Список использованной литературы:
1. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы. – 3-е изд. [Текст] / Д. С. Лихачев
– М.: Наука, 1979. – 360 с.
2. Мауткина, И. Ю. Система образов британской волшебной сказки в контексте
исторического развития этого жанра [Текст] / И. Ю. Мауткина //Язык и межкультурная
коммуникация: материалы Второй Международной науч.-практ. конф. Великий Новгород,
19-20 мая 2011г. – Великий Новгород: Изд-во НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2011. – С. 253-
260
3. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки [Текст] / В.Я. Пропп – М.:
Лабиринт, 2000. – 333 с.
4. Риордан, Дж. Народные сказки Британских островов. Сборник [Текст] / Дж. Риордан
- М.: Радуга, 1987. – 386 с.
5. Jacobs, J. English Fairy Tales [Text] / J. Jacobs. – 1
st
World Library – Literary Society,
2004. – 217 p.
Образ потерянного поколения в романе Э.М.Ремарка
«На западном фронте без перемен»
Кучер А.,3 курс, КГУ
Научный руководитель: Мустафина К.Е., ст. преподаватель, КГУ
Актуальность данной темы обусловлена тем, что нынешнее поколение читает
современную литературу и не знает ужаса войны. А также тем что, термин «потерянное
поколение» можно отнести и к молодым солдатам, нашим современникам, воевавшим в
современных войнах: Афганистане, Украине и т.д.
Во время Первой мировой войны 1914-1919 годов воюющие страны столкнулись с
массовым явлением, которое наложило отпечаток на судьбу послевоенного мира. Кроме
появления многомиллионных групп военных инвалидов, общество обнаружило ветеранов
войны, которые вроде бы сохранили физическое здоровье, но все же потеряли способность
62
бесконфликтного существования в обыденной мирной жизни. Бывшие солдаты, вернувшиеся
с фронта, только с большим трудом могут приспособиться к окружающим… Даже самые
близкие родственники воспринимаются как чужие. Пьянство и наркотики, существование на
грани или за гранью писаных и неписаных законов — судьба многих ветеранов I Мировой
войны в Германии и в других странах. Так в западноевропейской и американской литературе
между двумя мировыми войнами появился образ «потерянного поколения».
Потерянное поколение (фр. Générationperdue, англ. LostGeneration) — литературное
течение, возникшее в период между двумя войнами (Первой и Второй мировой). Это
определение, применяемое к западно-европейским и американским писателям таким, как
Эрнест Хемингуэй, Эрих Мария Ремарк, Анри Барбюс, Ричард Олдингтон, Гертруда Стайн,
ЭзраПаунд, Джон Дос Пассос, Фрэнсис Скотт Фицджеральд, выступившим в 20-е гг. 20 в.
после трагического опыта 1-й мировой войны 1914-18г.г. с произведениями, выразившими
глубокое разочарование в капиталистической цивилизации. Потерянное поколение — это
молодые люди, призванные на фронт в возрасте 18 лет, часто еще не окончившие школу,
рано начавшие убивать. После войны такие люди часто не могли адаптироваться к мирной
жизни, многие кончали с собой, некоторые сходили с ума.[1]
В широком смысле «потерянное поколение» — это люди, прошедшие войну, духовно
травмированные, разуверившиеся в буржуазных добродетелях, резко ощущающие свою
отчуждѐнность от общества. Протест писателей «потерянного поколения» характеризует,
прежде всего, морально-этический пафос.
Термин «потерянное поколение» ошибочно приписывается американскому писателю
Эрнесту Хемингуэю (1899—1961). В действительности автор этого выражения американская
писательница Гертруда Стайн (1874—1946). Э. Хемингуэй лишь использовал его в качестве
эпиграфа к своему роману «И восходит солнце» (1926). Первые издания романа открывались
этой фразой с указанием ее автора: «Все вы — потерянное поколение» — Гертруда Стайн (в
разговоре).[2]
Как родилось это выражение, Хемингуэй рассказывает в другой своей книге —
«Праздник, который всегда с тобой». В главе «Unegenerationperdue»:
Когда мы вернулись из Канады и поселились на улице Нотр-Дам-де-Шан, а мисс Стайн
и я были еще добрыми друзьями, она и произнесла свою фразу о потерянном поколении. У
старого «форда» модели «Т», на котором в те годы ездила мисс Стайн, что-то случилось с
зажиганием, и молодой механик, который пробыл на фронте последний год войны и теперь
работал в гараже, не сумел его исправить, а может быть просто не захотел чинить ее «форд»
вне очереди. Как бы там ни было, он оказался недостаточно serieux, и после жалобы мисс
Стайн хозяин сделал ему строгий выговор. Хозяин сказал ему : «Все вы – generationperdue!»
- Вот кто вы такие! И все вы такие! – сказала мисс Стайн. – Вся молодежь, побывавшая
на войне. Вы – потерянное поколение.[3]
«Потерянное поколение» потому и названо так, что, пройдя круги ненужной,
бессмысленной войны, разуверилось в природной необходимости продолжения рода своего,
разуверилось в жизни своей и будущей.
Выражение стало в 20-е годы на Западе весьма популярным как характеристика
молодежи, которая прошла Первую мировую войну, но в мирной жизни свое место находила
с большим трудом. Иносказательно о молодых людях, потерянных для общества и для самих
себя — они не могут найти себя в новых условиях жизни, само реализоваться.
Писатели потерянного поколения были очень разные люди — различны были их
социальные положения, различны личные судьбы.
Литература потерянного поколения сложилась в европейской и американской
литературах в течение десятилетия после окончания первой мировой войны. Зафиксировали
ее появление 1929 год, когда были изданы три романа «Смерть героя» Олдингтона, «На
Западном фронте без перемен» Ремарка и «Прощай, оружие» Хемингуэя.
Исследователь Д. В. Затонский замечает, что «На Западном фронте без перемен»,
подобно многим последующим произведениям художника,— роман в значительной степени
63
автобиографический. Пауль Боймер и его товарищи Мюллер, Кропп, Леер, Кеммерих
попадают на фронт прямо со школьной скамьи. Они еще не знали жизни и верили мудрости
своих учителей. Потому, когда им сказали, что это — «война за родину», за «счастье
народа», они, не колеблясь, записались добровольцами; они были восторженными,
увлекающимися и наивными юношами.[4]
Беден и личный опыт героев. Юноши со школьной скамьи попали на фронт, они ничего
не знали о жизни. У этих юношей и многих других таких же молодых людей, попавших на
фронт за спиной – годы обучения в школе, мечты, неопределенные и наивные, о будущем, в
котором не было места для войны. В начале книги Пауль говорит: ―Die älteren Leute sind alle
fest mit dem Früheren verbunden, sie haben Grund, sie haben Frauen, Kinder, Berufe und
Interessen, die schon so stark sind, daß der Krieg sie nicht zerreißen kann. Wir Zwanzigjährigen
aber haben nur unsere Eltern und manche ein Mädchen. Das ist nicht viel – denn in unserm Alter
ist die Kraft der Eltern am schwächsten, und die Mädchen sind noch nicht beherrschend. Außer
diesem gab es ja bei uns nicht viel anderes mehr; etwas Schwärmertum, einige Liebhabereien und
die Schule; weiter reichte unser Leben noch nicht. Und davon ist nichts geblieben.― – вот почему
представителями «потерянного поколения» стали совсем молодые люди. Для тех кто пришел
на фронт, оставив за собой опыт прожитых лет по мнению юношей смогут найти себя после
войны. Например Кат, Детеринг, Хайе и Химмельштос смогли бы адоптироваться в
послевоенном мире, восстановить свою прежнюю жизнь. Для одноклассников Бойля это же
почти не возможно. Вот что говорит Альберт: «Kat und Detering und Haie werden wieder in
ihren Beruf gehen, weil sie ihn schon vorher gehabt haben. Himmelstoß auch. Wir haben keinen
gehabt. Wie sollen wir uns da nach diesem hier« – er macht eine Bewegung zur Front – »an einen
gewöhnen». Диалог завершает Альберт: «Der Krieg hat uns für alles verdorben». Пауль
продолжает размышлять: «Er hat recht. Wir sind keine Jugend mehr. Wir wollen die Welt nicht
mehr stürmen. Wir sind Flüchtende. Wir flüchten vor uns. Vor unserem Leben. Wir waren achtzehn
Jahre und begannen die Welt und das Dasein zu lieben; wir mußten darauf schießen. Die erste
Granate, die einschlug, traf in unser Herz. Wir sind abgeschlossen vom Tätigen, vom Streben, vom
Fortschritt. Wir glauben nicht mehr daran; wir glauben an den Krieg».
Герои Ремарка, охваченные воинственным воодушевлением, поначалу думали, что
воюют за родину. Не сразу приходит к ним прозрение, а когда приходит, воевать им
становится во сто раз труднее; потерян смысл войны, а противник, казавшийся врагом,
перестает таковым казаться. Война сломила героев Ремарка. Она положила на их души
неизгладимое клеймо.
В конце романа пессимизм Пауля достигает наивысшей точки: «Ich sehe, daß die
klügsten Gehirne der Welt Waffen und Worte erfinden, um das alles noch raffinierter und länger
dauernd zu machen. Und mit mir sehen das alle Menschen meines Alters hier und drüben, in der
ganzen Welt, mit mir erlebt das meine Generation. Was werden unsere Väter tun, wenn wir einmal
aufstehen und vor sie hintreten und Rechenschaft fordern?
Was erwarten sie von uns, wenn eine Zeit kommt, wo kein Krieg ist? Jahre hindurch war
unsere Beschäftigung Töten – es war unser erster Beruf im Dasein. Unser Wissen vom Leben
beschränkt sich auf den Tod. Was soll danach noch geschehen? Und was soll aus uns werden?
Der älteste auf unserer Stube ist Lewandowski. Er ist vierzig Jahre alt und liegt bereits zehn
Monate im Hospital an einem schweren Bauchschuß. Erst in den letzten Wochen ist er so weit
gekommen, daß er gekrümmt etwas hinken kann».
В предисловии автор говорит: «Dieses Buch soll weder eine Anklage noch ein Bekenntnis
sein. Es soll nur den Versuch machen, über eine Generation zu berichten, die vom Kriege zerstört
wurde – auch wenn sie seinen Granaten entkam». роман повествует о пережитом и увиденном
на войне молодым солдатом Паулем Боймером и его товарищами в Первой мировой войне.
Ремарк использовал понятие «потерянное поколение», чтобы описать молодых людей,
которые из-за полученных ими на войне душевных травм, не в состоянии были понять
гражданскую жизнь.
Список использованной литературы:
64
1. Затонский Д. В. Ремарк//История немецкой литературы в 5 т. Т. 5 (1918 – 1945). – М.:
Наука, 1976;
2. История немецкой литературы. В. 3-х т. Т. 3 (1895 – 1985). Пер с нем. Общ. ред. А.
Дмитриева. – М.: Радуга, 1986;
3. Кондратьев В. Перечитывая Ремарка//Ремарк Э. М. На Западном фронте без перемен.
Возвращение. – М.: Художественная литература, 1988;
4. О книгах Эриха Ремарка//Сучков Б. Л. Лики времени. Статьи о писателях и
литературном процессе. Т. 2. – М.: Художественная литература, 1976.
Реализация провокативной стратегии в американском политическом интервью
Левакшина А. А., ФГБОУ ВПО «ЧелГУ»
Научный руководитель: Сорокина Ю.В., старший преподаватель, ФГБОУ ВПО
«ЧелГУ»
Политическая коммуникация неоднократно привлекала внимание исследователей,
являющихся представителями различных областей научного знания, в том числе
и лингвистики, так как связь между языком и политикой очевидна: ни один политический
режим не может существовать без коммуникации.
Политический
дискурс,
по
мнению
Е.
И.
Шейгал,
является
специфической разновидностью дискурса и имеет своей целью захват, удержание или
перераспределение политической власти по средствам манипулирования, которое, в первую
очередь, осуществляется по средствам языка [1, с. 433].
Интервью является наиболее частотной событийной формой во всех видах
политического дискурса.
В рамках политического дискурса интервью понимается как публичный речевой жанр с
жестким распределением речевых ролей непосредственных участников, в котором
журналист раскрывает или стремится раскрыть значимые для общества черты политика,
тогда как последний, отвечая на вопросы журналиста, стремится убедить общество в своей
востребованности [2, с. 67].
Осуществление коммуникативных задач в политическом интервью-диалоге происходит
за счет использования различных коммуникативных действий, главной целью которых
является воздействие на сознание адресата, на его интеллектуальную и эмоциональную
сферы. Это происходит за счет применения различных речевых стратегий и тактик.
P. Водак определяет стратегию, как процесс построения коммуникации, направленный
на достижения какой-либо цели, с учетом условий, в которых проходит эта коммуникация.
Каждая стратегия политического дискурса реализуется благодаря использованию
определѐнного набора тактик, представленных как совокупность коммуникативных приемов
с использованием различных языковых средств, основной целью которых является
потенциальное воздействие на чужое сознание [3, с. 139].
М. В. Юрина выделяет шесть типов коммуникативных стратегий для политического
интервью. Стратегии интервьюера: провокативиая стратегия, протекционистская стратегия и
стратегия принятия нейтралитета. Стратегии интервьюируемого: оборонительная стратегия
или стратегия встречного нападения, стратегия самопрезентации и стратегия принятия
нейтралитета [4, с. 187].
Провокативная стратегия является одной из самых ярких коммуникативных стратегий,
реализуемой в интервью-диалоге. Целью интервьюера, избирающего в интервью с
политиком данную стратегию, является попытка обнаружить слабые стороны в
политической доктрине интервьюируемого, поставить под сомнение его точку зрения на
актуальные политические проблемы, побудить его к защите и аргументации своей позиции
[5, с. 284].
Критический настрой интервьюера в рамках провокативной стратегии реализуется
через определенный набор тактик.
65
В ходе анализа были рассмотрены пятнадцать интервью с тремя американскими
политиками (Барак Обама, Джон Керри, Дженнифер Псаки).
Первая рассматриваемая нами тактика - тактика указания политику на
противоречивость или непоследовательность его высказываний, наиболее ярко
демонстрирующаяся в вопросах о мнении. Эти вопросы сформулированы таким образом, что
мнение интервьюируемого уже известно, но ставится под сомнение и тем самым имплицитно
признается неверным, как, например:
Интервьюируемый: «Its methodology was also highly suspect with reports of carousel
voting, pre-marked ballots, children voting, voting for people who were absent, and even voting in
Moscow and St. Petersburg».
Интервьюер: «Sorry, maybe I‘m just ignorant – well, I guess I am because I‘ve never heard
– what‘s carousel voting? What is that? »
Журналист притворяется несведущим (Maybe I‘m just ignorant) и спрашивает, что такое
«избирательная карусель» у интервьюируемого, который, в свою очередь, обвиняет
организаторов референдумов в использовании этих самых "каруселей". На самом деле,
термин довольно-таки известный, особенно в политических и журналистских кругах, но
журналист сомневается в том, что интервьюируемый понимает, о чем говорит. Он
оказывается прав, получив в ответ: «The truth is I was reading that, I‘m not familiar with that
term either».
Следующая тактика - тактика призыва к откровенности. В рамках провокативной
стратегии реализуется в интервью путем прямого побуждения к высказыванию,
выражаемого формой "вежливого" императива либо при помощи приема повтора
тематического слова, например:
Интервьюер: Specify it: Is the United States willing to impose sanctions if Russia doesn‘t
back down? Are you willing to go to Ukraine and show solidarity with the Ukrainians if Russia
doesn‘t back down?»
В этом отрывке призыв к откровенности реализуется путем использования императива
«specify» и повтором двух условных предложений с союзом if, содержащие тематический
глагол to be willing to do something в главном предложении и абсолютно идентичные
придаточные предложения (If Russia doesn‘t back down), таким приемом журналист оказывает
еще большее давление на респондента, подталкивая его выдать больше информации по
данной теме.
Следующая тактика - тактика постановки вопросов с подтекстом, такого рода
вопросы препятствуют свободному ответу того человека, которому они адресованы, они все
же действуют более тонко. Такие вопросы снимают давление с респондента и переносят его
на ответ, спрятанный в подтексте.
Интервьюер: Would it be fair to say that with regard to Russia, your policy has been
pretty effective in imposing real costs on the Russian economy, but it has not deterred Vladimir
Putin from creating instability in Ukraine?
Несмотря на усиливающиеся санкции и ухудшение состояния российской экономики,
Москва продолжает посылать вооружения, припасы и, по некоторым сведениям, войска на
восток Украины. Таким образом, интервьюер интересуется, какие меры будут предприняты и
как проблема будет решена, но не спрашивает об этом напрямую.
Последняя тактика, рассматриваемая в рамках провокативной стратегии, тактика
выражение критики со ссылкой на третьих лиц. В таком случае интервьюер как личность
может не демонстрировать свою позицию. Это может происходить с различной степенью
эксплицированности третьих лиц, которые могут, как конкретизироваться, вплоть до их
поименного называния, так и быть неопределенными, обезличиваться.
Интервьюер: «Some Russian critics of yours are accusing you in incompetence, because
you‘re answering often to the reporters during a briefing: «I‘ll check it for you, I‘ll check with our
team, etc. Can you explain a bit how preparations for a briefing work, who is writing these talking
points, when your day starts».
66
Интервьюер формально поддерживает внешний нейтралитет, предписанный ему
правилами построения интервью, использует тактику сдвига основания, заключающуюся в
переносе центра тяжести при формулировке критических замечаний с себя на третьих лиц, в
данном примере он указывает российских критиков «Some Russian critics of yours».
Таким образом, в ходе анализа было продемонстрировано, что в интервью, где
журналист придерживается провокативной стратегии, его высказывания могут иметь
характер возражения, опровержения тезиса или аргументов интервьюируемого, что
реализуется по средствам четырех тактик: тактика указания политику на противоречивость
или непоследовательность его высказываний, тактика призыва к откровенности, тактика
выражение критики со ссылкой на третьих лиц и тактика постановки вопросов с подтекстом.
В тактиках интервьюера можно наблюдать комплексное использование разнообразных
лексико-грамматических ресурсов английского языка. Самой частотной тактикой является
тактика указания политику на противоречивость или непоследовательность его
высказываний, ведущая к потере политиком контроля над собой и провоцирующая его, тем
самым, выйти из эмоционального состояния и выдать больше «нежелательной» информации
или ослабить доводы. Данный прием органично вписывается в провокативную стратегию
американского политического интервью и является отражением актуальных тенденций в
развитии данного жанра публицистики.
Список использованной литературы:
1. Шейгал, Е. И. Семиотика политического дискурса : дисс. на соискание ученой
степени доктора филолог. наук/ Е.И.Шейгал. Волгоград, 2000. – С. 433.
2. Михальская, А. К. Политическое интервью как речевой жанр // Риторическая
культура в современном обществе. Тезисы IV Международной конференции по риторике
(Государственный институт русского языка им. А. С. Пушкина, 26-28 января 2000 г.) – М. :
Прогресс, 2009. – С. 67 – 69.
3. Водак, Р. Язык. Дискурс. Политика/ Пер. с англ. и нем.; ВГПУ. – Волгоград:
Перемена, 2004. – C. 139.
4. Юрина, М. В. Коммуникативные стратегии партнеров в политическом интервью (на
материале современной прессы ФРГ) – Самара, 2006. – С. 187.
5. Иссерс, О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи / О. С. Иссерс. М.:
УРСС, 2002. – С. 284.
Диалекты русского языка
Лопушенко А.М., 4 курс, КФ ФБГОУ ВПО «ЧелГУ»
Научный руководитель: Валеев Г.К., к.ф.н., доцент, КФ ФБГОУ ВПО «ЧелГУ»
Актуальность исследования обуславливается важностью изучения диалектов с точки
зрения исторического развития русского языка, а также установления связи между историей
диалектов и их носителей.
Цель данного исследования заключается в раскрытии значения диалектов для
современного русского языка и выявление причины их возникновения.
Помимо основного литературного существуют ещѐ и другие разновидности языка,
доступные определѐнным социальным слоям населения или же населению проживающему
на определѐнной территории. К таким разновидностям можно отнести профессиональные
языки, просторечия, жаргон, диалектический говор, сленг и т.д.
Бромлей С.В. в своѐм труде дают следующее определение термину «диалектология»:
«Диалектология – это наука о территориальных разновидностях языка (диалектах). Термин
«диалектология» происходит от греческих слов dialektos ‗разговор, говор‘ и logos ‗понятие,
учение‘». [1].
Необходимо разграничивать диалект от литературного языка. Главнейшее различие
диалекта от литературного языка состоит в том, что диалект территориален, в то время как
литературный язык повсеместен. Также важным различием диалекта от литературного языка
67
являются выполняемые ими функциями. Литературный язык, как официальный, является
основным языком во всех сферах делопроизводства, обучения, политики и культуры, имеет
письменную и устную форму, строго ограничен нормами и правилами. Диалект, как правило,
считается основой фольклора и является коммуникативным средством среди сельского
населения, имеет только устную форму, не имеет норм. Но не смотря на совокупность
различий, влияние литературного языка на диалекты, как и диалектов на литературный язык
очевидна.
Принято выделять три основных группы и подгруппы говоров:
Северная группа: ладого-тихвинская, вологодская, костромская;
Среднерусская группа: гдовская, псковская, владимирско-поволжская;
Южная группа: западная, верхне-днепровская, верхне-деснинская, курско-
орловская, рязанская. [2].
Достоверно известно, что русский литературный язык берѐт своѐ начало из
московского говора среднерусской группы и в период своего становления испытывал
огромное влияние со стороны диалектов. Создание норм и правил русского литературного
языка сводило на нет влияние диалектов. Развитие языка, создание единой нормированной
системы его употребления и свода правил и обязательное образование дало возможность уже
литературному языку влиять на диалекты, что особенно заметно в наше время.
«Формирование современных русских диалектных групп происходило в результате
различного
рода
взаимодействий,
преобразований
и
перегруппировок диалектов
древнерусского языка…». [3]. Северная группа диалектов была сформирована в результате
столкновения диалектов ростово-суздальских и новгородских поселенцев во время освоения
северных регионов в 12-13 веке. Формирование среднерусской группы проходило в
старейших частях Ростово-Суздальских и Новгородских земель, решающий вклад в
становление которых был внесѐн контактом с говорами южной группы диалектов. Говоры
южной группы были непосредственно связаны с языковой ситуацией населения
предыдущего исторического периода.
Своѐ начало диалектология берѐт в 18 веке, в работах М. В. Ломоносова «Российская
Грамматика», но полномасштабное развитие получила только к концу 19 века. Бурный рост
национального самосознания вызванный событиями Отечественной войны 1812 года, дал
рост этнографии. Особенности диалектных языков на тот период рассматривались как
этнографические признаки, а исследователи и учѐные попросту собирали «экзотические»
словосочетания связанные с традициями тех или иных народов. Результатом этой
деятельности стал «Опыт областного великорусского словаря», написанный в 1852 году,
инициатором которого был В.И. Даль. Труд решал множество вопросов о нормах написания
и произношения диалектизмов. Все решения по нормам выносились на научных собраниях.
Говоря о научной значимости изучения диалектов, необходимо отметить тот факт, что
диалектология как наука связана с целым кругом лингвистических и исторических наук.
«Степень диалектных различий не препятствует взаимопониманию носителей русских
говоров. Широкое развитие образования и СМИ, масштабная миграция населения в XX
веке способствовали резкому сокращению носителей традиционных говоров; сейчас это в
основном сельские жители старшего поколения. В речи городского населения различных
регионов России имеются незначительные отличия, главным образом лексического, отчасти
также фонетического характера, иногда опосредованно связанные с традиционными
говорами данного региона…». [4]
Язык явление социальное, а всякое социальное явление напрямую связано с социумом
– с его историей. Данный тезис делает очевидной параллель между диалектом и этнографией
и археологией. Эти науки дают нам ответы на вопросы о том как зародились диалекты и
почему те или иные диалекты отличаются по своему лексико-грамматическому содержанию.
Русский язык является одним из наиболее богатых по своему содержанию языков в
мире. Богатство языка определяется богатством его синонимии, его возможность передать
мысль множеством разных словесных конструкций. Русский литературный язык в купе с
68
диалектами поистине обладает таким богатством. Языковое богатство диалектов русского
языка даѐт нам возможность оценить видение мира носителем того или иного диалекта. «В
литературном языке встречается одно название невзрослой лошади – жеребѐнок . А в
говорах чаще всего встречаются три названия возрастной категории жеребѐнка: первый
период – коняжка, лошак, озимок, первозимок; второй период – стригач, стрига, летошник,
полуторник; третий период – третьяк, троелеток, гуляк, боронка …» .[1]. Разное восприятие
языковой картины мира носителями диалекта свидетельствует о выделении разных
признаков характеризующих название предмета.
Значение диалектологии на сегодняшний день сложно переоценить. С одной стороны
это огромный источник изучения языка, этнографии и истории, с другой это огромный пласт
культуры, содержащий в себе фольклорный жанр литературы, позволяющий нам взглянуть
на язык и его историческое развитие с разных точек зрения.
Достарыңызбен бөлісу: |