Учебное пособие для учителей, преподавателей высшей школы, аспирантов и студентов
жүктеу/скачать 2,97 Mb. Pdf көрінісі
|
- Бұл бет үшін навигация:
- ВАРВАРЫ И ВАРВАРСТВО В АНТРОПОЛОГИИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
| Российская академия наук Институт всеобщей истории Великое переселение народов Учебное пособие для учителей, преподавателей высшей школы, аспирантов и студентов Автор: доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, профессор Вера Павловна Буданова ВАРВАРЫ И ВАРВАРСТВО В АНТРОПОЛОГИИ ЦИВИЛИЗАЦИЙ XX век привнёс в гуманитарный контекст такое парадоксальное определение как «цивилизация варваров». Оно относится к числу расплывчатых и, на первый взгляд, чуждых логике рационального дискурса понятий. Но эта, казалось бы, условная терминологическая конструкция утвердилась, показала свою устойчивость, стала исторически актуальной научной категорией. И сегодня, когда на смену классической картине мира приходит диалогическое мировидение, опирающееся на синегретическую парадигму, согласно которой мир принципиально вариативен, существуют различные системы отсчета, одна причина может порождать множество путей развития, сущность явления, исходя из принципа дополнительности, может быть раскрыта несколькими равноправными моделями, представляется актуальным обращение к роли варварского компонента в историческом развитии цивилизации. Прежде всего, следует отметить, что в настоящее время исследование истории варваров находится в состоянии перманентного кризиса. Несмотря на стремительный рост публикаций, докладов и выступлений на научных форумах, глубокого системного переосмысления новой исследовательской специфики и практических задач, стоящих перед варварологией, пока не произошло, в том числе и на уровне понятийно- категориальных определений. В исторической науке сформировалась парадоксальная семантическая ниша, где устойчивые историографические клише формационных представлений о варварах входят в противоречие с попыткой вписать варварский мир, варваров и «варварство» в цивилизационную схему развития мировой истории. Значительный археологический материал, который приумножил исследовательские возможности варварологии в XX веке, постепенно выводит варварский мир из маргинальной зоны исторического процесса, позволяя говорить о субъектности этого мира, феномене варварских племен, их особой роли в становлении и развитии цивилизаций. 1 Однако, большинство историков пока идет в фарватере устоявшихся представлений о варварах, полагая, что период первобытных родоплеменных структур парадигмой цивилизационного подхода не объясняется. Поэтому история варваров до сих пор представляет собой некий завершенный императивный конструкт, концептуальная схема
которого отличается однолинейностью, внутренней неустойчивостью, перегруженностью мифологемами, идеологемами и спекулятивными интерпретациями. Научно обоснованные положения соседствуют с гипотезами и мифологическими представлениями, рожденными талантом воображения исследователя. В работах современных отечественных историков термины «цивилизация», «цивилизованность», «варвары», «варварство» одни из самых употребительных. Примечательно, что хотя научные споры о соотношении категорий формация и цивилизация так и не имели какого-либо очевидного результата, в конце XX в. все же состоялась замена традиционного концепта «формация» на «цивилизацию». 2 Под цивилизацией чаще
всего
подразумевают целостную, саморазвивающуюся многоуровневую иерархическую общественную систему, в которой взаимодействуют различные компоненты и параметры (географическая среда, экономика, политическое устройство, социальная структура, законодательство, церковь, религия, философия, литература, искусство, нормы поведения, образ жизни, быт людей и т.д.). При этом она является не простым набором этих компонентов и параметров, но совокупностью функциональных связей между ними, связей, формирующих ритм и почерк цивилизации, ее исторический «образ». Индивидуальность (локальность) цивилизации определяется тем, как осуществлялось взаимодействие различных компонентов, какие из них доминировали, выполняя кодовые функции, задавая тон историческому развитию.
1 Щукин М.Б. 1994, 15-35. 2 Подробно этапы длительного и сложного пути становления научной категории «цивилизация» см.: Ионов И.Н., Хачатурян В.М. 2002: Кузык Б.Н., Яковец Ю.В. 2006. 24-86. Для специалистов, занимающихся конкретно-историческими исследованиями, цивилизация – это одновременно и состояние, и процесс, в котором можно выделить этапы и учесть разнообразие вариантов развития. В категориальном аппарате историков понятие «цивилизация» стало одним из важнейших, отражая понимание того, что именно цивилизация сформировала всемирную историю, являясь организмом поддержания длительной преемственности между прошлым, настоящим и будущим. Она как ценностный стержень соединила в единое целое сменяющие друг друга эпохи. 3 Наряду с этим все еще сохраняется и продолжает «работать» подтекст формационного видения общественно-исторической реальности, связанный с выделением закономерных этапов развития общества в его восходящем движении от низших стадий к высшим, от простого к сложному, от отсталого к передовому. При этом «цивилизация» трактуется как «качественная специфика, своеобразие материальной, духовной, социальной, политической истории жизни той или иной страны или групп стран на определенном этапе истории». 4
теоретических обоснований. При этом под цивилизацией подразумевается совокупность духовных, материальных и нравственных средств, с помощью которых человеческое общество противостоит внешнему миру. Сравнительно недавно, сопоставляя цивилизационные особенности Византии и средневекового Запада, К.В. Хвостова определила цивилизацию как совокупность функциональных и корреляционных связей между социально-экономическими, политико-правовыми и культурологическими факторами, образующими тенденции, традиции, институты, отношения в определенном, достаточно длительном, пространственно-временном диапазоне. 5 У историков древности и археологов преобладает точка зрения, согласно которой под цивилизацией следует понимать социально-культурный комплекс или социально-культурные общности формирующиеся на определенных стадиях развития общества и принимающие специфические формы в разные исторические эпохи. По-прежнему «работает» определение, что древние цивилизации – это некое единство, противостоящее тому, что цивилизацией еще не является, - доклассовому и догосударственному, догородскому и догражданскому, наконец, что очень важно, дописьменному состоянию общества и культуры. 6
цивилизаций на Западе, теряют к цивилизации интерес. 7 В то же время историки по мере роста цивилизационного самосознания признают цивилизацию как познавательную модель целостного подхода к изучению глобализующейся исторической реальности, как инструмент выявления общих закономерных тенденций в истории человечества, общей логики и смысла истории. Другое дело, что это признание проявляется достаточно осторожно, общий теоретико-методологический подход к цивилизационному анализу истории пока еще окончательно не разработан. Занимаясь конкретно-историческим анализом, историку подчас сложно увидеть в цивилизации универсальное познавательное явление, ибо оно неточно и субстанционально, расколото субъективным восприятием. Так, общеизвестно, что конкретную цивилизацию можно обозначить и описать. Она легче поддается эмпирическому изучению, чем возможности сформулировать сущностное определение самого понятия «цивилизация». Но как раскрыть ее «образ», если не знать, что представляет собой сама категория «цивилизация»? Как сжатое описание реальности, как обобщающая формула, термин
«цивилизация» по-прежнему остается неопределенным, по-разному понимаемым. К тому же философский язык, оформивший терминосистему цивилизационного подхода, интегрируется исторической
3 О понятии «цивилизация» см.: Сравнительное изучение цивилизаций. 1999. 12-26; Ерасов Б.С. 2002. 19-36. 4 См., например: Гребенюк А.В. 2006. 45. 5 Хвостова К.В. 2005. 7; Она же. 2009. 6-7. 6 Масон В.М. 1989. 3-12; Древние цивилизации. 1989.6. 7 Подробнее об этом см.: Ионов И.Н. 2007. исследовательской практикой медленно. С другой стороны, реальности цивилизаций сложны и подчас едва уловимы. Прежде чем анализировать, требуется их детальная расшифровка, как на междисциплинарном, так и сравнительно-историческом уровне. Системное изучение истории как истории мировых цивилизаций (или цивилизации) у историков пока не стало всеобщим, но медленно движется в направлении сбалансированого присутствия цивилизаций в переосмыслении конкретно-исторических реалий. 8
Таким образом, понятие «цивилизация» входит в рамки исторического знания, становится междисциплинарным, обозначив, по мнению Б.С. Ерасова, «обязательство историка (курсив В.Б.) дать разностороннее и по возможности целостное описание какого-либо общества с признанием … взаимосвязи множества элементов … и разных путей мировой истории». 9
В отличие от «цивилизации» понятие «варвары», как ни странно, в современном гуманитарном контексте не вызывает особых дискуссий. В исторических исследованиях (как и в справочной литературе) в основном царит единодушное, предельно лаконичное, без прояснения смысловых оттенков определение термина. «Варвары» - это чужеземцы, говорящие на непонятном языке и чуждые культуре данной цивилизации. 10 Под «варварством» подразумевается одно из разнокачественных состояний общества в его изменении в реальном историческом времени. Однако, смысловая нагрузка этих терминов на разных этапах истории цивилизаций отнюдь не статична и менялась в соответствии с ролью и местом в историческом процессе «варваров», а также особенностями проявлявшегося «варварства». Следует специально заметить, что в последние годы философами предпринимались попытки типологизации «варварства». По мнению Н.В. Мотрошиловой, «варварством, во- первых, целесообразно именовать уже обозначенные ранее поистине бесконечные по своей длительности процессы исторического становления человека и человечества, в ходе
8 См., например,: Бонгард-Левин Г.М. 1980; Он же. 1985; Гуревич А.Я. 1984; Культура Византии. 1984-1990; Жигунин В.Д. 2000; Васильев Л.С. 1989; Он же. 2001; Цивилизация. 2003; Словарь средневековой культуры. 2003; Хвостова К.В. 2005: Она же. 2009; Античная цивилизация и варвары. 2006; Хачатурян В.М. 2009; Всемирная история. 2011; Всемирная история. 2012. 9 Ерасов Б.С. 2002. 21. 10 Рискуя быть непонятой коллегами, я, тем не менее, позволю себе буквально дословно процитировать некоторые словарные статьи подтверждающие степень глухого, клишированного определения понятия «варвары»: «… у древних греков и римлян всякий чужеземец, невежественный, жестокий человек» (Словарь. 1964. 124); «… у древних греков и римлян название всех чужеземцев, говоривших на непонятном им языке и чуждых их культуре… грубые, некультурные люди» (Советский энциклопедический. 1979. 196); «Изначально варварами греки именовали представителей всех других племен и народов, язык которых был для них непонятен и казался неблагозвучным.. Отсюда возникло презрительное обозначение грубого и некультурного человека… В эллинистические времена варварами именовались народы, которые находились вне среды влияния Греко-римской культуры или же находились на более низкой ступени культурного развития…» (Словарь. 1989. 92-93); «… у греков и римлян название чужеземцев, как звукоподражание непонятному чужому языку… на протяжении всей античности основное содержание термина заключалось в противопоставлении отсталых племен и народностей культурным грекам (а позднее и римлянам)» (Лисовой И.А., Ревяко К.А. 1996. 48); «… название всех чужеземцев у древних греков и римлян… грубые, невоспитанные, жестокие люди» (Словарь. 1998. 27); «… это звукоподражательное слово, которым древние греки, а затем и римляне называли всех чужеземцев, говоривших на непонятном языке и не знакомых с эллинской, а затем и римской культурой» (Ермолова И.Е., Култышова И.С.,
всех чужеземцев, говоривших на непонятном языке…» (Смирнова Е.Д., Сушкевич А.П., Федосик В.А. 1999. 61); «…у древних греков и римлян общее название всех чужеземцев, говорящих на непонятном им языке…» (Всемирная история. 2003. 177-178); «… слово, которым римляне и греки называли всех чужеземцев, говоривших на непонятных им языках и чуждых эллинской и римской культуре … использовался для противопоставления «отсталых» племен «культурным» грекам и римлянам…» (Новая Российская. 2007. 200-201); « удревних греков и римлян общее название всех иностранцев, говорящих на непонятном им языке… совокупность народов, вторгавшихся в пределы Римской империи…» (Згурский Г.В. 2008. 78); « … у древних греков и римлян название всех чужеземцев, говоривших на непонятных им языках и чуждых их культуре (германцев, галлов)… Греки относили к варварам римлян, впоследствии уже римляне называли «варварами» всех неримлян и негреков…» (Исторический. 2010. 95). В качестве констатирующего клише с негативной коннотацией слово «варвар» используется также философами, социологами, политологами и культурологами. Отчасти это странное обстоятельство объяснила Н.В. Мотрошилова, справедливо отмечая, что «к концу XX в., подводя итог как будто бы постоянным и оживленным дискуссиям вокруг этих понятий («цивилизация» и «варварство» - В.Б.) специалисты с удивлением обнаруживают, что сами понятия остаются смутными и недостаточно проясненными» (Мотрошилова Н.В. 2010. 98).
которых природно-биологические предпосылки, механизмы, стимулы, следствия жизнедеятельности рода Homo sapiens были – сначала – единственными, а потом не единственными, но все же господствующими … Одновременно, во-вторых, варварством целесообразно именовать также и совокупность существующих на зрелых стадиях развития самой цивилизации явлений, форм, способов жизнедеятельности людей, которые разительно отличаются от тенденций, сущностных признаков (если хотите «телоса») цивилизации и цивилизованности. И отличаются особенно грубым насилием, крайней жестокостью, катастрофически разрушительными историческими последствиями, беззастенчивым попранием уже хорошо известных индивидам и человечеству цивилизованных принципов и норм, недостойным человека одичанием, скотством и другими чертами, свидетельствующими об откате к варварству». 11
В исследованиях М.Г. Курбанова были предложены три исторические формы «варварства». Рассматривая его как «сквозное состояние в историческом становлении человечности», он выделяет архаическое, которое существовало в условиях дикости,
12 Как мне представляется, с исторической точки зрения подобная типология «варварства» как явления противостоящего цивилизации вполне правомерна. Во-первых, «варвар» и «варварство» применительны для обозначения архаического этапа первобытности, как стадии развития человечества (концепция А. Фергюсона, Л. Моргана, Ф. Энгельса), которая началась с изобретения гончарного производства и завершилась появлением письменности. 13 «Варварство» - это эпоха введения животноводства и земледелия, обучения способам увеличения продуктов природы при помощи человеческой деятельности «варвара». Во-вторых, иной специфический смысл, другие признаки «варвары» и «варварство» приобретают в архаических обществах, существующих одновременно с древними цивилизациями и находящимися с ней в тесном взаимодействии. Наиболее ярко этот процесс раскрывает история Великого переселения (II-VII вв.) когда консолидированное пространство этнических варваров стало для цивилизации не только «зоной опасности», но впервые в истории, как казалось, «меткой» простых решений. Ибо это были уже не просто «варвары», а «варвары» pene consimiles, «почти похожие» на представителей цивилизованной части Ойкумены. Варварский компонент проявился как индикатор кризиса и начала становления новой цивилизации. Следует отметить и то, что как терминологический феномен, «варвар» и «варварство» актуализируются именно в переходные эпохи. 14 И, наконец, третий вариант употребления терминов «варвар» и «варварство» присутствует в гуманитарном дискурсе для обозначения деструктивных, разрушительных процессов проходящих в рамках самой цивилизации, как отражение нерешенных острых проблем, очертив тем самым наиболее опасные зоны, угрожающие стабильности и развитию самой цивилизации или межцивилизационным контактам (антитеза диалогу цивилизаций). 15
Как понятия, «варвары» и «варварство», впервые, почти одновременно, сформулироваы античной и китайской письменной традицией. Через бинарные
11 Мотрошилова Н.В. 2010, 79-80. 12 Курбанов М.Г. 2006, 120; Он же. 2008, 73. 13 Фергюсон А. 2010; Морган Л.Г. 1931; Энгельс Ф. 1980. 14 В возрастающем потоке литературы отмечу, прежде всего, касающиеся дихотомии «цивилизация-варварство», например: Wolfram H. 1980; Idem.1990: Cameron A., Long J. 1993; Pohl W. 2005; Goffart W. 2008; Inglebert H. 2009;
15 Литература по этим вопросам обширна. См. наиболее подробное и полное исследование Ионова И.Н. 2007, а также монографию Мотрошиловой Н.В. 2010, в которых представлен философско-категориальный анализ понятий «цивилизация» и «варварство», в том числе в современной их интерпретации. Основные «болевые» точки сражений вокруг бинарных конструкций, а также «варварской цивилизации», подробнейшим образом рассмотренные И.Н. Ионовым (Ионов И.Н. 2007. 4.4), еще раз подтверждают: теоретические исследования истории цивилизаций вне феноменологического их осмысления, также как изучение истории цивилизаций без ее теоретического анализа, по сути, уводит обсуждение актуальной варварской проблематики на тупиковую идеологизированную и стереотипизированую территорию.
антропологические оппозиции «мы – они», «греки – варвары», «римляне – варвары», «хуася-варвары» обозначилась «чужая» этническая, культурная и языковая целостность племен и народов, обитавших вне пределов Греко-римской и Китайской цивилизаций. В понимании греков «мы» - это жители полиса, т.е. «свои», а «они» - это чуждые образу жизни эллина, не знающие полисных ценностей, т.е. «чужие» народы и племена. Исследуя эволюцию доктрины превосходства греков над варварами, Л.П. Маринович обратила внимание на то, что хотя и существовало представление об эллинах и варварах как двух частях человечества равных друг другу, все же преобладало убеждение об исключительности греков. 16 Несмотря на дух открытости, уже к концу IV в. до н.э. у греков сформировался негативный образ варвара, «… понятие «варвар» обладало теперь высоким уровнем абстрагирования … превратилось в собирательный образ … и стало штампом массового сознания». 17
Если состояние варварства ассоциировалось у греков с низким интеллектуальным уровнем, неспособностью к разумному рассуждению, то римляне соотносили «варварство» прежде всего с бедностью и отсутствием государственности. Для них оно наиболее полно и последовательно было представлено германскими племенами, как неким эталоном нецивилизованного, примитивного образа жизни, контрастирующего с культурой Рима. У Тацита, как отмечал Г.С. Кнабе, в вековом противоборстве «двух взаимоисключающих укладов жизни столкнулись Imperium, т.е государственный организм, подчиненный опирающейся на военную силу центральной власти, и Germanorum libertas – хаос местнических интересов и эгоистического своеволия». 18
Трагически непримиримую тацитовскую дихотомию «римляне-варвары» римское массовое сознание сохраняло на протяжении многих столетий. Г.С. Кнабе, со свойственной ему лаконичностью, сформулировал ее предельно точно: «Римляне возделывают землю, германцы ее «насилуют»; культура предполагает деятельность, варварство означает либо пассивное приятие существующего, либо отношение к нему как к военной добыче; те, кто состязается с действительностью, стремятся выявить и использовать ее внутренние возможности; те, кто от этого состязания уклоняется, хотят только грабить». 19 Зафиксированное античной письменной традицией разграничение цивилизации и варварства довольно быстро прижилось, а само понятие «варвары» стало оценочным, рефлективным, направленным на осмысление поступков и действий греков и римлян, с целью оттенить их собственные положительные качества и достоинства. Выделение странностей поведения и образа жизни варвара как «чужого» рождало особую симпатию к «своему» миру и отказу от «чужого» как чуждого. Античная ментальность, порождая взаимное отчуждение, фактически разделила жителей Ойкумены на два мира - цивилизованный и варварский. Понятие «варвар» стало инструментом структурирования социокультурного пространства, что характерно не только для греко-римской древности. В VII-VI вв. до н.э. в Срединном государстве древних китайцев сложилась дихотомия «хуася-варвары». В мире, который был нацелен на идеал Высшей Гармонии и Абсолютного Порядка, оформилось представление о двух неравноценных половинах человечества – «хуася» и «варварах». Считалось, что хуася были настоящими людьми, а «варвары», согласно древнекитайской хронике «Цзочжуань» (IV в. до н.э.), имели лишь облик человека, оставаясь, в сущности, «шакалами и волками». 20 Это разделение не подлежало изменению, хотя грань между ними, по мнению М.В. Крюкова, была весьма подвижной, притом однонаправленной, что засвидетельствовал Мэн-цзы: «Я слышал, что [хуа]ся изменяли варваров, но чтобы [хуа]ся изменялись под воздействием варваров, такого мне слышать не приходилось». 21 «Варвар» для хуася оставался неполноценным 16 Маринович Л.П. 2006. 29. 17 Маринович Л.П. 2006. 24-25. 18 Кнабе Г.С. 1975. 71. 19 Кнабе Г.С. 1975. 76. 20 Крюков М.В. 1982. 150; Он же. 1984, 10. 21 Цит. по: Крюков М.В. 1982. 151. человеком и его хабитус не зависел от политической конъюнктуры, но определялся происхождением, языком, культурой и бытовыми привычками отличными от этических ритуально-церемониальных норм «хуася». Итак, уже на этапе становления древних цивилизаций «варвар» и «варварство» обозначились и как реальность, и как способ ее понятийной организации, став образным конструктом для характеристики «чужого» мира отличного от «своего». Вся последующая история цивилизационного обустройства мира подтверждает, что ни один народ не называл себя словом «варвар», а употреблял его только по отношению к другим народам. Следует, на мой взгляд, также обратить внимание и на то, что системное, сравнительное исследование антропологических бинарных оппозиций в рамках локальных цивилизаций представляется актуальным и чрезвычайно перспективным. В связи с переводом, комментированием и интерпретацией письменных текстов, смысловая нагрузка понятия «варвар» постоянно находилась в зоне пристального внимания. 22 На мой взгляд, представляется перспективным в дальнейшем собрать и систематизировать известные формулы «варвара», чтобы уточнить каков он в структуре постоянно меняющейся системы представлений, насколько возможно дифференцировать этнические, этические и потестарно-политические грани «варварского стереотипа». 23 Аннотативная роль слова «варвар», как универсального «накопительного фактора» прошлого, одна из практически неразработанных проблем современной варварологии. «Варвар» - термин мобилизующий, фиксирующий различную поведенческую логику действий конкретно-исторического актора. Вероятно, каждая эпоха формировала свою концепцию «варварского стереотипа», исходя из конкретно-исторических обстоятельств, политической и идеологической подоплеки, философских, мировоззренческих, литературных, наконец, просто эмоциональных предпочтений не только пишущих, но и читающих. Мне представляется, что одна из задач современной варварологии состоит в уточнении того, как в разных системах историописания отразилось это обостренное чувство «свой-чужой», как формировалось особое мировосприятие, основанное на принципе разделения мира, и какое место в этом разделении отводилось «варварам» и «варварству». 24
Во II-VII вв. в эпоху Великого переселения «варвар» как «другой» был окончательно изгнан из области позитивных ценностей. Термин «варвары» использовался в качестве самой общей этнической дефиниции конгломерата племен, населявших как ближнюю, так и дальнюю периферию античного мира. Образ «варвара» в период Великого переселения народов традиционно следовал оппозиции «варвары – не римляне». Tanta scriptorium turba вплоть до настоящего времени продолжают искать ответ на тривиальные вопросы: кто скрывается под ёмким понятием «варвар» и как проявлялось его «варварство»? Как известно, ассоциативный образ «варвара» сформирован античной исторической традицией еще до начала Переселения, когда семантика термина определялась антитезой «эллины – варвары», «римляне – варвары». Три круга ассоциаций делали восприятие этого образа автоматическим, Первый – этнический: «варвар» - это иностранец, чужеземец, человек вне границ римского цивилизованного мира. Второй, этический круг, заключался в формуле: «варвар – это не римлянин», ибо не воспитан в римских традициях, установлениях и ценностях, в служении rei publicae, как смыслу и норме человеческого бытия, не обладал пайдейей, отсталый и неграмотный человек. И, наконец, незнание греческого и латинского языков – верный признак варварства. В целом содержательная характеристика варваров основывалась на балансе неприятия и заинтересованности, что и отразила лексика сочинений латинских и грекоязычных авторов. В подавляющем большинстве случаев понятие «варвары» привязывалось к военному контексту и, как правило, сопровождалось словами: «разрушили», «осадили»,
22 См., например: Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шишова И.А. 1982; Подосинов А.В. 1985; Он же. 2002; Свод. 1991; 1995; Подосинов А.В., Скржинская М.В. 2011. 23 См., например: Бибиков М.В. 1981, 49-51 (II, 6: К анализу этнического портрета); Подосинов А.В. 1984, 31-34 (I, 5: «Варвары» и «варварство»); Грацианская Л.И. 1999, 46-58. 24 См., например: Чужое: опыты преодоления. 1999: Античная цивилизация и варвары. 2006. «опустошили», «совершили нападение». Но по мере того, как племена варваров заселяли и осваивали римские земли, к ним применялся набор других слов-эквивалентов: вместо «варвары» - manus, globus, gens, populus, exercitus, или конкретные этнонимы, иногда как определение - populus Alamanorum, gens Francorum. Понятие «варвары» фигурирует уже не так часто, но становится все более жестким. Теперь это не просто невежественный иноземец, но крайне агрессивный и непредсказуемый чужестранец, носитель разрушительного начала. Множественность варварских племен все чаще ассоциируется с «войском», а «войско» с неорганизованной «толпой». Толпа представлялась как «перемешанная» (permixta, mixta, immixta), «беспокойная» (tumaltisa), «небоеспособная» (imbellis). Для людей этого времени «варвар» – это негативный «иной», модель поведения которого, представляя неудержимую агрессию, стала своеобразным «логотипом врага». Одновременно, на фоне негативного «варварского стереотипа» появляются и новые семантические оттенки, связанные с иными представлениями о «варваре». Он иногда не только «враг», «неприятель», но «союзник», «вероломный союзник», «друг-союзник», «соратник». В привычном обиходе грекоязычной интеллектуальной элиты IV-VI вв. применительно к варварским племенам использовались также термины «чужеземный», «иноплеменный», еще в V в. по-прежнему различался «варвар» и «гость», «чужеземец». 25
«варвары» на всю «заграницу», обозначить место варварства именно там, на периферии Ойкумены. В процессе Великого переселения место варварства в географическом пространстве впервые обрело свое название и все, что находилось за римским лимесом и не входило в Orbis Romanum, стало называться a barbarico, ad barbaricum, Barbaricum solum. Многие исследователи уже обращали внимание на то, что понятие «barbaricum» неоднозначно. 26 Латинская письменная традиция использовала это название в основном как географическое понятие, фиксирующее территории, где обитали многочисленные варварские племена, в то время как греческая придавала ему более широкое значение - все варварское, враждебное цивилизованному миру.
27
«Варвара» как такового характеризовало именно его «место обитания» - Barbaricum solum. Человеку цивилизованному оно представлялось большим невозделанным пространством, с труднодоступными, таящими опасность, лесными чащами, сумрачными областями, расположенными у крайних пределов земли. По мнению римлян, именно такие природные условия и препятствовали зарождению цивилизации, способствуя сохранению у жителей Барбарикума примитивного образа жизни. Представлялось, что в Барбарикуме отсутствовала какая-либо стабильность, шло непрерывное «переселение». Здесь помещался антипод цивилизации – хаос во всех его проявлениях, как природных, так и социальных. Это пространство не знало организованной налаженной жизни полисного типа, бурлило странными странствующими народами, живущими в хаосе местнических интересов, без законов и справедливости. Вряд ли можно согласиться с В. Гоффартом, который полагает, что Барбарикум фактически был «…дезорганизованным и неблагополучным продолжением…» Римской империи. 28 Иначе, почему у римлян, также как у древних китайцев, появилась потребность отделиться от мира, как им представлялось, «непохожих на нас»? И это наступившее историческое время А. Тойнби назвал «эпохой установления границ». 29
25 Иванов С.А. 1987. 27-32; Буданова В.П. 1997. 13-14; Она же. 2000. 8-9. 26 Подробнее об этом см.: Lechner K.1954, 1-37, 74-137; Idem. 1955, 292-297; Weiler J. 1965, 34-39; Подосинов А.В. 1984, 32; Буданова В.П. 1988, 60; Грацианская Л.И. 1999, 46-47; Маринович Л.П. 2006, 5-29. 27 Eutrop. VII. 9; IX. 4; Philostorg. Hist. eccl. II. col. 2348; Amm. Marcell. XVII. 5, 6; 12, 21; XVIII. 2, 14; XXVII. 5,6; Oros. I. 2, 53; VII. 28,29. 28 Goffart W. 2008. 860 («… a disordered and disadvantaged extension…»). Большинство исследователей придерживается мнения, что Барбарикум – это земля варваров. См. одну из новейших работ: Kulikowski M. 2009. 46 (« … barbaricum la terre des Barbares, l’antithèse de la civilization…»). 29 Тойнби А.Дж. 1991. 541. Первая в Европе граница, римский limes, имела явно военный, сопряженный с опасностью смысл. 30 Известно, что феномен «границы» подразумевает не только материально осязаемое четко очерченное географическое пространство, но огромное количество разнообразных взаимосвязанных политических, экономических, культурных, психологических и иных «рубежей» и размежеваний. 31 И хотя граница возводилась цивилизацией (лимес в Европе, Великая стена в Азии), факт установления подобных препятствий придавал силу, прежде всего племенному миру, формируя у «варваров» чувство единства, ибо вводимые ограничения замыкали пространство варварского мира и усиливали в нем коммуникативные процессы. Обильная этнонимия нарративных текстов II-VII вв. свидетельствует о том, что limes консолидировал «котел народов» Барбарикума, ускорял кристаллизацию этнического самосознания отдельных племен. В сознании первобытного человека окружающий мир также начинал восприниматься как разделенный на два противоположных мира на мир «свой» и мир «чужой». Граница усиливала энергию племен путем активизации их честолюбия, но со временем, когда темп эволюции стал им навязываться, цивилизация становилась для племен не самой подходящей стратегией выживания. Именно в эпоху Великих переселений варвары пережили кризис идентичности, потерю корней, в итоге – наибольшее количество исчезновений племен и этносов. Граница не только разделила два мира, но и обозначила районы противостояния как в Европе (области Рейна и Дуная), так и в Азии (от Ляодуна до Ганьсу). Великая стена упорядочила торговые контакты между китайским государством и миром кочевых племен, развивая традиционные торгово-экономические связи и создавая новые. 32 Рим, проводя торговые операции с племенным миром, также надеялся удержать чрезмерный азарт и склонность к авантюрам германских вождей. Однако такая политика давала противоположные результаты. Немалая часть торговых доходов концентрировалась в руках племенной знати, что в одних случаях сдерживало стремление к грабежам и вторжениям, а в других, в поисках добычи, стимулировало новые рейды в империю. В отличие от Рима в Древнем Китае такой компонент взаимоотношений с варварским миром, как торговля, являлся куда более значимым, а порой и ключевым. Китайская империя, налаживая оживленную торговлю с западом (Кушанское и Парфянское царства, Римская империя), подчиняла и истребляла различные племена, в том числе и сюнну (хунну), обитавших у северных и северо-западных границ Ханьской империи. Именно через эти районы варварских кочевий проходил торговый путь на запад, известный как Великий шелковый путь, борьба за который длилась столетиями. 33
образу жизни», ибо она, как место действия и как препятствие, существовала, чтобы ее преодолевать. Преодоление свойственно варварскому мышлению и в иррациональном сознании первобытного человека цивилизация становилась злым источником всех его бед. Прежде это место занимали хищники, природные стихии, а также другие племена, угрожавшие жизни его близким или ему самому. Теперь граница становится «тягучей зоной», основным местом, рядом с которым разворачивались военные противостояния, и война, как вариант охоты, превращалась в один из способов накопления сил для племени, настроенного на выживание. Установление границы – первый психологический проигрыш цивилизации варварству, один из парадоксов ее «победы» над «варварами» требующий детального исследования. И в дальнейшем, чем более воинственные шаги предпринимала цивилизация, тем меньше шансов оставалось у «варваров» потерпеть поражение от нее. Таким образом, в эпоху Великиого переселения мир примитивный, варварский, дикарский был окончательно отделен от цивилизации, а «варвар», чтобы быть принятым
30 Подробнее об этом см.: Laser R. 1976, 280-295; Колосовская Ю.К. 2000. 31 См., например: Тойнби А.Дж. 1991. 541-545; Prescott J. 1978; Frontitrs. 1990; Bujskich S.B. 1994. 165-174. жүктеу/скачать 2,97 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|