Жанысбекова эльмира тулегеновна

 
49 
 
простейший целостной семантической единицей [129, с. 495], сфокусированной 
на  реализации  темы  и  концепции  произведения.  «...мотив  представляет  собой 
повествовательный  феномен,  инвариантный  в  своей  принадлежности  к  языку 
повествовательной  традиции  и  вариантный  в  своих  событийных  реализациях, 
интертекстуальный  в  своем  функционировании  и  обретающий  эстетически 
значимые  смыслы  в  рамках  сюжетных  контекстов,  соотносящий  в  своей 
семантической  структуре  предикативное  начало  фабульного  действия  с  его 
актантами и определенными пространственно-временными признаками» [61, с. 
17].  
Различные  литературоведческие  направления  и  школы  рассматривают 
мотивный  план  произведения  в  соответствии  со  своими  узкими  целями  и 
задачами.  Сравнительно-историческое  литературоведение,  тесно  связанное  с 
фольклористикой  и  исследованиям  мифа,  интерпретирует  мотив  как 
универсальный трансисторический элемент поэтики произведения словесности, 
либо самозарождающийся в литературах разных народах мира, либо, наряду с 
бродячими сюжетами, кочующий из одной национальной системы словесности 
в другую в результате культурного взаимодействия народов.  
В  мифе  и  фольклоре  мотивы  функционируют  в  виде  совокупности 
инварианта и вариантов, переносясь в литературный текст путем их различных 
комбинаций, зависящих от авторской интенции. 
Например, по концепции А.Н. Веселовского, представленной в его работе 
«Поэтика  сюжетов»,  мотивы  являются  «простейшими  событийными 
формулами»,  возникающими  в  похожих  условиях  существования  у  разных 
древних  народов  независимо  друг  от  друга.  В  минимальной  формуле  мотива 
встречаются  приращения,  изменения,  развитие:  «Задач  может  быть  две,  три 
(любимое народное число) и более... Так мотив вырастал в сюжет» [129, с. 495]. 
Система мотивов, по А.Н. Веселовскому, и формирует сюжет, событийный ряд 
художественного текста.  
Мотив  как  инвариантную  модель,  обусловленную  функциональностью 
действующих  лиц  в  фольклорном  тексте,  изучал  В.Я.  Пропп,  на  работы 
которого до сих пор опираются ученые-семиотики всего мира [130]. В.Я. Пропп 
вывел  классификацию  мотивов  (=функций  действующих  лиц)  в  сказочном 
тексте:  7  типов  персонажей  (герой,  ложный  герой,  помощник,  вредитель, 
даритель,  отправитель,  искомый  персонаж)  обуславливают  31  мотив  (запрет, 
отлучка,  нарушение  табу  и  др.).  На  основе  этой  схемы  были  разработаны 
модели инвариантных мотивов как в структурализме, так и в семиотике. 
«Литература нового времени, выходящая из сферы рефлексивной риторики 
и  устанавливающая  принципиально  иное  отношение  между  моментами 
традиции  и  новации,  вместе  с  тем  далеко  не  всегда  разрывает  характерные 
тематико-семантические  связи  героя  и  мотива»  [61,  с.  83].  Связку  мотивов 
формирует, обычно, концепция героя. Взаимообусловленность мотива и героя в 
мифе  исследуют  О.М.  Фрейденберг  [131;  132],  М.М.  Бахтин  [133]  и  др.  О 

 
50 
 
мотиве-образе  (квази-мотиве)  пишет  С.Ю.  Неклюдов  [134],  о  мотиве-
характеристике – Б.Н. Путилов [135] и др.  
В  постклассической  науке  герой  по-прежнему  интерпретируется  в  своей 
сюжетообразующей  функции.  Структуралисты  занимались  проблемами 
художественной  образности,  сконцентрировав  свое  внимание  на  структурных 
особенностях  действующих  лиц  и  связанных  с  ними  мотивов.  Так,  А.Ж. 
Греймас  и  Ж.  Курте  использовали  для  этих  целей  понятие  актанта  – 
персонажа-действователя,  инвариантную  схему  персонажей,  занимающих 
одинаковые структурные позиции в тексте, содержавшие  потенциал смысло- и 
структуро-  порождения  [16].  Они  создали  шестиактантную  схему:  главный 
герой,  объект  –  его  цель,  бенифициарий,  персонаж,  испытывающий  на  себе 
улучшение  в  результате  действий  главного  героя,  помощники  и  враги, 
отправитель  (сверхъестественный  персонаж).  По  наблюдению  А.Ж.  Греймаса, 
данная  модель  персонажных  взаимодействий  и  мотивов  сформирована 
структурой мышления человека и в идеальном виде выраженная только в мифе 
и сказке.  
В  русле  семиотики  и  структурализма  персонажа  вкупе  с  мотивом 
рассматривал  и  Ю.М.  Лотман.  Он  наблюдает  закономерности  превращения 
сюжетной  функции  в  героя-повествователя:  «То,  что  одни  и  те  же  элементы 
текста  попеременно  выполняют  различные  сюжетные  функции,  способствует 
их  персонификации  –  отождествлению  функции  и  персонажа»  [136,  с.  296]. 
Ю.М. Лотман выделяет две группы персонажей: подвижных (действователей) и 
персонифицированные  ситуации  (помощники  и  враги).  По  Ю.М.  Лотману, 
«неподвижные»  персонажи  –  это  «результат  расслоения  единой  функции 
преодоления  героем  границы  семантического  поля».  Развитие  сюжета  не 
произойдет,  если  действователь  совпадает  с  семантическим  полем,  так  как 
действие развивается, как правило, по модели инициации. 
Изучение  инвариантного  мотива  (схемы),  его  сюжетных  воплощений 
(вариантов)  в  фольклоре  и  литературе  до  сих  актуально  у  современных 
фольклористов  и  литературоведов  всего  мира.  Современные  филологи 
обращаются  и  к  европейской  школе  тематической  критики,  основанной  на 
идеях В.Я. Проппа, под эгидой которой еще в 30-е г. ХХ века были составлены 
словари  литературных  тем  и  мотивов,  начиная  с  античности.      В  качестве 
инвариантных в этих словарях упоминаются архетипические мотивы Аркадия, 
загробная  жизнь,  апокалипсис,  отчуждение,  лабиринт;  мотивообразущие 
персонажи – амазонки, андрогин, антигерой, медведь и др. Термины types-cadre, 
frame-type, по  сути,  обозначающие  мотивный инвариант, употребляет  также  Э. 
Панофский  [137].  
О  функциях  сюжетогенных  протомотивов,  программирующих  сюжетную 
интригу, пишут Е.М. Мелетинский  [16; 47; 138; 139; 140], Г.А. Левинтон [141], 
Б.Н.  Путилов  [135]  и  др.,  указывая  на  то,  что  мотив  моделирует  и 

 
51 
 
предопределяет  сюжетное  развитие.  На  основополагающую  функцию  мотива 
продуцировать сюжет указывает и И.В. Силантьев [61, с. 79].  
Из всех классификаций и типологий мотивов для нашей работы особенно 
функциональна  мифологическая  (А.Н.  Веселовский,  Е.М.  Мелетинский).  Е.М. 
Мелетинский  в  «Поэтике  мифа»,  анализируя  мифологические  мотивы  и 
лейтмотивы,  в  качестве  наиболее  устойчивых  выделяет  мотив  «отцовства», 
мотивы, связанные с культом умирающего и воскресающего бога и «священной 
свадьбы  богини»,  символические  мотивы  возвращения  странника  [16].  Эту 
типологию продолжает развивать в какой-то мере и Б. Гаспаров в своей работе 
«Поэтика  «Слова  о  полку  Игореве»  [142],  где  он  рассматривает  мотивы 
земледельческого цикла, языческие и библейские (гибель и воскресение) и др.  
Во  всех  этих  исследованиях,  восходящих  к  работам  А.Н.  Веселовского  и 
В.Я. Проппа о мотивных вариантах и инвариантах, по-прежнему акцентируется 
системный  подход  к  изучению  функционирования  мотива  в  художественном 
целом.  
В  русле  психоаналитической  и  феноменологической  школы  источником  
мотивов  считается  авторское  бессознательное,  обусловленное  спецификой 
авторской  личности.  Психоаналитическое  литературоведение  объясняет 
специфику  лейтмотива  в  художественном  тексте  проявлением  авторского 
сознания  и  бессознательного  в  различных  символических  образах  (колодец, 
огонь,  зеркала,  маска,  завеса  и  т.д.),  образах  пространства  (дорога,  загробный 
мир,  граница  и  др.)  и  времени  (вечность,  прошлое,  будущее,  конец  времен  и 
др.). 
В  связи  с  мотивным  гештальт-анализом  (выявлением  устойчивых 
сюжетогенных  мотивов),  так  как,  по  А.Н.  Веселовскому,  писатель  мыслит 
устойчивыми 
мотивами 
архетипического 
свойства, 
генетически 
надиндивидуальными,  сюжето-и  жанрообразующими,    употребляется  и  такой 
термин, как «память жанра». 
В  области  психоаналитического  литературоведения работает  французский 
ученый  Дж.  Башляр  [143],  изучая  личный  миф  автора,  анализируя 
«продуктивные  лексические  блоки»,  организующие  мотив,  исследуя 
«навязчивые»  словесные  повторы,  он  обнаруживает  бессознательные 
психотравмы  автора,  получающие  в  творчестве  характер  лейтмотивов  или 
частотных мотивов, также имеющих архетипическую природу. Ряд российских 
ученых работают в том же ключе - Б.М. Гаспаров  и др. [144].  
Тематической функцией мотива занимался Б.В. Томашевский. Он писал, в 
частности:  «Эпизоды  распадаются  на  еще  более  мелкие  части,  описывающие 
отдельные действия, события и вещи. Темы таких мелких частей произведения, 
которые  уже  нельзя  более  дробить,  называются  мотивами»  [145,  с.  71].  И.В. 
Силантьев утверждает, что «наряду с фабулой и сюжетом, тема – ближайшая к 
мотиву категория» [61, с. 59].  

 
52 
 
Исследование  мотивов,  мотивной  структуры,  особенно  актуализировалась 
в 
рамках 
постструктуралистского 
литературоведения 
в 
связи 
с 
интертекстуальностью,  участившимися  мотивными  трансплантациями  из 
разных 
культурных 
сред 
в 
современный 
художественный 
текст. 
Активизировался интерес к мотивной структуре художественного произведения 
и по причине  доминирования в современную эпоху постмодернистской эстетки 
с  ее  композиционной  ассоциативностью  и  привязанностью  к  культурному 
контексту. 
 

жүктеу/скачать 2,96 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: