В. Я. Сквирский гений

Серега   задраил   пробкой   уже   открытую     бутылку   и   уныло 
вернул   её   дверце   холодильника.   Шумно,   грустно 
вздохнул, сунул босые  ступни с заскорузлыми,  давно не 
встречавшимися с мылом пятками в разношенные старые 
тапки и обреченно поплелся в ванную.
--Том, а Том? А может, ты заместо меня сходишь? А? Мол, я 
прикован к постели тяжелой продолжительной болезнью 
с неизвестным исходом, и все такое, а?!...—Сквозь шум 
льющейся воды раздался его жалобный голос.
--Нетушки,   нетушки,   дорогой,   хватит   тебе   всю   жизнь   за 
крепкой   женушкиной   спиной   прятаться.   Сам   со   своим 
дураком Петькой кашу  заварил, сам и расхлебывай…
    Кадушкин   вылил   на   себя   пол-флакона   любимого   тройного 
одеколона,   так   часто   выручавшего   его   в   трудные   часы 
утреннего похмелья, когда Тамарка уже была на работе, а 
плестись к ближайшему ларьку не было ни сил , ни денег. 
Смочил   волосы   одеколоном   «Гвоздика»,   который 
Тамарка   купила   как   средство   от   комаров.   И   с   видом 
преступника,   приговоренного   к   четвертованию   ,   едва 
передвигая непослушные, ставшие вдруг ватными ноги, 
обреченно потащился на   экзекуцию. Коридор редакции 
был пуст , если не считать сладко дремлющего старичка 
-охранника, который выглядел до такой степени дряхлым 
и немощным, что его и   самого –то   в самый раз   надо 
было   бы     охранять   от     кипящей   вокруг,   полной 
творческой энергии жизни. 
--Гражданин,   вы   к   кому?   –Приостановившись   на   бегу 
обратилась   к   нему   моложавая,     еще   достаточно 
привлекательная сотрудница.
--Я   вот   тут   ,   как   вам   это   сказать   попроще,…в   общем,..   по 
повестке….     --Покраснев   до   багровых   пятен   на   шее, 
выдавил из себя Серега и протянул женщине конверт.
--А как ваша фамилия?—Спросила она, вытаскивая письмо из 
конверта.
Серега набрал воздух в легкие. Звук уже должен был вылететь 
из гортани, но тут произошло нечто такое, что заставило 
 

его   вытаращить   глаза   и   сесть   на   стул.   У   женщины 
закатились   глаза,   да   так,   что   зрачков   стало   не   видно 
совсем. Она вскрикнула и, судорожно схватив его руку, 
начала   истово   её   целовать.   Серега   попробовал 
вырваться , но она вцепилась в неё с такой силой, что 
сделать это оказалось  невозможно. Она встала на колени 
и прошептала:
--Боже мой… Неужели вы и есть тот самый Кадушкин!... Тот 
самый…
--Нет уж извините , гражданочка. Моё фамилиё не  Кадушкин, 
извиняюсь   за   выражение,   а   Кадушкин.   Ударение   ,   как 
говорится, на    букве  « а». А если вам  зачем  – то там 
понадобился  какой – то Кадушкин , у которого ударение 
на   букву   «у»,   то   тут   уж   -извините   –подвиньтесь, 
уважаемая.   Я   этого   мужчину   не   знаю   и   знать   не 
собираюсь вообще. Я тренер футбольной команды и меня 
знает   и   уважает   весь   наш   завод.   А   не   верите,   я   могу 
принести справочку с печатью. Вот.
   Серега вытер со лба пот, вырвал, наконец,  у женщины свою 
руку     и   принял,   как   ему   показалось,   гордый   и 
независимый   вид,   присущий   известному   и     всеми 
уважаемому человеку.
Видать,   бабенка   –   то   ненормальная…Трахнутая   пыльным 
мешком из – за угла. –Решил он. - И уж  если её  с такими 
задвигами здесь терпят , надо держать ухо востро. 
--Вы   Сергей   Никандрович?—Прошептала   странная   женщина, 
постепенно   переворачивая   свои   глазные   яблоки   в 
первоначальное положение,  зрачками вперед.
--С   утречка   числился   таким.   –Гордо   задрав   вверх   голову 
произнес Кадушкин.
--Значит,   тот!—Выдохнула,   наконец,   ненормальная   и   вдруг 
заорала   на   всю   редакцию:   --Архимед   Пифагорович! 
Ольга Аристарховна! Он пришел! Он пришел!
--Женщина ,не надо так надрываться! Вон смотрите, чего вы 
вашими воплями наделали. У бедняги-старикана стакан с 
 

горячим чаем из рук выпал,  все штаны ему промочил и 
хозяйство ошпарил. 
   Старичок –вахтер, тихо повизгивая и чертыхаясь , судорожно 
пытался стащить  с ног штаны, неловко подпрыгивая как 
старый   заяц.   Дверь   одной   из   комнат   со   страшным 
скрипом   отворилась,   и   в   коридор   вышел   еще   один 
старичок в профессорской камилавке с книгой в руках.
--Что   ты   раскричалась,   Мусенька?   Я   так   испугался   твоего 
нечеловеческого крика, что чуть было не выронил  из рук 
это   уникальное   издание   Михаила   Юрьевича.     Этот 
нечеловеческого накала крик напомнил мне  его воистину 
гениальные строки из «Мцыри»! Нет  ,девочка! Тысячу 
раз нет, нет и нет! Я еще и еще раз убеждаюсь, что лучше 
этих   гениальных   строк   никто   из   поэтов   его   времени 
ничего   подобного   не   написал.   Это   тебе,   девочка,   не 
Маринина и даже не Донцова, наши кормилицы с   их  не 
рукотворными   творениями   для   метрополитеновской 
толпы   .   Нет,   ты   только   вслушайся   в   музыку   этих 
фантастических строк:
Ко мне он бросился на грудь,
Но в горло я успел воткнуть, 
И там три раза повернуть мое оружье,
Он завыл, метнулся из последних сил,
Сдавил меня в последний раз,
Зрачки его недвижных глаз,
Сверкнули разом, и во мгле 
Бой продолжался на земле!
Ты   можешь   мне   сказать,   девочка,   кто   еще   способен   на 
подобное?   Даже   мои   любимые   Анечка   и   Мариночка, 
царство   им   небесное,   не   смогли   бы   вылепить   такой 
великолепный образ дикого животного. Ты  согласна  со 
мной?
--А как может быть иначе, наш дорогой Архимед Пифагорович!
--А что скажите вы, молодой человек, простите не имею чести 
знать ваше имя и отчество?
 

--Чо   там   спрашивать?   Я   эти   стишата   век   помнить   буду, 
Помирать   буду,   в   гробу   вспомню!   Я   за   эту   самую     « 
Мцирю»   двойку   в   четверти   схлопотал   в   пятом   классе 
неполной средней школы. Папаня потом мне намыленной 
веревкой   всю   ,   прошу   пардона,   задницу   ободрал   до 
крови.   Можно   сказать   ,тигриную   кожу   полосатую     на 
моих маслах в натуре изобразил! 
--Да милейший, своеобразное у вас  представление  о великой 
поэзии   наших   гениев…Очень   даже,   я   сказал   бы, 
своеобразное…Так   кто     же   этот   молодой   человек   , 
Мусенька? Новый курьер из типографии? 
--Архимед Пифагорыч, это он…
--Что это с вами , Мусенька, кто это он? Вы можете объяснит 
мне это внятно?
--Сам   Кадушкин   Сергей   Никандрович   ….Он   получил     наше 
письмо и пришел.
По лицу главного редактора прошла судорога. Он схватился за 
сердце   и   начал   медленно   оседать   на   пол.   Мусенька 
подхватила его и усадила рядом с Кадушкиным на стул.
--Воды мне глоток, воды. –Чуть слышно прошептал он сквозь 
непослушные губы. 
Себастьян Иоганович ,--обратилась она к стоящему без штанов 
вахтеру быстренько дайте мне стакан.
  Старикан дрожащими руками налил в свой стакан кипяток и 
передал   его   Мусеньке,   которая   вскрикнув   от   боли, 
опрокинула его на колени шефа. Повторилась история со 
стриптизом   охранника,   и    коридор  пополнился   вторым 
бесштанным стариком.
--Едрена вошь, так гляди и я без мошонки останусь, --почесал 
затылок   Серега   и   на   всякий   случай   забился   в   угол, 
пересев   на   последний   стул.   Редактор   понемногу 
приходил   в   себя.   Лицо   его   порозовело,   и   он   с 
удовольствием   выпил   стакан   холодной   воды, 
принесенный Мусенькой. 
 

--Значит, это вы и есть господин Кадушкин. Вот это сюрприз! 
Вот   это   подарок   вы   нам,   милейший,   в   редакции 
устроили.
--Никакой я не Кадушкин, гражданин начальник. И не господин 
я , а обыкновенный тренер футбольной команды нашего 
завода. Я Кадушкин Сергей Никанорович с ударением на 
букву «а». И я уже говорил этой вашей гражданке, что 
если вам зачем –то позарез нужен какой –то гражданин 
Кадушкин с ударением на букву «у», то я здеся не при 
чем, понятно!? Я не знаю, чего он там натворил этот тип, 
но прошу пардону, это не моя тема, не моя игра! Всё!
--Мусенька, вы чувствуете моя детка, насколько он самобытен! 
Боже, как самобытен! Он весь, буквально весь соткан из 
народности.     Он   мне   безумно   напоминает   нашего 
Сереженьку   с   его   «березовым   соком»!   Тот   же   тонкий 
народный   юмор.   Та   же   неповторимая   крестьянская 
лексика!   Причем   ,это   сквозит   в   каждом   его   слове, 
буквально в каждой фразе…. Позовите мне , милочка , 
Ольгу Аристарховну, и не сочтите за труд принести еще 
стаканчик  холодной воды.
--Я   бы   ,   честно   говоря,   гражданочка,   тоже   пропустил   бы 
кружечку, а то с утречка во рту  все пересохло, да и вкус 
слюней такой ,как -будто подвальные кошки  с помойки в 
рот нагадили.
Редактор   выжал   мокрую   брючину   и   с   помощью   охранника 
натянул штаны. 
--Я   понимаю   вас,   Сергей   Накандрович.   Прекрасно   понимаю. 
Ведь ,наверное, как я понимаю, это ваше первое, столь 
значительное творение в подобном жанре? Такое может 
произойти   даже с очень незаурядным человеком.   Для 
создания такого произведения его творцу нужен немалый 
срок, дабы   он мог вновь накопить силы ,вновь обрести 
равновесие   и   нормальным   человеком   вернуться   в 
общество. Немалый! Я правильно говорю?
--За что срок?! За что срок?!Папаша!?  Да , было дело! Но я 
вытворил   из   себя   эти   стишата   совершенно 
 

бессознательно!   Просто   совершенно   обезумел   от 
любви….Буквально нашло какое – то затмение на мозг…. 
Причем,   хотите   верьте,   хотите   нет,   но   совершенно 
трезвый   был!   Совершенно!   Вот   такое   невменяемое 
состояние   на   человека   нашло!   Совершенно 
невменяемое!....
Во время  этого чистосердечного признания  в коридор вошла 
очень   пожилая   женщина   в   старомодном   платье   и 
прическе середины девятнадцатого века.  Она оперлась о 
притолоку   двери   и     с     изумлением   посмотрела   на 
Кадушкина. 
--Простите, товарищ, по поводу каких невыполненных нашей 
редакцией сроках вы здесь так громко возмущались? У 
нас , уважаемый, все заказы выполняется точно в срок. 
Это   наш   категорический   императив!   И   я,   Ольга 
Аристарховна   Богоявленская-   заместитель   главного 
редактора,  горжусь, что с момента основания редакции , 
а это , простите меня, без малого сто пятьдесят  лет, мы 
еще ни разу не слышали  от наших заказчиков ни одного 
нарекания по поводу невыполненных в указанное время 
договорных работ. Это же вам может подтвердить и наш 
замечательный главный редактор Архимед Пифагорович 
Иорданский,   с   которым   мы   работаем   с   первого   дня 
основания   этой   редакции,   а   также   и   наша   редактор 
Мусенька Кушеткина? Мусенька, деточка, я надеюсь, вы 
подтвердите   мои   слова.   --   Кушеткина   расплылась   в 
верноподданнической благожелательной улыбке и, нежно 
взяв высохшую ручку шефини в свои ладошки, сделала 
небрежный,   но   совершенно   очаровательный     по   своей 
непринужденности  книксен.
Кадушкин вытаращенными от удивления глазами уставился на 
старушку   и,   громко   сморкнувшись   в   грязный 
замусоленный   платок   ,   хриплым   голосом   отвесил 
комплимент:
Гад буду , мамаша, больше ста я бы вам никогда бы  не дал….У 
меня   соседка     по   коммуналке   была,   когда   мы   с   моей 
 

женой, Тамаркой , еще только путались по -граждански, 
то есть ,значит, еще до загсу. Наши комнаты в коридоре, в 
аккурат  , насупротив были с  этой заразой.   Ну, стерва 
стервой ! Я таких сучар как она больше за всю   свою 
жисть   никогда   не   видел.   Представляете   ,какая   была 
тварюга, что  у ей,  по молодости ,конечно ,трое   ейных 
мужьёв повесились ! Причем, что характерно, –один за 
одним подряд!   Ну,это я, конечно, без намеков, как вы 
,надеюсь, понимаете,…мадам. Так ей тогда было уже за 
семьдесят пять, а она, пожалуй, еще хуже вас на лицо 
выглядела! Ей богу, хуже! На что угодно поставлю! Так 
что   вы   ,   мамаша,   считаю,   на   лицо   выглядываете 
молодцом…   Как   говорят   у   нас   в   большом   спорте:   так 
держать по воротам!...
Несколько   ошарашенная   столь   неожиданным   и   достаточно 
сомнительным   комплиментом   Ольга   Аристарховна 
наклонилась к уху Мусеньки и шепотом спросила, -кто 
этот   гражданин.     Муся   набрала   воздух   в   легкие   и,   не 
отпуская руки Богоявленской, громко продекламировала:
--Позвольте     вам   представить,   дорогая   Ольга   Аристарховна, 
нашего нового автора- уважаемого Сергея Никандровича 
Кадушкина!
Несколько осмелевший Серега, опомнившись от смущения   и 
видя, что милицией здесь не пахнет,   сделал серьезное 
лицо и гордо заметил, выпятив грудь:
--Кадушкина. Я же вам уже  говорил , женщина, Кадушкин я ! 
Ударять   в   моей   фамилии   надо   на   букву   «а»,   которая 
впереди     перед   буквой   «   д   «стоит.   Сколько   же   можно 
повторять.   А   еще     с   виду   интеллигентные   люди. 
Книженции   умные   печатаете,   детективы   там   всякие 
разные!   Ведь вот если говорить начистоту,   возьмем к 
примеру   ту   же   мою   Тамарку.     Ведь   дурища   -дурищей 
необразованной была ,когда я её у Васьки , нападающего 
из   соседской   команды   увел.   Это   она   сейчас   поумнела, 
воображать   вся     из   себя   стала,   когда   на   кладовщицу 
выучилась. Так и та с первого раза запомнила, как моё 
 

фамилиё   надо   правильно   называть.   Вот.   А   вашего 
Кадушкина, извиняюсь, я в глаза не видел , да и знать не 
хочу.
 Ольга Аристарховна тихонько издала какой –то малопонятный 
звук   и   осела   бы   на   пол,   если   бы   её   не   поддержала 
Кушеткина.   Вахтер,   поддерживая   одной   рукой   еще   не 
полностью надетые штаны, быстренько налил из чайника 
в стакан того же горячего чая и протянул его Мусеньке. 
Ольга   Александровна   сделала   глоток   ,   обожглась   , 
уронила стакан на пол, и  вдруг заплакав, запричитала:
--Слава   тебе,   Боже!   …Дожила,   кажись   ,старая…Все   же 
дожила….Уж и не чаяла…Друзья мои, возьмите себя в 
руки. Это же такое событие…Такое… Мусенька , я так 
понимаю ваше с Архимедом Пифагорычем волнение. Мы 
так же с ним нервничали , когда в этом же коридорчике 
появлялись Фет, Тютчев, Блок  и Вовочка Маяковский…. 
Ты   помнишь,   Архимед,   как   ввалился   сюда   этот 
высоченный разбойник с его «Облаком в штанах»? 
--Помню , Оленька, конечно помню! Разве можно было забыть 
этого «горлопана главаря»…
Кушеткина наклонилась к Ольге Аристарховне и прошептала 
ей на ухо:
--Обратите внимание – у него глаза страдальца! 
   Ольга Аристарховна ласково взглянула на Кадушкина, утерла 
слезы расшитым шелковым платочком и запела дальше:
--Да,   да   ,   друзья   мои!   Тысячу   раз   –   да!   Он,   вне   всякого 
сомнения, --она указала на Серегу,- не случайно выбрал 
именно   нашу   редакцию.   Наш   замечательный   журнал! 
Интуиция гения привела его сюда, к нам! Несомненно, 
наше   издательство   пользуется   его   уважением.   Так   что 
выше голову , друзья!   Выше! Благословение Господне 
вновь   сошло   на   нас!   …Мусенька,   девочка   ,быстренько 
фрукты и шоколад, а вы, Архимед Пифагорович , коньяк! 
Да , да, коньяк, и тот самый!
--А быть может «Новосветское шампанское» из подвалов князя 
Голицина? Как Михаилу Юрьевичу? Я с тех пор приберег 
 

одну   бутылочку   ,   которую     нам   презентовал   этот 
проказник-   поручик   Ржевский.   Помните   тот 
скандальчик?   Он   тогда     на   балу   уволок   в   спальню 
княгини     Аннушку   Керн?   Я   не   стал     «Шампань» 
открывать и умыкнул  бутылочку со стола домой.
--Архимед, я вижу, вы  были проказником ни чуть не меньшим, 
чем   этот   легендарный     безнравственный   обольститель- 
поручик!
--Был , Оленька , был… Но ,несколько по другой стезе…Я в то 
время был без головы от вас, моя дорогая, и ни о каких 
иных   красавицах   и   помыслить   не   мог!   Ах   ,   какие   это 
были славные времена. Не правда ли , Оленька. Балы, 
русские тройки. Фейерверки. А какие красавицы…Какие 
красавицы!...Лопухина! Натали! Одоевцева! Да что там 
говорить…Но   вы,   Оленька,   были   краше   всех!   Да,   да! 
Краше  всех! И не спорьте  со мной! Не  спорьте! Я  же 
прекрасно   помню,   какими   глазами   смотрел   на   вас 
Дантес! Я  чуть было не вызвал его на дуэль!
Ольга Аристарховна тяжело и сладко вздохнула и простонала 
Ах, как он был мил, этот кудрявый  голубоглазый мальчишка…
А вы не льстите мне , старый шалун. Я помню прекрасно,  как 
вы глазами просто раздевали  эту хохотушку- ветреницу 
Анну.   Если   бы   не   Сашенька   ,   который   закружил   ей 
голову своим гениальным посвящением, вы бы утащили 
её   в   спальню   также   лихо   ,   как   это   сделал   красавец 
Ржевский. Всё! Несите наш знаменитый коньячок!
Иорданский   взял   за   руку   Кадушкина   и,   вежливо   пропустив 
вперед   ,провел   в   свой   кабинет.   Серега   уже   почти 
освоился,   однако   первоначальная   робость   еще   не 
перешла   в   свойственную   ему   в   обычной   обстановке 
легкую   наглость.   Звучные,   доисторические   по   его 
разумению имена «древних» поэтов, как он помнил  со 
школы , которыми так легко оперировали эти   старички 
из   пыльного   гербария   ,несколько   растревожили   его   не 
слишком развитый разум. Более того, ему показалось, что 
они просто дурачили его , и дурачили   наверняка   для 
 

того, чтобы попроще было шугануть с Петькиной поэмой 
из  журнала.  Он же   хорошо  помнил  рассказы   писаки  – 
бомжа. Да и хрен с ними , с этими живыми мумиями. 
Может   быть,   это   даже   и   хорошо!   А   то   еще   заставят 
рассказать, как он наковырял эти стишата,- стыдобы не 
оберешься. 
--Ради бога простите нас, дорогой Сергей Никандрович, за эти 
воспоминания   молодости.   Не   поверите,   но   даже   по 
истечении   стольких   лет   те   свежие     и   яркие   чувства 
бесшабашной молодости до сих пор   и с той же силой 
гонят   по   склеротическим   сосудам   кровь.   Адреналин   , 
батюшка! Адреналин!
Серега почесал нос и тоже попытался вспомнить какие- нибудь 
яркие страницы своей бесшабашной молодости, но кроме 
драк с пацанами с соседней улицы и обжимания до ломки 
в   паху   с   Тамаркой   на   чердачной   площадке   парадника 
ничего такого адреналинового, гонящего по жилам  кровь 
в   башку   не   лезло.   Правда,   он   вспомнил   один 
похабненький анекдотец про этого поручика Ржевского, 
но рассказать его старикану  не осмелился. Еще не так 
поймет   старый   гриб…Иорданский     бережно   усадил 
Серёгу на стул напротив огромного , обтянутого старым , 
почти   потерявшим   былой   зеленый   цвет   сукном   и 
участливо спросил о здоровье.
--Здоровье в норме, гражданин редактор. Я еще по трезвому и 
мяч   могу   нашему   голкиперу   в   ворота   засандалить!   Ей 
богу!   Причем   не   в   середину   ворот,   а   в   девятку!   И   по 
мордам могу заехать, ежели надо, когда по пьяному делу 
какой   –   нибудь   недоносок   ,   жертва   ,   так   сказать   , 
извиняюсь,   выкидыша   шибко   приставать   начнет.   А 
насчет этой поэмы, как ваша Аристарховна её обзывает, 
тоже извиняюсь,- малость виноват….Совершенно знаете 
обезумел   от   любви…ну   буквально,   как   моя   Тамарка 
говорит,   на     головной   мозг   нашло  какое   –то  затмение. 
Причем   ,   что   характерно,-   абсолютно   трезвый   был, 
 

честное слово! Ну, с кем не бывает! Этакое совершенно 
невменяемое состояние.. . Хотите -верьте, хотите-нет…
Иорданский   вытащил   из   тумбы   стола   пыльную   бутылку 
коньяка и кликнул Ольгу Аристарховну. Пальцы рук его 
заметно дрожали , в глазах горел лукавый огонек, старик 
явно   был   сильно     взволнован.   Ольга   Александровна 
достала из шкафа бокалы. За полторы сотни лет пробка 
накрепко   прикипела   к   горлышку,   и     редактор   тщетно 
пытался её вынуть. Серега бесцеремонно взял бутылку из 
его рук и приступил к привычному занятию. 
--Сергей   Никандрович!   Успокойтесь!   Ради   всего   святого   , 
успокойтесь!   И   я   и   Ольга   Аристарховна,   мы   оба 
прекрасно понимаем, что шедевры , подобные вашим « 
Скитальцам»,могут   быть   созданы   только   в   минуты 
самосожжения. Такое пишется не чернилами , а кровью! 
Я понимаю ваше волнение. 
--   Да,   иной   раз   на   поле   так   саданешься,   что   кровянку   без 
медицины и не остановить. А с бутыльком, папаша, вы 
зря корячитесь. Так и посуду недолго кокнуть. Вот тут –
то   без   крови   точно   уж  не   обойдешься.   Тут   её   столько 
натекет,   «Войну   и   мир»   Бондарчука   написать   можно 
будет. Посуду эту доисторическую хоть и все равно сдать 
нельзя,   не   примут   ни   в   одном   ларьке,   я   это   по 
конфигурации  стеклотары вижу, но жидкость уж больно 
жалко. В этом тонком деле, извиняюсь за выражение, не 
ваш   малограмотный   опыт   и   силенки   нужны.   Такие 
бутыльки должны открывать профессионалы питейного 
дела,   а   не   всякие   там   интеллигентные   неумехи   , 
извиняюсь за выражение. 
Серега взял из рук редактора бутылку , аккуратно обтер пыль о 
полу   пиджака   и     внимательно   изучил   через   стекло 
состояние жидкости.
--С   внешнего   виду   клоподав   в   порядке.   Вроде   бы   даже   за 
столько   лет   и   не   загустел.   Конечно,   если   строго   для 
порядка   его   надо   было   бы   сперва   -наперво   на   бомже 
испытать   на   ядовитость,   но   я   думаю,   что     тут   и   без 
 

дегустаторов   обойдемся.   Слава   богу,   Кадушкин 
некоторые навыки за тренерскую жизнь накопил. Бывает 
ведь, как!? Скажем, после удачного матча какой- нибудь