§ 2. Социальное время и социальное пространство
Социальный процесс разворачивается во времени длящихся, сочетающихся и
сменяющих друг друга человеческих деятельностей; вместе с тем он «стягивается» в
пространстве, где эти деятельности предстают относительно стабильными структурами,
кристаллизуются в предметных условиях жизни людей, «сплетаются» в их непосредственное
общение.
Процесс этот живет в пространстве и времени, но координаты, определяющие
сочетание и смену социальных событий, сами в значительной степени задаются движением
совокупной жизни и деятельности людей. Меняются содержание и интенсивность
человеческой деятельности, модифицируется и та пространственно-временная «канва», с
помощью которой определяются, очерчиваются, понимаются социальные события.
Учет этого обстоятельства, разумеется, не снимает вопроса о зависимости социальной
истории от космических и земных природных ритмов и соотношений. Но его рассмотрение,
оказывается, связано с выявлением собственной ритмики и метрики социального процесса.
Они могут быть поняты как масштабы деятельности людей, учитывающие природную
«обстановку» бытия общества, но складывающиеся и меняющиеся не вне социального
процесса, а в его воспроизводстве и обновлении.
От абстрактного, «пустого», однородного пространства-времени классической науки и
философии мы переходим к наполненному действиями и событиями людской жизни
социальному времени-пространству. И первое, что мы обязаны будем отметить, это –
не-физический характер социального пространства и времени. Не-физический именно в
связи с существом дела, а не со словесным определением. Не-физический – в смысле того,
что он задается не движением тел, ритмизуется не вращением колес и шестеренок, а
социальными формами возобновления человеческих сил и сочетания человеческих
деятельностей. Телесные, вещественные, пространственные формы участвуют, естественно,
в движении человеческих действий и сил, но они движутся прежде всего как «проводники» и
«переносчики» созидаемых людьми социальных качеств.
Люди могут измерять и измеряют свою жизнь часами или метрами. Но это – строго
говоря – нефизические метры и часы, ибо они характеризуют не натуральные свойства
вещей и деятельностей, а указывают на человеческие силы, которыми вещи и деятельности
насыщены, обозначают возможности, которые к человеческим силам могут быть
присоединены.
В ходе социального процесса возникли формы, обладающие высокой степенью
абстрактности, как бы совершенно оторванные от конкретных вещей, людей и действий,
способные, казалось бы, замещать собою все что угодно и все что угодно переводить на язык
своих универсальных измерений. Скажем, деньги выступают в роли такого универсального
стандарта вещей и действий; более того, они оказываются опорами нормального
функционирования социальной системы, «связными» между различными людьми и
группами. «Порча» денег становится важной составляющей в разрушении нормальных
человеческих взаимодействий, кризиса социальной системы. Ибо происходит распад
развернутых во времени «композиций» деятельности, утрачивается согласованность
различных человеческих сил, понижается социальное качество вещей и, соответственно,
повышается значение их натуральных свойств, «сырого» материала и самой простой работы
с ним.
Подобные формы – это формы процесса, измерители, стандарты, «связные»
многообразных актов человеческого поведения. Они, по сути, выражают время деятельности
людей, они созданы и отработаны этой деятельностью, в ней отделены от конкретной
пестроты человеческих вещей и поступков.
Итак, формы социального пространства неявно выражают социальное время,
обусловлены определенными системами человеческой деятельности и даже самые
абстрактные из них коренятся в конкретной истории, генетически и функционально связаны
с полифоническим строем социального процесса.
В развертывании социального процесса на первый план выступали то одни, то другие
аспекты пространственно-временного освоения и представления мира человеком. История
культуры свидетельствует о том, что внимание преимущественно к пространственным
определениям, а затем – к временным, предпочтение каким-то линиям измерения или
представления реальности менялось от эпохи к эпохе, а это, между прочим, означало и
модификацию картины мира, и эволюцию мировоззрения людей, и сдвиги в их практических
установках.
Как
утверждают
историки,
древнеегипетская
культура
в
основу
своих
мировоззренческих представлений и соответствующих изображений полагала горизонталь.
Древнегреческая культура стремилась к объемному образу мира и человека, пыталась
уравновесить различные пространственные характеристики предметов. Доминантой
средневекового представления о порядке вещей становится вертикаль, формируется
«готическое» мировоззрение. Эпоха Возрождения ищет средства для представления глубин
пространства; разработка линейной перспективы в живописи может служить одним из
примеров этого поиска.
Новое время производит «переподчинение» координат: если прежде формы
пространства выражали время и подчиняли себе его измерение, то теперь доминантой
становится время, а формы пространства выявляют свое значение разных планов
представления, разных граней, стадий, состояний бытия вещей и процессов. Проясняется
мысль о том, что картинное изображение предметов соответствует нашим наглядным
образам, но отнюдь не самому бытию предметов. Отдельные образные отпечатки объектов
оказываются лишь срезами их бытия, «стоп-кадрами» протекающих процессов.
Абстрактное пространство и абстрактное время именно в эту эпоху становятся
организующими принципами теоретической и практической деятельности людей. Они тесно
связаны с выработкой в общественном процессе и все более широким культивированием в
человеческой деятельности системы абстрактных эталонов, сопоставляющих самые
различные человеческие и природные качества с системой норм, упорядочивающей
многообразные социальные взаимодействия.
Абстрактность пространства и времени «оплачивается» предельной деконкретизацией
мира вещей и людей, квантификацией деятельностей и связей, его организующих. Любые
вещи (и люди) могут быть сведены механикой к материальным точкам, к измерениям их
перемещений. Любые человеческие силы и способности редуцируются экономикой к
средним или необходимым затратам времени, могут транслироваться, обмениваться,
складываться в общую сумму, сливаться в общий объем.
Образуется некое однородное социальное пространство, нечто вроде системы сосудов,
в него свободно перетекают и встречаются в нем разные по своему качеству деятельности, в
нем они различными способами синтезируются, при этом, естественно, утрачивая
индивидуальность своего становления и развития.
Так возникает поле как бы одновременных социальных взаимодействий. Эта
квазисинхронная координированность разных линий социального процесса скрывает их
специфические истории и качества. Вновь возникает возможность использовать таким
образом возникшее социальное пространство для измерения особых человеческих актов,
событий, способностей, вещей и т.д.
До конца XIX в. абстрактное пространство и абстрактное время сохраняют значение
абсолютных и объективных координат, «в которых протекают» различные процессы.
Абсолютность их трактуется как независимость от каких бы то ни было систем.
Объективность – как внешность по отношению к конкретным природным или социальным
событиям. Применительно к социальному процессу это означает, что происходящие в нем
изменения никак не влияют на его пространственно-временную структуру.
Однако еще с середины XIX столетия появляются стимулы для переосмысления
статуса категорий пространства и времени. Положено начало изучению абстрактного и
конкретного времени социального процесса, образования единого социального пространства,
формируются психологические и культуроведческие исследования роли пространства и
времени в разных человеческих сообществах, возникает проблематика биологического
времени. В XX в. идеи историзма начинают проникать в естествознание, расширяются в этом
направлении космологические, геологические и географические исследования. Особую роль
в этом движении сыграла теория относительности, связавшая воедино движение,
пространство и время, поставившая перед всеми науками задачу исследования пространства
и времени как форм бытия конкретных природных и социальных систем.
Предельно широкое, абсолютизирующее истолкование пространства и времени
предстало лишь определенным историческим этапом в человеческом освоении форм
социального и природного бытия. Открылась замаскированная наукообразностью и
философичностью укорененность его в конкретной культурно-исторической почве.
Поворот науки к качественному анализу сложных систем связал пространство и время
с их организацией, с особыми отношениями между их элементами, с мерностью
воспроизводства и смены этих элементов, взаимообусловленностью их функционирования.
Интервалы, траектории и пустоты обрели конкретный физический или социальный смысл.
Пустое воздушное пространство оказалось формой организации воздушных сообщений.
Пустое пространство вокруг дома оказалось формой организации движения и
взаимодействия людей. Пустое пространство вокруг прибора или станка оказалось условием
их нормального использования. Вещи и пустоты между ними оказались элементами
организации человеческой деятельности, особого протекания времени жизни и общения
людей.
Древняя идея хронотопа, когда круг был и формой пространства человеческого бытия,
и формой возвращающегося времени человеческой жизни, вновь стала ориентиром
человеческого мировоззрения. Конечно же, современное развитие этой идеи потребовало и
еще потребует больших усилий. Без конкретного исследования пространства-времени как
форм бытия сложных культурных и природных систем идея хронотопа остается лишь
ориентиром.
Что касается абстрактного пространства и времени и их культурно-исторической
заземленности, то следует отдать должное и научной (что в общем-то осознано), и
культурной (что понимается, особенно в нашем обществе, значительно меньше) их
функциям. Последняя состояла в том, что была выработана система социальных связей, хотя
и отчужденных от бытия человеческих индивидуальностей, но дающих этим
индивидуальностям определенный спектр возможностей для развертывания ими своих сил.
Перешли как бы «в режим автомата» некоторые необходимые для бытия личности усилия и
формы, произошло превращение их в исходные условия человеческого бытия. Образовался
нулевой цикл, культурный слой, ушедший в развитых странах в подпочву человеческих
взаимоотношений, который и в индивидном развитии стал откладываться в виде исходных
установок личностного поведения.
Эволюция категорий времени и пространства заставляет переосмыслить задачу
философского понимания подобных форм.
Что же, по существу, произошло: предельно широкие определения реальности именно
в их широте и предельности, точнее – в претензии на широту и предельность, зафиксированы
как характерные формы конкретной стадии истории, конкретный результат, момент, связь
(связи) социального процесса.
Общефилософские
определения
пространства
и
времени
уточняются
социально-философским анализом; причем эти уточнения носят принципиальный характер.
Это – не вариации на общую философскую тему с некой социально-философской добавкой.
Это – понимание самих философских категорий как форм социального процесса, как форм
деятельности, общения, самореализации человека.
Такое понимание не снимает традиционных для философии вопросов о содержании,
объективности, общезначимости категорий и т.п. Оно, в частности, не перечеркивает
абстрактности времени, но помещает абстрактное время «в позицию» общего языка,
сопоставляющего и связывающего собственное время разных систем. Не перечеркивается и
объективность времени как формы, возникающей в самом реальном процессе, стало быть, не
противопоставляемой ему как внешний масштаб. Все это особенно важно для трактовки
социального процесса, для истолкования пространства и времени как связей, организующих
этот процесс, как форм, обеспечивающих воспроизводство и развитие человеческих сил,
самореализацию человеческих индивидов.
В трактовке человеческого смысла пространства и времени важно преодолеть ряд
упрощений, связанных с общефилософской традицией говорить о человеке так, чтобы он
присутствовал в рассуждениях и вместе с тем «не возникал» со своими
конкретно-индивидуальными
чертами.
Необходимо
подчеркнуть:
социальность
пространства и времени может быть по-настоящему понята именно на уровне человеческого
индивида. Не в привязке только пространства-времени к функционированию больших
социальных систем, а в формах связи индивидов хронотоп раскрывает свое социальное
значение и обнаруживает его как раз в наиболее непосредственных человеческих актах и
взаимодействиях.
Пространство-время является, по сути, важнейшей составляющей порядка вещей и
людей, что обеспечивает протекание повседневной жизни людей, их общение, уклад их
непосредственного личностного бытия. Формирование человеческого индивида, становление
его личности в значительной мере детерминировано приобщением его к существующему
порядку пространства-времени, и прежде всего, конечно, самим фактом его наличия. Изъяны
в развитии ребенка, в том числе и те, которые сопряжены с психическими отклонениями,
часто связаны с отсутствием у него навыков включения в простейшие ритмы
взаимоотношений с людьми. Отсутствие семейного воспитания в раннем возрасте – это
прежде всего «пропуск» ребенком самых интимных, самых первых и самых важных связей,
которые благодаря матери и близким могли естественно и постепенно включить ребенка в
более сложные отношения с разделением действий.
Развитие ребенка в значительной мере определяется режимом ухода, упорядоченным
ритмом его контактов с близкими, через которые младенец начинает усваивать элементы
общения, действий с предметами, пространственные формы.
Повторяющиеся и сменяющиеся контакты ребенка с близкими создают такую
длительность действий и представлений, такое постоянно действующее «кино», в котором
проявляются все новые и новые предметы, причем они как бы обретают плоть в совместном
действии взрослого и ребенка, а вместе с тем и свой человеческий смысл. Ритм деятельности
получает предметные опоры, вещные закрепления. Так что пространственные формы не
только воплощают определенную организацию человеческой деятельности, но выступают и
качественными характеристиками времени человека, его содержательной наполненности, его
интервалов.
Пространство для ребенка тоже раскрывается не как физическое, но как пространство
организованной человеческой деятельности, как пространство общения. Вещи, их формы, их
взаимное расположение и упорядоченность – все это бытует в поведении ребенка через его
взаимодействия с близкими, через конкретные человеческие смыслы вещей. Освоив,
«обыграв» эти простые смыслы, ребенок получает возможность проникнуть в скрытые до
поры значения вещей, обнаружить другие порядки их сопоставления, взаимодействия,
употребления, вообще помыслить порядок как нечто отдельное от вещей. Пока же
знакомство с простыми временными и пространственными формами деятельности,
обеспеченное связью ребенка и взрослого, создает исходную «канву» хронотопа.
Развертывание сил и способностей формирующегося индивида на этой основе открывает ему
путь к познанию многомерных отношений реальности.
Можно сказать, нормальный ребенок с самого начала своего личностного развития
оказывается втянут в метафизическое освоение реальности. Вступая в чисто физические,
казалось бы, контакты с вещами, он вынужден осваивать человеческие способы
взаимодействия с ними. Впоследствии он окажется перед проблемой многомерного
истолкования социального и природного процессов.
Достарыңызбен бөлісу: |