Список использованной литературы:
1. Бромлей, С.В. Русская диалектология /С.В. Бромлей. – М.: Академия, 2005 – С 5-15.
2.
Диалекты
русского
языка
[Электронный
ресурс].-URL:
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%8
2%D1%8B_%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D1
%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0#CITEREF.D0.A0.D1.83.D1.81.D1.81.D0.BA.D0.B0
.D1.8F_.D0.B4.D0.B8.D0.B0.D0.BB.D0.B5.D0.BA.D1.82.D0.BE.D0.BB.D0.BE.D0.B3.D0.B8.D1
.8F1989
3. Захарова, К. Ф. Образование севернорусского наречия и среднерусских говоров /К.
Ф. Захарова, В.Г. Орлова, А.И. Сологуб, Т.Ю. Строганова; отв. ред. В. Г. Орлова. — М.:
«Наука», 1970. — 456 с.
4. Булатова Л. Н., Захарова К. Ф. и др. Русская диалектология / Под ред. Л. Л.
Касаткина. — 2-е изд., перераб. — М.: Просвещение, 1989. — ISBN 5-09-000870-1.
Репрезентация гендерной оценки на уровне лексики во французских
глянцевых журналах
Мелоян А.А., магистр гуманитарных наук, КГУ
Еще на заре существования гендерных исследований вопрос о состоятельности
речевых различий у мужчин и женщин занимал умы ученых-лингвистов. С течением
времени ответ на этот вопрос постоянно менялся. В 1974 году психологи Маккоби и
Джеклин (Maccoby and Jacklin) проанализировали практически все имевшиеся на тот момент
экспериментальные труды по различиям в речи женщин и мужчин и указали на то, что
данные о гендерных различиях речевого поведения весьма противоречивы [1, c.182]. Однако
в 1976 году их исследование было раскритиковано Блоком (Block) за несостоятельность
критерия, на который они опирались в исследовании [2, c.45]. Декадой позднее, в 1986 году,
Хальперн в своей книге Sex differences in cognitive abilities, где она попыталась синтезировать
свое исследование, заявила, что языковые способности у девочек от 1 до 5 лет выше, чем у
мальчиков этого же возраста, добавив, что, хотя эти различия в этом возрасте
незначительны, они в полной мере проявят себя в подростковом и более поздних периодах
[3, c.47]. Но двумя годами позднее, в 1988, используя мета-анализ, Хайд и Линн (Hyde and
Lynn) сделали следующий вывод: «Мы с уверенностью утверждаем, что, по крайней мере, на
данный момент в американской культуре не существует каких-либо гендерных различий в
речевых способностях, исследуемых с помощью стандартных процедур» [4, c.62].
Впоследствии этот вывод был оспорен Деборой Таннен в ее бестселлере You Just Don't
Understand: Women and Men in Conversation, где лейтмотивом легло утверждение о том, что
мужчины и женщины выражают свои мысли по-разному. Соответственно, вопрос о том,
действительно ли существует дихотомия в речи мужчин и женщин, по-прежнему остается
открытым. На сегодняшний день актуальным является рассмотрение гендерных
69
особенностей в сочетании с социальным статусом, уровнем образованности, ситуативным
контекстом и др., а также с учетом меняющейся ситуации в обществе.
Человек, играя различные социальные роли, в различных обстоятельствах
приспосабливает свою речь. Более того, учитывая тот факт, что политкорректность набирает
все большие обороты, появляется все большее количество методик написания статей для
различной аудитории, которые загоняют автора в определенные рамки, журналистам,
казалось бы, негде развернуться, пытаясь адаптировать мельчайшие детали своего стиля
изложения так, чтобы не оскорбить чьего-то достоинства или не показаться
некомпетентным. Особенно это касается выражения оценки.
Не смотря на стремление к объективности, наша речь изобилует оценочными
высказываниями, которые выражают исключительно наше собственное представление об
объекте оценивания. Оценка антропоцентрична, т.к. задана физической и психической
природой человека, определяет его мышление и деятельность, отношение к другим людям и
предметам действительности, т.е. является субъективным выражением значимости
предметов и явлений окружающего нас мира.
Оценка, как в устной, так и письменной речи может быть представлена на нескольких
уровнях: морфологическом, лексическом, синтаксическом, графическом, пунктуационном и
контекстуальном. В текущей статье мы попытаемся определить пунктуационную дихотомию
в письменной речи американских журналистов с учетом гендерной специфики. Для
исследования использовалось 10 статей авторов-мужчин из таких журналов как Men‘s Health,
Esquire и GQ( Gentlemen‘s Quarterly) и 10 статей авторов-женщин из журналов Cosmopolitan,
Elle, Vogue и Marie Claire.
Как показывает анализ статей французских авторов, предпочтение на лексическом
уровне отдается прилагательным и наречиям.
Для анализа мы будем отталкиваться от классификации, выведенной Н.Д. Арутюновой,
об общеоценочных и частнооценочных прилагательных. За основу берутся соответствующие
общеоценочные прилагательные BON/BONNE и MAUVAIS/MAUVAISE, а также их
синонимичные ряды.
Следует отметить, что в некоторых словарях одним из эквивалентов русского слова
«хороший» предлагается слово BEAU/BELLE [5]. В нашем случае мы не берем в расчет эту
составляющую понятия, т.к. основным значением данного слова при обратном переводе
будет являться «красивый» (в эстетическом плане). Более того, широко известный и
респектабельный толковый словарь Le Petit Robert трактует слово BEAU только с двух
позиций:
qui fait éprouver une emotion esthétique (внешняя эстетика)
qui fait naître un sentiment d‘admiration ou de satisfaction (восхищение/удовлетворение)
Ни одна из представленных выше дефиниций не акцентируется на ценности, в то время
как слово BON (Qui est bien fait, mérite l'estime) напрямую связано с оценкой[6].
Во французской прессе нередко встречается случай параллельного использования
общеоценочного прилагательного наряду с частнооценочным. Например:
Vendre du passé à domicile, c‘est le vrai talent d‘un homme de télé, plus cynique qu‘il n‘y
paraît [7, c.61] .
Прилагательное vrai принадлежит синонимичному ряду слова BON/BONNE,
соответственно, обладает положительным оценочным зарядом и характеризует такой объект
как talent (талант). Прилагательное cynique не относится ни к одному из синонимичных
рядов, представленных в данной работе. Однако данное человеческое качество всегда
осуждалось обществом. Из этого следует, что прилагательное cynique можно отнести к
частнооценочным и определить его в разряд слов, обладающих отрицательным оценочным
зарядом.
Oui, la culotte était bien, mais au nivaeu des fesses, l‘elastique était un peu trop serreé.
Resultat: un joli petit bourrelet de graisse pas du tout sexy [8, c.190] .
70
Данный
пример
также
иллюстрирует
использование
общеоценочных
и
частнооценочных прилагательных и наречий.
Наречие bien имеет прямую связь с общеоценочным прилагательным BON/BONNE и
может быть соотнесено с ним как общеоценочное наречие с положительным зарядом,
характеризующее состояние такого объекта как culotte. Serreé, что в переводе значит
«тесный», «узкий», отрицательно характеризует l‘elastique как объект. И наконец, несмотря
на то, что жировые сладки (bourrelet de graisse) никогда не были в цене у эстетов, автор
статьи решила наделить их положительным качеством, выбрав для них достаточно
положительное оценочно-маркированное прилагательное joli.
Исследование французского печатного массмедийного дискурса показывает, что на
приблизительно одинаковое количество печатных знаков (10492 п.з. – у жен., 10690 п.з. – у
муж.) разница в использовании общеоценочных прилагательных с положительным
оценочным зарядом невелика: мужчины используют их только в 1,1 раза чаще. Что касается
общеоценочных прилагательных с отрицательным оценочным зарядом, то мужчины снова
превалируют, в 1,8 раз. Данные показывают, что женщины, несомненно, для описания
объекта оценивания чаще прибегают к частнооценочным прилагательным.
Говоря о наречиях во французском дискурсе, можно прийти к заключению, что
главенствующую позицию среди широкой разновидности наречий держат наречия образа
действия.
Например:
Je m‘étais alors dirigée gracieusement vers la mer, j‘avais plongé quand, soudain, la
vengeance divine s‘abattit sur moi [8, c.190].
Происхождение наречий (тем более образа действия) происходит по такому же
принципу, как и в английском языке – при помощи добавления суффикса –ment (в
английском -ly). В текущем примере, отделив суффикс наречия, мы получим
частнооценочное прилагательное с положительным зарядом. Таким образом, gracieusement
положительно характеризует стоящий впереди глагол (diriger).
C‘est encore plus flagrant avec Sean Connery dans Marnie, une histoire d‘amour
mortellement séduisante entre femme frigid, Tippi Hedren, et un home violant, à l‘aisance
impeccable, un dresseur de fauve prêt à tout pour fair pliers a jolie blonde [7,c. 61].
Помимо достаточно большого количества частнооценочных прилагательных, сочетание
mortellement séduisante (наречие+прилагательное) является ярким примером того, как
положительное качество трансформируется в отрицательно. Séduisante, что в переводе
значит
«обворожительный»,
«соблазнительный»,
приобретает
диаметрально
противоположный заряд, соседствуя с наречием mortellement, что значит «смертельно».
В приведенной ниже таблице указаны наречия образа действия, которые наиболее
часто используются мужчинами и женщинами во французском печатном дискурсе:
Таблица используемых мужчинами и женщинами наречий образа действия и наречий
меры и степени
Наречия образа действия
мужчины
женщины
bien
bien
vraiment
vraiment
mal
mal
parfaitement
gentiment
mûrement
heuresement
tristement
doucement
joliment
gracieusement
Наречия меры и степени
plus
plus
si
si
71
bien
trop
bien
simplement
Как оказалось, во французском массмедийном дискурсе наречия меры и степени не
отображают тех оценочных свойств, которые можно встретить в английском. В данном
случае в их задачу входит интенсифицировать оценку другой части речи.
Например:
Chaque épisode réveille vos plus sombres pulsions et fournit un accès direct à l‘enfer, mais à
en enfer policé, ludique et arrondi aux angles, où erre cet écrivain dépressif et débauché incarné
par David Duchovny [9, c.60] .
Данный пример иллюстрирует усиление оценки частнооценочного прилагательного с
отрицательным оценочным зарядом за счет наречия plus, образуя сравнительную степень.
Quand même, c‘était pas si terrible, je t‘ai juste demandé de renvoyer le chien, pas de
l‘euthanasier [10, c.30].
Наречие si является оценочно нейтральным, но в сочетании с оценочным
прилагательным оно усилило оценочные свойства последнего.
I‘aime bien la vaguette amie, qui meurt doucement sur la plage après avoir massé la cellulite
que j‘ai aux cuisses [11, c.196] .
Данное предложение является тем примером, когда наречие не только
интенсифицирует, но и меняет значение самого глагола. Глагол «aimer» означает «любить»,
но в сочетании с наречием bien фраза приобретает иной смысл – «хорошо относиться», где
наречие сохраняет свое изначальное значение и придает новый смысл оценочному глаголу.
Эта фраза выражает положительное отношение субъекта оценивания к объекту ( la vaguette).
Вышеизложенное говорит о том, что во французском языке тенденция мускулинизации
также отражена и на уровне наречий. Во-первых, это утрата оценочности в одной из
категорий наречий, а во-вторых, дублирование основных наречий образа действия,
выражающих оценку, которые наиболее популярны в обоих дискурсах.
Список использованной литературы:
1.Кирилина А. В. Гендерные исследования в лингвистике и теории коммуникации. М.:
РОССПЭН, 2004. 252 с.
2.Weatherall A. Gender, Language and Discourse. N.Y.: Routledge, 2002.
3.Halpern D. F. Sex Differences in Cognitive Abilities. Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum
Associates, 1986.
4.Hyde, J. S., and Linn, M. C. Gender differences in verbal ability: a meta-analysis //
Psychological Bulletin, 1988.
5.Система электронных словарей ABBYY Lingvo 15.0. — Copyright © 1989–1999
ABBYY (BIT Software)
6.Le Petit Robert 2009. Dictionnaire alphabetique et analogique de la langue française (BIT
Software).
7.Scorecki, Louis. ―Alfred Hitchcock présente … Mad Men.‖ GQ (France) Janvier. 2011: 61
8.Philippe, Sasha. ―Moi et…mon bikini.‖ Cosmopolitan (France) Juillet. 2010:190
9.Gergorin, Romaric. ―Psychanalyse sur (télé)commande.‖ GQ (France) Aoút. 2011: 60
10.Hénaff, Sophie. ―I love Café.‖ Cosmopolitan (France) Janvier. 2011:28-30
11.Trédez, Florence. ―Moi et…les vagues.‖ Cosmopolitan (France) Juillet. 2011:196
Метафора как средство создания образа в произведении «1984» Дж.Оруэлла
Молдабаева А., 4 курс, КГУ
Научный руководитель: Самамбет М.К., к.ф.н., доцент, КГУ
Стилистические средства языка играют чрезвычайно важную роль в создании
художественного образа в любом романе. Стилистические приемы акцентируют не только
конкретные черты внешнего облика, но также и различные аспекты зрительного
72
впечатления, выводя на первый план особенности рисуемого образа, важные для автора по
тем или иным причинам. При этом значимой становится уже не физическая, а
эмоциональная характеристика описываемого, то впечатление, которое может произвести
формируемый образ.
Стилистические выразительные средства служат для усиления экспрессивности
высказываний, придания «объѐмности» образам персонажей. Использование автором
выразительных средств делает речь автора более насыщенной, экспрессивной,
эмоциональной, яркой, индивидуализирует его стиль и помогает читателю почувствовать
позицию автора по отношению к героям, моральным нормам, историческим деятелям и
эпохе.
Одним из средств оценочного выражения является метафора. Например: The dull rhythmic
tramp of the soldiers‘ boots formed the background to Goldstein‘s bleating voice [1, 13].
Частотность ее употребления подтверждает, что метафора превратилась в одно из наиболее
сильных средств представления образа и воздействия на публику. Поэтому данная статья
посвящена метафоре как одному из наиболее значимых языковых средств создания образа.
Обращение к основным исследованиям, посвященным сущности метафоры, определяя ее как
понятие и устанавливая границы данного вида тропа с целью разграничения
рассматриваемого средства от других явлений языка для того, чтобы выделить метафору в
текстовом
пространстве
и
определить
в
этом
пространстве
ее
роль.
Рассматривая роль метафоры в создании образа, определить специфику функционирования
данного языкового средства в тексте.
В рамках данной статьи опираемся на определение Н.Д. Арутюновой: «Метафора –
троп или механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего некоторый класс
предметов, явлений и т.п., для характеризации или наименования объекта, входящего в
другой класс, либо наименования другого класса объектов, аналогичного данному в каком-
либо отношении» [2, 296] Например: A colourless, crushed looking woman, with wispy hair and
a lined face, was standing outside. [1, 19]
Рассмотрим основные функции метафоры:
1. Когнитивная функция, в которой метафора понимается как основная ментальная
операция, способствующая познанию и категоризации мира. Ее отражение просматривается
в следующем утверждении «He did not know what had made him pour out this stream of
rubbish.» [1, 9] При метафорическом моделировании и высокой степени абстракции, человек
часто использует более простые и конкретные образы из тех сфер, которые ему хорошо
знакомы.
2. Коммуникативная функция, представляющая метафору как орудие мышления и
средство передачи информации. Как пример, возьмем слова, обращенные к главному герою
«There were things, your own acts, from which you could not recover. Something was killed in
your breast; burnt out, cauterized out.» [1, 256] Если человек мыслит метафорами, то вполне
закономерно, что и передача информации осуществляется с использованием метафор.
Следующая разновидность коммуникативной функции – популяризаторская функция, когда
метафора позволяет в доступной для слабо подготовленного адресата форме передать
сложную идею «If you want a picture of the future, imagine a boot stamping on a human face -
forever.»
[1,
237]
3.
Прагматическая функция, являющаяся мощным средством преобразования
существующей в сознании адресата картины мира и побуждающая его к определенным
действиям и формирование у него необходимого адресанту эмоционального состояния.
Рассмотрим такие метафоры как:
Пролы - Пролы представляют самые низкие рабочие классы общества и они также
служат в качестве метафоры для безнадежности. Уинстон надеется, как и многие реальные
мыслители, такие как Маркса, что пролы могут восстать против партии и восстановить
свободу для всех граждан. Но история Океании, написанная Эммануэлем Гольдстейном,
утверждает, что пролы на протяжении всей истории восставали против государства и партия
73
продолжает угнетать новые поколения пролов. Таким образом, пролы в «1984» представляют
безнадежность. В то время как они живут свободной и "дикой" жизнью, они не понимают,
или не хотят понимать, как их угнетают.
Что касается крыс, Уинстон узнает смысл номера 101, когда О'Брайен мучает его с
этими животными. Номер 101 представляет худший страх человека и худшие опасения
Уинстона к крысам. Так, на одном уровне с крысами представляют страх. С другой стороны
крысы представляют разврат. На протяжении всей истории, люди имеют заразы, связанные с
крысами. Крысы несут болезни и процветают на человеческом мусоре. Крысы являются
представителями наиболее "звероподобных" (в отличие от "человекоподобных") существ.
Участники партии и пролы, все в конечном итоге становятся бесчеловечными винтиками
машины партии. В сущности, Уинстон и его сограждане стали крысами, попавшие в клетку
Большого Брата.
Кроме того, в свое произведение Оруэлл вставляет музыку и поэзию. На протяжении
«1984» Уинстон слышит пропагандистскую музыку, созданную партией, и в исполнении
пролов он находит ее красивой. Он также слышит пение птиц на лугу. Композиции играют
важную роль в этой книге. Мало того, что песни предвещают события и раскрывает
подробности о прошлом, они представляют культуру. На двухминутках Ненависти музыка
звучит как боевые кличи. Но когда женщина-прол напевает песню, пока работает, музыка
кажется сладкой и поднимает настроение Уинстону. Уинстон мечтает о времени, когда
музыка и культура принадлежала людям и природе, а не государству.
Также в книге мы часто видим упоминания матери Уинстона. Уинстону часто снится
его мать. Его мать и сестра пожертвовали собой, чтобы спасти Уинстона. Он помнит время,
когда началась война, и его мать защищала его и давала ему свои продовольственные пайки,
несмотря на его неблагодарность и эгоизм. Мать Уинстона представляет потери и
человеческие связи. В детстве он не понять или оценить любовь матери, но как взрослый,
Уинстон чувствует глубокое одиночество. Отчуждение и потеря характеризуют все
существование Уинстона.
4. Эстетическая функция, как основа художественного дискурса, существенна. Блеск
метафорической формы часто воспринимается как признак глубины и смысловой точности
высказывания. Пример: "The room was a world, a pocket of the past where extinct animals could
walk." [1, 132] Проведя ночь в антикварном магазине старика с Джулией, Уинстон
влюбляется в идею, иметь свое место, чтобы наслаждаться одиночеством, где бы никто не
мог сказать ему, что нужно делать. Никто не мог смотреть на него или наказать его.
Метафора, лучший способ описать то, что он почувствовал в этой комнате. Это показывает,
что это все Уинстон желает иметь в своей жизни еще раз.
Опираясь на взгляды В.В. Рожкова, назовем свойства метафоры:
1) антропоцентричность; They were born, they grew up in the gutters, they went to work at
twelve, they passed through a brief blossoming period of beauty and sexual desire, they married at
twenty, they were middle-aged at thirty, they died, for the most part, at sixty. Heavy physical work,
the care of home and children, petty quarrels with neighbors, films, football, beer, and, above all,
gambling filled up the horizon of their minds. [1, 64]
2) индивидуальность; Inside the flat a fruity voice was reading out a list of figures which
had something to do with the production of pig-iron.[1, 3]
3) комплексность восприятия и переживания; And the bombed sites where the plaster dust
swirled in the air and the willow herb straggled over the heaps of rubble; and the places where the
bombs had cleared a larger path and there had sprung up sordid colonies of wooden dwellings like
chicken houses? [1, 5]
4) способность участвовать в концептуализации действительности; The paperweight
was the room he was in, and the coral was Julia's life and his own, fixed in a sort of eternity at the
heart of the crystal. [1, 129]
5) эмоционально-оценочный характер. Even the streets leading up to its outer barriers were
roamed by gorilla-faced guards in black uniforms, armed with jointed truncheons. [1, 6]
74
В метафорах, выражающих индивидуальное видение мира, ведущую роль играют
субъективные «the room was a world» [1, 132], образные «a fruity voice was reading out a list of
figures» [1, 3] и эмоциональные «dull rhythmic tramp of the soldiers‘ boots formed the
background to Goldstein‘s bleating voice.» [1, 13] установки говорящего. Силе образа и
эмотивности в этом случае способствуют ассоциативная насыщенность языкового средства и
удаленность областей друг от друга.
Образность метафоры позволяет наглядно отражать специфику произведения, не
только называть явления, происходящие там, но и качественно оценивать его.
Достарыңызбен бөлісу: |