Л.Н. Гумилев атындағы ЕҰУ Хабаршысы
150
концептосферы сформированы особенностями хозяйственной деятельности, среды обитания,
этнической истории казахов. Анализируя истоки русско-казахских отношений, уходящих вглубь
веков, стоит отметить, что начало систематического изучения жизни и быта казахского народа
относится к первой половине 18 века, когда значительная часть казахских степей добровольно
приняла российское подданство, и создались реальные условия для широкого проникновения в
казахскую степь русской культуры.
В начале отрывочные, неточные, порой с экзотическим налетом, путевые очерки о казахских
степях стали со временем сменяться обстоятельными и объективными произведениями писателей,
в которых анализировались экономическое, правовое положения, своеобразные обычаи и нравы
казахов. Первоначальной, но очень важной формой литературных связей России и Казахстана
явились изучение, запись и использование русскими писателями, путешественниками, учеными,
оказавшимися в казахстанских степях, произведений казахского фольклора, сохраняемых в памяти
многих поколений.
Вторая половина 19 и начала 20 веков характеризуется появлением уже более значительного
числа разнообразных в жанровом отношении художественных произведений о казахском кочевом
мире.
Все лучшее в дореволюционном творчестве русских писателей (Д.Л. Иванов, М. Пришвин, Г.
Успенский и др.) характеризуется стремлением войти в жизнь казахского народа, понять его душу.
Первые путешественники прониклись глубоким уважением к кочевнику, узнав его поближе. И это
было не книжное изучение «предмета» [1, 197], основой и почвой казахских страниц этих авторов
явились прямая и личная причастность писателей к казахской жизни.
В их работах выделялась поэтическая восприимчивость казахов - кочевников, их способность
немедленного отклика на переживаемые события. Опираясь на эти слова, стоит вспомнить галерею
портретов - кочевников, созданных Д. П. Ивановым.
Д. Л. Иванов в цикле путевых очерков «По киргизской степи» выделил один из самых
привлекательных образов - образ проводника Нургужы «Маленький, подвижный, с вороватыми
раскосыми глазами на безбородом личике, Нургужа с поразительной точностью знал степь, изучил
её «в крест и поперек» «да мельчайших подробностей», «помнил все овраги, речонки, колодцы,
даже могилы». Нургужа оказался незаменимым спутником автору («сам - друг») ещё и потому, что у
него в степи были приятели, разные родственники, которые охотно приглашали путешественников.
Бедный проводник знал также «множество» казахских песен, рассказов и легенд, которыми щедро
делился с
автором. Кроме того, Нургужа обладал целым «арсеналом» мелких, но «преполезных»
практических познаний. Так он искусно владел иглой, лечил лошадей, «заговаривал ... по крайней
мере, кровь, порчу и дурной сглаз», безошибочно ориентировался по звёздам, умел «весьма сносно
стрелять». Вместе с тем Нургужа наделен мудростью народа и к месту использует пословицы и
поговорки. Так, приехав на берег пустынного озера, он надеется встретить рыбаков, «руководствуясь
поговоркой «үмiтсiз шайтан» или «Только у черта не может быть надежды» [1, 197]. Трудную жизнь
проживает на земле, добиваясь успеха - упорным трудом, неизбежно теряя что-то близкое и дорогое,
иногда отступая от собственных правил и сбивая в кровь ноги и руки, карабкаясь к сверкающим
вершинам. Он платит за мгновения счастья дорогую цену, изменяя мир, меняется сам. Слишком
много бывает вокруг соблазнов, и никто не помогает сделать правильный выбор меж белым и
черным, между истиной и заблуждением, между добром излом. Иногда этой жизни короткой, как
рукоять камчи, не хватает для исполнения всех заветных желаний, для осуществления всех планов
и каждый день по-своему подводит ее итоги.
Но высшее мужество - жить, надеясь и веря, - ведет человека. Казахи-кочевники сказали об
этом предельно красиво и точно: «үмiтсiз шайтан». Жизнь в экстремальных условиях требовала
таких качеств, как честность, верность, щедрость и трудолюбие. М. Пришвин в « Черном арабе»
обрисовал эти достоинства кочевника.
Анализируя поэтическую повесть М. Пришвина «Черный араб» обнаруживаешь художественную
модель целостного и гармонического мира. Писатель открывает заповедную страницу, «где люди
живут так, как жили все люди в глубине веков»: растят детей, пасут стада, охотятся. Эта жизнь,
не регламентированная официальной государственностью, в то же время подчинена природному
ритму - бегу суточного времени, смене времен года. В определенное время суток возвращаются
|