Литературное воспитание в процесссе глобализации

Ж.Ж.Жарылғапов 
70 
Вестник Карагандинского университета 
Zh.Zh.Zharylgapov 
Literary education in process of globalizations 
In article considered difficult social- psychological problems of society and modern literature. Defined influ-
ence of scientific and technical process on literary creativity at the XX beginning of XXI centuries. Analyzed 
a role of culture and art, their influence on forming of humanism in a humanitarian area. Аccented attention is 
on a man in history of Kazakh literature, on the aesthetic values of modernity on the example of humanistic 
principles. Shown the ways of decision of difficult problem in education of rising generation in modern litera-
ture. 
 
References 
1  Kudayberdyuly Shakarim. Zholsyz zhaza: verses and poems, Almaty: Zhalyn, 1988, p. 87. 
2  Migdal A.B. Chto I read today: Answer to the questionnaire // Litas. newspaper, Moscow, 1989, January, 4 . 
 
 
 
 
УДК 82.0 
Л.Р.Шевлякова 
Карагандинский государственный университет им. Е.А.Букетова (E-mail: viva_lubov@mail.ru) 
Пространство дома в романе Л.Улицкой «Медея и ее дети» 
В  статье  проанализированы  художественные  средства  воссоздания  реального  пространства  героев 
произведения, выявлена динамика перерастания реального пространства дома главной героини в ус-
тойчивый  мотив,  играющий  структурообразующую  роль  в  произведении.  Автором  статьи  показано 
как через воссоздание различных аспектов внешнего мира героев проявляется их характер, внутрен-
ний мир и их отношение к миру внешнему. 
Ключевые слова: Людмила Улицкая, женская проза, философско-психологическая проза, пространст-
венное  поле,  образ  дома,  замкнутое  пространство,  внешнее  (бытийное)  и  внутреннее  (психологиче-
ское) пространство, психологический образ, мотив порога, «чужое» пространство, локус. 
 
Людмила Улицкая вошла в современную литературу как создатель нового женского романа. Её 
произведения можно назвать «прозой нюансов» [1]. Тончайшие проявления человеческой природы и 
детали быта выписаны у нее с особой тщательностью, она облекает их в одежды яркого незаурядного 
языка и представляет читателю. Ее повести и рассказы проникнуты совершенно особым мироощуще-
нием, которое, тем не менее, оказывается близким очень многим. 
В настоящее время существует много различных мнений по поводу того, к какому направлению 
относится  творчество  Л.Улицкой.  Большинство  исследователей  считают,  что  оно  непосредственно 
связано с женской прозой. Сама же Л.Улицкая никогда публично не возражала против рассмотрения 
ее творчества в рамках женской прозы, тем не менее, в одном из интервью она выразила свое недо-
вольство  попытками  систематизации  литературы  по  половому  признаку: «Тем,  кому  приходилось 
составлять каталоги чего угодно, прекрасно известно, что нужен принцип, по которому сортируются 
предметы. Это может быть алфавит, год рождения автора, его пол или национальность. Или, напри-
мер,  место  жительства.  Каждый  из  этих  принципов  имеет  право  на  существование.  Если  кому-то 
удобно систематизировать литературу по половому признаку, это его полное право. Мне кажется, что 
разумнее подходить по жанровому принципу. Но я от прежних лет сохранила большое отвращение к 
систематизации как таковой и всегда предпочитаю рассматривать произведение искусства и литера-
туры как личную встречу, как переживание. А «М» и «Ж» гораздо более важно в тот момент, когда 
останавливаешься перед общественной уборной, соображая, в какую дверь тебе следует войти» [2]. 
А.Молчанов  в  своей  статье  «Настоящая  женская  проза,  или  Феномен  Людмилы  Улицкой»  пи-
шет: «Намеренно  прибегнув  к  этой  общественно-сортирной  терминологии,  писательница  выразила 
явное раздражение в адрес тех, кто называет ее прозу женской. Позиция знакомая и, в общем-то, по-

Пространство дома в романе Л.Улицкой  ... 
Серия «Филология». № 4(72)/2013 
71 
нятная. В критике не только последнего времени, но и вообще двадцатого века, к сожалению, бытует 
такой стереотип: женская проза — плохая проза, а женская поэзия — вообще не поэзия» [1]. 
Исследователь так определяет место Л.Улицкой в современной литературе: «Литературное мас-
терство Улицкой и ее общий литературный уровень не просто высоки, а весьма высоки, и были спра-
ведливо оценены по заслугам. Умеющих, а главное, желающих и готовых писать, как она, оказалось 
совсем  немного,  и  писательница  уверенно  и  быстро  заняла  свою  нишу — нишу  философско-
психологической женской прозы, написанной густым и ароматным языком» [1]. 
Художественный  мир  романа  Л.Улицкой  строится  на  основе  столкновения  пространственных 
фрагментов. Писатель весьма тщательно изображает элементы художественного пространства. Автор 
воссоздает различные аспекты внешнего мира, тесно увязывая их с характером героев произведения. 
Зачастую в романе пространство героев выступает как важнейший источник представлений о мире их 
чувств. Это дает нам возможность увидеть и глубже понять внутренний мир героев. 
Несомненно,  главной  и  центральной  героиней  романа  Л.Улицкой  «Медея  и  ее  дети»  является 
Медея. Пространственное поле героини зачастую ограничено пределами дома. В связи с этим перво-
начально мы рассмотрим наиболее значимый для романа и для раскрытия внутреннего мира главной 
героини — Медеи — образ дома, который составляет важную часть художественного пространства и 
играет в романе значительную структурообразующую и сюжетно-композиционную роль. 
Как  указывает  С.С.Аверинцев,  образ  дома  «обжитый  и  упорядоченный  мир,  ограждённый  сте-
нами от безбрежных пространств хаоса» [3], является сквозным для русской литературы XX столе-
тия. Феномен дома рассматривался с самых различных сторон философами, психологами, культуро-
логами, искусствоведами и литературоведами. Например, философ О.Шпенглер отмечал, что «дом — 
это самое чистое выражение породы, которое вообще существует… Душа людей и душа их дома — 
одно и то же» [4]. Дом — один из основных феноменов человеческого бытия, важнейшая структура в 
жизни человека. М.Ю.Лотман в книге «Беседы о русской культуре» в связи с образом дома отмечает, 
что «история проходит через Дом человека, через его частную жизнь», дом, несомненно, включен в 
«мир символов и знаков, составляющих пространство культуры» [5; 99]. В XX столетии эта связь все 
более и более усиливается. Дом постепенно перерастает в устойчивый мотив, играющий структуро-
образующую  роль  в  литературном  произведении.  Это  особого  рода  замкнутое  пространство,  отде-
ленное от внешнего мира. В этом месте человек не может прибегнуть ни к чьей защите. Он остается 
один перед лицом судьбы. 
Характеризуя реальное пространство главной героини Медеи, следует отметить его постоянство. 
Этим пространством является ее дом. Основные сюжетные события происходят именно в доме Ме-
деи, пространственное поле героини ограничено его пределами. Но это замкнутое пространство име-
ет тенденцию к расширению, размыканию. Этому способствуют образы равнины, гор, моря, дорога к 
кладбищу, а также сами герои, съезжающиеся сюда каждый год. Мы видим, как, «спустя много лет, 
бездетная Медея собирала в своем доме в Крыму многочисленных племянников <…> и вела над ни-
ми свое тихое ненаучное наблюдение» [6; 13]. 
Куда бы ни уезжали члены семьи, они всегда возвращаются в ее дом и, возвращаясь, окунаются 
в привычную атмосферу любви и семейного уюта, которого они не знали в своих домах. Поэтому не-
случайно  автор,  характеризуя  пространство  Медеи,  делает  особый  акцент  именно  на  доме: «Родом 
она была из Феодосии, вернее, из огромного, некогда стройного дома в греческом поселении, давно 
слившемся  с  Феодосийской  окраиной.  Ко  времени  ее  рождения  дом  потерял  изначальную  строй-
ность, разросся пристройками, террасами и верандами…» [6; 11]. Автор подчеркивает, что не из Фео-
досии, а из дома была родом героиня. 
Улицкая словно нарочно не дает нам подробного внешнего описания дома Медеи. Мы узнаем, 
что он «стоял в самой верхней части поселка, но усадьба была ступенчатая, с террасами…» [6; 18]. 
Зато  внутренне  пространство  дома  представлено  достаточно  подробно.  Дом  Медеи  внутри  очень 
одухотворен, ведь в доме была «умная печурка, которая брала мало топлива, но давала много тепла» 
(С. 18). Была летняя кухня, сложенная «из дикого камня, на манер сакли, одна ее стена упиралась в 
подрытый склон холма, а низенькие, неправильной формы окна были пробиты с боков. Висячая ке-
росиновая лампа мутным светом освещала стол…» [6; 25]. В доме Медеи все очень просто, но тепло 
и светло в этом доме. 
Образ Медеи гармоничен. Именно она вносит во все порядок, она все гармонизирует. Поэтому 
люди, ее «дети», не находящие «своего» места, пространства в этой жизни, так тянутся к ее дому, к ее 
пространству.  Медея  была  человеком,  ни  в  чем  не  погрешившим  против  правил  нравственности,  и 

Л.Р.Шевлякова 
72 
Вестник Карагандинского университета 
было в ней то, что позднее заставит Сандрочку сказать, улыбаясь: «Праведница у нас была одна...» [6; 
274]. Самуил Яковлевич говорил Медее: «Я почувствовал, что рядом с вами нет страха» [6; 63]. Стра-
ха действительно не  было, а  было глубочайшее  наслаждение  жизнью  во  всех  ее  проявлениях. Про-
странство  Медеи  занимает  почти  все  повествование,  несмотря  на  то,  что  оно  на  протяжении  всего 
романа  почти  всегда  статично.  Ее  «дому»  нет  границ — это  и  море,  оно  «в  этом  труднодоступном 
месте было чистейшим, драгоценным, как будто каждый раз заново завоеванным» [6; 77]; и горы, и 
кладбище, замечательные походы к морю, в которых рождались близость, единение, а душа наполня-
лась до самых глубин. Это и обед у костра, и отдельный каменный стол для малышей. Все это тради-
ции, без которых нет дома, нет семьи. Милое, радостное, счастливое время — жизнь в Медеином до-
ме. Ее дом хранит особый смысл. «Каждый приезжающий привозил подарки, и Медея принимала их 
как будто не от своего имени, а от имени дома» [6; 19]. 
Ритм жизни, порядок и дисциплина, заведенные в доме, обусловили образ жизни, умонастроения 
и  чувства  членов  семьи. «Вскоре  дом  наполнился  маленькими  узнаваемыми  звуками:  прошлепала 
босыми ногами Ника, Маша звякнула крышкой ночного горшка <…> щелкнул выключатель, раздал-
ся приглушенный смех» [6; 51]. 
Все жизненные дороги ведут к дому. Когда муж Медеи смертельно заболел, она везет его уми-
рать не куда-нибудь, а именно домой, заметим, что только с этим моментом в романе связано суже-
ние пространства Медеи. Медея и ее муж все реже выходят из дому: «Самуил перестал выходить на 
улицу <…> попросил повесить в его комнату плотные занавески <…> Окна теперь держали закры-
тыми <…> и в доме стоял восточный сладкий аромат» [6; 174]. В этот момент жизни героини про-
странство дома постепенно сужается до минимума, становится сжатым, закрытым, ограниченным. 
Медея,  найдя  письмо  Сандры  Самуилу,  узнает  об  их  предательстве.  Героиня  делает  попытку 
бросить дом, уехать, найти силы, поддержку в другом. Она едет к Леночке, покидая надолго свой дом 
всего второй раз в жизни. Мужем она была оскорблена, сестрой предана, поругана даже самой судь-
бой, не давшей ей детей. На душе томно, кажется, жизнь кончилась. На какое-то время «свое» про-
странство становится ей «чужим», поэтому она бежит отсюда, из дома, ищет защиту в другом месте. 
На какое-то время дом утрачивает свои функции «крепости» — защиты, столпа, опоры и надежности. 
Дом становится сгустком отношений между людьми, отражая новый характер их связей. 
«Медея до того времени провела всю свою жизнь безотлучно в одних и тех же местах, если не 
считать единственной поездки в Москву с Сандрочкой и ее первенцем» [6; 181]. Убежав из дома, Ме-
дея живет у своей подруги. Смотрит Леночка на подругу в церкви и думает: «Стоит, как скала по-
среди моря…» [6; 204]. Мы видим, что Медея в представлении Леночки находится вне конкретного 
пространства. Медея была в этот миг олицетворением всей жизни. «И новые слезы накатили на Ле-
ночку, уже не о Медее, а обо всей жизни <…> и это было счастливое мгновение полной потери памя-
ти о себе, минутного наполнения сердца не своим, суетным, а Божьим, светлым, и от переполнения 
сердце ломило…» [6; 204]. 
Через три дня Медея возвращается в свой дом. Это говорит о невозможности жизни Медеи вне 
пространства дома. Ей хотелось скорей домой. Ведь именно там ее жизнь, там ее силы, там ее душев-
ный покой, именно там внутренний стержень всего, что происходит в жизни. Ей необходимо ее, род-
ное, «свое» пространство. Таким образом, пространство дома приобретает амбивалентный характер: 
с одной стороны, оно сужается до минимума (комната Самуила, часть комнаты, уголок, стул, на ко-
тором сидит Самуил во время болезни), а с другой — расширяется до космических масштабов. Не-
смотря на то, что дом обладает качествами закрытого пространства, дом Медеи является открытым, 
безграничным, объемным; ее дом, по сути, становится целым миром. 
Духовное пространство Медеи очень богато. Истоки характера Медеи в ее глубочайшей нравст-
венной интеллигентности. Интеллигентность эту Медея впитала с самим воздухом, который помогал 
ей понять, что настоящая любовь не нуждается в словах. Любовь к своим детям она не выпячивала, 
«считалось, что она их любит». А «считалось» потому, что не было в этих отношениях того проявле-
ния любви, к которому все привыкли, было лишь «наблюдение», но это самое наблюдение и выража-
ло любовь, которую нельзя было не почувствовать. Любовь была как само собой разумеющееся, как 
была сама Медея, был ее дом, было море, воздух, солнце. 
Художественное пространство Медеи на протяжении всего повествования — статично, постоян-
но, ограниченно, а, следовательно, замкнуто. Но это закрытое пространство тяготеет к размыканию и, 
в итоге, расширяется. Говоря о внутреннем пространстве героини, следует отметить, что оно духовно 

Пространство дома в романе Л.Улицкой  ... 
Серия «Филология». № 4(72)/2013 
73 
богато. Герои романа, ее «дети» стремятся к ее внутреннему миру и внутреннему пространству. Это 
мы можем пронаблюдать, анализируя пространство остальных героев. 
Характеризуя реальное пространство героя романа Валерия Бутонова, следует отметить его ди-
намичность.  Это  единственный  герой  в  романе,  у  которого  пространство  представлено  столь  под-
вижно.  Это  очень  энергичный  персонаж.  Все  события  его  жизни  даны  убыстренно,  одно  событие 
следует за другим. Иногда очень трудно уловить всю последовательность событий. Причем автор их 
умещает в рамках одной главы. Мы наблюдаем, как в маленьком отрезке повествования с огромной 
скоростью Бутонов перемещается из одного пространства в другое. Он преодолевает пространство за 
пространством. Глава, повествующая о жизни этого героя, начинается с упоминания о родине Буто-
нова — селе  Расторгуеве,  затем  автор  говорит  о  его  доме,  площадке  для  игры  позади  автобусной 
станции.  Далее  описывается  начальная,  средняя  школа,  секция  ЦСК,  юношеская  сборная,  цирковое 
училище, армия и т.д. Его жизнь — это бесконечная смена деятельности, это бесконечные поиски. В 
связи с этим следует говорить о таком пространственном образе, как «перепутье». Этот образ вводит 
в текст романа мотив выбора, перед которым оказывается герой. Этот мотив соотносится с мотивом 
дороги,  точнее  выбора  дороги,  пути.  Мотив  выбора  пути  является  доминирующим  при  раскрытии 
образа Валерия Бутонова. Герой на протяжении  всего  романа  находится  в  поисках своего  пути.  Он 
берется то за одно дело, то за другое. В начале мы его видим спортсменом, затем циркачом-атлетом, 
он  пытается  покорить  воздух,  затем  он  увлекается  стрельбой.  Тоже  самое  происходит  у  него  и  с 
женщинами. Нельзя сказать, что ни одно его увлечение, ни одно его занятие, дело не увенчалось ус-
пехом. Удача сама идет к нему в руки. Но как только на его жизненном пути появляется преграда, 
Бутонов  опускает  руки.  Мы  считаем,  причина  в  том,  что  герой  часто  меняет  свое  пространство — 
неудовлетворенность  настоящим,  неумение  бороться  с  трудностями.  Бутонов  в  какой-то  мере  при-
влекает своей способностью к преодолению пространства, но в то же время такая его динамичность 
свидетельствует о непостоянстве героя, о его ненадежности. Мы понимаем, что герой не нашел сво-
его места, своего пространства в этой жизни, отсюда проистекают и все его метания. Герой не удов-
летворен «своим» пространством, поэтому он ищет поддержки в пространстве «чужом». 
Дом  Бутонова, несмотря  на  то, что он всегда противопоставлен внешнему, «чужому» миру, не 
является ему «своим» пространством. Он ему «чужой»: «В доме было холодно, казалось, что внутри 
холоднее, чем снаружи» [6; 250]; «…он затопил  печку, открыл  банку завалявшихся  консервов <…> 
другого ничего в доме не было» [6; 250]. Вечно грязный, в нем всегда неубрано, кругом мусор, вечно 
ремонтируемый дом, в нем царит хаос. Это достаточно неуютное, непривлекательное, неприглядное 
место.  Герой  избегает  своего  дома.  А  ведь  именно  дом  вызывает  богатейшие  ассоциации  с  челове-
ком, он  характеризует внутренний мир героя: «Машин приезд  совпал  с  разгаром заброшенного  два 
года  тому  назад  ремонта  дома» [6; 245]; «здесь  [в  доме]  было  по-прежнему  пыльно  и  захламлено. 
Бутонов споткнулся о выбитое сиденье венского стула…» [6; 258]. 
Бутонов  это,  пожалуй,  единственный  герой  в  романе,  внутренний  мир  которого  представлен 
столь скупо, набросками. Этот герой психологически не выражен. Автор подчеркивает схематичный 
психологический образ Бутонова: «Он был пуст, как печная труба, а вернее, как гнилой орех, потому 
что пустота его была замкнутая и округлая, а не сквозная…» [6; 244]; «Еще говорила [Ника], что он 
[Бутонов]  пустой  человек…» [6; 256]. Духовное  пространство  этого  героя  можно  связать  с  его  ду-
шевной пустотой, опустошенностью. Пространственный образ Бутонова — это бегущий герой, бегу-
щий от себя, любовниц, жены, дома. 
Несмотря на столь динамичное  пространство героя, оно является закрытым  и  сжатым. Все  его 
динамичные перемещения в пространстве ни к чему не приводят. Он словно остается на одном месте. 
Даже фамилия этого героя символична. По нашему убеждению, выбором имени Л.Улицкая дает пря-
мую  характеристику  герою.  Ведь  «бутон» — это  только  «почка  цветка».  Семантика  слова  «бутон» 
влечет за собой определение чего-то незрелого, несовершённого, и в то же время нераскрывшегося, 
то  есть  закрытого,  сжатого,  замкнутого.  Таким  образом,  художественное  пространство  Валерия  Бу-
тонова динамично, но, несмотря на все его движения, сужено, сжато и замкнуто. Бутонов бежит от 
своей действительности, «своего» пространства, своего образа жизни. Поэтому герой ищет спасения 
в пространстве «чужом» — пространстве Маши, Ники и, конечно, Медеи. 
Замысловато, непросто, очень своеобразно пространство другой героини романа — Маши. В об-
разе Маши мы видим тесное переплетение, взаимодействие идеального (духовного) и реального про-
странства.  Маша  живет  в  своем  внутреннем  мире,  недоступном  никому  другому.  Зачастую  то,  что 
происходит в ее внутреннем мире, происходит подсознательно. Внутренний мир Маши духовно бо-

Л.Р.Шевлякова 
74 
Вестник Карагандинского университета 
гат и очень сложен. В романе внутреннее пространство Маши представлено очень четко и ярко вы-
ражено. Для раскрытия образа этой героини значительную роль играет ее внутреннее пространство. 
Автор сам неоднократно подчеркивает замысловатость пространства Маши: «Незаконченные строч-
ки появлялись в пузыристом пространстве Маши, поворачивались боком и уплывали, мелькнув не-
ровным хвостом...» [6; 217]. 
В романе очень подробно дается история жизни Маши, начиная с ее раннего детства. Это нам 
помогает  проследить  становление  героини  как  личности,  ее  внутреннего  мира,  ее  духовного  про-
странства. 
Трагедия,  случившаяся  с  Машей  в  детстве  (гибнут  в  автокатастрофе  ее  родители),  полностью 
меняет не только жизнь Маши во внешних ее проявлениях, но и внутренний мир, в душе героини со-
вершается некий слом. Именно с этого момента Маша живет в двух мирах — реальном (конкретном) 
и  идеальном  (воображаемом).  Сама  героиня  определяет  свои  миры  как  дневной  и  ночной: «…тот 
дневной мир <…>, в отличие от ночного, казался ей неталантливым» [6; 259]. 
Время ночное, отмечает Б.А.Есин, «время безраздельного господства тайных и чаще всего злых 
сил, а приближение рассвета <…> несет избавление от нечистой силы» [7]. 
Маша с тех пор всегда находится «на грани» — на грани между жизнью и смертью, между сном 
и явью, между миром реально существующим и воображаемым. В связи с этим важно отметить, что 
для раскрытия внутреннего мира, образа героини ведущим становится мотив порога — проникнутый 
высокой эмоционально-ценностной интенсивностью. Образ порога — это образ кризиса и жизненно-
го перелома. Само слово «порог» получает метафорическое значение и соотносится с моментом пе-
релома в жизни, кризиса, меняющего жизнь решения или же  нерешительности, боязни переступить 
порог. В литературе мотив порога всегда метафоричен и символичен, представлен иногда в открытой, 
но чаще в имплицитной форме. Смежными образу порога являются образы лестницы, окон, дверей, а 
они в свою очередь символизируют связь с потусторонним миром. Все эти образы очень важны при 
раскрытии  внутреннего  мира  Маши.  В  критические,  переломные  моменты  жизни  героини,  ее  про-
странство воплощается в образах дверей, окон и т.д. 
Большую смысловую нагрузку несет образ двери. Он играет роль границы между мирами, служа 
одновременно и пропуском, и преградой. После гибели родителей Маше снится всегда один и тот же 
сон: «В этом сне ровным счетом ничего не происходило. Просто открывалась дверь в ее комнату, и 
кто-то страшный должен был войти. Из коридора несло приближающимся ужасом <…> Кто и зачем 
распахивал  дверь,  которая  всегда  оказывалась  чуть-чуть  смещенной  от  двери  действительной…» 
[6; 241]. 
Ирреальная дверь неоднократно появляется в романе: «Он стоял в дверном проеме, всегдашний 
ангел <…> Маша  отметила,  что  проем  был  ложным:  настоящая  дверь  была  правее» [6; 264]. Эта 
смещенная  дверь  напрямую  символизирует  выход  в  потусторонний  мир.  Или  точнее  вход  потусто-
роннего  мира  в  пространство  Маши.  Так  как  именно  через  двери  чаще  осуществлялся  вход  в  про-
странство героини, а выход из этого же пространства осуществлялся сквозь окна. Неслучайно, выход 
из трудной, критической ситуации Маша видит именно в падении из окна. 
Когда до сознания Маши доходит, что есть такой выход, ей становится гораздо спокойнее: «Что-
то изменилось в Маше с того дня, когда она узнала о той девушке, которая «сиганула». Оказывается, 
существовала возможность, о которой она прежде не знала, и от этого ей сделалось легче» [6; 143]. 
Этим «выходом» Маша воспользуется, причем неоднократно. Первый раз она выбрасывается из 
окна еще в детстве, но остается жива, благодаря счастливой случайности. Перед тем как «шагнуть» 
из окна, Маша вновь видит сон: «А ночью ей снова приснился тот сон: открылась дверь из коридора, 
и кто-то ужасный медленно приближался к ней. Она хотела крикнуть и не могла» [6; 144]. 
Вновь  открывается  дверь,  и  кто-то  или  что-то  пытается  войти  в  пространство  героини.  Маша 
противится  этому  контакту,  пытается  вырваться  из  своего  пространства.  Выход  она  видит  только 
один — выпрыгнуть из окна: «Она рванулась, спрыгнула с постели, в странном состоянии между сном 
и явью придвинула стул к подоконнику, влезла на него и дернула шпингалет с невесть откуда взявшей-
ся силой. Первая рама открылась. Вторая распахнулась совсем легко, и она соскользнула с подоконника 
вниз, даже не успев почувствовать ледяного прикосновения жестяного фартука» [6; 144]. 
Вторая попытка героини выброситься из окна становится последней — Маша погибает. И вновь 
ситуация  повторяется. Героиня  находится  на  грани, на  пороге  между жизнью  и  смертью, сон и  явь 
соединяются.  Даже  сам  коридор,  в  котором  находится  Маша  в  данный  момент,  расположен  между 
комнатами: «Маша  стояла  в  коридоре  между  кухней  и  комнатой  на  ледяном  сквозняке,  и  вдруг  ей 

Пространство дома в романе Л.Улицкой  ... 
Серия «Филология». № 4(72)/2013 
75 
открылось <…>, что она уже стояла  однажды точно так в рубашке, в этом самом  леденящем пото-
ке…» [6; 266]. 
И вновь кто-то или что-то пытается ворваться в пространство героини, и она сама понимает, что 
это уже когда-то было: «Дверь позади нее сейчас отворится, и что-то ужасное за дверью… Ужас за 
дверью нарастал <…> фальшивая дверь тихо двинулась…» [6; 266]. 
Маша  пытается  спасти  себя,  свое  пространство  отчего-то  неведомого,  от  того,  что  таит  в  себе 
смещенная дверь, от чего-то ужасного за этой дверью. Пространство здесь, в комнате, является сжа-
тым,  удушающим,  подавляющим.  Ей  хочется  вырваться  наружу,  за  пределы  этого  замкнутого  про-
странства,  за  пределы  дома,  то  есть  остаться  один  на  один  со  смертью; «Маша  вбежала  в  комнату, 
толкнула балконную дверь <…> холод, дохнувший снаружи, был праздничным и свежим, а тот, ле-
денящий, душный, был за спиной» [6; 266]. 
Ю.М.Лотман отмечает: «Смерть выводит личность из пространства, отведенного для жизни: из 
области исторического и социального личность переходит в сферу вечного и неизменного» [5; 8,9]. 
Маша переступает эти пределы дома. Единственный способ, который она находит для выхода в от-
крытое пространство, для своего спасения от безвыходности, то есть замкнутости, — это выход в ок-
но: «Маша  вышла  на  балкон <…> обернулась — за  дверью  комнаты  стояло  что-то  ужасное,  и  оно 
приближалось. <…> Маша  встала  на  картонную  коробку <…> и  сделала  то  внутреннее  движение, 
которое поднимает в воздух…» [6; 266]. 
«Выход в окно» не осознается Машей как самоубийство. И сам факт суицидной попытки и само-
го  суицида  не  был  ею  осознан.  Образ  порога,  который  на  протяжении  всего  романа  сопровождает, 
раскрывает  образ  героини,  является  границей  между  «домом»,  то  есть  замкнутым  пространством  и 
«простором»,  является  образом  открытого  пространства.  Так,  и  сама  героиня  находится  между  за-
крытым и открытым пространством, между своим домом и свободой. Чаще ее пространство закрыто, 
но Маша рвется из него, к более открытому. Закрытое пространство ей тесно, неуютно, некомфортно, 
героиня словно «перерастает» свое пространство. 
В связи с этим мы можем говорить о том, что образ дома играет значительную роль в раскрытии 
образа Маши. Дом для героини так же, как и дом для Бутонова, являет собой сжатое, ограниченное, 
закрытое пространство. Оно не становится ни Маше, ни Бутонову «своим». Это пространство им чу-
жое. Маша ищет спасения, поддержки в пространстве Ники, Медеи, Бутонова. Пространство Бутоно-
ва  Маше  очень  близко,  в  какой-то  степени  оно  является  ей  даже  родным.  Она  принимает  его  про-
странство, его дом. Автор так описывает посещение Машей дома Бутонова: «Маша прошла по дому, 
запоминая его, потому что дом ей тоже хотелось увезти в памяти» [6; 258]. 
Даже зная, что Бутонова в доме нет, Маша все равно ездит в Расторгуево для того, чтобы быть 
ближе к его пространству, чтобы снова его ощутить: «Два раза Маша ездила в Расторгуево, просто 
для того, чтобы совершить эту поездку <…> от станции дойти пешком до его дома, постоять немно-
го у калитки, увидеть заснеженный дом, темные окна и вернуться домой» [6; 252]. 
Несмотря  на  сильное тяготение героини к пространству  Бутонова, он отталкивает, не  впускает 
Машу в свое пространство, настолько насколько хотелось бы этого ей: «Снег перед воротами буто-
новского дома был расчищен, ворота закрыты и заперты. Маша рванула застылую калитку. Тро-
пинка к дому была завалена снегом. Она шла, проваливаясь чуть не до колен. Долго звонила в двер-
ной звонок — никто не открыл» [6; 253]. 
Автор делает акцент на множестве попыток Маши войти в «чужое» пространство. Так, ища спа-
сения, помощи, поддержки в пространстве Ники, Маша понимает, что и эта попытка не увенчается 
успехом: «...Три дня Маша не могла застать Нику дома, хотя названивала не переставая. От Сандры 
она знала, что Ника в городе. <…> Маше и в голову не приходило, что Ника ее избегает» [6; 244]. Но, 
несмотря на это, Ника всегда очень много значила для Маши: «В Машиной жизни Ника занимала ог-
ромное и трудноопределимое место: была любимой подругой, старшей сестрой, во всем лучшей, во 
всем идеальной...» [6; 149]. Маша считала Нику гораздо лучше себя, она была для нее в какой-то сте-
пени  идеалом.  Хотя  сама  Ника  никогда  не  стремилась  быть  таковой. «Она  [Маша]  без  колебаний 
предпочла бы Нику самой себе. Ника же никогда о подобных вещах не задумывалась» [6; 253]. 
Действительно, Ника и  Маша — это две полные противоположности. Это понимал и Бутонов: 
«Да,  сестрички — он  не  вникал  в  тонкости  родства — полная  противоположность.  Одна  смеется, 
другая плачет. Друг друга дополняют» [6; 244]. Естественно, что и пространство обеих героинь очень 
разное. Пространство Ники более просто, не столь замысловато как у Маши, оно очень близко про-
странству Бутонова. Поэтому Бутонову было гораздо проще «общение»  с Никой, нежели с Машей: 

Л.Р.Шевлякова 
76 
Вестник Карагандинского университета 
«Ника была проста и весела, не омрачала последней ночи глупыми упреками как Маша, не сказала 
ничего такого, что могла бы сказать обиженная женщина» [6; 161]. 
Внутренний мир Ники, как и мир Бутонова, показан достаточно скупо. Ника склонна к различ-
ного рода удовольствиям, любимое ее занятие — это обольщение мужчин: «Ника занималась люби-
мым делом обольщения, тонким, как кружево, невидимым, но осязаемым, как запах пирога от горя-
чей  плиты,  мгновенно  заполняющий  любое  пространство.  Это  была  потребность  ее  души,  пища, 
близкая к духовной, и не было у Ники выше минуты, чем та, когда она разворачивала к себе мужчи-
ну…» [6; 120]. 
Так же, как и для Бутонова, для Ники характерна частая смена деятельности, некое равнодушие 
ко  всему  происходящему.  Уже  с  самого  раннего  детства  Ника  вела  очень  бурную  жизнь.  Поэтому 
пространство этой героини можно охарактеризовать как динамичное. Но в то же время пространство 
Ники так же, как и пространство Бутонова, замкнуто, сжато. Для Ники так же, как для Маши и Буто-
нова, «свое» пространство, свой дом является «чужим». Ника так же, как и они, бежит от своего про-
странства, ищет поддержки в пространстве Медеи. 
Для Маши единственным спасением на время становится пространство Медеи, в частности, ее 
дом. То  время, пока  Маша находится  в  доме  Медеи, является  для  героини радостным, счастливым. 
Это  время  не  забывается,  дает  силы  жить  там,  в  большом  мире,  оно  пробуждает  силы,  доселе  дре-
мавшие: стихи Маши рождаются именно в «доме» Медеи. И в них был «берег, горячее солнце и не-
определенное ожидание, смешанное с реальной жаждой …» [6; 118]. 
Единственным посредником между разными мирами, пространствами (дом Медеи — собствен-
ный дом) для Маши так же, как и для Бутонова, является телефон. Бутонов стремится как можно ско-
рее прекратить связь с пространством своего  дома: «Бутонов сразу же  дозвонился, задал  несколько 
коротких деловых вопросов, узнал от жены, что поездка в Швецию не решилась, и повесил трубку» 
(С. 157). Телефонный разговор Бутонова с  женой очень краткий и лаконичный. А Маша и вовсе не 
хочет никакой связи со своим домом: «Маша звонила следом за ним, и теперь ей хотелось только од-
ного: чтобы  Алика дома не было. Его и не  было» [6; 157]. Очевидно, что, находясь в пространстве 
Медеи, в ее «доме», герои как можно меньше хотят связываться с пространством «своего» дома. 
Говоря о пространстве еще одного героя романа — Георгия — следует отметить, что и его, так 
же,  как  и  остальных  героев,  притягивает  пространство  Медеи.  Он  любит  ее  пространство.  Именно 
Георгий  всегда  первым  приезжает  к  Медее,  а  уезжает  последним.  Здесь  ему  все  знакомо  с  самого 
раннего детства — дорога к кладбищу, море, камни. Здесь все ему родное: «Он любовался этой зем-
лей, ее выветренными горами и сглаженными предгорьями, она была скифская, греческая, татарская, 
и  хотя теперь  стала  совхозной и  давно  тосковала  без  человеческой  любви  и  медленно  вымирала  от 
бездарности хозяев, история все-таки от нее не уходила, витала в весеннем блаженстве и напоминала 
о себе каждым камнем, каждым деревом...» [6; 20]. Его душа рвется именно сюда. Георгий не любит 
шумный город, городскую суету: «Георгий прожил в Москве пять лет, пока учился на геофаке, Моск-
ву не полюбил…» [6; 49]. 
Он всегда мечтал о доме именно в таком тихом, мирном, уютном уголке. И так же каждый год 
собирать в своем доме многочисленных родственников. Пространство этого героя статично, так же, 
как и пространство Медеи, его пространство со временем становится объемным, сходным по харак-
теристикам с пространством Медеи. Он не рвется отсюда в город, у него есть четкие планы на буду-
щее. Этот герой стабилен, он, в отличие от других героев, не меняет одну деятельность на другую. 
Георгию очень хорошо здесь, в «доме» Медеи, так же, как и всем остальным. Но именно Георгий ос-
танется жить здесь после смерти Медеи, в ее «доме». Позже он выстроит свой дом. И в финале рома-
на, мы видим, что его дом подобен дому Медеи. Двери его дома всегда открыты для других. Казалось 
бы, Георгий в романе является далеко не главным героем, о нем говорится немного, но на него воз-
ложена такая ответственная миссия — продолжать «дело» Медеи. 
Пространство  практически  всех  героев  противопоставлено  пространству  главной  героини — 
Медеи — по  всем  нами  выделенным  качественным  характеристикам.  Исключением  является  лишь 
пространство Георгия. 
Пространство  Медеи,  обладая  особыми  характеристиками,  несет  в  себе  спасение,  поддержку, 
помощь практически всем героям романа. Все «дети» Медеи ищут спасения в ее доме, они стремятся 
к  ее  пространству.  Только  здесь  их  спасение.  Не  случайно  многочисленные  родственники  Медеи 
приезжают к ней в дом с самого раннего детства. Дом Медеи завораживал всех, кто переступал его 
порог, он был подобен храму, в котором собирались многочисленные паломники. Дети тянулись ко 

Пространство дома в романе Л.Улицкой  ... 
Серия «Филология». № 4(72)/2013 
77 
всему, что было связано с этим домом, к древней крымской земле с ее загадочной плодородной поч-
вой,  тянулись  к  безграничному  морю,  к  нагромождению  гор  и  даже  к  старинному  кладбищу.  Этот 
дом, который собирал всю семью, таил в себе что-то, давал им силы, питал их душу. Дом Медеи — 
это источник жизни, источник обретения членами семьи определенности. Именно в его пределах ге-
рои  приобретают  исконно  человеческие  функции  материнства,  отцовства.  Дом  Медеи — не  просто 
жилой дом с многочисленными пристройками — это дом дает силы и радость жизни. Этот дом и есть 
первооснова бытия, он настоящий и делает человека человеком. Он даёт ощущение полноты жизни, 
не прячет от житейских бурь, а хранит свою силу и питает ею, чтобы дети потом смогли выстоять в 
этой жизни, не сломиться, протянуть руку помощи друг другу. 
Таким  образом,  персонажи  в  романе  «Медея  и  ее  дети»  существуют  в  двух  пространственных 
измерениях — внешнем  (бытийном)  и  внутреннем  (психологическом).  Пространственные  поля  (ло-
кусы)  основных  персонажей  романа  весьма  разнообразны  и  полностью  противопоставляются  про-
странству  главной  героини.  Они  различаются  по  степени  открытости/закрытости,  сжато-
сти/объемности,  ограниченности/безграничности,  статичности/динамичности,  что  обусловлено  их 
местом и ролью в развитии сюжетного действия, характером отношений героев с окружающим ми-
ром. 
Список литературы 
1  Молчанов А. Настоящая женская проза, или Феномен Людмилы Улицкой // [ЭР]. Режим доступа: www.pisatel.ru 
2  Зубцов  Ю.  Людмила  Улицкая:  про  генетиков  и  бомжей // ЭР.  Режим  доступа: www.domovoj.ru, Интернет-журнал 
«Домовой». 
3  Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. — М., 1977. — С. 258. 
4  Цит. по: Попова С.В. Дом в зарубежной литературе XX в. // Проблемы поэтики и стиховедения. — Алматы, 2003. — 
С. 153. 
5  Лотман М.Ю. Беседы о русской культуре. — СПб., 1994. 
6  Улицкая Л.Е. Медея и её дети. — М.: Вагриус, 1997. — 336 с. 
7  Есин Б.А. Принципы и приемы анализа литературного произведения. — М., 2003. — С. 105. 
Л.Р.Шевлякова 

жүктеу/скачать 1,95 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: