-
серовский период, она не была распространена на решение проблемы о при-
роде человеческой психики, так что последняя продолжала рассматриваться
как нечто предсуществующее и лишь "наполняющееся" новыми содержаниями.
Эти-то метафизические позиции и были разрушены диалектико-материалисти-
ческим воззрением, открывшим перед психологией сознания совершенно новые
перспективы.
Исходное положение марксизма о сознании состоит в том, что оно предс-
тавляет собой качественно особую форму психики. Хотя сознание и имеет
свою длительную предысторию в эволюции животного мира, впервые оно воз-
никает у человека в процессе становления труда и общественных отношений.
Сознание с самого начала есть общественный продукт17.
Марксистское положение о необходимости и о реальной функции сознания
полностью исключает возможность рассматривать в психологии явления соз-
нания лишь как эпифеномены, сопровождающие мозговые процессы и ту дея-
тельность, которую они реализуют. Вместе с тем психология, конечно, не
может просто постулировать активность сознания. Задача психологической
науки заключается в том, чтобы научно объяснить действенную роль созна-
ния, а это возможно лишь при условии коренного изменения самого подхода
к проблеме и прежде всего при условии отказа от того ограниченного ант-
ропологического взгляда на познание, который заставляет искать его
объяснение в процессах, разыгрывающихся в голове индивида под влиянием
воздействующих на него раздражителей, - взгляда, неизбежно возвращающего
психологию на паралелистические позиции.
Действительное объяснение сознания лежит не в этих процессах, а в об-
щественных условиях и способах той деятельности, которая создает его не-
обходимость, - в деятельности трудовой. Эта деятельность характеризуется
тем, что происходит ее овеществление, ее "угасание", по выражению Марк-
са, в продукте.
"То, - пишет Маркс в "Капитале", - что на стороне рабочего проявля-
лось в форме деятельности [Unruhe], теперь на стороне продукта выступает
в форме покоящегося свойства [ruhende Eigenschaft], в форме бытия"18.
"Во время процесса труда, - читаем мы ниже, - труд постоянно переходит
из формы деятельности в форму бытия, из формы движения в форму предмет-
ности"19.
В этом процессе происходит опредмечивание также и тех представлений,
которые побуждают, направляют и регулируют деятельность субъекта. В ее
продукте они обретают новую форму существования в виде внешних,
чувственно воспринимаемых объектов. Теперь в своей внешней, экстериори-
зованной или экзотерической форме они сами становятся объектами отраже-
ния. Соотнесение с исходными представлениями и есть процесс их осознания
субъектом - процесс, в результате которого они получают в его голове
свое удвоение, свое идеальное бытие.
Такое описание процесса осознания является, однако, неполным. Для то-
го, чтобы этот процесс мог осуществиться, объект должен выступить перед
человеком именно как запечатлевший психическое содержание деятельности,
т.е. своей идеальной стороной. Выделение этой последней, однако, не мо-
жет быть понято в отвлечении от общественных связей, в которые необходи-
мо вступают участники труда, от их общения. Вступая в общение между со-
бой, люди производят также язык, служащий для означения предмета,
средств и самого процесса труда. Акты означения и суть не что иное, как
акты выделения идеальной стороны объектов, а присвоение индивидами языка
- присвоение означаемого им в форме его осознания. "...Язык, - замечает
Маркс и Энгельс, - есть практическое, существующее и для других людей и
лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное соз-
нание..."20
Это положение, однако, отнюдь не может быть истолковано в том смысле,
что сознание порождается языком. Язык является не его демиургом, а фор-
мой его существования. При этом слова, языковые знаки - это не просто
заместители вещей, их условные субституты. За словесными значениями
скрывается общественная практика, преобразованная и кристаллизованная в
них деятельность, в процессе которой только и раскрывается человеку
объективная реальность.
Конечно, развитие сознания у каждого отдельного человека не повторяет
общественно-исторического процесса производства сознания. Но созна-
тельное отражение мира не возникает у него и в результате прямой проек-
ции на его мозг представлений и понятий, выработанных предшествующими
поколениями. Его сознание тоже является продуктом его деятельности в
предметном мире. В этой деятельности, опосредованной общением с другими
людьми, и осуществляется процесс присвоения (Aneignung) им духовных бо-
гатств, накопленных человеческим родом (Menschengattung) и воплощенных в
предметной чувственной форме21. При этом само предметное бытие челове-
ческой деятельности (Маркс говорит - промышленности, поясняя, что вся
человеческая деятельность была до сих пор трудом, т.е. промышленностью)
выступает в качестве "чувственно представшей перед нами человеческой
психологией"22.
Итак, радикальное для психологической теории открытие Маркса состоит
в том, что сознание есть не проявление некоей мистической способности
человеческого мозга излучать "свет сознания" под влиянием воздействующих
на него вещей - раздражителей, а продукт тех особых, т.е. общественных,
отношений, в которые вступают люди и которые лишь реализуются пос-
редством их мозга, их органов чувств и органов действия. В порождаемых
этими отношениями процессах и происходит полагание объектов в форме их
субъективных образов в голове человека, в форме сознания.
Вместе с теорией сознания Марксом были разработаны и основы научной
истории сознания людей. Важность этого для психологической науки едва ли
можно переоценить.
Несмотря на то, что психология располагает большим материалом по ис-
торическому развитию мышления, памяти и других психических процессов,
собранным главным образом историками культуры и этнографами, центральная
проблема - проблема исторических этапов формирования сознания - остава-
лась в ней нерешенной.
Маркс и Энгельс не только создали общий метод исторического исследо-
вания сознания; они раскрыли также и те фундаментальные изменения, кото-
рые претерпевает сознание человека в ходе развития общества. Речь идет
прежде всего об этапе первоначального становления сознания и языка и об
этапе превращения сознания во всеобщую форму специфически человеческой
психики, когда отражение в форме сознания распространяется на весь круг
явлений окружающего человека мира, на собственную его деятельность и на
него самого23. Особенно же большое значение имеет учение Маркса о тех
изменениях сознания, которые оно претерпевает в условиях развития об-
щественного разделения труда, отделения основной массы производителей от
средств производства и обособления теоретической деятельности от практи-
ческой. Порождаемое развитием частной собственности экономическое отчуж-
дение приводит к отчуждению, к дезинтеграции также и сознания людей.
Последняя выражается в том, что возникает неадекватность того смысла,
который приобретает для человека его деятельность и ее продукт, их
объективному значению. Эта дезинтегрированность сознания уничтожается
лишь вместе с уничтожением породивших ее отношений частной собственнос-
ти, с переходом от классового общества к коммунистическому. "...Комму-
низм, - писал Маркс, - уже мыслит себя как реинтеграцию или возвращение
человека к самому себе, как уничтожение человеческого самоотчужде-
ния..."24.
Эти теоретические положения Маркса приобретают особенно актуальный
смысл в наше время. Они дают ориентировку научной психологии в подходе к
сложнейшим проблемам изменения сознания человека в социалистическом,
коммунистическом обществе, в решении тех конкретных психологических за-
дач, которые выступают сейчас не только в сфере воспитания подрастающего
поколения, но и в области организации труда, общения людей и в других
сферах проявления человеческой личности.
3. ПСИХОЛОГИЯ ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ
Марксистское учение о природе сознания создало общую теорию челове-
ческой психики. Вместе с тем оно нашло свое воплощение в теоретическом
решении таких крупнейших проблем, как проблема восприятия и мышления. В
каждую из них Марксом были внесены идеи, которые для научной психологии
являются основополагающими. Идеи эти предвосхитили на многие годы глав-
ное направление ее развития в области психологического изучения восприя-
тия и мыслительной деятельности человека.
Марксизм рассматривает восприятие, т.е. непосредственно чувственное
отражение действительности, и как ступень, и как основную форму позна-
ния, достигающую в процессе исторического развития человека высокой сте-
пени совершенства.
Возможности восприятия, разумеется, обусловлены устройством органов
чувств человека, его сенсорными способностями, или, говоря языком ранних
произведений Маркса, соответствующими сущностными его силами. Однако для
того, чтобы в голове человека возник осязательный, зрительный или слухо-
вой образ предмета, необходимо, чтобы между человеком и этим предметом
сложилось деятельное отношение. От процессов, реализующих это отношение,
и зависит адекватность и степень полноты образа. Значит, чтобы научно
объяснить возникновение и особенности субъективного чувственного образа,
недостаточно изучить, с одной стороны, устройство и работу органов
чувств, а с другой - физическую природу воздействий, оказываемых на них
предметом. Нужно еще проникнуть в деятельность субъекта, опосредующую
его связи с предметным миром.
Совсем иной, созерцательно-сенсуалистический подход к восприятию гос-
подствовал в домарксистской психологии. Подход этот нашел свое выражение
в том казавшемся самоочевидным положении, которое было сформулировано
психологами-сенсуалистами: для того, чтобы в сознании человека возник
образ предмета, достаточно иметь этот предмет перед глазами.
Зная, с одной стороны, человека с его морфофизиологическими особен-
ностями, а с другой - противостоящий ему мир вещей, психологическое исс-
ледование восприятия встало перед неразрешимыми теоретическими труднос-
тями. В частности, нельзя было объяснить главного: адекватности субъек-
тивного образа объективной реальности. Поэтому психология восприятия на
деле оказалась не в состоянии выйти за пределы истолкований в духе физи-
ологического идеализма и иероглифизма и вынуждена была аппелировать к
таким понятиям, как способность к структурированию, образованию
"гельштальтов". При этом многие факты из области восприятия все же оста-
вались без объяснения. К их числу относится, в частности, совершенно ка-
питальный факт, состоящий в том, что эффекты, вызываемые в наших органах
воздействием внешних предметов, мы воспринимаем не как свои собственные
состояния, а как то, что находится вне нас, - факт, который, кстати ска-
зать, был привлечен Марксом для пояснения одной из сторон превращения в
сознании людей человеческих отношений в находящиеся вне их отношения ве-
щей25.
Только под давлением все новых и новых фактов, накопленных особенно в
последние, так сказать, "постгештальтовские" годы, усилия исследователей
направились на изучение той деятельности субъекта, в процессе которой
формируются образы восприятия. Появились многочисленные работы, посвя-
щенные исследованию генезиса структуры и состава перцептивных действий -
осязательных, зрительных и, наконец, слуховых. Понадобилось, таким обра-
зом, целое столетие, чтобы психология освободилась от подхода к восприя-
тию как результату одностороннего воздействия внешних вещей на пассивно-
го, созерцающего мир субъекта, и чтобы в ней начал складываться новый
подход к перцептивным процессам.
Конечно, и внутри этого нового подхода продолжают сталкиваться между
собой противоположные философские линии - линии материализма и идеализ-
ма. Первая требует понимания деятельности восприятия как процесса, вклю-
ченного в жизненные, практические связи человека с объективной ре-
альностью, как процесса, в котором материальное лишь "переводится", по
выражению Маркса, в идеальное. Вторая, идеалистическая, линия трактует
эту деятельность восприятия как якобы конструирующую мир вещей.
К сказанному следует прибавить, что данные современных частных экспе-
риментальных исследований перцептивных действий и операций сами по себе
еще не дают теоретического решения проблемы человеческого восприятия. Их
действительное значение может быть понято только в более широком кон-
тексте учения о единстве субъекта и объекта, об общественно-исторической
природе связей человека с предметным миром.
Хотя деятельность восприятия есть деятельность особая в том смысле,
что в своих развитых формах она непосредственно не связана с практичес-
ким воздействием человека на предмет и имеет в качестве своего продукта
субъективный образ предмета (т.е. продукт идеальный), она все же являет-
ся подлинно предметной деятельностью, подчиняющейся своему предмету, как
воплотившему в себе целокупность человеческой общественной практики.
"Глаз, - говорит Маркс, - стал человеческим глазом точно так же, как его
объект стал общественным, человеческим объектом, созданным человеком для
человека. Поэтому чувства непосредственно в своей практике стали теоре-
тиками". И далее: "Образование пяти внешних чувств - это работа всей
предшествующей всемирной истории"26.
Цитированные положения непосредственно имеют в виду общественного че-
ловека, человека как родовое существо, и его родовую деятельность, т.е.
общественно-исторический процесс. Но отдельный индивид в качестве чело-
века не существует вне общества. Он становится человеком лишь в ре-
зультате процесса присвоения им человеческой действительности. Дея-
тельность восприятия и является одной из форм, в которой осуществляется
этот процесс.
Для всей прежней, эмпирической психологии подобные идеи оставались
глубоко чуждыми. Только немногие наиболее прозорливые мыслители прибли-
жались к пониманию того, что за восприятием лежит как бы свернутая прак-
тика и что осязающая рука или глаз не теряются в своих объектах только
потому, что научаются выполнять перцептивные действия и операции, сфор-
мировавшиеся в практике. Но именно эти идеи и приближают нас к пониманию
действительной природы человеческого восприятия.
Вместе с теоретическими основами научной психологии восприятия Марк-
сом были созданы и основы научной психологии мыслительных процессов.
Только марксистское учение позволяет преодолеть как идеалистический
взгляд на мышление, ставящий мышление над чувственностью, так и ограни-
ченность метафизического материализма, который сводит мышление к элемен-
тарным процессам анализа и генерализации чувственных впечатлений и обра-
зованию ассоциаций между ними. В противоположность этому марксизм, как
известно, рассматривает человеческое мышление как продукт обществен-
но-исторического развития, как особую теоретическую форму человеческой
деятельности, которая является не чем иным, как дериватом деятельности
практической. Даже на той ступени развития, когда мышление приобретает
относительную независимость, практика остается его основой и критерием
его истинности.
В качестве функции человеческого мозга мышление представляет собой
естественный процесс, но мышление не существует вне общества, вне накоп-
ленных человечеством знаний и выработанных им способов мыслительной дея-
тельности. Таким образом, каждый отдельный человек становится субъектом
мышления, лишь овладевая языком, понятиями, логикой, представляющими со-
бой обобщенное отражение опыта общественной практики: даже те задачи,
которые он ставит перед своим мышлением, порождаются общественными усло-
виями его жизни. Иначе говоря, мышление людей, как и их восприятие, име-
ет общественно-историческую природу.
Марксизм особо подчеркивает изначальность связи мышления с практичес-
кой деятельностью. "Производство идей... - читаем мы в "Немецкой идеоло-
гии", - первоначально непосредственно вплетено в материальную дея-
тельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образо-
вание представлений, мышление, духовное общение людей являются здесь еще
непосредственным порождением материального отношения людей"27. В более
общем виде это выразил Энгельс, который писал: "...существеннейшей и
ближайшей основой человеческого мышления является как раз изменение при-
роды человеком, а не одна природа как таковая..."28.
Эти положения имеют фундаментальное значение не только для теории
познания, но и для психологии мышления. Они не только разрушают наив-
но-натуралистические и идеалистические взгляды на мышление, господство-
вавшие в старой психологии, но создают основу и для адекватного осмысле-
ния тех многочисленных научных фактов и концепций, которые явились ре-
зультатом психологического изучения мыслительных процессов в последние
десятилетия.
Анализ психологических теорий мышления, исходящих из буржуазных фило-
софских взглядов, показывает, что они не в состоянии дать подлинно науч-
ные ответы даже на наиболее кардинальные вопросы, нерешенность которых
тормозит дальнейшее развитие конкретных исследований по этой актуальной
проблеме.
К числу таких кардинальных вопросов относится прежде всего вопрос о
том, каким образом, имея своим единственным источником чувственное восп-
риятие, мышление проникает за поверхность явлений, способных воздейство-
вать на наши органы чувств. Единственно правильное решение этого вопроса
дает марксистское учение о происхождении и сущности человеческого мышле-
ния.
Труд посредством орудия ставит человека не только перед материальны-
ми, вещественными объектами, но и перед их взаимодействием, которое он
сам контролирует и воспроизводит. В этом процессе и осуществляется их
познание человеком, превосходящее возможности непосредственно-чувствен-
ного отражения. Если при прямом воздействии "субъект-объект" последний
открывает свои свойства лишь в границах, обусловленных составом и сте-
пенью тонкости ощущений субъекта, то в процессе взаимодействия, опос-
редствованного орудием, познание выходит за эти границы. Так, при меха-
нической обработке предмета из одного материала предметом, сделанным из
другого материала, мы подвергает безошибочному испытанию их относи-
тельную твердость в пределах, совершенно недоступных нашим органам кож-
но-мышечных ощущений: по воспринимаемой деформации одного из них мы зак-
лючаем о большей твердости другого. В этом смысле орудие является первой
настоящей абстракцией. Только идя далее по этому пути, нам удастся выде-
лить объективные единицы, применение которых способно дать как угодно
точное и, главное, независимое от колеблющихся порогов ощущения познание
данного свойства предметов.
Первоначально познание свойств предметного мира, переходящее границы
непосредственно-чувственного познания, является непреднамеренным ре-
зультатом действий, направленных на практические цели, т.е. действий,
включенных в промышленную деятельность людей. Впоследствии оно начинает
отвечать специальным задачам, например, задаче оценить пригодность ис-
ходного материала путем его предварительного практического испытания,
простейшего эксперимента. Такого рода действия, подчиненные сознательной
познавательной цели, представляют собой уже настоящее мышление, хотя оно
и сохраняет форму внешних процессов. Их познавательные результаты, обоб-
щаемые и закрепляемые посредством языка, принципиально отличаются от ре-
зультатов непосредственно-чувственного отражения, которые генерализуются
в соответствующих чувственных же образованиях. Они отличаются от послед-
них не только тем, что включают в себя свойства, связи и отношения, не-
доступные прямой чувственной оценке, но и тем, что, переданные в процес-
се речевого общения другим людям, они образуют систему знаний, составля-
ющих содержание сознания коллектива, общества. Благодаря этому возникаю-
щие у отдельных людей представления, понятия, идеи формируются, обогаща-
ются и подвергаются отбору не только в ходе их индивидуальной практики
(неизбежно узко ограниченной и подверженной случайностям), но и на осно-
ве усваиваемого ими неизмеримо более широкого опыта общественной практи-
ки.
Вместе с тем языковая форма выражения первоначально внешнепредметной
формы познавательной деятельности создает условие, позволяющее впос-
ледствии выполнять отдельные ее процессы уже только в речевом плане. Так
как речь утрачивает при этом свою коммуникативную функцию и выполняет
лишь функцию познавательную, то ее произносительная, звуковая сторона
постепенно редуцируется и соответствующие процессы все более приобретают
характер внутренних процессов, совершающихся про себя, "в уме". Между
исходными условиями и практическим выполнением действий теперь включают-
ся все более и более длинные цепи внутренних процессов мысленного сопос-
тавления, анализа и т.д., которые наконец приобретают относительную са-
мостоятельность и способность отделяться от практической деятельности.
Такое отделение мышления от практической деятельности исторически
происходит, однако, не само собой, не в силу только собственной логики
развития, а порождается разделением труда, которое приводит к тому, что
умственная деятельность и практическая материальная деятельность выпада-
ют на долю различных людей. В условиях развития частной собственности на
средства производства и дифференциации общества на антагонистические об-
щественные классы деятельность мышления отрывается от физического труда
и противопоставляется деятельности практической. Она кажется теперь
вполне независимой от последней, имеющей другое происхождение, другую
природу. Эти представления о мыслительной деятельности и закрепляются в
идеалистических теориях мышления.
Отрыв мышления от практической деятельности и их противопоставлен-
ность не являются, однако, вечными. С уничтожением частной собственности
на средства производства и антагонистических классов пропасть, вырытая
между ними, постепенно будет исчезать. В развитом коммунистическом об-
ществе переход одной формы деятельности в другую становится естественным
способом их существования и развития. Для этого, замечает Маркс, не нуж-
ны теперь никакие "сложные фокусы рефлексии"29.
Конечно, такое единение мыслительной деятельности и деятельности
практической не означает, что устраняется качественное различие между
ними. Мыслительная деятельность, утрачивая некоторые черты, которые она
приобрела в результате отрыва от деятельности практической, все же сох-
раняет свои особенности, но эти особенности демистифицируются. Они опре-
деляются прежде всего тем, что в своей развитой форме - в форме теорети-
ческого мышления - мыслительная деятельность протекает без прямого соп-
рикосновения с объектами материального мира. Теоретическое мышление от-
дельного человека не нуждается даже в отправной предметно-чувственной
основе, которая может быть представлена в его голове в отраженной, иде-
альной форме - в виде уже накопленных знаний и абстрактных понятий. Поэ-
тому в отличие от мышления, которое объективируется в форме промышленной
деятельности в эксперименте и которое в силу этого жестко ограничено ре-
альными предметными условиями, теоретическое мышление обладает принципи-
ально беспредельными возможностями проникновения в действительность,
включая действительность, вовсе недоступную нашему воздействию.
Так как отвлеченное мышление протекает вне прямых контактов с пред-
метным миром, то по отношению к нему в проблеме практики как основы и
критерия истинности познания возникает еще один аспект. Дело в том, что
проверка практикой истинности теоретических результатов мышления далеко
не всегда может быть осуществлена сразу вслед за тем, как были получены
эти результаты. Она может быть отделена от них многими десятилетиями и
не всегда может быть прямой, а это делает необходимым, чтобы опыт об-
щественной практики присутствовал в самой мыслительной деятельности. Та-
кой необходимости отвечает факт подчиненности мышления логике, системе
логических (и математических) законов, правил, предписаний. Анализ их
природы и дает ответ на то, каким образом входит опыт общественной прак-
тики в само течение процесса мышления человека.
В противоположность взглядам на логические законы как на якобы выте-
кающие из принципов работы мозга (или как на выражающие имманентные за-
коны мыслящего духа, или, наконец, как порождаемые развитием языка самой
науки) марксистский взгляд состоит в том, что логические законы предс-
тавляют собой обобщенное отражение тех объективных отношений действи-
тельности, которым подчиняется и которые воспроизводит практическая дея-
тельность людей. "...Практическая деятельность человека, замечает
В.И.Ленин, - миллиарды раз должна была приводить сознание человека к
повторению разных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить зна-
чение аксиом"30. Таким образом, практическая деятельность, практика соз-
дает как бы путеводную нить для теоретической мысли, благодаря которой
последняя способна не сбиваться с пути, ведущего к адекватному знанию.
Таковы в самом общем виде основные положения марксистско-ленинского
учения о мышлении, которые решительно меняют не только общетеоретические
представления о природе мышления, но также и наше понимание конкретных
психологических проблем. Поэтому тот взгляд, что марксистское учение
важно лишь для общей теории мышления, а специальные эксперимен-
тально-психологические исследования якобы должны оставаться на чисто эм-
пирической почве, является величайшим заблуждением. Задача, которая еще
и сегодня стоит перед научной психологией, заключается как раз в том,
чтобы не ограничиваться общими диалектико-материалистическими положения-
ми о сущности человеческого мышления, а конкретизировать эти положения
применительно к актуальным вопросам изучения процесса развития мысли-
тельной деятельности человека, различных форм этой деятельности, взаимо-
переходов между ними и влияния на нее новых общественных условий и явле-
ний, таких, как ускорение научно-технического прогресса, расширение и
изменение средств и форм коммуникации и т.п.
Сейчас в психологии мышления произошли большие перемены. Развитие
этой области психологических знаний привело к тому, что многие марк-
систские идеи объективно нашли в ней свое конкретное воплощение и разви-
тие, так что некоторые психологи, даже далекие по своим философским
взглядам от марксизма, стали не без некоторого кокетства цитировать
Маркса.
В наше время уже никто не стоит более на давно дискредитировавших се-
бя позициях субъективно-эмпирической психологии, изображающей мышление в
виде движения в сознании представлений и понятий, якобы являющихся про-
дуктом наслоения и индивидуальном опыте человека чувственных впечатлений
и их генерализации, - движения, которое управляется законами ассоциации
и персеверации. Стало очевидным, что понимание мыслительных процессов,
единственно соответствующее накопленным фактам, есть их понимание в ка-
честве реализующих особый вид целенаправленных действий и операций,
адекватных познавательным задачам.
Остались в прошлом и те психологические теории, которые знали мышле-
ние лишь в одной-единственной его форме - в форме внутренней, дискурсив-
ной мысли. Современные генетические исследования открыли бесспорный факт
существования процессов мышления, протекающих также и в форме внешней
деятельности с материальными предметами. Более того, в них было показа-
но, что внутренние мыслительные процессы являются не чем иным, как ре-
зультатом интериоризации и специфического преобразования внешней практи-
ческой деятельности, и что существуют постоянные переходы из одной формы
в другую. В условиях высокоразвитого мышления наличие этих переходов
особенно отчетливо выступило в исследованиях так называемого техническо-
го мышления - мышления рабочего-наладчика сложных технических устройств,
мышления ученого-экспериментатора, - в исследованиях, которые были выз-
ваны потребностями современного этапа развития техники.
Однако вместе с этими и другими бесспорными достижениями психологии
мышления многие коренные ее проблемы, разрабатываемые в отрыве от общей
марксистской теории, получили в современной психологии одностороннее и
потому искаженное освещение. Даже само понятие деятельности, введенное в
психологию мышления, трактуется психологами-позитивистами в смысле,
весьма далеком от того, который вкладывается Марксом в понятие предмет-
ной человеческой деятельности. В большинстве зарубежных исследований де-
ятельность мышления выступает со стороны ее адаптивной функции, а не как
одна из форм присвоения человеком действительности и ее изменения. Поэ-
тому на первый план выдвигаются образующие ее состав операции. На деле
это означает не что иное, как возврат к отождествлению в мышлении логи-
ческого и психологического и к своеобразному панлогизму.
Вытекающая отсюда "автономизация" логических операций глубоко чужда
марксистскому учению о мышлении, которое требует рассматривать мышление
как живую человеческую деятельность, имеющую то же принципиальное строе-
ние, что и деятельность практическая. Как и практическая деятельность,
мыслительная деятельность отвечает тем или иным потребностям и побужде-
ниям и, соответственно, испытывает на себе регулирующее влияние эмоций.
Как и практическая деятельность, она состоит из действий, подчиненных
сознательным целям. Наконец, как и практическая деятельность, мышление
осуществляется теми или иными средствами, т.е. при помощи определенных
операций, в данном случае - логических или математических. Но любые опе-
рации - безразлично, внешнедвигательные или внутренние, умственные -
представляют собой по своему происхождению лишь продукт развития соот-
ветствующих действий, в котором фиксируются абстрагированные и обобщен-
ные объективные отношения, характеризующие предметные условия действия.
Они поэтому приобретают относительно независимое существование и способ-
ны воплощаться в той или иной материальной форме - в форме орудия, маши-
ны, таблицы умножения, простейшего арифмометра или сложнейшего счет-
но-решающего устройства. От этого, однако, они не перестают быть лишь
средствами человеческой деятельности и ее объектами. Поэтому мысли-
тельная деятельность человека отнюдь не редуцируется к системе тех или
иных логических, математических или иных операций, так же как, например,
производство отнюдь не сводится к осуществляющим его технологическим
процессам.
Игнорирование этих неоспоримых положений и создает те иллюзорные
представления о мышлении, в которых все выступает в перевернутом виде:
порожденные развитием познавательной деятельности человека мыслительные
знаковые операции кажутся порождающими его мышление. Представления эти
находят свое выражение, в частности, в том, что современным "думающим"
машинам (которые, как и любые машины, являются, по словам Маркса, лишь
"созданными человеческой рукой органами человеческого мозга"31), припи-
сываются свойства подлинных субъектов мышления. Дело изображается так,
что не они обслуживают мышление человека, а, наоборот, человек обслужи-
вает их32.
Нетрудно увидеть, что приписывание машинам интеллектуальных способ-
ностей человека выражает все тот же отрыв мышления от чувственной дея-
тельности, который выступает лишь в новом обличье: теперь от человечес-
кой деятельности отделяются операции мышления в их экстериоризированных,
переданных машинам формах. Но операции суть только способы, средства
мышления, а не само мышление. Поэтому психологические следствия науч-
но-технической революции, которая объективно порождает интеллектуализа-
цию человеческого труда, единение в нем умственной и практической дея-
тельности, оказываются зависящими не от автоматизации техники самой по
себе, а от той общественной системы, в которой эта техника функциониру-
ет. В условиях капитализма, в условиях отчуждения средств производства
она лишь перемещает линию разрыва в сферу интеллектуальной деятельности,
отделяя элиту - творцов автоматов - от тех, кто эти автоматы обслужива-
ет; в условиях социалистического, коммунистического общества, вооружая
человеческое мышление, она, напротив, обеспечивает развитие творческого
и интеллектуального характера труда во всех его звеньях и формах.
Конечно, это совершенно особая проблема, которая требует специального
рассмотрения. Если я упомянул здесь о ней, то только для того, чтобы еще
раз подчеркнуть неотделимость мышления от реальных условий его функцио-
нирования в жизни людей. Исследование мыслительных процессов не в их
изолированности от реализуемых ими многообразных видов и форм человечес-
кой деятельности, а в качестве ее средств и составляет одну из важнейших
задач, стоящих перед советскими психологами, перед всеми психолога-
ми-марксистами.
В этой главе были затронуты лишь некоторые вопросы, более подробное
освещение которых составляет задачу дальнейшего изложения. Прежде всего
в этом нуждается проблема понимания психики как отражения реальности.

Глава II
ПСИХИЧЕСКОЕ ОТРАЖЕНИЕ


1. УРОВНИ ИССЛЕДОВАНИЯ ОТРАЖЕНИЯ
Понятие отражения является фундаментальным философским понятием. Фун-
даментальный смысл оно имеет и для психологической науки. Введение поня-
тия отражения в психологию в качестве исходного положило начало ее раз-
витию на новой, марксистско-ленинской теоретической основе. С тех пор
психология прошла полувековой путь, на протяжении которого ее конкрет-
но-научные представления развивались и изменялись; однако главное - под-
ход к психике как субъективному образу объективной реальности - остава-
лось и остается в ней незыблемым.
Говоря об отражении, следует прежде всего подчеркнуть исторический
смысл этого понятия. Он состоит, во-первых, в том, что его содержание не
является застывшим. Напротив, в ходе прогресса наук о природе, о челове-
ке и обществе оно развивается и обогащается.
Второе, особенно важное положение состоит в том, что в понятии отра-
жения заключена идея развития, идея существования различных уровней и
форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех изменений отражающих тел,
которые возникают в результате испытываемых ими воздействий и являются
адекватным им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого
отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в не-
живой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.
В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепен-
ное значение: исследовать особенности и функцию различных уровней отра-
жения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к уровням
и формам более сложным.
Известно, что Ленин рассматривал отражение как свойство, заложенное
уже в "фундаменте самого здания материи", которое на определенной ступе-
ни развития, а именно на уровне высокоорганизованной живой материи, при-
обретает форму ощущения, восприятия, а у человека - также и форму теоре-
тической мысли, понятия. Такое, в широком смысле слова, историческое по-
нимание отражения исключает возможность трактовать психологические явле-
ния как изъятые из общей системы взаимодействия единого в своей матери-
альности мира. Величайшее значение этого для науки заключается в том,
что психическое, изначальность которого постулировалась идеализмом,
превращается в проблему научного исследования; единственным же постула-
том остается признание независимого от познающего субъекта существования
объективной реальности. В этом и заключается смысл ленинского требования
идти не от ощущения к внешнему миру, а от внешнего мира к ощущению, от
внешнего мира как первичного к субъективным психическим явлениям как
вторичным33. Само собой разумеется, что это требование полностью расп-
ространяется и на конкретно-научное изучение психики, на психологию.
Путь исследования чувственных явлений, идущий от внешнего мира, от
вещей, есть путь их объективного исследования. Как свидетельствует опыт
развития психологии, на этом пути возникают многие теоретические труд-
ности. Они обнаружились уже в связи с первыми конкретными достижениями
естественнонаучного изучения мозга и органов чувств. Работы физиологов и
психофизиков хотя обогатили научную психологию знанием важных фактов и
закономерностей, обусловливающих возникновение психических явлений, од-
нако сущности самих этих явлений они непосредственно раскрыть не смогли;
психика продолжала рассматриваться в ее обособленности, а проблема отно-
шения психического к внешнему миру решалась в духе физиологического иде-
ализма И.Мюллера, иероглифизма Г.Гельмгольца, дуалистического идеализма
В.Вундта и т.д. Наибольшее распространение получили параллелистические
позиции, которые в современной психологии лишь замаскированы новой тер-
минологией.
Большой вклад в проблему отражения был внесен рефлекторной теорией,
учением И.П.Павлова о высшей нервной деятельности. Главный акцент в исс-
ледовании существенно сместился: отражательная, психическая функция моз-
га выступила как продукт и условие реальных связей организма с воз-
действующей на него средой. Этим подсказывалась принципиально новая ори-
ентация исследований, выразившаяся в подходе к мозговым явлениям со сто-
роны порождающего их взаимодействия, реализующегося в поведении организ-
мов, его подготовке, формировании и закреплении. Казалось даже, что изу-
чение работы мозга на уровне этой, по выражению И.П.Павлова, "второй
части физиологии"34 в перспективе полностью сливается с научной, объяс-
нительной психологией.
Оставалась, однако, главная теоретическая трудность, которая выража-
ется в невозможности свести уровень психологического анализа к уровню
анализа физиологического, психологические законы к законам деятельности
мозга. Теперь, когда психология как особая область знания получила широ-
кое распространение и приобрела практическое распространение и приобрела
практическое значение для решения многих задач, выдвигаемых жизнью, по-
ложение о несводимости психического к физиологическому получило новое
доказательство - в самой практике психологических исследований. Сложи-
лось достаточно четкое фактическое различение психических процессов, с
одной стороны, и реализующих эти процессы физиологических механизмов - с
другой, различение, без которого, разумеется, нельзя решить и проблемы
соотношения и связи между ними; сложилась вместе с тем и система объек-
тивных психологических методов, в частности методов пограничных, психо-
лого-физиологических исследований. Благодаря этому конкретное изучение
природы и механизмов психических процессов вышло далеко за пределы, ог-
раниченные естественнонаучными представлениями о деятельности органа
психики - мозга. Конечно, это вовсе не значит, что все теоретические
вопросы, относящиеся к проблеме психологического и физиологического,
нашли свое решение. Можно говорить лишь о том, что произошло серьезное
продвижение в этом направлении. Вместе с тем встали новые сложные теоре-
тические проблемы. Одна из них была поставлена развитием кибернетическо-
го подхода к изучению процессов отражения. Под влиянием кибернетики в
центре внимания оказался анализ регулирования состояний живых систем
посредством управляющей ими информации. Этим был сделан новый шаг по уже
наметившемуся пути изучения взаимодействия живых организмов со средой,
которое выступило теперь с новой стороны - со стороны передачи, перера-
ботки и хранения информации. Вместе с тем произошло теоретическое сбли-
жение подходов к качественно разным управляющимся и самоуправляющимся
объектам - неживым системам, животным и человеку. Само понятие информа-
ции (одно из фундаментальных для кибернетики) хотя и пришло их техники
связи, но является по своему, так сказать, происхождению человеческим,
физиологическим и даже психологическим: ведь все началось с изучения пе-
редачи по техническим каналам семантической информации от человека к че-
ловеку.
Как известно, кибернетический подход с самого начала имплицитно расп-
ространялся и на психическую деятельность35. Очень скоро его необходи-
мость выступила и в самой психологии, особенно наглядным образом - в ин-
женерной психологии, исследующей систему "человек-машина", которая расс-
матривается как частный случай систем управления. Сейчас понятия типа
"обратная связь", "регулирование", "информация", "модель" и т.д. стали
широко использоваться и в таких ветвях психологии, которые не связаны с
необходимостью применять формальные языки, способные описывать процессы
управления, протекающие в любых системах, в том числе технических.
Если внесение в психологию нейрофизиологических понятий опиралось на
положение о психике как функции мозга, то распространение в ней киберне-
тического подхода имеет иное научное оправдание. Ведь психология - это
конкретная наука о возникновении и развитии отражения человеком ре-
альности, которое происходит в его деятельности и которое, опосредствуя
ее, выполняет в ней реальную роль. Со своей стороны кибернетика, изучая
процессы внутрисистемных и межсистемных взаимодействий в понятиях инфор-
мации и подобия, позволяет ввести в изучение процессов отражения коли-
чественные методы и этим обогащает учение об отражении как общем
свойстве материи. На это неоднократно указывалось в нашей философской
литературе36, так же как и на то, что результаты кибернетики имеют су-
щественное значение для психологических исследований37.
Значение кибернетики, взятой с этой ее стороны, для изучения механиз-
мов чувственного отражения представляется бесспорным. Нельзя, однако,
забывать, что общая кибернетика, давая описания процессов регулирования,
отвлекается от их конкретной природы. Поэтому применительно к каждой
специальной области возникает вопрос о ее адекватном применении. Извест-
но, например, насколько сложным является этот вопрос, когда речь идет о
социальных процессах. Сложным он является и для психологии. Ведь кибер-
нетический подход в психологии, конечно, заключается не в том, чтобы
просто заменять психологические термины кибернетическими; такая замена
столь же бесплодна, как и делавшаяся в свое время попытка заменить пси-
хологические термины физиологическими. Тем менее допустимо механически
включать в психологию отдельные положения и теоремы кибернетики.
Среди проблем, которые возникают в психологии в связи с развитием ки-
бернетического подхода, особенно важное конкретно-научное и методологи-
ческое значение имеет проблема чувственного образа и модели. Несмотря на
то, что этой проблеме посвящено немало работ философов, физиологов, пси-
хологов и кибернетиков, она заслуживает дальнейшего теоретического ана-
лиза - в свете учения о чувственном образе как субъективном отражении
мира в сознании человека.
Как известно, понятие модели получило самое широкое распространение и
употребляется в очень разных значениях. Однако для дальнейшего рассмот-
рения нашей проблемы мы можем принять самое простое и грубое, так ска-
зать, его определение. Мы будем называть моделью такую систему (множест-
во), элементы которой находятся в отношении подобия (гомоморфизма, изо-
морфизма) к элементам некоторой другой (моделируемой) системы. Совершен-
но очевидно, что под такое широкое определение модели попадает, в част-
ности, и чувственный образ. Проблема, однако, заключается не в том, мож-
но ли подходить к психическому образу как к модели, а в том, схватывает
ли этот подход его существенные, специфические особенности, его природу.
Ленинская теория отражения рассматривает чувственные образы в созна-
нии человека как отпечатки, снимки независимо существующей реальности. В
этом и состоит то, что сближает психическое отражение с "родственными"
ему формами отражения, свойственными также и материи, не обладающей "яс-
но выраженной способностью ощущения"38. Но это образует лишь одну сторо-
ну характеристики психического отражения; другая сторона состоит в том,
что психическое отражение, в отличие от зеркального и других форм пас-
сивного отражения, является субъективным, а это значит, что оно является
не пассивным, не мертвенным, а активным, что в его определение входит
человеческая жизнь, практика и что оно характеризуется движением посто-
янного переливания объективного в субъективное.
Эти положения, имеющие прежде всего гносеологический смысл, являются
вместе с тем исходными и для конкретно-научного психологического иссле-
дования. Именно на психологическом уровне возникает проблема специфичес-
ких особенностей тех форм отражения, которые выражаются в наличии у че-
ловека субъективных - чувственных и мысленных - образов реальности.
Положение о том, что психическое отражение реальности есть ее субъек-
тивный образ, означает принадлежность образа реальному субъекту жизни.
Но понятие субъективности образа в смысле его принадлежности субъекту
жизни включает в себя указание на его активность. Связь образа с отража-
емым не есть связь двух объектов (систем, множеств), стоящих во взаим-
но-одинаковом отношении друг к другу, - их отношение воспроизводит поля-
ризованность всякого жизненного процесса, на одном полюсе которого стоит
активный ("пристрастный") субъект, на другом - "равнодушный" к субъекту
объект. Эта-то особенность отношения субъективного образа к отражаемой
реальности и не схватывается отношением "модель-моделируемое". Последнее
обладает свойством симметричности, и соответственно термины "модель" и
"моделируемое" имеют релятивный смысл, зависящий от того, какой из двух
объектов познающий их субъект полагает (теоретически или практически)
моделью, а какой - моделируемым. Что же касается процесса моделирования
(т.е. построения субъектом моделей любого типа или даже познания субъек-
том связей, определяющих такое изменение объекта, которое сообщает ему
признаки модели некоторого объекта), то это вообще другой вопрос.
Итак, понятие субъективности образа включает в себя понятие прист-
растности субъекта. Психология издавна описывала и изучала зависимость
восприятия, представления, мышления от того, "что человеку нужно", - от
его потребностей, мотивов, установок, эмоций. Очень важно при этом под-
черкнуть, что такая пристрастность сама объективно детерминирована и вы-
ражается не в неадекватности образа (хотя и может в ней выражаться), а в
том, что она позволяет активно проникать в реальность. Иначе говоря,
субъективность на уровне чувственного отражения следует понимать не как
его субъективизм, а скорее, как его "субъективность", т.е. его принад-
лежность деятельному субъекту.
Психический образ есть продукт жизненных, практических связей и отно-
шений субъекта с предметным миром, которые являются несопоставимо более
широкими и богатыми, чем любое модельное отношение. Поэтому его описание
в качестве воспроизводящего на языке сенсорных модальностей (в сенсорном
"коде") параметры объекта, воздействующие на органы чувств субъекта,
представляет собой результат анализа на физикальном, по существу уровне.
Но как раз на этом уровне чувственный образ обнаруживает себя как более
бедный по сравнению с возможной математической или физической моделью
объекта. Иначе обстоит дело, когда мы рассматриваем образ на психологи-
ческом уровне - в качестве психического отражения. В этом качестве он
выступает, напротив, во всем своем богатстве, как впитавший в себя ту
систему объективных отношений, в которой только реально и существует от-
ражаемое им содержание. Тем более сказанное относится к сознательному
чувственному образу - к образу на уровне сознательного отражения мира.
2. АКТИВНОСТЬ ПСИХИЧЕСКОГО ОТРАЖЕНИЯ
В психологии сложились два подхода, два взгляда на процесс порождения
чувственного образа. Один из них воспроизводит старую сенсуалистическую
концепцию восприятия, согласно которой образ является непосредственным
результатом одностороннего воздействия объекта на органы чувств.
Принципиально другое понимание процесса порождения образа восходит к
Декарту. Сопоставляя в своей знаменитой "Диоптрике" зрение с восприятием
предметов слепыми, которые "как бы видят руками", Декарт писал: "...Если
вы считаете, что разница, усматриваемая слепым между деревьями, камнями,
водой и другими подобными предметами с помощью своей палки, не кажется
ему меньшей, чем та, которая существует между красным, желтым, зеленым и
любым другим цветом, то все-таки несходство между телами является не чем
иным, как разными способами двигать палку или сопротивляться ее движени-
ям"39. В дальнейшем идея о принципиальной общности порождения осяза-
тельных и зрительных образов развивалась, как известно, Дидро и особенно
Сеченовым.
В современной психологии положение о том, что восприятие представляет
собой активный процесс, необходимо включающий в свой состав эфферентные
звенья, получило общее признание. Хотя выявление и регистрация эфферент-
ных процессов представляет иногда значительные методические трудности,
так что некоторые явления кажутся свидетельствующими скорее в пользу
пассивной, "экранной" теории восприятия, все же их обязательное участие
можно считать установленным.
Особенно важные данные были получены в онтогенетических исследованиях
восприятия. Эти исследования имеют то преимущество, что они позволяют
изучать активные процессы восприятия в них, так сказать, развернутых,
открытых, т.е. внешнедвигательных, еще не интериоризованных и не редуци-
рованных формах. Полученные в них данные хорошо известны, и я не буду их
излагать, отмечу только, что именно в этих исследованиях было введено
понятие перцептивного действия40.
Роль эфферентных процессов была изучена также при исследовании слухо-
вого восприятия, орган-рецептор которого является, в отличие от осязаю-
щей руки и аппарата зрения, полностью лишенным внешней активности. Для
речевого слуха была экспериментально показана необходимость "артикуляци-
онной имитации"41, для звуковысотного слуха - скрытой активности голосо-
вого аппарата42.
Сейчас положение о том, что для возникновения образа недостаточно од-
ностороннего воздействия вещи на органы чувств субъекта и что для этого
необходимо еще, чтобы существовал "встречный", активный со стороны
субъекта процесс, стало почти банальным. Естественно, что главным нап-
равлением в исследовании восприятия стало изучение активных перцептивных
процессов, их генезиса и структуры. При всем различии конкретных гипо-
тез, с которыми подходят исследователи к изучению перцептивной дея-
тельности, их объединяет признание ее необходимости, убеждение, что
именно в ней и осуществляется процесс "перевода" воздействующих на орга-
ны чувств внешних объектов в психический образ. А это значит, что восп-
ринимают не органы чувств, а человек при помощи органов чувств. Всякий
психолог знает, что сетчатый образ (сеточная "модель") объекта не есть
то же самое, что его видимый (психический) образ, как и, например, то,
что так называемые последовательные образы можно назвать образами лишь
условно, потому что они лишены константности, следуют за движением взора
и подчинены закону Эммерта.
Нет, конечно, необходимо оговаривать тот факт, что процессы восприя-
тия включены в жизненные, практические связи человека с миром, с вещест-
венными объектами, а поэтому необходимо подчиняются - прямо или опос-
редствованно - свойствам самих объектов. Этим и определяется адекват-
ность субъективного продукта перцепции - психического образа. Какую бы
форму ни принимала перцептивная деятельность, какой бы степени редукции
или автоматизации она ни подвергалась в ходе своего формирования и раз-
вития, принципиально она строится так же, как деятельность осязающей ру-
ки, "снимающей" контур объекта. Как и деятельность осязающей руки, вся-
кая перцептивная деятельность находит объект там, где он реально сущест-
вует, - во внешнем мире, в объективном пространстве и времени. Последнее
и составляет ту важнейшую психологическую особенность субъективного об-
раза, которая называется его предметностью или весьма неудачно - его
объективированностью.
Эта особенность чувственного психического образа в своей наиболее
простой и экспквизитной форме выступает применительно к экстрацептивным
предметным образам. Капитальный психологический факт состоит в том, что
в образе нам даны не наши субъективные состояния, а сами объекты. Напри-
мер, световое воздействие вещи на глаз воспринимается именно как вещь,
которая находится вне глаза. В акте восприятия субъект не соотносит сво-
его образа вещи с самой вещью. Для субъекта образ как бы наложен на
вещь. В этом психологически и выражается подчеркиваемая Лениным непос-
редственность связи ощущений, чувственного сознания с внешним миром43.
Копируя в рисунке объект, мы необходимо соотносим изображение (мо-
дель) объекта с изображаемым (моделируемым) объектом, воспринимая их как
две разные вещи; но мы не устанавливаем такого соотношения между нашим
субъективным образом объекта и самим объектом, между восприятием своего
рисунка и самим рисунком. Если проблема такого соотношения и возникает,
то лишь вторично - из рефлексии опыта восприятия.
Нельзя поэтому согласиться с высказываемым иногда утверждением, что
предметность восприятия есть результат "объективизации" психического об-
раза, т.е. что воздействие вещи сначала порождает ее чувственный образ,
а затем этот образ относится субъектом к миру, "проецируемому на ориги-
нал"44. Психологически такого особого акта "обратного проецирования" в
обычных условиях просто не существует. Глаз под воздействием на перифе-
рию его сетчатки неожиданно появившейся на экране светлой точки тотчас
перемещается на нее, и испытуемый сразу видит эту точку локализованной в
объективном пространстве; чего он не воспринимает вовсе, так это его
смещения в момент скачка глаза по отношению к сетчатки и изменений ней-
родинамических состояний своей рецептирующей системы. Иначе говоря, для
субъекта не существует никакой структуры, которая могла бы быть вторично
соотнесена им с внешним объектом, подобно тому как он может соотнести,
например, свой рисунок с оригиналом.
О том, что предметность ("объективированность") ощущений и восприятий
не есть нечто вторичное, свидетельствуют многие давно известные в психо-
логии замечательные факты. Один из них связан с так называемой "пробле-
мой зонда". Факт этот состоит в том, что у хирурга, зондирующего рану,
"чувствующим" является конец зонда, которым он нащупывает пулю, - т.е.
его ощущения оказываются парадоксально смещенными в мир внешних вещей и
локализуются не на границе "зонд-рука", а на границе "зонд-воспринимае-
мый объект" (пуля). То же происходит и в любом другом аналогичном слу-
чае, например, когда мы воспринимаем шероховатость бумаги кончиком ост-
рого пера. ощупываем в темноте дорогу при помощи палки и т.п.
Главный интерес этих фактов состоит в том, что в них "разведены" и

Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   76   77   78   79   80   81   82   83   ...   126




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет