ются и исконные слова алтайского происхождения, имеющие соответствия в корейском, тунгусо-
маньчжурском, монгольском, тюркском.
Реконструкция или «постсказание» (postdiction по Хемпелю) может быть проверена или фаль-
Начало
Содержание
Страница 59 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
сифицирована (в попперовском смысле) при открытии таких новых данных, которые не были из-
вестны в то время, когда осуществлялась реконструкция. Так, например, происхождение аффрика-
ты типа (*сиз палатализованного (*k перед гласным переднего ряда, образовавшимся из древнего
дифтонга, подтвердилось при недавнем открытии исключительного архаизма древненовгородского
и древнепсковского диалектов, где в берестяных грамотах еще сохраняется праславянский облик
соответствующих слов. В наиболее восточной ветви индоевропейских языков – тохарских язы-
ках Восточного (Китайского) Туркестана, письменные памятники которых, относящиеся ко 2-й
половине I тыс. н. э., дешифрованы около столетия назад, найдены подтверждения таким ре-
конструкциям, как *r¯
eki ‘слова, речь’ для праслав. *r¯
e˘
ci (откуда русск. речь). Для методологии
сравнительно-исторического языкознания большое значение имело подтверждение большого чис-
ла индоевропейских реконструкций при дешифровке хеттского и других древних индоевропейских
языков Малой Азии. Особенно существенным достижением явилось установление Куриловичем
соответствия хеттского h и гипотетической индоевропейской фонемы, за 50 лет до этого восстанов-
ленной Ф. де Соссюром благодаря внутренней реконструкции внутри индоевропейского праязыка.
Открытия последних лет продемонстрировали возможность проверки очень точных предска-
заний, касающихся слов, заимствованных одним языком из другого, отдаленно ему родственного.
В 1974 г. выдaющийся иранист М. Шварц опубликовал список ряда тохарcких слов, в которых он
предположил заимствования из тогда незасвидетельствованных слов восточноиранского бактрий-
ского языка, известного в то время лишь по немногим текстам. Крупнейшее достижение иранского
языкознания, состоящее в обнаружении очень большого числа (порядка cотни) бактрийских доку-
ментов, позволило через четверть века подтвердить догадку Шварца: во вновь обнаруженных бак-
трийских текстах найдены такие реконструированные им раньше слова, как бактр. αγαλγo: тохар.
B ak¯
alk, A ¯
ak¯
al ‘желаемый’; бактр. ϕρoµιγγo: тохар. B pr¨
ama´
nk ‘надежда’; двоякая реконструк-
ция многоступенчатого заимствования была осуществлена Шварцем в отношении нескольких слов
среднеиндийского пракрита Крорайны (Лулана), тексты на котором написаны индийским письмом
кхароштхи. Эти слова заимствованы из бактрийского в тохарский, откуда в пракрит крорайнских
текстов.
Другой чертой современного периода в развитии сравнительно-исторических исследований яв-
ляется распространение методов реконструкции на большие отрезки текстов. Оказывается возмож-
ным восстановление не только отдельных слов, но и целых мифопоэтических формул и фрагментов
текстов.
В частности, для индоевропейской мифопоэтической традиции оказывается возможным вос-
становление древнейших стихотворных схем, из которых выводится дальнейшее развитие стиха в
отдельных литературах. Здесь также осуществлена проверка предложенных ранее реконструкций.
Начало
Содержание
Страница 60 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
Исследованные в последние годы образцы анатолийских (хеттских и лувийских) стихов и песен
подтверждают некоторые из метрических схем, раньше предложенных для общеиндоевропейского.
Реконструкция возможных метрических схем зависит от тех особенностей слоговой и акцентуаци-
онной структуры словаря и текстов, восстановление которых может быть достигнуто с помощью
сравнительного языкознания и ограничено его пределами.
Возможности реконструкции соответствующих характеристик архаического индоевропейско-
го стиха и его языка (Indogermanische Dichtersprache) определяются крайней консервативностью
соответствующих традиций. В поэзии на древних индоевропейских языках на протяжении тысяче-
летий сохраняются с минимальными изменениями метрические схемы поэтических формул, путем
монтажа которых образуется стихотворный текст. Эта установка на повторение старой формулы
характеризует «холодные» культуры (термин Леви-Строса) в отличие от «горячих», которые стре-
мятся к построению принципиально новых текстов (несущих поэтому максимальное количество
информации).
Но в той мере, в какой возможности авторов литературных текстов не исчерпываются теми
вероятными применениями метра, которые зависят от просодических особенностей данного языка,
по отношению к литературе в еще большей степени, чем применительно к языку, на первый план
выдвигаются возможности, связанные с культурными влияниями. Поэтому, скажем, для ранней
римской (латинской) драматургии существенное значение может иметь реконструкция на основе
этрусских и пунических прообразов.
Мысли фон Вригта о применении теории информации к истории делают вероятным прило-
жение некоторых из изложенных соображений и к другим гуманитарным наукам. Сравнение уче-
ного, производящего реконструкцию, с детективом, намеченное еще в методологической работе
лингвиста А. И. Смирницкого о сравнительно-историческом языкознании, было развернуто в ис-
следовании методов истории у Хинтикки в связи с изучением возможностей абдукции (тем же
кругом идей и той же метафорой детектива в ее сюжетном воплощении объясняется структура
романа Эко «Имя розы» и направление примыкающих к нему эссеистических сочинений того же
автора об абдукции). Проблема «улик», на основе которых строит свои выводы историк, и ме-
тодов реконструкции события на их основе объединяет разные науки, занятые восстановлением
прошлого. «Машина времени», построенная сравнительно-историческим языкознанием, не только
может служить методологическим (часто пока недосягаемым) образцом для других наук, реша-
ющих на своем материале сходные задачи, но и в принципе может способствовать объединению
разных реконструкций прошлого – лингвистических, археологических, антропологических. Суще-
ствуют многие области словаря древних праязыков, где сопоставление с данными других наук
необходимо (например, при изучении и реконструкции названий металлов, домашних животных и
Начало
Содержание
Страница 61 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
растений). На этом пути возможна не только взаимная проверка выводов, полученных независи-
мо друг от друга, но и определение древнего расселения носителей праязыков и направлений их
ранних миграций, приведших к диалектному членению.
16. Связи между макросемьями
Особенностью того развития, которое сравнительно-историческое языкознание получило на
протяжении прошлого века, в особенности благодаря работам В. М. Иллича-Свитыча и его после-
дователей, является практически неограниченное углубление реконструкции. Каждый раз выби-
рается определенный хронологический срез, для которого проводится реконструкция. Этот срез
определяется числом и характером языков, которые по правилам исторической фонетики и грам-
матики сравниваются с данным, и соответствующими лексико-статистическими подсчетами. За
праславянской реконструкцией, относимой к второй половине I тыс. н. э., при движении вглубь
лингвистического времени следует получаемая благодаря сравнению славянского с восточнобал-
тийским (литовским, латышским и близким к ним диалектам) и западнобалтийским (прусским и
другими вымершими языками, известными по скудным данным) реконструкция существовавшего
не меньше чем за тысячелетие до этого гипотетического балто-славянского праязыка. К IV-V тыc.
до н. э. по выводам лексикостатистики (глоттохронологии) в согласии с другими данными отно-
сится реконструируемый на основании сравнения балто-славянского с другими индоевропейскими
языками общеиндоевропейский праязык. Результаты его восстановления можно соотнести с рекон-
струкцией, выполненной для другой группы предположительно родственных языков. Эту опера-
цию можно повторять несколько раз. Ограничения накладываются только изнашиванием морфов
и изменениями базисного словаря. Однако число сохраняющихся элементов и соответственно на-
дежность реконструкции при таком удалении в прошлое существенно уменьшается.
Как установил Иллич-Свитыч, индоевропейский праязык входит в более обширную нострати-
ческую макросемью. Лежаший в основе всех ее диалектов ностратический праязык может быть
реконструирован для времени ранее 10 000 лет до н. э. Начатые в недавнее время сравнения ностра-
тической макросемьи с другими основными макросемьями позволяют надеяться на реконструкцию
некоторых элементов вероятного исходного языка, на котором могли говорить около 50 000 лет до
н. э. его носители – первые представители Homo Sapiens Sapiens, которые к этому времени пересе-
ляются из Африки.
На протяжении будущего столетия можно надеяться на уточнение отношений между основны-
ми макросемьями языков мира (с праязыками древнее 10 000 лет), как и в пределах каждой из
этих семей:
Начало
Содержание
Страница 62 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
I. Ностратическая (по В. М. Илличу-Свитычу и его последователям включает семьи: ин-
доевропейскую, картвельскую, уральскую – финно-угро-самодийскую и юкагирский, алтайскую –
тюркский, монгольский, тунгусо-маньчжурский, корейский и японский, эламско-дравидийскую, а
также, вероятно, «евразийские» по Гринбергу: эскимосско-алеутский и чукото-корякский; положе-
ние нивхского и айнского, сопоставляемого также с аустро-тайским, проблематично).
II. Афроазиатская (семито-хамитская) (по В. М. Илличу-Свитычу входит в ностратическую
макросемью).
III. Севернокавказско-енисейско-сино-тибетская (+ на-дене?) (в эту макросемью могли
также входить отдельные изолированные языки Евразии: баскский, бурушаски, мертвые языки
Ближнего Востока: шумерский).
IV. Аустро-тайская (в эту макросемью включаются австронезийские, в том числе малайско-
полинезийские языки, а также мяо-яо и тайские).
V. Австроазиатская (в эту макросемью включаются вьетмыонгские языки, мон-кхмер, мун-
да); предположено отдаленное родство этой семьи с аустро-тайской; в этом случае они возводятся
к одной аустрической макро-макросемье.
VI. Австралийская.
VII. Индотихоокеанская (по Гринбергу; папуасские языки и другие языки района Новой
Гвинеи недостаточно описаны).
VIII. Америндейская (по Сепиру-Суодешу, Гринбергу, Мейтсон).
IX. Нило-сахарская (по Гринбергу, макросемья недостаточно исследована; часть языков об-
наруживает сходство с ностратическими).
X. Конго-кордофанская; макросемья состоит из нигеро-конголезской и кордофанской; она
может быть родственна нило-сахарской макросемье; в этом случае они возводятся к одной конго-
сахарской или «суданской» макро-макросемье.
XI. Койсанская.
Поскольку нарисованная генетиками (Кавалли-Сфорца и др.) картина древнейшего расселения
человечества предполагает наличие хотя бы примитивных способов передвижения по воде, кажется
полезным сравнение предполагаемой лексики мореплавания в разных (макро) семьях.
Согласно этой генетической реконструкции, предки современного человека, двигаясь по воде
(вдоль берега?) из части Африки, соответствующей современной Эфиопии и Сомали, переселяются
в направлении Аравии, Индии и Юго-Восточной Азии. На протяжении примерно 10 000 лет это дви-
жение, около 40 000 лет назад, приводит их в Австралию, на острова Тихого Океана и к Америке.
Другая часть переселенцев из центральной Евразии, куда они приходят с юга, движется на Запад
и постепенно овладевает Европой, уничтожая там и на Ближнем Востоке неандертальцев (до того
Начало
Содержание
Страница 63 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
препятствовавших непосредственному переселению из Африки через Синайский перешеек, в обход
чего и было предпринято описанное сложное движение). С этой схемой расселения, полученной
генетиками, согласуется лингвистическая гипотеза о древнем отдаленном родстве подавляющего
числа существующих языков (возможное исключение могут составлять такие стоящие обособленно
языки Юга Африки, как койсанские, но с исторической точки зрения они недостаточно изучены).
Предполагается, что детали этой общей картины должны проясниться по мере реконструирования
праязыков макросемей и путей их разделения на отдельные семьи, взаимные отношения которых
друг к другу еще должны уточняться.
17. Аффективная сторона текста.
Уменьшительность: четверостишие Бунина и тохарские параллели
Несколько течений в лингвистике начала прошлого века (Балли и Вандриеc, школа Фосслера и
Шпитцер) правильно отмечали значимость аффективной стороны языка. Это направление не по-
лучило значительного развития. Между тем его выводы были бы важны не только для понимания
многого в различении языков поколений (каждое следующее поколение вводит свои оценочные сло-
ва типа cool ) и темпов изменений (особенно словаря), но и для уяснения уже затронутых в другой
связи выше принципов организации целого текста, в частности литературного.
В русском фольклоре (а отчасти в архаизирующем разговорном и поэтическом стилях), как и в
некоторых других близких славянских и балтийских (в частности, латышской) традициях, важней-
шую роль играет прием последовательного образования уменьшительных форм существительных.
Рассмотрим второе (последнее) четверостишие стихотворения Бунина «Степь» – «Синий ворон от
падали алый»:
Синий ворон пьет глазки до донушка,
Собирая по косточкам дань.
Сторона ли моя, ты, сторонушка,
Вековая моя глухомань.
В тексте 17 слов, из них 4 (набранные мной курсивом), то есть немногим меньше четверти, –
уменьшительные формы существительных. Из этих форм 2 стоят в особенно заметной рифменной
позиции, последняя из них повторяет главное (ключевое) слово, сперва в обращении (к стране –
«стороне») названное в обычной форме, а затем повторенное в уменьшительной форме (прием
усилительного повтора), причем на это слово приходится и синтаксическая пауза. Стилистический
эффект связан с трагическим несоответствием уменьшительных форм и чудовищности описывае-
мого – глазки, их донушко, да и косточки относятся к падали, пожираемой вороном, а сторонушка,
Начало
Содержание
Страница 64 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
которую автор в двух последних строках дважды называет «своей», этой именно картиной описы-
вается и характеризуется.
О достаточно древних параллелях к таким фольклорным (по истокам) построениям в славян-
ских традициях говорит тохарский Б поэтический текст Джатакамалы 352а 2-3, где в 2 строках
соединяются 4 подобные уменьшительные формы: kokalyi´
skam y¨
akwaskam ‘повозочки (и) лошад-
ки’, s¨
as¯
u´
skam [p]aiyyi´
skam ‘сынков ноженьки’ (все 4 формы образованы от слов индоевропейского
происхождения и могли бы быть древними, хотя это не обязательно; подчеркнутые мной уменьши-
тельные тохарские суффиксы типологически, а возможно, и генетически сходны со славянскими).
Из интересных общелингвистических вопросов, связанных с уменьшительностью, я обратил
внимание на одну фонетическую особенность уменьшительных форм. Во многих языках аффик-
сы, выражающие это значение, содержат палатализованные или палатальные гласные. В языках,
где (как во многих африканских) есть тоны, высокий или восходящий тон обычно характери-
зует уменьшительные формы. Там, где структура языка это позволяет, высокий тон сочетается
с палатализованностью (например, в латышских диалектах, описанных Руте-Дравиня в ее кни-
ге об уменьшительных формах). С акустической точки зрения оба эти признака сходны. Можно
думать, что ономатопоэтическое выражение уменьшительности высотой тона относится к числу
универсальных свойств языка. Подобные закономерности звукового символизма, которые, как со-
отнесение противопоставления «большой» – «маленький» с различием гласных [a] – [i], проверены
методами экспериментальной психологии, нужно рассматривать как возможные, но не обязатель-
ные: во французской паре grand ‘большой’ – petit ‘маленький’ эта тенденция побеждает, в других
языках только намечена, но есть много языков, где исторические обстоятельства помешали ее осу-
ществлению.
Вероятно, что каждое следующее поколение при усвоении родного языка пытается внести в
него те черты, которые соответствуют этим универсальным закономерностям. Но коррекция со
стороны родителей и воспитателей вместе с другими социальными факторами (влияние средств
массовой информации и чтения) может стереть следы таких начинающихся нововведений. На этих
примерах можно проследить противоборствующие тенденции, определяющие характер развития
языка.
18. Парные слова с начальным губным носовым
Одной из наиболее впечатляющих программ будущих возможных исследований связи звуча-
ния и значения в языке (особенно поэтическом) для меня остается глава к последней книге Романа
Якобсона (написанной вместе с Линдой Во) о звуковом облике языка с эпиграфом из Малларме.
Начало
Содержание
Страница 65 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
Из тех проблем, которые Якобсон наметил еще в первых своих работах (в частности, в книжке о
Хлебникове), я довольно долго занимался одной. На протяжении многих лет я собирал материалы,
касающиеся распространенных во многих языках парных сочетаний слов, где второе слово отли-
чается от первого только начальным губным носовым m- (иногда в сочетании с предшествующим
шипящим спирантом ˘
s-, как в идиш: ˘
sm-), заменяющим любой первый согласный или добавля-
емым к следующему за ним гласному: тип русск. гоголь-моголь. В многочисленных поездках по
Кавказу я давно обратил внимание на то, что из разных языков кавказского ареала этот рас-
пространенный в них прием попадает в тот вариант русского языка, который был распространен
на Кавказе. Он обычно используется в живой речи для образования оборотов с сильно выражен-
ной эмоциональной (иногда негативной) или иронической окраской: сумки-мумки (в смысле: эти
бесконечные сумки – от водителя такси); деньги-меньги. Он попадается и в анекдотах (напри-
мер, армянских), стилизующих русско-кавказский пиджин: культур-мультур (где исходное слово
взято из формы, которую в пиджине может получить слово культура). Фазиль Искандер, уме-
ло стилизующий русскую речь описываемых им краев, использовал и этот прием в сочетаниях
вроде зелень-мелень. Первым из побывавших на Кавказе писателей эту местную языковую черту
подметил Лев Толстой: в «Казаках» у него уже встречается хурда-мурда. В пародийной передаче
речи «кавказцев» аналогичное хурд-мурд используется у Хлебникова в пародии на стихотворение
О. Розановой рядом с чисто хлебниковским господь-мосподь. В других местах у него появляют-
ся могатырь, можар, можарище. В некоторых своих сочинениях Хлебников нанизывает целые
грозди таких пар: богу-могу, девы-мевы, руки-муки, косы-мосы, очи-мочи. В других случаях он не
изобретает второе слово, доставляли его к уже существующему, а семантизирует разницу между
двумя словами языка (вера-мера), которые можно представить как входящие в такую пару.
Чем больше я расширял в пространстве и времени круг сопоставлений, тем более заметны-
ми оказывалось сходство далеко отстоящих друг от друга языков и культур. Некоторые языки, в
частности тюркские, где встречаются пары типа tabak-mabak, могли оказать влияние на соседние.
Но число языков, где встречается этот прием, очень велико. В него входят арабский, персидский,
курдский, осетинский, индонезийский, монгольские наряду с современными западноевропейскими
языками. В некоторых языках (в том числе и древних) вместо носового смычного может исполь-
зоваться неносовой или губной сонант, но функции его остаются теми же самыми.
Можно предположить разные причины, почему именно губной согласный выступает в роли
универсального заменителя любого другого согласного. Кажется возможным сравнить это с ролью
губных согласных для ранних этапов детского языка когда среди первых слов обычно произносятся
такие, как мама и папа. Быть может, на этом пути найдутся следы раннего развития не только
детей, но и тех черт языков взрослых, где отразились те же общечеловеческие особенности.
Начало
Содержание
Страница 66 из 241
Назад
На весь экран
Закрыть
19. Синэстезия: Хлебников, Рембо, Скрябин
Цветовые соответствия фонемам языка меня начали занимать (а в каком-то смысле и мучить)
достаточно рано, когда (начиная с 1944 г., т. е. с четырнадцати с лишним лет; для желающих иссле-
довать биохимию психических процессов можно добавить: через год после гормональной зрелости)
я стал систематически писать стихи и одновременно напряженно вчитываться и вслушиваться в
стихи русских поэтов тех веков, которые теперь мы называем пушкинским и серебряным. У себя,
но и у других поэтов (даже самых любимых), я делил стихи и строки по тем цветовым ассоци-
ациям, которые они у меня вызывали. Занимаясь на первом курсе университета (двумя годами
спустя) общей и русской фонетикой, я понял, что яркими красками для меня переливались сонан-
ты, звонкие согласные, шипящие (но не свистящие), гласные заднего ряда (но иногда и закрытый
гласный верхнего подъема переднего ряда, но не среднего; гласные воспринимались в зависимости
от окружающих согласных), а остальные фонемы казались серыми и бесцветными. Это чувство с
напряженностью определяло строение собственных стихов и отбор самых часто повторяемых строк
других поэтов и на других языках, которыми я владел или занимался: мне кажется, что впервые
я испытал это ощущение, прочитав в 1942 г. стихотворение Верлена La lune blanche Luit dans le
bois, где почти все строки были ярко окрашены (по-французски я разговаривал с четырех лет).
Эта овладевшая мной синэстетическая разборчивость продержалась лет шесть и только постепенно
стала отступать.
Занимаясь десятилетия спустя анализом стихов Хлебникова, я понял, что у него отчасти сход-
ные синэстетические впечатления были дифференцированы по отдельным согласным фонемам. В
комментариях к «Бобэоби» и к «Звукописи весны» Хлебников пояснял, что он имел в виду одно-
однозначные соответствия фонемы и цвета: б – красный, в – синий (о глазах, в других случаях –
зеленый, эти два цвета во многих языках не различаются), п – черный, л – белый (слоновая кость),
г – желтый, з – золотой. Женское лицо с ярко-красными губами, синими глазами, общим обликом
цвета слоновой кости, желтой золотой цепью на шее изображалось звукописью в стихах:
Бобэoби пелись губы
Вээoми пелись взоры
Пиээо пелись брови
Лиэээй пелся облик
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь...
Достарыңызбен бөлісу: |