Маленькие женщины

Annotation
Популярная во всем мире книга знаменитой американской писательницы Луизы Олкотт
живо и увлекательно рассказывает историю четырех сестер из семейства Марч.
Луиза Олкотт
Вместо предисловия
Глава I
Глава II
Глава III
Глава IV
Глава V
Глава VI
Глава VII
Глава VIII
Глава IX
Глава X
Уголок поэзии
Мистер Огастес Снодграсс.
Сэмюел Пиквик.
Мистер Треси Тапмен.
Скорбное известие
Происшествие
Стихотворное послание нашего сердобольного друга
Объявления
Намеки
Отчет об успехах за минувшую неделю
Глава XI
Глава XII
Глава XIII
Глава XIV
Глава XV
Глава XVI
Глава XVII
Глава XVIII
Глава XIX
Глава XX
Глава XXI
Глава XXII
Глава XXIII
notes
1
2
3

4
5
6
7
8
9
10
11

Луиза Олкотт 
Маленькие женщины 

Вместо предисловия 
Пусть эта небольшая повесть
Все тайное со дна души поднимет,
Заставит вас подумать и понять,
Что нету доблести превыше доброты.
Пусть эта небольшая повесть
Представится вам вроде пилигрима,
Который вам поведал тьму историй,
Чтоб, их узнав, вы сделались мудрей.
Пусть эта небольшая повесть
Заставит вас задуматься о ближнем
И, несмотря на множество преград,
Обучит вас науке милосердия.
Из Джона Беньяна
[1]

Глава I 
Игра в пилигримов 
– Ну что это за Рождество без подарков! – проворчала лежащая на ковре Джо.
– Ужасно быть бедным, – ответила Мег и со вздохом оглядела свое старое платье.
– Да уж куда хуже, – добавила маленькая Эми. – У одних девочек столько красивых вещей,
что некуда девать, а у других вообще ничего нет!
Эми даже раскашлялась от досады.
– Ну, нам еще не так плохо. У нас, по крайней мере, есть отец с матерью, да и живем мы
все вместе, – отозвалась из своего угла Бет, и голос ее звучал куда веселее, чем у остальных.
Услышав эти слова, девочки приободрились.
– Да, но папы-то с нами нет, – словно спохватилась Джо. – Когда мы теперь увидимся?
Тут все четверо снова затихли, и каждая невольно подумала о том, чего не сказала Джо:
папа сейчас на войне
[2]
, а значит, может вообще не вернуться.
Некоторое время сестры молчали.
– Вы же знаете, почему мама не хочет, чтобы мы дарили друг другу подарки на это
Рождество, – сказала наконец Мег. – Зима предстоит трудная. И мама считает, что, пока
мужчины воюют, женщины не имеют права тратить деньги на удовольствия. Конечно, от нас
мало что зависит. Но будет справедливо, если мы пойдем на небольшие жертвы. Мама говорит,
что такие жертвы должны приносить радость, но я… что-то не особенно радуюсь.
И, вспомнив, какие прекрасные вещи дарят обычно на Рождество, Мег грустно покачала
головой.
– Да уж, невелика от нас польза: у каждой наберется не больше доллара. Вряд ли армия
разбогатеет от таких пожертвований. Впрочем, я обошлась бы в этом году без подарков. Но мне
так хочется купить «Ундину и Синтрама», – с тоской произнесла Джо, которая более всего на
свете любила книги.
– А мне нужны ноты, – призналась Бет и вздохнула так тихо, что вздох ее услышали только
кочерга да подставка для чайника.
– А я куплю коробку фаберовских цветных карандашей, – заявила Эми. – Они мне очень
нужны.
– Но мама ничего не говорила о наших деньгах. Вряд ли она хочет, чтобы мы вообще от

всего отказались. Хоть маленькие радости можно себе позволить? Нам ведь эти деньги не
просто так достались! – с жаром произнесла Джо и тут же смутилась.
– Мне-то уж точно они достались не даром, – подхватила Мег. – Целыми днями учить этих
кошмарных детей! Дома-то сидеть куда лучше!
– Все это просто пустяки по сравнению с тем, каково приходится мне, – сказала Джо. –
Посмотрела бы я, как вам понравится сидеть целыми днями со взбалмошной старухой. Слушать
ее брюзжание, исполнять прихоти, а она вечно всем недовольна! Угодить ей просто
невозможно. Она все время меня пиявит. Так и хочется отхлестать ее по щекам. Или самой
выброситься в окно, чтобы никогда больше не видеть этой старой карги.
– Грех, конечно, жаловаться, но мне кажется, моя работа еще хуже. Вас бы заставить мыть
посуду и убираться! Знаете, как я устаю! И руки грубеют, я с трудом уже играю на рояле.
Бет грустно посмотрела на свои руки и громко вздохнула.
– Мне все равно хуже! – воскликнула Эми. – Вам не надо ходить в школу. Над вами не
издеваются эти мерзкие девчонки! Не выучу урок – они надсмеиваются! И над моими старыми
платьями, и над нашим папой, раз он разорился. Они станут надсмеиваться даже над носом,
если он им не понравится.
– Эми, – заметила со смехом Джо, – надо говорить не «надсмеиваются», а «насмехаются».
– Неважно, – отмахнулась Эми. – Ты ведь прекрасно поняла меня, так чего иронизировать?
К тому же, – с важным видом добавила она, – новые слова расширяют кругообзор.
– Да перестаньте вы препираться! О чем спорить? Конечно, лучше, если бы папа не
разорился. Когда я была совсем маленькой, мы были богатыми. В те времена мы не думали ни о
какой экономии, – вздохнула Мег.
– Ну да, а вчера ты говорила, что мы счастливее королевских детей. И что королевские
дети, хоть и богатые, то и дело ссорятся и дерутся.
– Верно, Бет. Я не отказываюсь от своих слов. Конечно, нам приходится трудно. Но ведь мы
и повеселиться умеем. Недаром же Джо прозвала нас веселой компанией.
– Вот-вот, – осуждающе заметила Эми. – И откуда только Джо набралась этих словечек!
И она бросила укоризненный взгляд на длинноногую Джо, которая по-прежнему лежала,
вытянувшись на ковре.
Джо тут же села и принялась свистеть.
– Перестань свистеть, Джо! Ты ведешь себя как мальчишка.
– А я и хочу вести себя как мальчишка.
– Терпеть этого не могу!
– А я терпеть не могу благовоспитанных кривляк.
– «Птенчики в гнезде воркуют», – пропела Бет и скорчила такую потешную рожицу, что
спорщицы весело рассмеялись.
Бет всегда выступала в роли примирительницы.
– Должна заметить, дорогие мои, что вы обе не правы, – назидательно произнесла Мег. Она
была самой старшей и чувствовала за собой право давать советы остальным. – Ты, Джозефина,
уже достаточно большая. Пора оставить мальчишеские замашки и научиться вести себя
прилично. Пока ты была маленькой, еще куда ни шло. А сейчас посмотри, ты уже носишь
прическу. И выглядишь как настоящая девушка.
– Никакая я не девушка! – упрямилась Джо. – А если все дело в прическе, лучше уж я буду
до двадцати лет носить косички. – Она сорвала с головы сетку, и каштановые волосы тут же
разлетелись веером. – Противно думать, что я когда-нибудь превращусь во взрослую мисс Марч.
Надену длинное платье и стану чопорной, как индюк. Мне и так не повезло. Угораздило же
меня родиться девочкой, когда я так люблю играть в мальчишеские игры! Всю жизнь жалею,

что я не мальчик. А теперь еще больше. А то ушла бы воевать вместе с папой. Теперь вот сиди
здесь и вяжи, точно древняя старуха!
Джо в сердцах так сильно встряхнула синий армейский носок, который вязала во время
разговора, что спицы звякнули, а клубок шерсти покатился в угол.
– Бедная Джо! Наверное, тебе действительно не повезло. Но тут уж ничего не поделаешь,
придется довольствоваться прозвищем. Впрочем, если хочешь, мы готовы считать тебя старшим
братом, – сказала Бет.
При этом она ласково поглаживала Джо по густой шевелюре, и та могла убедиться, что
несмотря на мытье посуды руки Бет остались по-прежнему нежными.
– Не могу похвалить и тебя, Эми, – продолжала Мег. – Ты впадаешь в другую крайность. Ты
слишком чопорна и манерна. Пока это забавно, но если ты вовремя не остановишься, рискуешь
превратиться в жеманную барышню. Как приятен человек, хорошо воспитанный и умеющий
изящно выражать свои мысли! Ты же словечка в простоте не скажешь! Поверь, высокопарные
речи звучат не лучше мальчишеского жаргона Джо.
– Итак, Джо – «сорванец», Эми – «жеманная барышня». Ну а я кто, по-твоему? – спросила
Бет, готовая выслушать свою долю наставлений.
– Ты у нас прелесть, – ласково ответила Мег.
Никто из сестер не возразил. Бет, которую в семье звали Мышкой, была всеобщей
любимицей.
А теперь, дорогие мои юные читатели, настало время хоть в общих чертах набросать
портреты четырех сестер. Мы застали их декабрьским вечером за вязанием. В камине весело
потрескивают дрова, а за окном идет снег.
Комната, в которой расположились сестры, обставлена самой простой мебелью, а ворс на
ковре изрядно потерт. И все-таки здесь очень уютно. На стенах висят дорогие картины, в
простенках высятся книжные полки, подоконники украшены хризантемами и рождественскими
розами. Словом, по всему – настоящий семейный очаг.
Старшая сестра, шестнадцатилетняя Маргарет, очень хороша собой. Нежный овал лица,
огромные глаза, красиво очерченный рот, густая шапка каштановых волос, красивые руки…
Теперь вы представляете, что супруги Марч могут по праву гордиться своей старшей дочерью.
Джо, годом младше Мег, внешне являет полную ей противоположность. Высокая, худая,
смуглая, она чем-то напоминает жеребенка. Она положительно не знает, куда девать свои
длинные руки и ноги, и кажется, что они ей вечно мешают. Линия рта свидетельствует о
решительности характера. А серые глаза словно пронизывают собеседника насквозь. Глаза Джо
выдают все, что у нее на душе. И так как настроение у нее часто меняется, во взгляде можно
прочесть то насмешку, то задумчивость, а порой и ярость. Густые длинные волосы – пожалуй,
единственное украшение ее внешности. Но Джо они мешают, и она забирает их под сетку.
Сейчас Джо в самом «неудачном» возрасте. Небрежность в одежде, неуклюжие движения –
все выдает в ней подростка, который вот-вот превратится в девушку, но почему-то изо всех сил
сопротивляется природе.
Элизабет, или, как все ее называют, Бет, – ясноглазая тринадцатилетняя девочка.
Розовощекая, гладко причесанная, говорит тихим голосом, удивительно миролюбива. Вот
почему отец прозвал ее Тихоней. Она действительно будто живет в своем особом мирке и
выходит из него только к тем, к кому питает любовь и уважение.
Эми, хоть и самая младшая, несомненно обладает самым сильным характером, да и
достаточно высоко себя ставит. Белолицая, стройная, голубоглазая, с золотистыми кудрями до
плеч, она держит себя несколько чопорно и во всем старается походить на настоящую взрослую
леди.

Когда часы пробили шесть вечера, Бет подмела золу перед очагом и поставила к огню
старые тапочки. Увидев это, девочки приободрились: скоро вернется Марми. Так сестры
называли свою мать.
Мег оставила поучения и зажгла лампу. Эми тотчас освободила кресло, а Джо, позабыв об
усталости, встала с ковра и подвинула тапочки ближе к огню.
– Они совсем износились, – заметила она. – Марми давно пора купить новые.
– Пожалуй, я это сделаю на свой доллар, – отозвалась Бет.
– Нет, я! – воскликнула Эми.
– Вы забываете, кто тут старший, – возразила Мег, но Джо не дала ей договорить:
– Нет уж! Когда папа уходил на войну, он сказал, что, пока не вернется, за мужчину в доме
остаюсь я. Значит, и о маме в его отсутствие должна заботиться я. Так что новые тапочки – не
ваша забота.
– Я предлагаю поступить так, – сказала Бет. – Себе мы в этот раз ничего покупать не будем.
Купим что-нибудь маме.
– Наша Бет верна себе! – воскликнула Джо. – Но что же мы купим маме?
Девочки на минуту задумались. Первой нарушила молчание Мег. Поглядев на свои
красивые руки, она вдруг поняла, какой подарок больше всего обрадует мать.
– Я куплю ей перчатки, – сказала она.
– А я – самые крепкие тапочки! – воскликнула Джо.
– А я куплю флакон любимых маминых духов. Они стоят недорого, и у меня останутся
деньги, чтобы купить что-нибудь себе, – добавила Эми.
– А как мы все это подарим? – поинтересовалась Мег.
– Разложим на столе, а потом позовем Марми – пусть разворачивает свертки, как это
делаем мы в дни рождения.
– Я помню мои дни рождения, когда я была маленькая, – призналась Бет. – Почему-то
страшновато было сидеть в кресле с короной на голове! Вы несете мне подарки, а я боюсь
шевельнуться! А так хотелось скорее развернуть свертки!
Говоря это, Бет поджаривала на огне хлеб. От огня щечки ее разрумянились.
– Пусть мама думает, что мы собираемся покупать подарки себе. Вот будет сюрприз! За
покупками пойдем завтра днем, правильно, Мег? Еще нам придется повозиться с
рождественским представлением, – сказала Джо, горделиво расхаживая по комнате.
– Наверное, это последнее рождественское представление, в котором я буду участвовать. Я
ведь уже выросла, – с грустью заметила Мег, которая обожала игру с переодеванием.
– Перестань! И дальше будешь прекрасно играть, – сказала Джо. – Так я и поверила, что ты
откажешься расхаживать по сцене с распущенными волосами и в белом платье с украшениями
из золотой фольги. Ты у нас лучшая актриса! Без тебя не будет ни одного представления.
Сегодня нам надо обязательно порепетировать. Ну-ка, Эми, попробуй еще раз упасть в обморок.
Прошлый раз у тебя неважно получилось. Ты была прямо как деревянная.

– Но что же мне делать? Я никогда не видела, как падают в обморок. А если упасть, как ты
показываешь, набьешь синяков. Можно мне не падать? Лучше опуститься в кресло. Пусть тогда
этот Хуго грозит мне пистолетом сколько угодно, – возразила Эми.
В отличие от старшей сестры, у Эми не было никакого актерского дарования. На роль в
домашнем спектакле ее выбрали только за маленький рост и хрупкое телосложение. По ходу
пьесы герою приходилось уносить ее со сцены, и сестры решили, что лучше Эми тут никого не
придумаешь.
– Тогда попробуй так, – предложила Джо. – Заламывай руки и, шатаясь, неверными
шагами, направляйся в комнату. Кричи: «Родриго! На помощь! Спаси меня!»
Мольба о помощи в устах Джо прозвучала столь натурально, что сестры поневоле
вздрогнули.
Эми попыталась повторить, но у нее опять не вышло. Движения ее отличались такой
скованностью, а крик прозвучал столь неестественно, что в лучшем случае можно было
подумать, будто она уколола палец булавкой. Во всяком случае, смертельной опасностью тут и
не пахло.
Посмотрев на эти жалкие потуги, Джо застонала от бессилия, а Мег расхохоталась.

Увлеченная репетицией, Бет забыла про хлеб, который жарила на огне, и гренки подгорели.
– Безнадежно, – развела руками Джо. – Постарайся хоть во время спектакля сыграть
получше. Но предупреждаю: если зрители тебя освищут, они будут правы. И я в этом не
виновата. Теперь давай ты, Мег!
Дело пошло гораздо лучше. Дон Педро бросил миру вызов, текст которого занимал в пьесе
целых две страницы. Несмотря на это, Джо, исполнявшая роль дона Педро, ни разу не сбилась.
Колдунья Хагар произнесла заклинания над котелком с волшебным варевом. Родриго сорвал с
себя оковы, а Хуго, отравленный мышьяком, забился в судорогах. Он несколько раз истошно
выкрикнул: «Ха! Ха!», а затем скончался.
– Отлично, – похвалила Мег, когда умерщвленный злодей, потирая ушибленный локоть,
поднялся на ноги.
– Просто удивительно, Джо! – восхитилась Бет. – Ты сочиняешь такие отличные пьесы да
еще умудряешься здорово играть в них. Ты у нас просто Шекспир!
Добрая Бет обожала сестер и была совершенно уверена, что все они по-своему гениальны.
– Ну уж, Шекспир, – заскромничала Джо. – Хотя эти «Проклятые колдуньи» действительно
получились неплохо. А вообще-то мне очень хотелось бы сыграть леди Макбет. Жаль, у нас нет
люка для Банко. Мне давно хочется поставить сцену убийства. «Не кинжал ли вижу я перед
собой?» – продекламировала Джо, по примеру исполнителей трагических ролей закатывая глаза
и ища руками опору в воздухе.
– Нет, это не кинжал! – со смехом воскликнула Мег. – Это всего лишь вилка для гренок,
только вот не понимаю, почему на ней вместо хлеба мамина тапочка?
Тут все обратили внимание на Бет. Увлекшись репетицией, она действительно зацепила
вилкой для гренок тапочку да так и сидела с ней перед камином. Дружный смех привел ее в
чувство.
– Рада, что вы так веселитесь, девочка! – раздался голос матери.
Актеры и зрители, которых воплощала Бет, тут же повернулись к двери. Там стояла
добродушная женщина, от которой веяло любовью и готовностью прийти на помощь каждому,
кто в этом нуждается. Мать девочек не отличалась особенной красотой. Но для дочерей мать
всегда прекрасна, и девочки не сомневались, что под серым плащом и вышедшим из моды
капором скрывается самая привлекательная женщина на свете.
– Ну, как провели день, мои милые? А вот нам пришлось туго. Срочно отправляли посылки
на фронт, целый день упаковывали. Я даже вырваться домой пообедать не смогла. Кто-нибудь
заходил, Бет? А как твой насморк, Мег? Джо, у тебя усталый вид. Ну-ка подойди ко мне, милая.
Продолжая задавать вопросы, в каждом из которых сквозила истинно материнская забота,
миссис Марч сняла мокрый плащ и ботинки и надела теплые тапочки. Устроившись в мягком
кресле, она притянула к себе Эми и усадила ее на колени. Сейчас для миссис Марч наступало
самое счастливое время суток.
Девочки суетились вокруг матери, каждая на свой лад заботилась, чтобы ей было удобно и
спокойно.
Джо принесла дров и, опрокидывая и громыхая всем, чего касалась, принялась расставлять
стулья. Бет бесшумно сновала из комнаты в кухню. А Эми, сложа руки, распоряжалась
сестрами.
Когда они, наконец, уселись за стол, лицо миссис Марч просветлело, и она торжественно
объявила:
– Похоже, у меня есть для вас сюрприз.
Сестры не отрывали от матери глаз; Бет, забыв о том, что держит в руках горячие гренки,
захлопала в ладоши, а Джо, подбрасывая в воздух салфетку, крикнула:

– Письмо! Письмо от папы! Ура в папину честь!
– Да, – подтвердила миссис Марч. – Папа прислал длинное письмо. Очень хорошие
новости. Здоров. Папа зря опасался холодов, он легко переносит их. Папа поздравляет нас всех с
Рождеством, а вам, девочки, вложил отдельную записку. – И миссис Марч похлопала себя по
карману с таким видом, будто там хранились несметные богатства.
– Доедайте скорее. А ты, Эми, поменьше бы любовалась своими пальчиками и побыстрее
бы ела, – возмутилась Джо, давясь чаем и роняя на ковер гренок с маслом. Но сейчас было не до
таких мелочей: ей не терпелось как можно скорее прочесть письмо.
У Бет от волнения пропал аппетит. Ей тоже не терпелось узнать, что пишет папа. Однако
она не стала никого торопить. Устроившись в уголке, Бет терпеливо дожидалась, пока
остальные допьют чай.
– Наверное, не каждый на папином месте пошел бы на войну, – сказала Мег. – Ведь он уже
не призывного возраста и имел полное право остаться дома. В особенности при его слабом
здоровье. А он все-таки пошел полковым капелланом
[3]
.
– Вот бы стать барабанщиком или санитаром! Тогда мы сейчас с папой были бы вместе! –
мечтательно проговорила Джо.
– Как это, наверное, противно – спать в палатке, есть невкусную пищу и пить из оловянной
кружки, – вздохнула Эми.
– Марми, а папа скоро вернется? – спросила Бет, и голос ее дрогнул.
– Через несколько месяцев, милая. Он намерен выполнить свой долг до конца – останется в
армии, пока нужен. Нам не следует его торопить. А теперь слушайте письмо.
Все собрались у камина. Мать снова опустилась в большое мягкое кресло, Бет устроилась у
ее ног, Мег и Эми сели на поручни кресла, а Джо перегнулась через спинку. Это был хитрый
маневр, чтобы никто не заметил, если при чтении письма у нее выступят слезы.
В те трудные для нашей страны времена фронтовые письма отличались такой
искренностью, что их невозможно было читать без слез. Но письмо мистера Марча было
несколько иного рода. Он живописал особенности армейской жизни, военные походы и
фронтовые новости. И лишь в конце письма, словно не в силах более сдерживаться, говорил о
своей любви к дочерям, с которыми его разлучила война.
«Передай девочкам, что я их люблю. Расцелуй их от меня. Скажи, что я думаю о
них днем, молюсь по ночам, а их привязанность ко мне – главное мое утешение. Когда
я вспоминаю, что мне еще год предстоит быть в разлуке с дочерьми, год этот кажется
мне вечностью. Передай девочкам, что в дни разлуки мы можем трудиться, и тогда
время ожидания пройдет для нас не напрасно. Я не сомневаюсь: они помнят все, о чем
мы говорили. Я просил девочек быть особенно нежными с тобой, помнить о своем
долге, бороться с тем, что мы с ними называли „внутренними врагами“. Уверен: когда
я вернусь, я смогу гордиться своими дочерьми больше прежнего».
Тут прослезились все, и Джо не пришлось стыдиться того, что по ее носу скатилась
огромная слеза. А Эми совсем не тревожилась по поводу своих растрепавшихся кудрей. Она
уткнула мокрое от слез лицо в материнскую грудь и, всхлипывая, проговорила:
– Я знаю! Я слишком люблю себя! Но я постараюсь быть другой! Папа не разочаруется во
мне.
– Мы все постараемся! – подхватила Мег. – Я, например, слишком обращаю внимание на
свою внешность. И не люблю трудиться. Но я попробую взять себя в руки. Если, конечно, смогу.
– А я, как просил папа, постараюсь стать «маленькой женщиной», – сказала Джо. –

Попробую быть помягче. И исполнять свой долг здесь, а не ждать неизвестно чего. Мне иногда
кажется, что держать себя в руках дома куда труднее, чем сражаться с мятежниками на Юге.
Бет ничего не сказала. Она просто вытерла слезы голубым носком, который вязала для
солдат-северян, и снова взялась за спицы. Не придумывая себе других обязанностей, она
попросту решила, что чем больше будет работать, тем сильнее обрадуется отец, когда вернется
домой.
– А помните, когда вы были совсем маленькие, вы играли в «Странствия пилигрима»? Как
вы радовались, когда я вместо котомок привязывала вам на спину свои старые сумочки, а на
головы надевала шапки! Потом в одну руку вы брали по палке, а в другую – свиток бумаги. И
пускались в странствие по дому. Начинали с подвала, это был Разрушенный город, и добирались
до крыши – там у вас был Небесный град.
– Да, здорово! – тут же отозвалась Джо. – Мы проходили мимо Львов, вступали в битву с
демоном бездны Аполлионом, а потом попадали в Долину гномов.
– А мне больше всего нравилось, когда мы сбрасывали с себя котомки, и они скатывались
вниз по лестнице, – сказала Мег.
– А я всегда ждала, когда мы поднимемся на крышу. Там мы становились рядком между
цветов, кустов и разных красивых вещей; нас освещало солнце, и мы пели хором.
– А я мало что помню про эту игру. Помню, как мне нравилось, когда мы забирались на
крышу, ели пирог и запивали его сиропом. Жаль, что я уже выросла. Я бы с удовольствием
поиграла в пилигримов, – сказала Эми, которая, едва ей исполнилось двенадцать, начала вполне
серьезно утверждать, что пора уже ей оставить детские забавы.
– Ошибаешься, милая, – возразила миссис Марч. – В эту игру каждый человек играет до
самой смерти. У каждого из нас есть свои ноши и дорога, а путь к Небесному граду
безошибочно укажет нам стремление к добру и счастью. Пусть стремление это окажется
сильнее невзгод и ошибок. Итак, дорогие мои, отчего бы вам снова не стать пилигримами?
Только теперь не понарошке, а всерьез. Интересно, каких успехов добьется каждая из вас к
папиному возвращению?
– Верно, мама. А где наши котомки? – осведомилась Эми, которая в силу своего возраста
воспринимала все слишком буквально.
– Ваши котомки? – отозвалась мать. – Но ведь вы только что признались, какие недостатки
вас угнетают. Вот это и есть ваши котомки, ваша ноша. С ними и отправляйтесь в «Странствия
пилигрима». А Бет молчит. Видно, ее ничто не обременяет.
– Нет, мама. У меня есть своя ноша. Я не люблю мыть посуду и возиться с пыльными
тряпками. Я завидую девочкам, у которых есть хорошие рояли. И еще я боюсь посторонних
людей.
«Ноша» Бет показалась всем столь смехотворной, что и матери и дочерям стоило немалых
усилий сохранить серьезный вид. И все-таки никто не позволил себе даже улыбнуться – они
ведь знали, что это обидит Бет.
– Давайте попробуем, – задумчиво проговорила Мег. – Может, это и правда поможет нам
стать лучше? Ведь каждая из нас хочет этого. Не так-то легко избавиться от своих недостатков.
Мы ведь часто даже против воли ведем себя не так, как хотелось бы. А тут сама игра не даст нам
забыть, и мы будем следить за собой.
– Ну да! Вот, например, сегодня мы были в Пучине отчаяния. А потом пришла Марми, и мы
почувствовали, будто пришла Помощь и вызволила нас на свет. Нам надо сделать что-то вроде
Свода устремлений, ну, как у христианина из «Странствий пилигрима», – предложила Джо. –
Только вот как? – задумалась она.
Джо очень понравилась эта идея. «Странствия пилигрима» придавали скучным домашним

обязанностям увлекательность и даже таинственность.
– Загляните в рождественское утро под подушку. Там каждая найдет для себя Свод
устремлений, – ответила миссис Марч.
Они так увлеклись этой затеей, что засиделись в столовой до той поры, пока старая
служанка Ханна не пришла убирать посуду. Потом на свет извлекли четыре корзинки для
рукоделия, и у девочек замелькали в руках иголки. Сегодня они подшивали простыни для
тетушки Марч. Это была нудная работа, но почему-то никто не ворчал. Джо кое-что придумала,
и вместо скучных и нескончаемо широких краев полотна перед мысленным взором девочек
вдруг предстали континенты – Европа, Азия, Африка и Америка. Дело пошло веселее. Каждый
рассказывал все, что знал о своем континенте, и за разговорами работа шла быстрее.
В девять вечера девочки, как обычно, отложили шитье и перед сном спели несколько песен.
Бет, которая умела хорошо играть на стареньком фортепиано, аккомпанировала. Пальцы ее
легко касались пожелтевших клавиш, извлекая нежные, чистые аккорды, а девочки пели
незатейливые песни. Голос Мег звучал чище, чем флейта, и они вместе с матерью вели за собой
маленький хор. Пение Эми смахивало на уютные рулады сверчка, а Джо вообще пела какие-то
свои особые мелодии, и голос ее явно не способствовал слаженности хора.
И все-таки никакие оплошности не мешали семейству Марч ощущать в эти минуты перед
сном подлинное блаженство. Безыскусные песни, которые они пели с тех пор, как едва
научились говорить, сплачивали их, и они как никогда чувствовали поддержку друг друга, и на
душе у каждой становилось радостно и спокойно.
Кроме того, миссис Марч и впрямь обладала певческим даром. Первое, что слышали
девочки, пробуждаясь, была песня матери. Голос ее лился свободно, без натуги, словно песня
жаворонка. И засыпали девочки тоже под пение матери. Когда сестры подросли, они никак не
хотели отказываться от колыбельной, которую так чудесно пела им миссис Марч.