Жан-Поль Сартр «Тошнота» 100 лучших книг всех времен:
www.100bestbooks.ru
84 по нему, оседала на деревьях, вязкая, липкая, густая, как варенье. Неужели же я вместе со
всем парком тоже был внутри нее? Я испугался, но в особенности обозлился, это было так
глупо, так нелепо, я ненавидел этот гнусный мармелад. Но он был, он был! Он поднимался
до самого неба, он распространялся вширь, он заполнял все своей студенистой расслаблен-
ностью, я видел его бездонные глубины, они уходили далеко за пределы сада, за пределы
домов Бувиля, я был уже не в Бувиле, да и нигде в другом месте, я парил. Я ничуть не уди-
вился, я понимал, что это Мир, мир, который предстал передо мной во всей своей наготе, и я
задыхался от ярости при виде этого громадного абсурдного существа. Нельзя было даже за-
даться вопросом, откуда все это берется и как все-таки получается, что существует какой-то
мир, а не ничто. Вопрос не имел никакого смысла, мир был явлен всюду – впереди, позади.
И до него ничего не было. Ничего. Не было такого мгновения, когда он не существовал. Вот
это-то меня и раздражало: ведь ясное дело – не было НИКАКОГО смысла в том, что эта те-
кучая личинка существует. Но не существовать ОНА НЕ МОГЛА. Это было непредставимо:
чтобы вообразить небытие, надо уже оказаться здесь, в гуще этого мира, живым, с открыты-
ми глазами; небытие – это была всего лишь мысль в моей голове, мысль, существующая и
парящая в этой огромности: небытие не могло ПРЕДШЕСТВОВАТЬ существованию, оно
было таким же существованием, как и все прочее, и появилось позднее многого другого.
«Какая гнусность! Какая гнусность!» – закричал я и встряхнулся, стараясь освободиться от
этой липучей гнусности, но справиться с ней было нелегко, ее было слишком много, тонны
и тонны существований, без конца и края, и я задыхался в глубине этой неохватной тоски. И
вдруг парк опустел, словно все провалилось в какую-то бездонную дыру, мир исчез так же,
как появился, а может, я проснулся – так или иначе, я его больше не видел; вокруг меня бы-
ла только желтая земля, из которой во все стороны торчали мертвые, сухие ветви.
Я встал, я пошел к выходу. Дойдя до калитки, я бросил взгляд назад. И тут парк улыб-
нулся мне. Опершись на решетку ограды, я долго смотрел на него. Улыбка деревьев, зарос-
лей лавра ДОЛЖНА ЖЕ БЫЛА ЧТО-ТО ОЗНАЧАТЬ; так вот она, истинная тайна суще-
ствования. Я вспомнил, как однажды в воскресенье, недели три тому назад, я уже подметил,
что вещи выглядят словно бы сообщники. Чьи сообщники – мои? Я с тоской чувствовал, что
мне не по силам это понять. Не по силам. И все же это было тут, это ждало, это напоминало
взгляд. Оно было там, на стволе этого каштана… это был САМ каштан. Вещи были похожи
на мысли, которые замерли на полдороге, которые забыли сами себя, забыли, что они дума-
ли, да так и повисли между небом и землей, вместе со странным крохотным смыслом, кото-
рый не могут в себя вместить. Этот крохотный смысл меня раздражал – я НЕ МОГ его по-
нять и не понял бы, проторчи я хоть сто семь лет возле этой ограды; я узнал о
существовании все, что мог узнать. Я ушел, я вернулся в отель и сделал вот эту запись.
Той же ночью Решение принято: поскольку я больше не пишу книгу, мне незачем оставаться в Буви-
ле, переберусь в Париж. Выеду в пятницу пятичасовым поездом, в субботу увижу Анни, ду-
маю, что мы проведем вместе несколько дней. Потом вернусь сюда, чтобы уладить кое-
какие дела и сложить чемоданы. Не позднее первого марта надеюсь окончательно обосно-
ваться в Париже.