Великий русский поэт Николай Алексеевич Некрасов, продолжая традиции поэтов-декабристов. Пушкина и Лермонтова, возглавил новый этап русской поэзии, связанный с демократическими движениями 60-70-х годов
жүктеу/скачать 55,73 Kb.
|
Литература
- Бұл бет үшін навигация:
- Образ крестьян-холопов
- Тема поэта и поэзии
- стихотворении 1845 г. «Стишки! стишки! давно ль и я был гений»
- «Блажен незлобивый поэт»
- «Поэт и гражданин»
| Образы Матрены и Савелия
Жизнь крестьян в поэме Некрасова не была бы изображена полностью без образа русской женщины. Для раскрытия «женской доли», которая «горе – не житье!» автор выбрал образ Матрены Тимофеевны. «Красивая, строгая и смуглая», она подробно рассказывает историю своей жизни, в которой только тогда и была счастлива, как жила у родителей в «девичей холе». После же началась тяжелая, наравне с мужчинами, работа, придирки родни, искорежила судьбу смерть первенца. Под эту историю Некрасов выделил в поэме целую часть, девять глав – куда больше, чем занимают рассказы остальных крестьян. Это хорошо передает его особое отношение, любовь к русской женщине. Матрена поражает своей силой и стойкостью. Все удары судьбы она сносит безропотно, но в то же время умеет постоять за своих близких: ложится под розги вместо сына и спасает мужа из солдат. Образ Матрены в поэме сливается с образом народной души – многострадальной и долготерпеливой, оттого речь женщины так богата песнями. Эти песни зачастую – единственная возможность излить свою тоску… К образу Матрены Тимофеевны примыкает еще один любопытный образ – образ русского богатыря, Савелия. Доживающий свою жизнь в семье Матрены («он жил сто семь годов»), Савелий не раз задумывается: «Куда ты, сила, делася? На что ты пригодилася?». Сила же вся ушла под розгами и палками, растратилась во время непосильного труда на немца и источилась на каторге. В образе Савелия показана трагическая судьба русского крестьянства, богатырей по натуре, ведущих совершенно неподходящую для них жизнь. Несмотря на все тяготы жизни, Савелий не озлобился, он мудр и ласков с бесправными (единственный в семье защищает Матрену). Показана в его образе и глубокая религиозность русского народа, искавшего в вере помощи. Образ крестьян-холопов Другой тип крестьян, изображенный в поэме – это холопы. Годы крепостного права искалечили души некоторых людей, которые привыкли пресмыкаться и уже не мыслят своей жизни без власти над собой помещика. Некрасов показывает это на примерах образов холопов Ипата и Якова, а также старосты Клима. Яков – это образ верного холопа. Всю свою жизнь он потратил на выполнение прихотей своего барина: «Только и было у Якова радости: / Барина холить, беречь, ублажать». Однако нельзя жить с барином «ладком» – в награду за примерную службу Якова барин отдает в рекруты его племянника. Тогда-то у Якова и открылись глаза, и он решился отомстить своему обидчику. Клим становится начальником благодаря милости князя Утятина. Скверный хозяин и ленивый работник, он, выделенный барином, расцветает от чувства собственной важности: «Горда свинья: чесалася / О барское крыльцо!». На примере старосты Клима Некрасов показывает, как страшен вчерашний холоп, попавший в начальники – это один из самых отвратительных человеческих типажей. Но сложно провести честное крестьянское сердце – и в деревне Клима искренне презирают, а не боятся. Итак, из различных образов крестьян «Кому на Руси жить хорошо» складывается цельная картина народа как огромной силы, уже начинающей понемногу восставать и осознавать свое могущество. Некрасов. Тема поэта и поэзии занимает особенное место в творчестве Некрасова. Своеобразие ее определяется тем, что для Некрасова проблема назначения художника не была только эстетической. Осмысление ее – означало решение кардинального вопроса о назначении человека-гражданина в обществе. «Особое чутье к страданию», которое и современники Некрасова, и исследователи его творчества отмечают как характерную черту поэта, проявилось и в восприятии Некрасовым своей эпохи как трагической, как «годины горя». Свидетель народного страдания, «глубоко раненный» этим страданием, как точно сказал Достоевский, Некрасов и долг свой поэта видел не только в том, чтобы поведать об этих страданиях миру, «воспеть» их, но и в том, чтобы «перевернуть действительность», «пересоздать умы». Иллюзорность подобных надежд на способность поэтического слова изменить жизнь очень скоро станет поэту очевидной. В стихотворении 1845 г. «Стишки! стишки! давно ль и я был гений», вспоминая о мечтах и устремлениях, объединивших юношей-поэтов, Некрасов с горькой иронией скажет об утопических планах юных поэтов: «Избранники небес», мы пели, пели И песнями пересоздать умы, Перевернуть действительность хотели, И мнилось нам, что труд наш – не пустой, Не детский бред, что с нами сам Всевышний И близок час блаженно-роковой, Когда наш труд благословит наш ближний! Прозвучавшие в этом раннем стихотворении горькие ноты, вызванные отчетливым сознанием наивности подобных мечтаний, пониманием невозможности переделать мир поэтическим словом, станут лейтмотивом и в более поздних некрасовских стихотворениях. Поэт и в других своих произведениях не раз выскажет мысль о бессилии поэтического слова, его неспособности изменить людей. «Где ж плоды той работы полезной?» – с горечью спросит он в стихотворении 1857 г. «О погоде» по поводу многочисленных книг о «любопытной жизни бедняков». Проливая над книгами «слезы рекой», читатели не спешили облегчить существование не книжных, а реальных бедняков. Однако ирония, вызванная неверием в способность художественного слова «перевернуть действительность», никогда не сопровождалась у Некрасова сомнением в назначение литератора «толпе напоминать, что бедствует народ в то время, как она ликует и поет». Убеждение в том, что призвание писателя – быть деятелем, активно вмешивающимся в жизнь, определило и новое понимание поэзии. Некрасов не отрицает божественного происхождения поэтического дара: поэт и в его творчестве будет назван «избранником небес», и не всегда с иронией, как в стихотворении «Стишки! стишки! давно ль и я был гений». Но в то же время Некрасов настаивает на том, что поэтическое творчество – это и «тяжкий труд» (например, в стихотворении 1856 г. «Чуть-чуть не говоря: «ты сущая ничтожность»). Русского же писателя в стихотворении, обращенном к собратьям по перу («Русскому писателю», 1855), он называет «тружеником-работником на почве Мысли и Добра». Некрасов отчетливо сознавал особенность своей эстетической позиции и стремился подчеркнуть отличие своих воззрений на поэтическое творчество от взглядов предшественников. Так, начало стихотворения с весьма традиционным названием – «Муза» (1852) – своего рода декларация о независимости. Описывая свою Музу-вдохновительницу, автор старательно подчеркивает непохожесть своей «вечно плачущей и непонятной девы» на ласково поющую Музу русских поэтов. Описание строится на намеренном противопоставлении, в котором доминируют отрицания: «нет», «не помню»: Нет, Музы ласково поющей и прекраснойНе помню над собой я песни сладкогласной! В небесной красоте, неслышимо, как дух,Слетая с высоты, младенческий мой слух Она гармонии волшебной не учила <...> Его Муза – иная: «нелюбимая», «печальная спутница печальных бедняков». Поэт создает многоликий, противоречивый образ Музы-вдохновительницы. Она – не небесная гостья, а – нищенка, страдалица, выпрашивающая милостыню и поклоняющаяся только богатству: «плачущая, скорбящая и болящая, / Всечасно жаждущая, униженно просящая, / Которой золото – единственный кумир». Передавая смысл ее песен, то скорбных, то «разгульных», Некрасов как бы воссоздает краткий очерк своей горькой юности. Описывая мелодии песен своей Музы, поэт отметил господствующий в них «звук» – «стон», который действительно станет доминирующим звуковым образом в созданной им самим картине российской жизни: <...>Но тот же скорбный стонЕще пронзительней звучал в разгуле шумном. Все слышалося в нем в смешении безумном:Расчеты мелочной и грязной суеты, И юношеских лет прекрасные мечты,Погибшая любовь, подавленные слезы, Проклятья, жалобы, бессильные угрозы. Муза – скорбящая нищенка – только один лик вдохновительницы. Ее тоскливые жалобы мгновенно сменяются яростью и угрозами неправедному миру, и вместо привычной для русского читателя прекрасной Музы-девы, исполненной небесной гармонии, предстает богиня-мстительница – Немезида: В порыве ярости, с неправдою людскойБезумная клялась начать упорный бой. Предавшись дикому и мрачному веселью,Играла бешено моею колыбелью, Кричала: «Мщение!» – и буйным языкомВ сообщники звала господень гром! Порыв «диких страстей» и «скорби лютой» иногда сменяется «божественно-прекрасною минутой», Когда страдалица, поникнув головой,«Прощай врагам своим!» шептала надо мной... Отношения поэта и его Музы лишены гармонии. В стихотворении Некрасова впервые звучит мотив борьбы с Музой. «Ожесточенный бой», в который вступает герой со своей «дикой», «безумной» Музой, завершается торжеством «непонятной девы»: она заставляет героя пройти по кругам земного ада. Открывая ему этот страшный мир страданий и унижений, Муза учит чувствовать чужую боль, чтобы рассказать о ней миру: Чрез бездны темные Насилия и Зла,Труда и Голода она меня вела – Почувствовать свои страданья научилаИ свету возвестить о них благословила... В этом стихотворении 1852 г. Некрасов выразил понимание своей миссии в литературе, своего призвания, о котором он и много лет спустя, подводя итоги творческого пути, скажет так же, как и в начале 1850-х гг.: «Я призван был воспеть твои страданья, / Терпеньем изумляющий народ». Но поэт – не только «певец» народных страданий. Очень важным представляется в этом стихотворении образ Божьего грома как «сообщника» Музы. Поэт – в понимании Некрасова – не просто «избранник небес», но соратник Бога, помощник в справедливом суде над земной неправдой. И в более поздних стихотворениях, воплощая свой идеал поэта, Некрасов взывает к нему: «Вооружись небесными громами / Наш падший дух взнеси на высоту!» («Поэту (памяти Шиллера)», 1874), связывая с образом Божьей грозы свое представление о высшем, справедливом возмездии – очищении, обновлении неправедной жизни, избавлении общества от нравственной духоты и застоя. Но не менее важной ему представлялась и другая задача – учительство, воспитание в читателе силой поэтического слова нового сознания, нового отношения к жизни. Мысль о том, что литература «во что бы то ни стало, при каких бы обстоятельствах ни было» «должна ни на шаг не отступить от своей цели – возвысить общество до своего идеала, – идеала добра, света и истины!» – становится задушевной идеей писателя. В том же, 1852 г., Некрасов создает и другое свое известное стихотворение, посвященное назначению поэта, – «Блажен незлобивый поэт». Как и стихотворение «Муза», оно строится на антитезе: в основе композиции – противопоставление судеб двух поэтов – «незлобивого» и «озлобленного». Само противопоставление, как известно, восходит к седьмой главе поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души». Следует заметить, что, утверждая безусловное благополучие судьбы «незлобивого» поэта, Некрасов излишне категоричен. Ни критика, ни читатели не были благожелательны к тем поэтам, которые «гнушались дерзкою сатирой». Не случайно в ответ на это стихотворение Я.П. Полонский, один из тех, кого Некрасов и разумел под именем «незлобивых» поэтов, ответил стихотворением-исповедью о драматической судьбе «миролюбивой лиры». Но излишняя полемичность некрасовского стихотворения была вызвана не только желанием привлечь внимание и сочувствие общества к судьбам тех поэтов, которые видели свое назначение в исправлении пороков общества, в «обличении толпы». Автор стремился показать истинный смысл и истинную цель той «ненависти», которая наполняет произведения «озлобленного» поэта, заставляет его клеймить пороки общества. Источник этой ненависти – подлинная любовь, высшая цель поэта – тоже любовь – любовь к людям, любовь к своей стране: Питая ненавистью грудь,Уста вооружив сатирой, Проходит он тернистый путьС своей карающею лирой <...> И веря и не веря вновьМечте высокого призванья, Он проповедует любовьВраждебным словом отрицанья <...> Со всех сторон его клянутИ, только труп его увидя, Как много сделал он, поймут,И как любил он – ненавидя! Но, характерно, что, утверждая столь высокую миссию поэта, Некрасов никогда не идеализировал ни своего героя-поэта, ни поэтов-современников. Герой-поэт в лирике Некрасова лишен ореола непогрешимости. Он никогда не предстает как носитель высшего знания или истин. Образ пророка как выразителя Божьего слова будет близок Некрасову, но «пророком» он назовет не поэта, а революционера-демократа, Н.Г. Чернышевского, последовательно отстаивавшего свои убеждения. Герой-поэт в стихотворениях Некрасова не наделен и талантом, позволившим бы ему чувствовать свое явное превосходство над «непросвещенными». Он – не гений и отмечен многими человеческими слабостями: непоследовательностью в утверждении своей позиции, слабодушием, склонностью к компромиссам. По словам В.В. Кожинова, одно из открытий Некрасова и заключается в том, что он «впервые вводит в поэзию «бытового» человека, всего человека, в том числе в состоянии непоэтическом. Он впервые представляет поэта как человека, находящегося «под игом» всевозможных, в том числе «мелочных» житейских «забот», с душой непросветленной, не поднятой над ними». Противоречие между высокой миссией художника и человеческими слабостями героя-поэта станет источником одного из драматических мотивов в лирике Некрасова – мотива неисполненного долга. Впервые остро, сильно, трагично он прозвучал в стихотворении «Поэт и гражданин» (1855–1856), во многом и определяя его идейно-художественное своеобразие: декларации о высоком назначении художника слова неразрывно связаны здесь с горькой исповедью поэта, признающего свою неспособность им следовать. Стихотворение строится как диалог: свои суждения о роли поэта и назначении поэзии высказывают поэт и гражданин. Поэт и гражданин во многом единомышленники. Но есть и определенные расхождения в их взглядах. Есть и разность человеческих характеров: последовательный, цельный, стойкий, непреклонный в своих убеждениях гражданин противопоставлен поэту. Это человек, наделенный талантом и гордой, справедливой душой, но малодушный и непоследовательный защитник своих идеалов, осознанной им истины. В декларациях гражданина некоторые исследователи видят идеалы В.Г. Белинского и Н.Г. Чернышевского. И в то же время в исследовательской литературе справедливо высказывается возражение против «упрощенного толкования стихотворения и сведения его образов к прототипам» . А.М. Гаркави утверждает, что образы и поэта и гражданина «имеют смысл художественных обобщений» и «являются носителями лирического начала»: «в высказываниях поэта и гражданина сформулированы эстетические взгляды Некрасова». И действительно: именно гражданину Некрасов доверяет дорогие ему мысли о назначении поэзии, не раз высказываемые и в лирике, и в письмах, в критических статьях. Так, например, в письме Л.Н. Толстому (1856 г.) звучит центральная идея, утверждаемая в стихотворении гражданином: «<...> В нашем отечестве роль писателя – есть прежде всего роль учителя и, по возможности, заступника за безгласных и приниженных», – писал Некрасов. Исследователи видят в этом произведении полемику с пушкинским стихотворением «Поэт и толпа». Подобно пушкинскому, некрасовское стихотворение строится как диалог, спор. Но если поэт у Пушкина противостоит «бессмысленной» толпе, то антагонистом поэта у Некрасова выступает гражданин, воплощение нравственной ответственности и чувства долга перед родиной. Полемика начинается с процитированных поэтом строк Пушкина – слов о назначении поэта: «Не для житейского волненья, / Не для корысти, не для битв, / Мы рождены для вдохновенья, / Для звуков сладких и молитв». Этими словами, как известно, заканчивалось пушкинское стихотворение. Для некрасовского поэта в этих строках – безусловная истина, доказательство права поэта не участвовать в жизни общества. Отношение гражданина к пушкинским строкам гораздо более сдержанное. Исследователи видят в его позиции полемику с Пушкиным. Действительно, гражданин не разделяет восторгов поэта и признается, что «живее к сердцу принимает» его стихи, чем стихи Пушкина. Однако это признание не означает отрицания значимости пушкинского слова. Справедливым представляется утверждение Н.Н. Скатова о том, что здесь «не опровержение неопровержимого Пушкина», а «опровержение поэта», который «не Пушкин». Стихи поэта не представляются гражданину художественно совершенными. Он называет его поэмы «бестолковыми», о его элегиях говорит, что они –«не новы», «сатиры чужды красоты, / Неблагородны и обидны», «стих тягуч». Пушкин и для гражданина – недосягаемый образец. Важно, что далее Пушкин уподобляется гражданином солнцу, а поэт – звездам: он «заметен», «но так без солнца звезды видно». Можно предположить, что эти слова тоже полемичны, но по отношению к Чернышевскому. В середине 1850-х гг. Чернышевский писал Некрасову, ставя его талант выше пушкинского: «Такого поэта, как Вы, у нас еще не было. Пушкин, Лермонтов, Кольцов как лирики не могут идти в сравнение с Вами». Почему же гражданин видит не в пушкинской поэзии, а в несовершенной лирике поэта источник силы, которая должна пробудить общество? Причина его настойчивого внимания – эпоха, совсем иная, чем пушкинская. Это время, когда «не видно солнца ниоткуда», это – «година горя». Описывая свою эпоху, гражданин использует один из традиционных образов, встречающихся и в лирике Пушкина: страна-корабль. Нынешнее время уподобляется им грозной буре, и оно диктует поэту иную роль. Поэзия, когда «стонет буря», не должна быть усыпительными «сладкими звуками», она должна пробуждать желание противостоять «земным громам»: жүктеу/скачать 55,73 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|