Эдит Ева Эгер, при участии Эсме Швалль-Вейганд Выбор

меня есть четкая цель. Я теперь работаю учителем обществознания в
одной из средних школ пригорода Эль-Пасо. Меня приглашают и в
более престижные школы в богатых районах города, но я хочу
работать с двуязычными учениками, которые сталкиваются с теми же
трудностями, что были у нас с Белой после переезда в Америку:
бедностью и несправедливостью. Я хочу подвести учеников к выбору,
показать им, что чем больше у них возможностей сделать свой выбор,
тем меньше они будут чувствовать себя жертвами. Самая трудная часть
работы – противостоять негативному отношению к образованию, с
которым сталкиваются в своей среде мои ученики, чаще всего эти
возражения исходят от их родителей: мол, школа не дает ничего, с чем
им придется столкнуться в реальной жизни; мол, учебная программа
не курс выживания. Я рассказываю им что-то из своего детства, даже
вспоминаю косоглазие и ту глупую песенку-дразнилку. Ты тщедушная
уродка, таких замуж не берут! Объясняю им: проблема не в том, что
сочинили ее мои родные сестры, – проблема в том, что я им верила. Но
я не допускаю, чтобы ученики догадались, насколько я вижу в них
себя, насколько глубокие переживания вызывает во мне это
отождествление. Мне тоже знакомо, как ненависть уничтожает твое
детство, как тьма поглощает твою душу, когда все вокруг внушают
тебе, что ты никто. Однако я храню в памяти голос, пришедший ко мне
из глубин Татр. Если ты все-таки живешь, придется многое
отстаивать. Мои ученики дают мне то, за что я готова ради них
постоять. Благодаря им я чувствую себя нужной, но для меня самой
все остается по-прежнему: так я и живу – в оцепенении, вечной
тревоге и внутренней изоляции; мое унылое существование до сих пор
слишком непрочно.
Репереживания сохраняются, иногда они накрывают, даже когда я
за рулем. Я вижу стоящего на обочине полицейского в форме – и туман
сразу застилает глаза, состояние близко к обморочному. Я не знаю, как
называется подобное самочувствие, еще не понимаю, что это
физиологическое проявление моего горя, с которым я так и не
разобралась. Это подсказка – мое тело посылает мне напоминание о
тех чувствах, которые я не то что сознательно подавляю, а начисто
блокирую. Это гроза, обрушивающаяся на меня, когда я отказываю
себе в праве испытывать душевную боль.

Каковы они – мои отвергнутые чувства? Они словно посторонние,
живущие в моем доме, невидимые, если не брать во внимание еду,
которую крадут, мебель, которую портят, грязные следы, которые
оставляют в прихожей. Развод не освободил меня от их
нежелательного 
присутствия. 
Вместе 
с 
разводом 
уходят
псевдопроблемы – привычные «подушки» для моих обвинений и
обид – и оставляют меня лицом к лицу с моими чувствами.
Иногда я звоню Магде. Она тоже развелась с Натом и вышла замуж
за Теда Гилберта, с которым они ближе по возрасту и который
становится участливым слушателем и добрым отчимом. Она и Нат
остаются близкими друзьями. Он приходит к ней на ужин два-три раза
в неделю.
– Будь осторожнее, когда места себе не находишь. В голову
начинают лезть дурные мысли. Всякая ерунда. Он слишком то, он
слишком сё. Ты уже довольно настрадалась. Да и я знаю, что это такое.
В итоге начинаешь тосковать по всему, что раньше выводило тебя из
себя, – предостерегает сестра.
Похоже, сестра читает мои мысли. Зацепила краем сознания этакое
легкое сомнение, промелькнувшее признанием: возможно, разводом не
удалось починить то, что, как мне казалось, было сломано.
Однажды вечером мне звонит женщина. Она ищет Белу. Не знаю
ли я, где он может быть? Я понимаю, что это его подружка. Она звонит
мне домой, как будто я по пятам хожу за своим бывшим мужем, как
будто я обязана, если б я что-то знала, все выложить ей, как будто я его
секретарша.
– Никогда мне больше не звоните! – кричу я в трубку. После этого
разговора я как на иголках. Не могу уснуть. Пытаюсь сбежать в свой
полет, в светлый сон, но не могу взлететь – постоянно падаю и
просыпаюсь. Это ужасная ночь. И не бесполезная. Одри ночует у
друзей, Джонни уже спит. Мне некуда сбежать от нахлынувшего
волнения, волей-неволей, но мне приходится переживать его. Я плачу,
жалею себя, впадаю в ярость. Я ощущаю каждую волну ревности,
горечи, одиночества, негодования, сожаления и далее по кругу. Наутро
я чувствую себя лучше, хотя и не спала. Мне спокойно. Ничего не
изменилось. Как бы нелогично это ни звучало, я по-прежнему
чувствую себя покинутой мужем, от которого я сама ушла. Но гнев и

волнение иссякли. Их нельзя испытывать постоянно. Эмоции
преломляются, меняются. Я чувствую себя почти умиротворенной.
У меня впереди много дней и ночей, подобных этой ночи. Я
проживу еще какое-то время в ощущении одиночества, но научусь, как
бы ни было это болезненно, испытывать эмоции, поддаваться им, а не
подавлять их. Самопризнание, что придется прямо взглянуть на то, что
я ношу в себе, – это настоящий дар, преподнесенный мне моим
разводом. Если я действительно собираюсь улучшить свою жизнь,
нужно менять не Белу, не наши отношения. Менять нужно себя.
Я понимаю необходимость перемен, но не знаю, что и как нужно
изменить, чтобы чувствовать себя свободнее и счастливее. Я хожу к
новому психотерапевту, чтобы рассмотреть наш брак в ином ракурсе,
но ее подход не работает. Она грозит мне пальцем и наставляет: ходить
по магазинам – не мужское занятие, не следовало перекладывать эту
ответственность на Белу; не следовало мне самой подстригать
лужайку, то есть брать на себя его, мужскую, обязанность. Она
отбирает для разбора такие эпизоды, которые никак не мешали нашему
браку, и превращает их в ошибки и проблемы. Я меняю работу,
преподаю в старших классах, где читаю вводный курс психологии, и
служу штатным психологом. Но ощущение продвижения к цели,
которое я испытывала со своими прежними учениками, начинает
стираться под давлением школьной бюрократии, огромных классов,
количества рабочих часов и невозможности работать эффективно с
отдельными школьниками. Пусть я еще не знаю, в чем мое призвание,
но мне понятно, что я способна на большее.
Ни в профессиональной, ни в личной жизни я до сих пор не
приобрела своего истинного, самого важного для меня дела, я лишь
смутно осознаю его – и эта мысль мучает меня. Лили и Арпад –
первые из моих друзей, кто попытается сказать, в чем именно мне
следует искать свое призвание, хотя я еще не буду готова даже
признаться самой себе в этом. Однажды они приглашают меня к себе
в Мексику на выходные. Много лет мы с Белой вместе отдыхали у них;
на этот раз я еду одна. В воскресенье мне пора возвращаться домой,
мы сидим за завтраком – кофе, фрукты, яйца, которые я приготовила
по-венгерски, с перцем и луком.

– Мы волновались за тебя, – говорит Лили, ее голос звучит ласково,
успокаивающе.
Я знаю, наш развод удивил ее и Арпада, знаю, они считают, что я
совершила ошибку. Сложно не воспринимать заботу Лили как
осуждение. Я рассказываю им о подружке Белы: она писательница или
музыкант, я не помню, кто именно, – для меня она не личность, а
концепт. Ну что же, Бела пошел дальше и оставил меня позади. Мои
друзья слушают меня, они сочувствуют. Потом переглядываются,
и Арпад деликатно кашляет.
– Эди, – говорит он, – прости, если я вторгаюсь в личное
пространство, ты вправе сказать, что это не мое дело. Но мне
интересно: ты когда-нибудь думала, что тебе может быть полезно
поработать с твоим прошлым?

жүктеу/скачать 2,67 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: