§ 3. Социальная философия – метафизика человеческого бытия

предметности, о предмете, который в материале вещества, знаков и соответствующих 
образов закрепляет и связывает различные социальные значения и человеческие смыслы. 
Каждый такой предмет «оживает» лишь тогда, когда включается в текущую деятельность 
человека, а через нее вступает в связи с другими предметами и, стало быть, с воплощенными 
в них социальными качествами и значениями. Тогда возможно «взаимораскрытие» 
непосредственно вещественных и знаково-символических форм предметности, ибо они 
оказываются моментами единого процесса осуществления деятельности, ее разделенных и 
связных мотивов. Если же предметы из деятельностного процесса выключаются, они 
начинают тяготеть к вещественной замкнутости и скрывают многообразие социальных 
значений. 
Философия до сих пор уделяла недостаточно внимания социальному значению 
человеческой предметности. Конечно, предметность как-то учитывалась в трактовках 
человеческих взаимодействий, но из этих трактовок обычно выпадало понимание предметов 
как носителей социальных качеств и сил, концентрирующих форму и энергию человеческой 
деятельности, расширяющих реальные возможности социальных индивидов. 
Социальная философия XX в. сфокусировала внимание на знаково-символических 
аспектах бытования человеческих предметов, на их способности представлять различные 
языки, формы культуры, социальности, знания, духовных связей. Так, например, русский 
экономист Н.А. Кондратьев говорил о человеческих предметах как воплощениях духовной 
культуры, как пространственно-образных репрезентациях социальных функций12. К. Ясперс 
рассуждал о «шифрах» трансценденции, т.е. о символах невоспри-нимаемых, 
сверхчувственных, объемлющих человеческое бытие связей, косвенным образом 
выявляемых предметами. Много было сказано о знаковости предметов в составе социальной 
реальности – структурализмом, в составе общественных отношений – символическим 
интеракционизмом. 
Эти указания намечали метафизический план бытования социальной предметности, ее 
включенность в разнообразные связи бытия, не описываемые естественнонаучными 
исследованиями, но определяющими реальную жизнь людей. Этой метафизикой 
подразумевались различные «слои» бытия: и космический, и природный, и непосредственно 
социальный. Философия, видимо, по традиции возвращалась к самым широким, самым 
абстрактным метафизическим планам описания жизни людей. А вот «ближайшая» – 
сопряженная с процессностью и многомерностью социального бытия – метафизика оказалась 
недооцененной. Поэтому и зависимость экономических, технологических, культурных схем 
от качества сил и способностей людей, от предметно воплощаемой ими энергии казалась 
недостойной специального внимания. Поэтому и сложное многообразие природной материи, 
осваиваемой человеком, до поры до времени не учитывалось в практике общества. 
Когда мы замечаем, что для социальной философии важна не природная материя вещи, 
а те связи и формы человеческой деятельности, что в ней воплощены, этим вовсе не 
принижается значение природной материи. Учет ее значения – не только в трактовке ее как 
материала деятельности («сырого материала», как иногда говорят), но и в понимании ее 
собственной многосложности, возникшей и проявляющейся за рамками форм человеческой 
деятельности. Но эта сложность, именно потому, что она не порождается человеческой 
деятельностью, не может быть охарактеризована в границах социальной философии. 
Последняя в состоянии лишь предостеречь мышление и действие людей от простого 
отношения к вещам, от физического только объяснения вещей и их взаимодействий. В этом 
предостережении неявно присутствует взгляд на природные вещи, который тоже можно 
назвать метафизическим. Но этот взгляд должен быть развит уже не в социальной 
философии, а в других сферах человеческого мышления и освоения мира, в том числе – и в 
12 Кондратьев Н.А. Основные проблемы экономической статистики и динамики // Социо-Логос. М., 1991. 
С.100 – 104. 

физическом познании. 
Возвращаясь в пределы социальной философии, стоит подчеркнуть: простейшие 
функции и значения вещей, так же как и более широкие смыслы их бытия в социальном 
процессе, являются результатом воплощения социальных форм, форм человеческой 
деятельности, т.е. они являются результатами не физического, но социального процесса. 
Следовательно, уточняя социально-философскую метафизику вещей, мы разоблачаем 
не столько физический способ их понимания, сколько квазифизический, а по сути социально 
одномерный способ их видения и использования. 
Метафизика социальной философии оказывается не попыткой преодоления природных 
стихий и в этом смысле – не попыткой преодоления физической логики, эту стихию 
выражающей, но установкой на разоблачение науки, оперирующей бескачественными 
вещами, одномерными характеристиками людей и предметов их жизнедеятельности. 
Социальная философия как метафизика противостоит не физике, не физическому 
способу понимания природных взаимодействий, но абсолютизации определенных, 
ограниченных физических представлений, традиции истолковывать эти представления в 
качестве универсальных пособий для объяснения самых различных систем. Социальная 
философия не претендует на то, чтобы ограничивать область этих представлений какими-то 
конкретными рамками, но она указывает на их ограниченность, сопряженную с 
культурно-историческими условиями их происхождения, с естественной ограниченностью 
тех мировоззренческих установок и технических средств, которые служили базой появления 
и воспроизводства определенной физической логики в деятельности людей. Социальная 
философия как метафизика критически анализирует не «разрешающую» способность этой 
логики в изучении разных природных систем, но ее способность служить основой, 
стандартом, тем более эталоном человеческой рациональности. 
Поскольку социальная философия вырабатывает подходы для выяснения разных 
культурно-исторических форм научности и рациональности, она получает возможность не 
только сравнивать их возможности и пределы. Она обретает средства для выбора таких 
концепций научности и рациональности, которые выдерживают проверку на соответствие 
нуждам современного общества и человека. Она ищет и находит такие способы 
рациональной и научной деятельности, которые не противостоят бытию и познанию 
конкретных человеческих индивидов, но выявляют формы их бытия и их познания, 
углубляют представления о жизни людей, причем сохраняют и развивают рациональные 
средства и приемы познания. 
Для традиционной философии, вырабатывавшей предельно общие характеристики 
бытия и познания, а потому и находившей место для конкретных человеческих индивидов и 
для соответствующей социальной философии лишь на периферии своих владений, такой 
поворот оказывается невозможным. Более того, именно на фоне традиционной философии 
традиционная 
же научность 
и 
рациональность 
отчетливо 
представили 
свою 
невосприимчивость к гуманитарной проблематике, да и к индивидуализирующему подходу в 
любых областях познания, в том числе – и познания природных систем. 
Поэтому-то многие направления современной философии, опирающиеся на 
«классику», ревизовали в ней именно разделы, соприкасающиеся с трактовкой 
рациональности, заметно «снизили» значение научного познания, занялись его критикой или 
прямо обратились к вненаучным и иррациональным средствам постижения бытия. Критика 
рационализма стала модной темой; ее массированная разработка отразилась и в обыденном 
сознании: утрачивается ценность здравого смысла, понимание пользы аргумента, оснований 
мышления и действий. 
Критика структурности человеческого познания и мышления, ограниченности и 
жесткости этой структурности, не имевшая серьезной социально-философской и 
культурно-исторической опоры, обернулась скепсисом по поводу порядочности 
человеческого разума и обслуживающей его науки. 
В этом контексте становится понятным стремление современной социальной 

философии найти и предложить человеку научные и рациональные, т.е. упорядочивающие, 
координирующие, объясняющие и ориентирующие средства мышления и деятельности. 
Социальная философия стремится соединить, казалось бы, несоединимые установки. 
Она критически относится к стандартам общеизвестной и традиционной науки. Она вводит в 
сферу своего рассмотрения такие стороны человеческого бытия – индивидность, 
качественность, сверхчувственные силы, связи, траектории действия людей, гипотетические 
комбинации, «поля» таких траекторий, – которые классическая наука оставляла без 
внимания или считала предметом вненаучных форм познания. 
Однако это вовсе не означает попытки социальной философии отказаться от нашего 
понимания бытия или оттеснить научную методологию на «окраины» философствования. 
Речь должна идти как раз об использовании научной культуры в полном объеме, в 
наиболее развитых ее формах, которые, по сути, еще не были использованы и 
приспособлены к масштабам бытия и понимания людей. 
Общество в социальной философии перестает быть системой абстракций, оно 
«оживает» и вырастает в сложности и масштабе, насыщаясь движением и развитием 
разнообразных актов человеческой самореализации. 
Необходим научный аппарат, использующий весь объем известных науке подходов для 
того, чтобы фиксировать живые связи социального процесса, и не столько для написания 
«широкой картины» его, сколько для выявления сил, воспроизводящих и развивающих этот 
процесс. 
Стремление социальной философии к многомерному, объемному «охвату» и 
конкретному отображению общественного процесса – подчеркнем еще раз – вовсе не идет 
вразрез с установками научного познания на объяснение, прогнозирование, на использование 
теоретически обоснованных концепций, моделей, схем и т.п. Социальная философия 
включает этот аппарат в свою работу, но постоянно выявляет его зависимость от хода 
социальной эволюции, учитывает ограниченность схем и условность моделей в описании 
полифонии общественного процесса. 
В этом плане социальную философию можно трактовать как социальную онтологию 
или систему схем, описывающую динамику и структуру социального процесса, конкретные 
его формы, реализующиеся в разных комбинациях деятельности людей. Социальная 
онтология выстраивается в ходе обобщений человеческого опыта, преломившегося в знания 
социально-гуманитарных дисциплин, выразившегося в осознании людьми проблемности их 
повседневной практики. Социальная онтология, таким образом, не постулируется – как это 
было в традиционной метафизике, – но «выводится» из различных аспектов 
духовно-теоретической и обыденно-практической деятельности людей. Связывая разные 
картины, модели, «стоп-кадры», описывающие многогранность социального бытия, 
социальная онтология выстраивает его обобщенный образ. При всей условности этот образ 
чрезвычайно важен, поскольку позволяет людям выявить систему ориентирования их 
деятельности, определяет структурность мировоззрения. 
В нашем дальнейшем изложении мы попытаемся представить социальную эволюцию в 
последовательности описаний, направленных на выяснение того, как возникали ее основные 
формы, как они функционировали и что обусловливало их смену. В построении этих 
описаний будет учтен опыт выделения в социальной эволюции а) аграрной, 
технологической, посттехнологической ступеней, б) традиционного, индустриального, 
постиндустриального обществ, в) систем непосредственно личной, вещной и опосредованно 
личной зависимости между людьми. Выделение подобных ступеней достаточно масштабно, 
чтобы увидеть, как меняются связи, оформляющие взаимозависимости и единство 
социального 
мира. 
Вместе 
с 
тем 
предложенный 
подход 
не преуменьшает 
социально-исторических различий отдельных обществ, позволяет заключить социальные 
формы в особенный национально-культурный контекст. Подобная онтология служит не 
сведению культурно-исторических различий общественных систем к простому объяснению 
или правилу, а конкретизации масштабов социальной эволюции, выявлению узловых 

моментов и ориентиров ее движения, т.е. выполняет мировоззренческую функцию. Ее цель – 
не абстрактное обобщение, а «обобщение», учитывающее возможность согласования разных 
подходов, моделей, схематизаций общественного процесса. 

жүктеу/скачать 0,95 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: