А
.А. ГОНЧАРИК
ПОНЯТИЕ
МИФА И ЕГО ПРИМЕНЕНИЕ
В
ИССЛЕДОВАНИЯХ ПОЛИТИКИ
Понятие мифа явно недооценивается политическими иссле-
дователями ввиду его идеологической окрашенности: в обыденном
словоупотреблении это слово указывает на некую «выдуманную»,
«ложную» реальность. По-видимому, упрощенный взгляд на при-
роду мифа не позволяет сделать релевантные выводы теоретиче-
ского и прикладного характера.
В данной статье, рассматривая понятие «миф» в современных
социогуманитарных и философских исследованиях, мы, во-первых,
выявим и сопоставим различные трактовки этого понятия; во-
вторых, очертим перспективы его использования в качестве инстру-
мента изучения политики (на примере исследований идентичности).
Зачастую миф рассматривается в одном ряду с такими фено-
менами, как коллективная память, воспоминания, национальные
чувства, символы, традиции, церемонии и ритуалы, что не позволя-
ет выделить его специфические характеристики и дать содержа-
тельное определение.
В исследовании мифов можно выделить два этапа: если в
первой половине XX в. данный феномен рассматривали преимуще-
ственно как форму коллективных представлений и норм, то во вто-
рой половине XX в. началась его разработка в рамках собственно
политической теории, интерпретирующей миф как результат идео-
логической и символической борьбы за смыслы и значения. Таким
образом, расширилась сфера анализа: от мифа как культурного яв-
ления до понимания мифа как политического феномена. Объект
изучения сместился от мифов традиционных и первобытных об-
ществ к мифам современным, а предмет – от структуры мифа, его
функций и динамики изменений до сущности понятия мифа, роли
социального контекста, «производителей» и «потребителей» ми-
фов, их функционирования в обществе. В содержательном плане на
первом этапе миф рассматривается как целостная модель мира, для
которой характерны иррациональность и универсальность, наличие
сакрального плана и жесткой структуры построения сюжета; на
втором этапе миф трактуется как дифференцированное и противо-
речивое представление о мире, действующее в рамках определен-
ного времени и пространства, преимущественно рациональное, вы-
полняющее идеологические функции, с гибкой структурой
рассказа.
В первой половине ХХ в. мифы изучали преимущественно
антропологи, историки, социологи и культурологи. Эти исследова-
тели (в частности, Эмиль Дюркгейм, Клод Леви-Стросс, Бронислав
Малиновский, Джозеф Кэмпбелл) рассматривали миф как элемент
подсознательного и психологической структуры общностей. Они
подчеркивали, что миф является формой общественного сознания,
характерной для различных этапов развития общества, и предлага-
ли различные трактовки сущности и структуры мифологического
мышления. Румынский философ и культуролог Мирча Элиаде, ос-
новные работы которого относятся к 1940–1960-м годам, отмечал,
что «в современных европейских обществах наблюдается до сих
пор интерес к этому “возврату” (т.е. возврату к истокам. – Ред.)…
иметь хорошие “истоки” и иметь благородное происхождение было
почти равнозначным»
1
. Во второй половине ХХ в. понятие «поли-
тический миф» все чаще стало использоваться применительно к
современным обществам, в которых миф уже не связан с религией
и традиционными верованиями.
Переходным этапом в развитии теорий, посвященных иссле-
дованию политического мифа, стали работы немецкого философа
Эрнста Кассирера
2
. Кассирер, еще не полностью отказавшись от
доминирующей парадигмы, заложил основы для будущих исследо-
ваний политики в сфере изучения мифов. В первой половине ХХ в.
политические философы, обращавшиеся к данной теме, рассматри-
вали миф как культурный феномен, который приобретает политиче-
1
Элиаде М. Аспекты мифа. – М.: Академический проект, 2000. – С. 193–194.
2
Главной из которых является эссе «Миф о государстве», написанное в го-
ды Второй мировой войны – см.: Cassirer E. The myth of the state. – New Haven:
Yale univ. press, 1946.
ское значение только в исключительных случаях, таких как полити-
ческие кризисы и революции. В работах Кассирера 1930-х – начала
1940-х годов акцент сделан на изучение эффективности мифов в
масштабном общественно-политическом процессе. Это ознаменова-
ло переломный момент в развитии исследований мифа.
Если Жорж Сорель отмечал важность мифов как стимула веры
для достижения политической цели
1
, то Кассирер, анализируя роль и
воздействие нацистских механизмов манипулирования толпой в
Германии, характеризовал этот феномен как инструмент легитима-
ции власти лидеров и средство пропаганды: «Новые политические
мифы не возникают спонтанно, они не являются диким плодом не-
обузданного воображения. Напротив, они представляют собой ис-
кусственные творения, созданные умелыми и ловкими “мастера-
ми”. Нашему XX в. – великой эпохе технической цивилизации –
суждено было создать и новую технику мифа, поскольку мифы мо-
гут создаваться точно так же и в соответствии с теми же правилами,
как и любое другое современное оружие, будь то пулеметы или са-
молеты»
2
. Таким образом, рост технологического прогресса, изме-
нение общественной структуры и международной обстановки по-
служили теми причинами, благодаря которым миф превратился в
инструмент политики. Кассирер также подчеркивал символическую
природу мифа, критикуя традиционные его трактовки за отсутствие
внимания к трансформациям мышления и сознания.
Среди обстоятельств, актуализировавших изучение полити-
ческого мифа во второй половине XX в., можно отметить следую-
щие: во-первых, в социогуманитарных науках появился целый ряд
новых теорий формирования наций и этнических идентичностей,
которые в той или иной степени использовали понятие мифа. В ре-
зультате этого возникло множество новых интерпретаций данного
понятия, а соотнесение с «памятью», «временем», «сакральным»
расширило набор его содержательных определений. Во-вторых,
распространение новых средств мобилизации и коммуникации
1
См.: Sorel G. Reflections on violence / Transl. by T. Hulme, J. Roth. – N.Y.:
Collier, 1961.
2
Кассирер Э. Техника современных политических мифов // Политология:
хрестоматия. – М.: Гардарики, 1990. – С. 580–581.
увеличило возможности для манипуляции общественным сознани-
ем при помощи мифов.
Интерес ученых к символическим аспектам политики, вы-
званный работами философов Сореля и Кассирера, привел к уточ-
нению содержания понятия «миф». Исследователи второй полови-
ны XX в. (прежде всего политологи, политические философы, в
меньшей степени культурологи) уходят от трактовок мифа как са-
крального средства управления и от субъективности в его понима-
нии. Для них особенно важной становится интерпретация полити-
ческого мифа как способа восприятия, описания и объяснения
событий, при этом они акцентируют внимание на идеологической и
символической основе современных обществ.
В центре большинства современных интерпретаций понятия
«политический миф» лежит процесс формирования и действия ми-
фов. Американские политические психологи Мюррей Эйдельман и
Лэнс Бенетт в 1960–1970-е годы, продолжая исследовательские
традиции Гарольда Лассуэла в изучении коммуникации, подмеча-
ют особенность политических мифов как когнитивных карт, кото-
рые являются частью сознания и обеспечивают каждодневное вос-
приятие событий и явлений и преобразования информации
1
.
Французский структуралист Ролан Барт в 1970-е годы, для которо-
го миф – это сообщение и коммуникативная система, делает акцент
на знаковое воплощение мифов. По его словам, «материальные но-
сители мифического сообщения (собственно язык, фотография,
живопись, реклама, ритуалы, какие-либо предметы и т.д.), какими
бы различными они ни были сами по себе, как только они стано-
вятся составной частью мифа, сводятся к функции означивания, все
они представляют собой лишь исходный материал для построения
мифа; их единство заключается в том, что все они наделяются ста-
тусом языковых средств»
2
.
В 1970–1980-х годах некоторые исследователи (британец Ген-
ри Тюдор, американец Джеймс Робертсон) стали использовать в от-
ношении понятия «миф» теоретическую конструкцию «рассказа-
1
См.: Edelman M. Myths, metaphors and political conformity // Psychiatry. –
N.Y., 1967. – Vol. 30, N 3. – P. 217–228; Bennett L.W. Myth, ritual, and political con-
trol // J. of communication. – N.Y., 1980. – Vol. 30, N 4. – P. 166–179.
2
Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэти-
ка. – М.: Изд. группа «Прогресс»: «Универс», 1994. – С. 73.
повествования»
1
, а американский психолог Майкл Макгир, пытаясь
различить две формы верования, выражающиеся в рассказах-
текстах – миф и идеологию, – выделяет разные функции этих двух
понятий: если идеология теоретична, то миф ближе реальности. Ес-
ли преобразование идеологий – это достаточно трудоемкий процесс,
то мифы, как подмечает Макгир, являясь одной из составных частей
символического окружения политических идей, поддаются более
быстрой перестройке либо на благо, либо на вред общества
2
.
В 1990-е годы и начале 2000-х годов в политической науке
появляется ряд работ, которые переосмысливают понятие мифа.
В 1996 г. британский политолог Кристофер Флад, обобщив работы
предшественников, предложил более гибкий подход к интерпрета-
ции данного понятия, учитывающий связь между идеологическим
содержанием понятия и преимущественно повествовательной фор-
мой его выражения. Он определяет миф как «идеологически мар-
кированное повествование, претендующее на статус истинного
представления о событиях прошлого, настоящего и прогнозируе-
мого будущего и воспринятое социальной группой как верное в
основных чертах»
3
. Согласно интерпретации британского исследо-
вателя, политический миф находится на стыке идеологии и свя-
щенного мифа, а «мифотворчество происходит на фоне сложных,
меняющихся отношений между требованиями к цельности, солид-
ности мифа, его идеологическому наполнению и его восприятию
конкретной аудиторией в конкретном историческом контексте»
4
.
Итальянский политический философ Чиара Боттичи и фран-
цузский политолог Бено Шаллан в 2006 г., раскрывая теоретико-
практические аспекты изучения политического мифа, пытаются
отойти от понимания этого феномена и его содержательных харак-
теристик в категориях «правда» – «ложь». Они полагают, что по-
добная посылка принципиально неверна, ибо содержание мифа не
1
См.: Tudor H. Political myth. – L.: Pall Mall, 1972; Robertson J.O. American
myth, American reality. – N.Y.: Hill and Wang, 1980.
2
См.: McGuire M. Ideology and myth as structurally different bases for political
argumentation // J. of the American Forensic Association. – Columbia, Mo., 1987. –
Vol. 24, N 1. – P. 16–26.
3
Флад К. Политический миф. Теоретическое исследование. – М.: Прогресс-
Традиция, 2004. – С. 43.
4
Там же. – С. 10.
подлежит эмпирической проверке. И в этом, в частности, по их
мнению, ограниченность подхода Флада. Политический миф – это
«не научная гипотеза, а скорее выражение решимости действо-
вать»
1
, это не объект, а непрерывный процесс, «работа над общим
повествованием, которое обусловливает значение в политических
условиях и переживаниях социальной группой»
2
, это способ фор-
мирования повествования. Свою позицию они подтверждают ана-
лизом конструирования мифа о «столкновении цивилизаций» на
примере противостояния Запада и ислама.
Боттичи и Шаллан выделяют три основных содержательных
аспекта политического мифа – воспроизводство значения, распро-
странение в определенной группе и обращение к особым политиче-
ским условиям существования этой социальной группы. Следуя
кантианской логике, они указывают на три взаимодополняющих
измерения политического мифа – познавательное («миф как фото-
объектив»), практическое («миф как образ») и эстетически-
эмоциональное («миф как драматическое представление»). Миф
является своего рода реконструкцией уже имеющихся рассказов-
повествований, а его постепенное сюжетное развитие происходит
на основе постоянного обсуждения и поддержки в обществе. Эта
концепция позволяет проанализировать, во-первых, процесс вос-
приятия и познания мифов, а во-вторых, действия людей на основе
потребности в мифах.
Широкие возможности для анализа мифов представляет со-
циальный конструктивизм, ориентирующий исследователя на изу-
чение того, как мифы конструируются и интерпретируются в раз-
ных социокультурных контекстах. Заключительной стадией
закрепления мифов является легитимация. Питер Бергер и Томас
Лукман отмечают, что «институциональному миру требуется леги-
тимация, т.е. способы его “объяснения” и оправдания. И не потому,
что он кажется менее реальным… реальность социального мира
приобретает свою массивность в процессе передачи ее новым по-
колениям. Однако эта реальность является исторической и наследует-
ся новым поколением скорее как традиция, чем как индивидуальная
1
Bottici C., Challand B. Rethinking political myth: The clash of civilizations as
a self-fulfilling prophecy // European j. of social theory. – L., 2006. – Vol. 9, N 3. –
P. 316.
2
Ibid. – P. 320.
память»
1
. Мифы, обусловливающие признание окружающего поли-
тического мира (в первую очередь, институтов), передаются в
группе/обществе в качестве «перманентных», но они «должны
быть сильно и незабываемо запечатлены в сознании индивида. По-
скольку человеческие существа зачастую ленивы и забывчивы,
должны существовать процедуры – если необходимо, принуди-
тельные и вообще малоприятные, – с помощью которых эти значе-
ния могут быть снова запечатлены в сознании и запомнены»
2
. Таким
образом, конструктивистский подход позволяет акцентировать
внимание на роли политических элит и лидеров, предлагающих
мифы, которые, в свою очередь, являются инструментами мобили-
зации для группы или общества. С изменением структуры отноше-
ний и коммуникации изменяется роль конкретных мифов, причем
самые наглядные примеры в этой области дают революции.
Британский исследователь Данкан Белл, опираясь на конструк-
тивистскую парадигму, проводит разграничение «коллективной памя-
ти» и «политического мифа» в контексте исследования национальной
идентичности и вводит концепт «мифопанорама» (mythscape). Ми-
фопанорама для Белла – это «временно и пространственно протя-
женная дискурсивная область, в которой мифы нации постоянно
выдумываются, передаются, обсуждаются и восстанавливаются»
3
.
Белл характеризует миф как упрощенный, но насыщенный собы-
тиями рассказ о настоящем через реконструкцию прошлого. Кол-
лективную же память Белл понимает как «плод индивидов (или
группы индивидов), объединенных вместе, чтобы разделять воспо-
минания конкретных событий прошлого времени. Как таковую,
память можно воплощать только посредством многочисленных
действий воспоминания, общественных взаимодействий»
4
.
Реконструкция событий в исследованиях повествований ми-
фов позволяет говорить о большом внимании к исторической и
текстовой структуре этого феномена.
1
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат
по социологии знания. – М.: Медиум, 1995. – С. 103.
2
Там же. – С. 116.
3
Bell D. Mythscapes: memory, mythology, and national identity // British j. of
sociology. – L., 2003. – Vol. 54, N 1. – P. 63.
4
Ibid. – P. 65.
Логику рассмотрения «мифа» и «идентичности» в исследова-
ниях, посвященных взаимодействию этих понятий, можно пред-
ставить следующим образом: формирование идентичности – это
процесс социального конструирования общности в результате вос-
произведения мифов, а миф – разделяемый участниками принцип,
на основе которого в ситуации изменяющихся условий происходит
формирование новых групп и общностей.
При этом введение понятия мифа в изучение формирования
тех или иных идентичностей позволяет проанализировать роль
элиты в этом процессе. Как отмечает британский исследователь
Леонард Томпсон на примере манипулирования мифами в Южной
Африке, политические мифы в процессе формирования идентично-
сти являются основным стержнем всей идеологической программы
африканеров по закреплению апартеида, отграничением одной
общности (белых) от другой (черных)
1
.
Болгарская исследовательница Магдалена Елчинова рассмат-
ривает соперничество за конструирование смыслов идентичности
на примере восточноевропейских народов; она понимает под ми-
фами «инструменты различных националистических проектов и
стратегий конструирования идентичности». Опираясь на концепцию
этнической идентичности Фредерика Барта, она охватывает ряд
мифов-повествований болгар, македонцев, албанцев, исторический
контекст их функционирования на фоне мусульманского влияния
Османской империи, а также их интерпретации, в частности в свя-
зи с вопросами международного признания независимости Маке-
донии
2
.
Одним из аспектов исследования идентичности стало рас-
смотрение мифа как фактора легитимации политических институ-
тов. В частности, в процессе формирования национальной иден-
тичности одни социальные группы навязывают другим мифы, и в
этом случае поиск примеров символического закрепления мифов
позволяет заострить внимание на вопросах не только их принятия,
1
См.: Thompson L. The political mythology of apartheid. – New Haven; L.:
Yale univ. press, 1985.
2
См.: Elchinova M. Myth and redefining group boundaries in ethnic discourse
(on the cases of Bulgaria and the Republic of Macedonia). – Mode of access:
http://www.nbu.bg/PUBLIC/IMAGES/File/departments/anthropology/publications/Myt
hs&History.pdf
но и отторжения. Очень часто к изучению мифов обращаются ис-
следователи стран «третьего мира», акцентируя внимание на роли
политических элит в конструировании пространства и в интерпре-
тации традиционной истории, а также на взаимовлиянии политиче-
ских институтов разных обществ и систем. Например, Бенджамен
Бучхольц рассматривает Лойя джиргу (представительный орган
традиционной власти в Афганистане) в качестве интегрирующего
мифа для формирования идентичности афганцев
1
.
Таким образом, функционирование политических мифов в
виде представлений, образов, повествований, идей зависит от вре-
менно-пространственных рамок, а также их эффективности и вос-
требованности для сообщества.
Сравнение различных интерпретаций мифа не представляет-
ся возможным ввиду разнообразия подходов к рассмотрению этого
понятия. Однако в зависимости от поставленных задач исследова-
тель может выбирать между интерпретациями понятия «политиче-
ский миф». На наш взгляд, «гибкие» подходы к мифам, которые
были предложены Фладом, Боттичи, Шалланом, позволяют вы-
явить эффективность мифов в конкретной политической ситуации,
их приспособленность к изменениям, влияние на стабильность и
непрерывность политического процесса. Если в условиях полити-
ческой практики и манипулирования сознанием политический
миф – это «форма» и необходимое средство политики, то в рамках
научного анализа – это «стержень» и содержание политики. Он
может представить явления в более глубокой и насыщенной форме
во избежание понимания отдельных событий и процессов как заве-
домо определенных и несостоятельных.
1
См.: Buchholz B. Thoughts on Afghanistan's Loya Jirga: A myth? – Mode of
access: www.asienkunde.de/articles/A104_022_033.pdf
Достарыңызбен бөлісу: |