Жанысбекова эльмира тулегеновна
Казахстанские исследования в области мифа и фольклора
жүктеу/скачать 2,96 Mb. Pdf көрінісі
|
| 1.4 Казахстанские исследования в области мифа и фольклора
В современном казахстанском литературоведении вопросы содержания мифологизма выступают одними из наиболее актуальных и востребованных. Глубокие исследования различных аспектов тесной взаимосвязи литературы и мифологии, фольклора в казахстанском литературоведении связаны с трудами С.А. Каскабасова, Е.Д. Турсунова, С. Кондыбая, Р.Б. Бердибаева, К.С. Бузаубагаровой, А.С. Исмаковой, А.Ж. Жаксылыкова, Ш.И. Ибраева, Г.Б. Шаиновой, З. Наурызбаевой, Б.А. Жетписбаевой, С.М. Алтыбаевой, Т. Асемкулова, Е.М. Лулудовой, К. Жанабаева, А.А. Джундубаевой, Ш.Т. Адибаевой, Б.У. Азибаевой, А. Афанасьевой и других. Можно сказать, что одну и важнейших традиций изучения мифа заложил С.А. Каскабасов, в которой исследование мифа было тесно связано с фольклористикой в силу недостаточной расчлененности фольклора и мифа, сложности их разграничения в казахской культуре. Известный казахстанский фольклорист, автор книг «Казахская волшебная сказка» (1972), «Қазақтын халық прозасы» (1984), «Родники искусства» (1986), «Казахская несказочная проза» (1990), «Колыбель искусства» (1992), «Абай және фольклор» (1996), «Золотая жила» (2000), «Жаназык» (2002), «Любви безмерной памятник» (2002) и др., в определение «мифа» вкладывает национальное значение, отмечая, что «если в Европе под мифом понимали рассказы о богах, то мы под мифом у казахов подразумеваем рассказы о мифических предках людей и животных, о демиургах, повествования о сотворении мифа, об особенностях зверей и птиц <...> С типологической точки зрения, казахские мифы близки (архаичным) классическим мифам» [71, б. 65]. Именно на его концепцию мы и опираемся в первую очередь в нашем исследовании. С.А. Каскабасов выделяет и обосновывает на обширном материале объединенные в две крупные группы следующие жанровые разновидности казахской народной прозы: «1) несказочная проза, в которую входят мифы, былички (хикая), предания и легенды; 2) сказочная проза, куда относятся сказки о животных, волшебные, богатырские, новеллистические и сатирические сказки» [71, б. 264]. Так как казахский фольклор и казахский миф - тесно переплетающиеся художественные структуры, большой вклад в развитие казахской мифологии внес и выдающийся фольклорист Е.Д. Турсунов, автор книг «Происхождение носителей казахского фольклора», «Генезис казахской бытовой сказки» [72], «Древнетюркский фольклор», «Золотая бита» и др. Уже в первых своих статьях «Ослепление циклопа» и «О грифах, стерегущих золото» Е.Д. Турсунов заявил о тюркских мифологических образах, мотивах, и сюжетах, явившихся протопоэтикой древнегреческих поэм. В монографии «Коркыт. Истоки тюркского мифа» [73], сведения из которой вошли в исследуемые нами произведения Б. Джилкибаева, ученый исследовал эволюцию казахского 35 эпосогенеза, по следам которого и сам создал поэму «Звездная Песнь Серебристой волчицы» о мифах и легендах тюркских народов, о первых каганах и т.д. Е.Д. Турсунов занимался также сравнительно-типологическими исследованиями, изучая казахский миф и фольклор в контексте культуры некочевых народов. Фольклорные истоки выделяет в казахском романе Ш.Р. Елеукенов. На стыке фольклора и мифологии и их влияния на современное литературное творчество работает стиховед и фольклорист К.С. Бузаубагарова [74; 75]. Семантикой и структурой тюркского эпического текста, изучением древнетюркских мифов и поэзии жырау занимается К. Жанабаев, считая, что «Национальную идею нужно создавать на основе мифов и легенд древних тюрков. То золото, сокровище, что у нас лежит, нужно вытаскивать как бренд. Оно не нами придумано, а древними тюрками, и его надо сохранить и передать другим поколениям. Народ тогда чего-то достоин, когда у него есть имя, история, память <…> казахская, древнетюркская, славянская мифологии очень богаты персонажами, которыми могла бы воспользоваться наша анимация. Причем не из чувства патриотизма, а из чувства эстетических побуждений! Зачем нам чужие страшилки, если у нас, например, свой огромный «фонд» демонологических персонажей? Наши предки жили на кочевьях, а это степь, овраги, горы, которые были наполнены таинством. В городе, как известно, все ценности нивелируются, люди «глобализируются» и «интернетизируются», сказок детям уже не рассказывают. Древнее же кочевье спало – и в этом золотом сне пелись колыбельные и шептались сказки. Поэтому все наши сказки связаны с природой. В свое время об этом писали ученые и путешественники Чокан Валиханов, Григорий Потанин. Кстати, по своему восприятию тюркские персонажи ничем не уступают европейским. Например, в европейских сказках есть Мальчик-с-пальчик, а в тюркских – Машпарак – Мальчик-мизинчик, по сути то же самое» [76]. Особое место в казахском мифоведении занимают труды С. Кoнырбая, автора монографий «Введение в казахскую мифологию» (1999), «Казахская степь и германские боги» (2000), «Есен-казах» (2002), «Гиперборея: история эпохи сновидений» (2003), «Книга воинского духа» (2006), «Казахская мифология. Краткий словарь» (2005), «Мифология предказахов» (2008) [77]. Это уже представитель плеяды казахстанских ученых-мифологов. В частности, в своем последнем исследовании С. Кoнырбай, восстанавливая протоказахскую историю шеститысячелетней давности, обнаруживает в прототюркской мифологии культ собаки и волка, произошедший из единого образа первохищника [78], и культ Змеи и единый образ Матери-Змеи, состоящий из образов Змеи/Дракона и Великой Матери, важные для нашего исследования. Свою миссию как ученого-мифолога он видел в формировании казахской науки - мифологии и «создании новой идеологии, новой генеалогии, нового мифа, 36 которые позволили бы сохранить необходимое для существования казахов в XXI веке пространство и время» [77, с. 5]. З. Наурзбаева, автор основополагающих работ «Миф казахской культуры», «Мифоритуальные основы казахской культуры», «Вечное небо казахов» [79] и др. также указывает на центральную роль образа матери в казахской мифологии и фольклоре: «В патриархальном скотоводческом обществе женщина занимает высокое положение. Она посредник между высшим миром и земным, представительница высшего мира и обладает неземной мудростью. Она выходит замуж за земного батыра, и становится праматерью казахского народа или определенного рода. В казахской мифологической культуре у женщины много образов, она символизирует цель пути воина-батыра» [79, с. 134]. З. Наурзбаевa изучает также ритуалы и обряды, взаимозависимость природы и бытия в тюркской кочевой культуре, казахские архетипы. «Разумеется, в наши дни казахский фольклор не представляет собой мировоззрение тенгрианства в чистом виде. Эта древняя традиция преломлена через призму ислама <…> Я никогда не ставила целью противопоставить эти две традиции: тенгрианство и ислам. Мне одинаково не близки как призывы возродить тенгрианство в чистом виде, так и намерения некоторых мусульман забыть наше духовное наследие. Мы сейчас должны трезво подойти к этой проблеме и попытаться гармонично синтезировать нашу религию с нашей духовной культурой», – считает казахская исследовательница-мифолог [79, с. 56]. Третье направление в казахстанском изучении мифа и неомифа связано с выделением и интерпретацией фольклорно-мифологических сюжетов, мотивов и образов в литературном произведении. Так, в исследовании Г.Б. Шаиновой выделяются те специфические черты мифа, которые проявляются в художественных текстах: диалектическая и символическая природа мифа, его познавательная и эстетическая функции, тесно связанные с языком и фольклором; способность мифа как проявления мифического сознания к припоминанию; жанровый потенциал мифа [80, с. 14]. Как пишет Г.Б. Шаинова, «для казахской прозы последних десятилетий главным направлением выступает поиск цельного человека, живущего в катаклизмах XX века. В связи с чем писатели обращаются за дополнительными средствами выразительности к поэтике модернизма: поток сознания, сны, исповедь, двойственность сознания. Изображаемый персонаж – герой мыслящий, через образ которого писатели пытаются выяснить то, что же произошло с сознанием людей. Когда человек перестал быть «мерой всех вещей», почему и когда оказались стертыми границы между любовью и ненавистью, жизнью и смертью, свободой и рабством?» [80, с. 16]. Эти «вечные» вопросы, свойственные казахской литературе на протяжении всего ее развития, особенно обострились на рубеже ХIХ-ХХ и ХХ-ХХI вв. [80, с. 18]. 37 Символом как образом из мифологической парадигмы занимается казахстанский литературовед Б.А. Жетписбаева [81]. Символ в казахской прозе является не только композиционным элементом – это и сюжетообразующий образ. Присутствие символа в казахском романе ХХ века исследователь мотивирует его явно выражеными мифологическими корнями. Реминисценции из мифа в творчестве казахских авторов Б.А. Жетписбаева считает одной из самых основных тенденций казахской литературы ХХ века. Согласно утверждению казахстанского исследователя архетипов в литературе Е.М. Лулудовой, «мифология – это прасимвол, расширенный до связного дискурса и ставший таким образом формой выражения исторически- личностного бытия, априорно данный человеку через откровение и в виде особых интеллектуальных интуиций или до-рефлективно-инстинктивных понятий» [82]. Функционирование архетипов в поэзии изучают В.В. Савельева [83] и С.Д. Абишева [84]. Мифодизайн и архктипы в постмодернистском тексте как средство манипуляции читателем исследует Л.В. Сафронова [85]. Отдельная глава в монографии А.С. Исмаковой «Казахская художественная проза. Поэтика, жанр, стиль (начало ХХ века и современность)» [86] посвящена изучению культурных архетипов современной казахской прозы, соотношению литературного и лиро-эпического кодов в структуре художественного текста. Как пишет ученый, «Современная казахская проза подытоживает предшествующий жанрово-стилистический опыт, возрождая память жанра, пробуждая исконную лиро-эпическую стихию казахской словесности <...> Явление это более ярко реализовалось в произведениях А. Кекильбаева, О. Бокеева, С. Санбаева» [86, с. 391]. «Понятие культурного архетипа необходимо нам для аргументации исходной мысли о казахском романе, имеющем не только свою историю, но и предыстоки, уходящие вглубь национальных жанров словесного искусства. Одновременно это позволяет современной казахской прозе рефлектировать свой собственный художественно-эстетический опыт» [86, с. 294]. А.С. Исмакова фокусируется на проблеме взаимоотношений национальных архетипов и литературы на уровне жанра и стиля, отмечая трансформацию мифологемы свой/чужой и мотив двойничества в творчестве О. Сулейменова, жанровые и стилистические особенности, мотив свадебных состязаний женихов и др. в повести-сказке А. Кекильбаева «Состязание», анализируя повесть С. Санбаева «Когда жаждут мифа», обращенную к фольклорным персонажам и сюжетам, изучая вставные притчи и легенды в прозе современных казахских авторов. Художественные функции легенд и мифов в современной казахской прозе рассматривает также А.А. Мауленов [87], функцию мифа в поэтике повествования - Ж.А. Аймухамбетова [88]. Затрагивают мифo-фольклорную традицию как составляющую генезиса казахской литературы Б. Абдигазиұлы 38 [89; 90] и Г.Ж. Орда [91]. В контексте нарратологии мифологический мотив как жүктеу/скачать 2,96 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|