Қазақстан республикасы білім және ғылым министрлігі 4(32) шығарылым

 
42 
используется  славянизм 
αзъ.  Вариант 
├
α  в  значении  1-го 
лица  в  текстах  встречается  гораздо  реже.  Позже, 
предположительно  в  XII  веке,  в  этом  значении  он 
используется  все  чаще,  является,  безусловно,  разговорным 
русским.  Скорее  всего,  он  восходит  к  нейтральному 
безличному местоимению 
├
α, которое широко употребляется 
весь древнерусский период в качестве синонима всех лично-
указательных  местоимений  для  выражения  разного  рода 
отношений.  Можно  предположить,  что  сначала  вариант 
├
α 
использовался  не  в  качестве  личного,  а  в  качестве 
указательного местоимения. 
Вариант 
├
αзъ  является  наиболее  употребительной 
словоформой  именительного  падежа  единственного  числа  в 
деловых  текстах  и  в  первую  очередь  в  устойчивых 
юридических выражениях (В.И.Борковский, Г.А.Хабургаев). 
Он  также  представляет  собой  характерное  обозначение  1-го 
лица 
в 
позднецерковных 
письменных 
памятниках. 
Генетическая  связь 
├
αзъ  со  славянским  αзъ  очевидна.  В 
общем-то,  не  вызывает  сомнения  и  его  генетический 
источник  –  индоевропейская  словоформа  *egō.  Вариант 
├
αзъ  является  фонетической  русифицированной  формой  с 
протетическим j местоимения 
αзъ.  
Распространенное  в  славистике  мнение  о  том,  что 
местоимение 
├
α появляется как усеченный вариант русской 
формы 
├
αзъ  после  падения  редуцированных  ь,  ъ  в 
результате  ослабления  конца  слова,  учитывая  данные 
функционального  анализа  древнерусских  текстов,  является, 
на  наш  взгляд,  необоснованным.  Восточнославянский 
вариант 
├
α  этимологически  связать  с   
├
αзъ  и  αзъ 
невозможно, так как он используется в более ранних текстах, 
нежели  вариант   
├
αзъ.  На  этот  факт  также  указывали 
В.И.Борковский  и  Г.А.Хабургаев,  хотя  объяснения  причин, 
обусловивших  употребление  сразу  трех  вариантов,  они  не 
дали.  
Еще  более  сомнительным  является  утверждение,  что 
├
αзъ  -  это  восточнославянский  вариант  праславянского 

 
43 
местоимения  1-го  лица,  функционировавший  в  живой  речи 
одновременно  с 
├
α.  Характер  текстов,  в  которых 
используется  вариант 
├
αзъ,  отсутствие  каких-либо  его 
следов  в  восточнославянских  диалектах  и  почти  полное 
отсутствие  в  текстах  после  XIV  века  позволяют  сделать 
вывод,  что  он  является  особенностью  церковнославянского 
языка  русской  редакции,  откуда  и  перекочевал  в  деловые 
грамоты.  Это  также  подтверждает  явно  книжный  характер 
этого варианта. Исследование текстов показывает, что форма 
├
α  используется  в  языке  гораздо  раньше  формы 
├
αзъ  и, 
следовательно, происходить от нее не может. 
Крайне  редкое  употребление    личных  местоимений  в 
роли подлежащего  является одной из наиболее характерных 
особенностей  древнерусских  текстов.  Синтаксические 
конструкции  с  прямой  речью  в  подавляющем  большинстве 
случаев  относятся  к  определенно-личному  типу.  В  таких 
предложениях  понятие  о  субъекте  выражается  личными 
окончаниями  глагольного  сказуемого.  Очевидно,  это 
особенно характерно для разговорного стиля, поскольку эта 
черта  последовательно  проявляется  в  конструкциях  БГ  и  в 
прямой  речи  героев  в  таких  литературных  памятниках,  как 
«Повесть  временных  лет»  (ПВЛ),  «Слово  о  полку  Игореве» 
(СПИ): 1. (ПВЛ) «
Но хочю вы почтити наутрия предъ 
людьми своими».  «Пришлите мужа нарочиты да в 
велиц
ѣ  чти  приду  за  вашь  кн
γ
зь».  «Моужа  твоего 
убихомъ б
γ
ше бо мужъ твои аки волкъ восхишта
├
α 
и  граб
γ
»
.  «И  посылаше  къ  странамъ  глогол
γ
.  Хочю 
на  вы  ити».  2.  (СПИ)  «Хощю  бо,  -  рече,  -  копи
ε
  
приломити  конець  поля  половецкаго  съ  вами, 
русици;  хощю  главу  свою  приложити,  а  любо 
испити  шеломомъ  Дону».  «А  уже  не  вижду  власти 
сильнаго  и  богатаго  и  ноговоя  брата  моего 
├
αрослава». «Полечю, - рече,- зегзицею по Дунаеви, 
омочю  бебр
γ
нъ  рукавъ  въ  Каял
ѣ  рѣцѣ».  «Се  ли 
створисте моей сребеней с
ѣдинѣ
».  

 
44 
Для  берестяных  же  грамот  определенно-личные 
односоставные  конструкции  вообще  являются  нормой: 
 
Коупилъ  еси  робоу  плъскове  (№  109).  А  продаи 
клеветьника  того  а  оу  сего  смьръда  възь  (возьми)     
(№  247).
  Да  пришли  сороцицю.  Сороциц
ѣ
 
забыле  
(№  43).
  А  се  ти  хочоу  (а  вот  тебе  велю)  (№  109)  и  т.д. 
Очевидно,
 
эту  особенность  можно  объяснить  тем,  что  в 
прямой  речи  нет  необходимости  использовать  какие-либо 
названия  для  участников,  поскольку  в  коммуникации 
осуществляется непосредственный, прямой дейксис.   
В  древнерусских  текстах  подлежащее  выражается 
местоимением  крайне  редко  лишь  в  тех  случаях,  когда  на 
него  падает  логическое  ударение  или  это  продиктовано 
правилами  речевого  этикета.  Обычно  это  происходит  в 
обращении  князя  или  княгини  к  своим  подчиненным  или  в 
речи  родителей,  обращенной  к  детям:  1.  «
Ни  имамъ 
уб
ѣжати.  Но  станемъ  крѣпко.  Азъ  же  предъ  вами 
поиду».  «И  азъ  мьстiла  уже  обиду  мужа  своего».     
«И азъ оутро послю по вы» (ПВЛ). 2. «Се азъ отхожю 
св
ѣта сего, сынове мои». «Поиди къ брату своему и 
рьчи ему. Что ми вдаси то
├
αзъ прииму» (ПВЛ). 
Кроме  этих  случаев,  подлежащее  также  выражается  в 
предложениях,  в  которых  необходимо  подчеркнуть  особое 
участие  говорящего  или  слушающего  и  слушающих  в 
происходящих действиях: 1. «
И рече единъ отрокъ. Азъ 
преиду (необходимо пробраться к своим) и р
ѣша. Иди». 
«А  неволя  ми  своее  головы  блюсти.  и  не  азъ  его 
осл
ѣпил.  но  Давыдъ».  «Со  слезами  отвѣщеваху 
другъ  другу  глаголюще.  Азъ  б
ѣхъ  сего  города.  и 
други. Азъ сея вси (село)» (ПВЛ).   
На 
частотность 
употребления 
древнерусских 
местоимений  в  роли  подлежащего  влияют  разные  факторы.  
Местоимение  1-го  лица  единственного  числа  в  роли 
подлежащего,  похоже,  вообще  является  стилистическим 
приемом,  так  как  нет  необходимости  говорящему  как-то 

 
45 
называть  себя  при  каждом  моменте  речи.  Если  в 
предложении  есть  подлежащее,  выраженное  местоимением 
1-го  лица,  это  всегда  продиктовано  какой-то  текстовой 
необходимостью.  Исследование  показало,  что  в  тексте 
«Слова  о  полку  Игореве»  нет  ни  одного  случая 
использования местоимения 1-го лица единственного числа в 
роли  подлежащего,  хотя  в  произведении  достаточно  много 
определенно-личных 
односоставных 
предложений 
с 
глагольным  сказуемым  1-го  лица: 
«Полечю,  -  рече,  - 
зегзицею  по  Дунаеви,  омочю  бебр
γ
нъ  рукавъ  въ 
Ка
γ
л
ѣ  рѣцѣ,  утру  кн
γ
зю  кровавыя  его  раны  на 
жестоц
ѣмь  его  тѣлѣ».  «Кликну,  стукну  земля, 
въшум
ѣ  трава,  вежи  (шатры)  ся  половецкiи 
подвизашася» и др. 
Выбор местоименного варианта для роли подлежащего 
в 
предложении 
в 
большой 
степени 
определяется 
функциональным фактором. Так, в «Повести временных лет» 
чаще всего в роли подлежащего используется вариант 
αзъ. 
В  большинстве  случаев  его  употребление  оправдано  двумя 
факторами:  1)  вариант  используется  в  прямой  речи  как 
официальный 
при 
общении 
князей 
со 
своими 
подчиненными;  2)  вариант  необходим  для  соблюдения 
правил логической стройности и последовательности речи. В 
исследованных нами текстах «Повести временных лет» было 
зафиксировано всего 15 случаев употребления варианта 
αзъ 
в  роли  подлежащего.    Вариант   
├
α  использован  в  пяти 
текстах.  
Обращает на себя внимание, что форма 
├
α используется 
для  называния  говорящим  самого  себя  в  более  житейских 
ситуациях,  нежели  вариант 
αзъ,  и  при  этом  очень  часто  в 
противительной  конструкции.  Так,  например,  в  тексте 
«Смерть  Олега»: 
Wлегъ  же  посмеас
γ
  и  оукори    
кудесника ·река то ти неправо глють вол
ъ
сви ·но вс
γ
 ло
ж
 
є
с
  ·а  конь  оумерлъ  є
с
  а   
├
α 
·
жи
въ.  В  данном  фрагменте 
местоимение 
├
α используется  князем  в  мыслях  и  при  этом 
противопоставляется  его  жизнь  смерти  любимого  коня.  В 

 
46 
тексте  «Смерть  Игоря»  из  «Повести  временных  лет»  в 
предложении: 
Ид
ѣте  съ  данью  домови  а 
├
α 
возъвращюс
γ
 
похожю и еще – вариант используется в 
речи князя, обращенной к своей старшей дружине, с которой 
он 
был 
вынужден 
поддерживать 
дипломатические 
отношения.  К  тому  же  в  случае,  описанном  в  данном 
фрагменте  текста,  князь  хитрил,  пытаясь  избавиться  от 
старших дружинников, поскольку решил завладеть данью, на 
которую  они  имели  такое  же  право,  как  и  он.  Данный 
вариант  так  же,  как  и  предыдущий,  используется  в 
противительной конструкции. 
Два  других  случая  употребления  варианта 
├
α  также 
отличаются  в  стилистическом  отношении  от  случаев 
употребления  местоимения 
αзъ:  1.  и 
рече  имъ  . 
послушаите мене . не предайтес
γ
 за 3 дни . и  
├
α
 вы что 
велю  .  створите  (
├
α  –  старец).  2. 
И  приѣха  кн
γ
зь 
печенѣжьскыи  к  рѣкѣ  возва  Володимера  и  рече  ему  . 
выпусти ты свои мужь . а 
├
α
 свои . до с
γ
 борета (
├
α  – 
князь  печенежский).  В  пятом  случае  вариант 
├
α 
используется  в  речи  княгини  Ольги,  когда  она  хитростью 
выманивает  врагов  из  города: 
а  идѣте  въ  градъ  .  а 
├
α
 
заутра  отступлю  отъ  града  .  и  поиду  въ  градо  сьи. 
Следует  отметить,  что  вполне  возможно,  этот  фрагмент 
текста  является  поздней  вставкой,  поскольку  он  имеется  не 
во всех списках «Повести». Так, в тексте, опубликованном в 
1872 году (СПб.), этот же фрагмент приводится без варианта 
├
α: «
се оуже есть покорилис
γ
 мнѣ . и моему дѣт
γ
ти . а 
идѣте  въ  градъ  .  и  приду  въ  градъ  сь».  Таким  образом, 
этот вариант остается под вопросом. 
 В  результате  анализа  всех  описанных  выше  случаев  
можно  сделать  вывод,  что  вариант 
├
α  являлся  более 
демократичным  и  разговорным,  нежели  этикетный  и 
официальный  общеславянский 
αзъ.  На  наш  взгляд,  этот 
вариант  является  формой  нейтрального  указательного 
местоимения,  а  не  личного  1-го  лица.  Это  также 

 
47 
подтверждается  фактом  его  частого  употребления  в 
противительных 
конструкциях, 
поскольку 
при 
противопоставлении  значительно  усиливается  указательная 
семантика варианта: (вы)
 ид
ѣте въ градъ . а 
├
α заутра 
отступлю; конь оумерлъ є
с
 а  
├
α ·
жи
въ.   
Безличные  нейтральные 
и, 
ε
, 
├
α
 
используются  в 
древнерусских текстах очень широко. Их семантика гораздо 
абстрактнее,  чем  у  других  указательных  местоимений, 
поэтому  они  используются  в  качестве  дублетов-синонимов 
после того, как основной маркированный вариант уже назван 
в  речи.  Вполне  возможно,  что  употребление  этого 
указательного  местоимения  было  допустимо  в  тех  случаях, 
когда  этикет  позволял  не  называть  говорящего,  а  просто  на 
него  указать.  Естественно,  что  это  же  было  характерно  для 
речи  людей  незначимых  в  социальном  отношении.  Это 
предположение  подтверждается  и  случаями  употребления 
варианта 
├
α
 
в других текстах. Так, в Мстиславовой грамоте 
пишется  распоряжение  о  пожертвовании  от  лица  великого 
князя  Мстислава  Владимировича:  «
се  αзъ  мстиславъ 
володимиръ  снъ  дьржа  роусьскоу  землю  въ  сво
ѥ 
кн
γ
жени
ε
 …». Великий князь, как и положено, по форме и 
по  положению  называет  себя 
αзъ.  Ниже  в  грамоте  есть 
приписка  от  лица  племянника  Мстислава  князя  Всеволода: 
«а 
├
α  всеволодъ  далъ 
ε
смь
  блюдо  серебрьно».  В  этой 
приписке  Всеволод  как  лицо  социально  менее  значимое 
пишет  о  себе 
├
α,  к  тому  же  союз  а  подчеркивает 
противительную 
семантику 
данной 
синтаксической 
конструкции.  Такие  текстовые  тонкости  вполне  объяснимы 
социальными  условиями  того  времени,  когда  создавались 
правила  и  законы,  укреплявшие  власть  князей,  и  в  первую 
очередь,  это  проявлялось  в  речевом  этикете.  Отсюда  и 
разнообразие  обозначений  говорящего  в  текстах.  Скорее 
всего,  в  процессе  коммуникации  для  обозначения 
говорящего  использовалось  указательное  местоимение  так 
же, как и для обозначения третьего лица. 

 
48 
 Вариант 
αзъ  является  атрибутом  речевого  этикета  и 
имеет явно официальный характер. Можно заметить, что его 
употребление  выходит  за  рамки  книжного  стиля.  Что  же 
касается варианта 
├
αзъ, то он появился позже двух первых и 
является элементом быстро развивающегося бюрократического 
стиля.  Хотя  протетический  j  в  его  фонетическом  составе 
указывает  на  русское  произношение,  этот  вариант, 
несомненно,  является  исключительно  книжным.  Это 
подтверждается  и  правилами  письма  в  церковнославянском 
языке,  до  сих  пор  актуальными  в  церковной  литературе:  в 
русском 
церковнославянском 
языке 
буква 
├
α 
с 
протетическим  j  называется 
«начальная 
├
α»,  она 
противопоставляется  «юсовой 
γ
»,  которая  используется  в 
середине слова. 
  С 
этой 
точки 
зрения 
представляет 
интерес 
использование  формы 
├
αзъ  в  одной  и  берестяных  грамот  
(№ 439): 
φ
зо ти олово продале и свинеце и клепание 
вьхо  (Я  же  олово  продал  и  свинец  и  кованье  все).    Во-
первых,  в  грамоте  используется  не  й-товый  вариант 
├
α,  а 
юсовый.  Во-вторых,  вместо  ъ  употреблена  буква  о,  что 
никак  нельзя  объяснить  особенностями  произношения, 
поскольку  уже  в  праславянский  период  ъ  на  конце  слова 
находился  в абсолютно  слабой  позиции,  и поэтому  никогда 
не подвергался вокализации. Грамота же написана в ХII-XIII веках, 
когда  падение  редуцированных  уже  произошло.  Оба 
признака свидетельствуют скорее  о нарочитом, надуманном  
использовании этой формы для придания письму солидности 
и  характера  документа.  Это  только  подтверждает  наше 
предположение,  что  й-товый  вариант  был  письменным 
орфографическим, и в живой речи не использовался.   
Особенно  часто  й-товый  вариант  встречается  в 
памятниках  XIV  века.  Он  используется  как  стилистическое 
средство  деловой  письменности,  со  временем  становится 
основным  и  прочно  закрепляется  в  формулярной  части 
правовых актов (договорных, дарственных, купчих и т.д.). Не 
только  местоимение,  но  и  вся  конструкция  в  этих 
документах имеет явно церковно-книжное происхождение. К 

 
49 
тому же, по наблюдениям В.И.Борковского, в великорусских 
грамотах  XV  –  XVI  вв.  процент  предложений  без 
подлежащего,  выраженного  личным  местоимением,  к  тому 
времени  сокращается  примерно  на  46%  (1949:  90-94). 
Оформление формуляра с использованием й-тового 
├
α было 
обязательным  и  встречается  в  документах  вплоть  до  конца 
XVII века: 
1. Се язъ князь великии Борисъ Александровичь 
тф
ѣрьски  взялъ  есмь…(1427г.).  2.  Се 
├
α
з
  кнзь  петръ 
дмитриєви
ч
  пожалова
л
  єсмь  игумена  никона… 
(1423г.).  3
.  Во  им
γ
  wца  и  сна  и  стго  ду
х
  се 
├
α
з
  рабъ 
бо
ж
и  .  ива
н
  кн
├
α
ж
  юрьє
в
  сы
н
  патрек
ѣеви
ч
.  пишу 
грамот
у
 дшевную…(до 1499г.). 
Таким  образом,  можно  сделать  вывод:  изначально 
местоимение  1-го  лица  единственного  числа  вообще  не 
имело в своей парадигме именительного падежа. Эта форма 
появляется достаточно поздно и сразу в двух вариантах: 
αзъ 
– 
книжный  письменный,  заимствован  из  Европы: 
Г.А.Хабургаев 
считает 
его 
южнославянским 
по 
происхождению,  восходящим  к  болгарскому  и  словенскому 
вариантам  (1990:  218).  Вариант 
├
α  –  разговорный, 
восходящий к указательному местоимению
. Вариант 
├
αзъ 
–  русифицированная  форма  славянского  αзъ  для 
письменного употребления - появляется позже двух первых. 
 
Список использованных источников 
1.
 
Борковский 
В.И. 
Синтаксис 
древнерусских 
грамот 
(Простое 
предложение). Львов, 1949. 
2.
 
Иванов В.В. Историческая грамматика русского языка. М., 1990.  
3.
 
Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951. 
4.
 
Хабургаев  Г.А.  Очерки  исторической  морфологии  русского  языка 
(Имена). М., 1990. 
 
* * *  
Мақалада  X-XIVғ.ғ  шығысславяндық  мәтіндегі  І  жақтың  жекеше 
түріндегі  есімдіктің  функционалдық  түрлерінің  шыққан  түп-төркіні 
туралы айтылады. 
УДК  821.161.1: (038) 

 
50 
 
Опря О.В.  
Кандидат филологических наук, доцент  
ЗКГУ им.М.Утемисова, г.Уральск  
 
ЖАНР ВОСТОЧНОЙ СКАЗКИ И ПОВЕСТИ   
В ТВОРЧЕСТВЕ В.И.ДАЛЯ 
 
В  настоящей  статье  ставится  проблема  влияния 
литературных  традиций  Востока  на  художественные 
произведения  Владимира  Ивановича  Даля  оренбургского 
периода (1833-1841). Прежде всего, следует утвердить, что в  
произведениях,  написанных  на  восточные  темы,  Даль 
исходит из восточных традиций. Это характерно для русской 
литературы,  обращавшейся  к  восточной  аллегории:  так, 
например,    Екатерина  II  написала  сказку  о  царевиче  Хлоре, 
используя  аллегорию  восточных  сказок.  Герой  сказки  - 
царевич  Хлор  -  попадает  в  плен  к  киргизскому  хану,  а  тот 
приказывает ему найти розу без шипов – Добродетель.  
Нельзя  согласиться  с  тем  суждением,  что  в 
произведениях  Даля  только  «имеется  восточный  сюжет  (он 
может соответствовать восточной действительности, или же в 
них  могут  лишь  фигурировать  восточные  имена,  порой 
обстановка – но все это является только прикрытием мыслей 
автора)».  В  произведениях    Даля    не  только  «прикрытие 
мыслей», ведь он жил рядом с восточными народами, хорошо 
знал  восточные  языки  –  казахский,  башкирский,  много  раз 
ездил  по  степи,  общался  с  казахами,  знал  устное  народное 
творчество,  записывал  его.  Г.П.Матвиевская  в  статье 
«В.И.Даль  –  востоковед»  (обращает  на  себя  внимание  уже 
название статьи) в новом, вышедшем в Оренбурге в 2007 году 
в  сборнике    «Владимир  Иванович  Даль  в  Оребурге» 
указывает,  что  в  Оренбурге  в  начале  XIXв.  шло  серьезное 
становление  науки  о  Востоке,  и  в  ряду  видных  русских 
востоковедов  –  П.И.Демезона  (1807-1873),  В.В.Григорьева 
(1818-1881),  В.В.Вельяминова-Зернова    и  др.  –  имя  Даля 
заслуживает    особого  упоминания.  Исследовательница 

 
51 
подробно описывает состояние востоковедения в Оренбурге в 
начале XIXв. и роль Даля в этом процессе.  
Действительно,  знакомство  Даля  с  восточными 
традициями    началось  летом  1833г.,  после  назначения  его 
чиновником  особых  поручений.  Писатель  был  одним  из 
немногих,  совершавших  длительные  поездки  по  казахским 
степям.  П.И.  Мельников-Печерский  отмечал:  «Вслед  за 
описанием Оренбургского края … в записках Даля подробно 
была  описана  Киргизская  степь»[1].  Им  была  приобретена 
редкая  рукопись  сочинения  хивинского  историка  Абул-Гази 
Бахадур-хана  «Родословная  тюрок».  Позднее  в  «Словаре» 
Даль указывал, что «киргизы сами себя зовут «казак» (II,72). 
Происхождение  этого  слова  автор  связывал  с  тюркским 
«казмак»,  что  означает  скитаться,  бродить.  К  концу  первого 
года  службы  он  свободно  говорил  на  казахском  и 
башкирском  языках,  отмечал  сходство  и  различие  между 
ними,  что  дало  основание  современным  ученым  причислить 
его к первым лингвистам-тюркологам[2]. Он проявил себя в 
степи  и  как  талантливый  врач:  уже  отойдя    от  врачебной 
практики,  безвозмездно  лечил  местных  жителей[3],  а  также 
собирал  народные  методы  лечения[4].  Курируя  по  сути 
вопросы  межнационального  общения  при  В.А.Перовском, 
отстаивал  интересы  обездоленных  кочевых  народностей, 
заслуживает  у  них  прозвище  «справедливый  Даль»[5]. 
Большой  материал  о  казахах  получил  писатель  во  время 
Хивинской  экспедиции[6].  В  разных  изданиях  Даль 
публиковал  рассказы  русских  пленников,  побывавших  в 
плену  в  Бухаре  и  Хиве.  Его  статьи  «Военное  предприятие 
противу  Хивы»  (1860)  и  «Письма  к  друзьям  из  похода  в 
Хиву»  (1867)  внесли  большой  вклад  в  изучение 
малоизвестной  тогда  среднеазиатской  державы.  Поездки  по 
степи  помогли  писателю  всесторонне  познакомиться  с 
жизнью, нравами, бытом Востока. Весьма важно, что именно 
в период пребывания в Оренбургском крае у него возникает 
глубокий  интерес  к  устному  поэтическому  творчеству 
казахов.    Вслед  за  исследователем  казахской  жизни 
Г.Ф.Генсом,  жившим  тогда  в  Оренбурге,  Даль  практиковал 
метод устного опроса знатоков казахской жизни[7]. По одной 

 
52 
из  версий,  его  записи  казахского  творчества,  которые  он 
сделал от стариков-казахов, хранились в Уральском казачьем 
войсковом  архиве,  но      потерялись  вместе  с  архивом[8]. 
Далем был найден, а затем введен русскими востоковедами в 
научный  оборот  рукописный  список  одной  из  казахских 
песен.  
Исследователи  обнаруживают  несколько произведений, 
которые с большей или меньшей вероятностью могут быть 
отнесены  к  жанру  «восточной»  повести[9].  Но  ведь  жанр 
многих из них определил сам автор, кроме того, к восточным 
можно  без  сомнения  причислить  такие  повести,  как 
«Башкирская русалка» и «Майна».  
Подтверждением  глубокого  интереса  Даля  к  Востоку 
являются 
произведения 
«Жизнь 
Джингизхана», 
«Повествование  об  Аксак-Тимуре»  (перевод  татарских 
легенд),  «Сказка  о  прекрасной  царевне  Милонеге-белоручке, 
по  прозванию  Васильковый  глазок,  и  о  трехстах  тридцати 
трех  затяжных  волокитах  и  поклонниках  её»,  «О  баранах»  
(это  сказки),  «Бикей  и  Мауляна»,  «Башкирская  русалка»  (это 
повести).  
Переведенную  в  1835    году  «Жизнь  Джингизхана» 
можно  обозначить,  как  сказочную  повесть.  Так  жанр 
определен и писателем – татарская сказка. Начинается повесть 
так,  как  по  традиции  начинались  все  произведения  на 
Востоке,  -  с  молитвы  и  восхваления  Аллаха,  с  первых  строк 
Корана: «Во имя Бога милосердного в мире сем ко всякому, в 
будущем  к  одним  правоверным».  Восточная  присказка 
заканчивается,  и  повествование  о  предках  Джингизхана 
восходит  к  временам  Ноя.  У  Ноя,  рассказывает  Даль,  было 
четыре сына и четыре дочери. Из Библии мы знаем, что у Ноя 
было три сына, а дочерей не было совсем, поправляет сам себя 
автор.  Из  первых  предков  Джингизхана  по  матери  автор 
подробно  описывает  жизнь  Аламалым  –  Куркли.  Девушка 
обладает  сказочной  красотой:  «От  улыбки  сухое  дерево 
пускало листья,  и голая земля покрывалась травою» и «душа 
ее была превосходнейшая из рожденных в мире сем». Героиня 
наделена волшебными свойствами: «Когда она чесала волоса, 
то  сыпался  жемчуг,  а  где  плевала,  там  вырастало  серебро  и 

 
53 
золото».  Очень  характерная  деталь  –  героиня  не  видела  ни 
света,  ни  луны,  то  есть  содержалась  отдельно,  в  запертой 
комнате.  Служанка  случайно  показала  ей  свет,  и  Аламалым 
забеременела.  (Здесь  стоит  вспомнить  сюжет  о  Данае, 
забеременевшей от золотого дождя).  Отец с матерью решают 
судьбу  дочери:  «И  так,  построив  корабль  и  посадив  в  него 
сорок  девок,  диких  голубей,  золотых  ягнят,  попугая  птицу, 
неугасимый  светоч  и  неистощимую  пищу,  пустили  золотой 
ковчег  неподалеку  горы  Тура,  на  северное  море,  сказав: 
суженый  ее  не  минует».  Героям  Даля  свойственна  вера  в 
предрешенность  судьбы:  от  судьбы  не  уйдешь.  Избранник 
девушки ценит в ней  то, что  она и  девственна, и  беременна. 
Даль  использует  сюжет  о  непорочном  зачатии,  который 
присутствует  в  мировом  фольклоре.    Аламалым  рожает 
Дуинбаяна,  он  становится  отцом  Джингизхана.  В  свою 
очередь,  Дуинбаян,  умирая,  предсказывает  рождение  сына: 
«После  смерти  низойду  я  на  супругу  мою  Алангу,  во  сне, 
зачатием,  и  родится  сын,  достойный  владеть  и  управлять 
вами, … а знамение этому будет такое, что после смерти моей 
низойду  я  солнцем,  а  выйду  волком…».  У  Алангу,  жены 
Дуинбаяна,  рождается  сын,  у  которого  все  черты  сказочного 
богатыря:  мальчик  в  золотой  рубашке,  плечи  –  волчьи.  По 
традиции  изображены  старшие  братья  негодяями:  они 
отбирают  последнее,  насилуют,  оскорбляют  мать.  Братья 
возненавидели  Джингизхана,  решили,  что  надо  его  извести. 
Но  заступается  за  сына  Алангу  народ.  Для  того,    чтобы 
определить  лучшего правителя,  Алангу  предлагает  сыновьям 
испытание: надо повесить меч на солнечный луч. Испытание 
проходит  только  Джингизхан.  Боясь  теперь  мести  братьев, 
Джингизхан уходит жить к кайсакам. Автор описывает героя,  
как  сказочного  богатыря:  одежда  белая,  конь  сивый,  шапка 
золотая,  колчан  золотой,  лицом  пригож,  невидимкой 
скрывается. Десять  беков ищут, где скрывается Джингизхан, 
а когда находят, то уговаривают вернуться править народом. 
Джингиз возвращается и вырезает непокорившиеся  ему роды. 
И  только  одна  девушка, которая  оказывается  мудрее  других, 
прячет четырех детей. Джингизхан узнает об этом и берет ее в 
жены.  Даль  повествует  о  том,  что  у  его  героя  было  четыре 

 
54 
сына,  он  был  возведен  на  ханство  в  13  лет,  владыкой  был          
59  лет,  а  всего  прожил  72  года.  Джингизхан  разделил  своих 
людей на роды и племена, они узнавали друг друга по тамге 
(печати)    и  птицам.  Родиной  Джингизхана  был  Китай,  и 
владения его были там же.  
Восточную  тематику  Даль  продолжает  использовать  в 
сказке  «О  прекрасной  царевне  Милонеге-белоручке,  по 

жүктеу/скачать 1,83 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: