Еуразия гуманитарлық институтының хабаршысы тоқсандық журнал 2001 ж шыға бастаған 2015

 
225 
УДК 821.161.1.09 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Н.У. Исина 
Евразийский национальный 
университет им. Л.Н. Гумилева,  
к.ф.н., доцент 
 
«Стамбульский» 
текст русской 
литературы 
 
Аннотация 
Статья 
посвящена 
актуальной 
в 
современном 
литературоведении 
проблеме 
поэтики  «именного»  текста.  Введенный  в 
научный  оборот  Ю.  Лотманом,  М.  Гаспаровым, 
термин  «именной»  текст  получил  широкое 
распространение  и  позволил  исследователям 
обнаружить и выявить множество вариантов его 
воплощения 
в 
произведениях 
мировой 
литературы: «пушкинский» текст, «гоголевский» 
текст,  «московский»  текст,  «петербургский» 
текст.  Анализ  некоторых  художественных 
произведений  XIX-XX  вв.  свидетельствует  о 
наличии  «стамбульского»  текста,  который 
представлен  в  лирических  стихотворениях 
А.С.Пушкина, И.А. Бунина, В. Набокова, очерке-
эссе И. Бродского. 
Ключевые  слова:  именной  текст,  поэтика 
текста, образ, мотив. 
 
 
Проблема  «именных»  текстов  в  русской 
литературе  –  одна  из  актуальных  и  широко 
изучаемых  в  современном  литературоведении. 
Благодаря 
исследованиям 
М.Гаспарова, 
Ю.Лотмана,  В.Топорова  и  их  последователей,
 
в 
научный  обиход  были  введены  понятия 
«пушкинский» 
текст, 
«московский» 
текст, 
«петербургский»  текст,  «сибирский»  текст.  За 
каждым  из  них  закреплен  определенный 
комплекс 
художественных 
тем, 
образов, 
мотивов,  составляющих  поэтику  текста.  Менее 
изученным,  на  наш  взгляд,  представляется 
«стамбульский» текст русской литературы. 
Стамбул занимает особое место в судьбе не 
только  представителей  русской  интеллигенции, 
оказавшейся в начале
 
XX века в годы революции 
и гражданской войны по ту сторону баррикад, но 
и 
всей 
России. 
Русско-турецкая 
война, 
постоянные  военные  конфликты  на  границе  с 
восточным  государством  –  самые  яркие 
страницы в исторической летописи России.  
Образы  Турции,  Стамбула  (Константино-
поля)  запечатлены  в  произведениях  русской 
литературы  разных  эпох,  начиная  от  XVIII  в.до 
современности. Одним из первых, кто обратился 
к  турецкой  теме,  является  А.С.  Пушкин.  В  1829 
году  поэт  создает  историко-художественную 
хронику  «Путешествие  в  Арзурум»,  в  которой 
реалистически выписан  образ  древневосточного 

 
226 
града.  «Улицы  города  тесны  и  кривы.  Дома  довольно  высоки.  Народу  множество,  — 
лавки были заперты». [1, с. 452]
 
А годом позже пишет стихотворение, в котором рисует 
образ типичного восточного града.
 
 
Стамбул гяуры нынче славят, 
А завтра кованой пятой, 
Как змия спящего, раздавят 
И прочь пойдут и так оставят. 
Стамбул заснул перед бедой.  
Древний  град  в  лирическом  стихотворении  предстает  в  романтическом  ореоле. 
Поэтическое сравнение «как змия спящего» отсылает к традиционному мифологическому 
персонажу  восточных  сказок  о  могучем  всесильном  драконе.  Однако  в  последующих 
строках этот романтический ореол постепенно исчезает:  Стамбул предстает как падший, 
изменивший  древним  традициям  и  обычаям.  В  авторском  восприятии  он  выглядит 
порочным, отступившим от веры, утратившим боевой дух.
 
 
Стамбул отрекся от пророка; 
В нем правду древнего Востока 
Лукавый Запад омрачил – 
Мольбе и сабле изменил. 
Стамбул отвык от поту битвы 
И пьет вино в часы молитвы. 
Утрата истинной веры и справедливости подчеркивается нравственным и моральным 
разложением  обитателей  града.  Отдельными  деталями  автор  восстанавливает  духовный 
облик города: базар, перекрестки, харем, евнух.  
Там веры чистый луч потух: 
Там жены по базару ходят, 
На перекрестки шлют старух, 
А те мужчин в харемы вводят. 
И спит подкупленный евнух.  
В пушкинской интерпретации Стамбул – город, ставший
 жертвой «лукавого Запада».  
Тема  Турции  –  одна  из  центральных  в  творчестве  русского  поэта  начала  XX  в. 
И.А.Бунина.  Оказавшись  в  20-е  годы  прошлого  века  в  Константинополе  (Стамбуле),  он 
вспоминает: «Я часто бывал в Константинополе в прежние мирные года. Теперь, словно 
нарочно,  попал  в  него  тринадцатый  раз,  и  это  роковое  число  вполне  оправдало  себя:  в 
полную  противоположность  с  прошлым,  все  было  крайне  горестно  теперь  в 
Константинополе. Прежде я всегда видел его во всей красоте его весенних дней, веселым, 
шумным, приветливым; теперь он казался нищим, был сумрачен, грязен то от дождя, то 
от  таявшего  снега,  мокрый,  резкий  ветер  валил  с  ног  на  его  набережных  и  на  мосту 
Стамбул».  
В стихотворении 1905 года поэт выражает грустные настроения при виде Стамбула, 
утратившего  свою  былую  историческую  славу.  Реалистически  и  правдиво  выписан 
повседневный  облик  столицы:  по  улицам  его  бродят  «облезлые  худые  кобели»,  «тысячи 
гробниц», «столетние деревья», слышен «вой собак».  
И прах веков упал на прах святынь. 
На славный город, ныне полудикий. 
И вой собак звучит тоской пустынь 
Под византийской ветхой базиликой. 
И пуст Сераль, и смолк его фонтан, 
И высохли столетние деревья... 
Стамбул, Стамбул! Последний мертвый стан 
Последнего великого кочевья! 

 
227 
Некогда  славный  Царь-град,  а  «ныне  полудикий»,  «мертвый  стан  последнего 
великого  кочевья»,  Стамбул  вновь  предстает  жертвой  социальных  перемен.  Мотив 
запустения, нищеты и безвозвратности преобладает  в поэтическом восприятии автора. К 
теме  Турции  поэт  И.  Бунин  возвращается  спустя  годы.  В  1912  году  он  публикует 
стихотворение  «Стамбул»,  в  котором  поэтический  облик  восточной  столицы 
преображается.  Царь-град  предстает  в  совершенно  иной  поэтической  тональности  и 
интонации.  Туманная  дымка  придает  образу  города  оттенок  таинственности,  его  силуэт, 
будто призрак, возникает неожиданно.  
Стамбул жемчужно-сер вдали, 
От дыма сизо на Босфоре, 
В дыму выходят корабли 
В седое Мраморное море.  
Экзотические краски и запахи восточного базара помогают воссоздать современный 
облик Стамбула.  
Дым смешан с холодом воды, 
Он пахнет медом и ванилью,  
И вами, белые сады, 
И кизяком, и росной пылью. 
Детали  бытовой  картины  города  выписаны  реалистически:  «красный  самовар», 
«кофейня под каштаном», «базар», «нищие». 
Русский  поэт,  основатель  акмеизма,  Николай  Гумилев,  путешествуя  по  дальним 
странам,  также  посетил  Стамбул.  Свои  впечатления  о  поездке  он  изложил  в 
стихотворении  «Константинополь»,  которое  было  опубликовано  в  1912  году  в 
поэтическом сборнике «Чужое небо». Обращение к экзотическим образам и сюжетам, как 
известно,  было  характерно  для  поэтов-акмеистов.  Именно  в  таком  тематическом  ключе 
воспринимается стихотворение Н. Гумилева, в котором поэт воссоздает сказочный образ 
древней восточной столицы. Путешествия в стихотворениях поэта отражают впечатления 
от конкретных экспедиций поэта в дальние страны, «иные миры». Но эти «миры» больше 
тяготеют  к  зримым  и  реально  существующим  пространствам.  Поэт  Н.  Гумилев 
мистическим  мирам  символистов  противопоставляет  открытые  им  для  русской  поэзии 
континенты. В первых строках образ Стамбула выписан реалистически и правдиво.  
Еще близ порта орали хором 
Матросы, требуя вина, 
А над Стамбулом и над Босфором 
Сверкнула полная луна. 
А  далее  следует  совершенно  восточный  мотив,  отсылающий к  сказочным  сюжетам 
из «Тысячи одной ночи». 
Сегодня ночью на дно залива 
Швырнут неверную жену, 
Жену, что слишком была красива 
И походила на луну. 
Древний  «царь-град»  в  стихотворении  Н.  Гумилева  предстает  в  сказочно-
романтическом ореоле. Восточная экзотика: луна, беседка в чаще, гадальщицы, красивая 
жена,  паша  помогает  воспроизвести  картину  повседневной  таинственной  жизни  Царь-
града.  Но  за  этой  сказочной  картиной  скрывается  суровая  и  жестокая  реальность,  в 
которой  погибает  человек  (неверная  жена).  Поэт  наделяет  образ  восточной  столицы 
загадочностью, таинственностью, понять которую не представляется возможным.  
В.  Набоков  –  поэт,  прозаик,  эмигрировавший  из  России  в  начале  XX  в.  написал 
лирическое стихотворение «Стамбул». Совершенно иным выглядит Стамбул в восприятии 
поэта  В.  Набокова.  Очертания  пространства  города  едва  проступают  на  фоне  морского 
пространства:  «берег  на  заре»,  «ветер  благовонный»,  «корабль  сонный»,  «в  огромном, 

 
228 
круглом  янтаре».  Теплые  и  яркие  оттенки  привлекают  внимание  читателя  при  первом 
прочтении, создавая иллюзию фантастического мира. Однако в конце стихотворения эта 
иллюзия  постепенно  исчезает.  Цветовая  гамма  отличается  нагнетанием  черного:  «резко-
черных минарета», «на смуглом золоте рассвета».  
Стамбул из сумрака встает: 
Два резко-черных минарета, 
На смуглом золоте рассвета, 
Над озаренным шелком вод. 
Поэтический образ Стамбула предстает в стихотворении В. Набокова как небольшой 
эскиз, рисунок, выполненный в романтическом стиле.  
В  Стамбуле  проживал  в  20-е  годы  XX  в.  писатель-эмигрант  Г.  Газданов.  В 
биографии  писателя  упоминаются  факты  его  пребывания  в  этом  городе,  в  котором  он 
встретил  двоюродную  сестру  –  балерину  Аврору  Газданову,  уехавшую  из  России  до 
революции.  При  ее  поддержке  Г.  Газданов  поступил  в  русскую  гимназию,  которая  чуть 
позже переместилась из Стамбула в болгарский город Шумен.  
И. Бродский – русский поэт-эмигрант, лауреат Нобелевской премии – в 1985 посетил 
Стамбул,  а  впоследствии  он  опубликовал  небольшой  очерк-эссе  «Путешествие  в 
Стамбул».  Образ  восточного  города  в  воспоминаниях  поэта  возникает  скорее  через 
ощущения,  состояния  души,  через  чувства,  которые  он  испытывает  при  виде  его.  Это 
образ-переживание. «Этот запах! С примесью скверного табакаи потного мыла!». 
 
Главной  достопримечательностью  Стамбула,  по  мнению  автора,  являются  мечети. 
«Стамбульские же мечети – это Ислам торжествующий. Нет большего противоречия, 
чем  торжествующая  Церковь,  -  и  нет  большей  безвкусицы.  От  этого  страдает  и  Св. 
Петр в Риме. Но мечети Стамбула! Эти гигантские, насевшие на землю, не в силах от 
нее  оторваться  застывшие  каменные  жабы!  Только  минареты,  более  всего 
напоминающие  -  пророчески,  боюсь,  -  установки  класса  земля-воздух,  и  указывают 
направление,  в  котором  собиралась  двинуться  душа.  Их  плоские,  подобные  крышкам 
кастрюль  или  чугунных  латок,  купола,  понятия  не  имеющие,  что  им  делать  с  небом: 
скорей  предохраняющие  содержимое,  нежели  поощряющие  воздеть  очи  горе.  Этот 
комплекс шатра! придавленности к земле! Намаза».  
На фоне заката, на гребне холма, их силуэты производят сильное впечатление; рука 
тянется к фотоаппарату, как у шпиона при виде военного объекта. В них и в самом деле 
есть  нечто  угрожающе-потустороннее,  инопланетное,  абсолютно  герметическое, 
панциреобразное.  И  все  это  того  же  грязно-бурого  оттенка,  как  и  большинство 
построек в Стамбуле. И все это на фоне бирюзы Босфора». 
Изображение  Стамбула  в  очерке-эссе  И.  Бродского  скорее  напоминает  репортаж, 
фотоснимок странствующего журналиста. Это взгляд современного человека, в сознании 
которого  архитектурные  памятники  города  (мечети,  минареты)  ассоциируются  с 
техническими 
изобретениями 
XX 
века: 
«установки 
класса 
земля-воздух». 
Пространственный  образ  обретает  вполне  земной,  живой  облик  благодаря  эпитетам 
«грязно-бурого оттенка», «на фоне бирюзы», подчеркивающим неповторимый восточный 
колорит древнего Царь-града. 
Таким  образом,  анализ  приведенных  выше  художественных  и  публицистических 
текстов  в  аспекте  поэтики  текста  убеждает  в  том,  что  образ  Стамбула  в  произведениях 
русской  литературы  предстает  в  различных  формах  и  вариациях,  выражая  различные 
ощущения и восприятие авторов, чувства и настроения лирического героя.  
  
 
 
 
 

 
229 
 
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ  
 
1
 
Пушкин А.С. Путешествие в Арзурум. /http://www.rvb.ru/pushkin/01text/06prose/01prose 
/0870.htm 
2
 
Бунин  И.А.  Воспоминания  –  Гегель,  фрак,  метель  / 
http://modernlib.ru/books 
/ivan_alekseevich_bunin/gegel_frak_metel/read_1/ 
3
 
Гумилев Н. Константинополь // Чужое небо \ http://slova.org.ru/gumilev/div3/ 
4
 
Набоков В. Стамбул / http://stihi-rus.ru/1/nabokov/78.htm 
5
 
Бродский И.
 Путешествие в Стамбул / 
http: lib.ru / BRODSKIJ/br_istambul.txt 
 
 
 
ТҮЙІН 
 
Мақала  қазіргі  әдебиеттанудағы  «атаулы»  мәтін  поэтикасы  мәселесіне  арналған. 
Әдебиеттануға  Ю.  Лотман,  М.  Гаспаров  сияқты  ғалымдар  енгізген  бұл  термин  кеңінен 
қолданылған  және  зерттеушілер  оның  әлем  әдебиетінде  әр  түрлі  нұсқасын  анықтап  көрсетті. 
Солардың бірі - «Пушкин» мәтіні, «Гоголь» мәтіні, «Москва» мәтіні, «Петербург» мәтіні. XIX-XX 
ғғ.көркем  шығармаларды  талдау  арқылы  «стамбул»  мәтіні  де  анықталады.  Ол  А.С.  Пушкин, 
И.А.Бунин,  В.  Набоков  сынды  ақындардың  лирикалық  өлеңдері  мен  И.  Бродскийдің  очерк-
эссесінде анық көрсетіледі. 
 
RESUME 
 
The article is devoted to a topical problem in modern literary poetics  – “nominal” text. This term 
which  was  introduced  in  the  scientific  vocabulary  by  U. Lotman,  M. Gasparov,  is  widely  used  and 
enables  researchers  to  detect  and  identify  numerous  variants  of  its  embodiment  in  the  works  of  world 
literature:  “Pushkin”  text,  “Gogol”  text,  “Moscow”  text,  “Petersburg”  text.  Analysis  of  some  XIX-XX 
century  works  indicates  the  presence  of  “Istanbul”  text,  which  is  presented  in  the  lyrical  poems  by 
A.S. Pushkin, I.A. Bunin, V. Nabokov, in the essay by I. Brodsky. 
 
 

 
230 
УДК 81′23 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
С.Н. Мусейчук 
Национальный университет 
биоресурсов и природопользования 
Украины, к.п.н., доцент 
Прагматический 
аспект 
коммуникативного 
акта 
 
Аннотация 
Статья 
посвящена 
изучению 
вопросов 
коммуникативного  акта.  На  основании  анализа 
современных 
исследований 
коммуникативной 
лингвистики 
автор 
рассматривает 
основные 
составляющие  коммуникации  (порождение  текста, 
его передачу и восприятие) и определяет значимость 
прагматического  аспекта  коммуникативного  акта. 
Автор  подчеркивает  необходимость  диалогического 
взаимопонимания  индивидов  в  соотношении  с 
параметрами  языка,  среды,  культуры.  В  статье 
анализируется  также  такой  неотъемлемый  фактор 
речи как эмотивность. 
Ключевые 
слова: 
коммуникация, 
коммуникативный 
акт, 
коммуникант, 
речь, 
прагматика, 
лингвопрагматика, 
эмотивность, 
психолингвистика.  
 
 
Современное языкознание все более опирается 
на  коммуникативные  черты,  что  объясняется 
необходимостью  диалогического  взаимопонимания 
индивидов  в  соотношении  с  параметрами  языка, 
среды, 
культуры. 
Процесс 
исследования 
коммуникативного  взаимодействия  участников  акта 
коммуникации  и  сама  форма  его  организации 
являются  достаточно  сложными  и  многогранными 
образующими, исследованиями которых занимались 
Л.Бейкер,  Е.Гроссе,  В.  фон  Гумбольдт,  Дж.  Серль, 
В.Виноградов, 
Т.Грушевицкая, 
А. Потебня, 
Г.Почепцов, Е.Селиванова, В.Шаховский, и др.  
Актуальность 
избранной 
тематики 
определяется  возрастающим  интересом  к  изучению 
коммуникативной  лингвистики  и  практически 
отсутствием  исследований  роли  прагматического 
аспекта коммуникативного акта.  
Цель  статьи  -  проанализировать  основные 
составляющие  коммуникации,  изучить  значимость 
прагматического  аспекта  коммуникативного  акта  и 
определить роль эмотивности в нем.  
Ученые-лингвисты 
обосновывают 
неоднозначность 
дефиниции 
термина 
«коммуникация»  разнообразием  целей,  которые 
преследует  адресант,  богатством способов передачи 
информации, 
способом 
адресованности 
информации.  Так,  Г.  Почепцов,  прежде  всего, 
считает  необходимым  обратить  внимание  на 
наличие уровней коммуникации: коммуникативный, 
который 
понимается 
стандартно, 
и 
метакоммуникативный,  который  задает  модус 
дальнейшей коммуникации [7]. 

 
231 
Стандартно-коммуникативный  уровень  –  это  спектр  лексических  единиц  для 
обозначения  реалий  жизни,  которые  обогащают  словарь,  и  при  помощи  которых  можно 
создать  бесконечное  количество  сообщений,  а  вот  метакоммуникативный  уровень  –  это 
определенный жанр, определенный тип дискурса, так как метакоммуникативные правила 
требуют  в  одних  случаях  порождать  информацию,  а  в  других  –  только  получать  ее. 
Определенные  речевые  ритуалы  обуславливают  наше  поведение  [7].  Таким  образом, 
вербальная  коммуникация  просто  невозможна  в  чистом  виде,  поскольку  она  включает  в 
себя  две  фазы:  психолингвоментальную  деятельность  адресата  и  адресанта,  которая 
основывается на субъективном анализе ситуации адресатом и адресантом. Е. Селиванова, 
поддерживая  тезис  о  невозможности  самостоятельного  существования  вербальной 
коммуникации,  ссылается  на  ее  взаимодействие  с  невербальной  на  уровне  когнитивной 
деятельности, так как даже чтение текста неизвестного автора требует постоянной работы 
сознания  читателя,  ведь  коммуникация  со  стороны  адресата  подразумевает  не  только 
декодирование  семантики  языковых  знаков,  но  и  раскрытия  глубинного  содержания 
текста, пресуппозиций, авторских стратегий, привлечения фоновых знаний [8] и, согласно 
теории  уровневого  распределения  коммуникации  Г. Почепцова,  учета  самой  ситуации 
общения  [7].  Процесс  коммуникации  проще  всего  представить  в  его  простой  форме: 
сообщения и передачи определенной информации, где любая информация передается при 
помощи той или иной системы знаков. Для осуществления данного процесса необходимо 
наличие следующих компонентов: адресант, адресат и посредник [5].  
Взаимопонимание  между  адресатом  и  адресантом  в  данном  случае  возможно  при 
условии,  если  участники  коммуникации  владеют  общими  кодами  интерпретации 
определенных  знаков.  Такую  модель,  которая  в  лингвистике  есть  довольно 
распространенной, называют линейной. Но она не считается достаточно эффективной, так 
как  коммуникативный  акт  не  может  представлять  собой  однонаправленный  процесс. 
Поэтому,  следует  рассматривать  интерактивную  модель  с  элементами  трансакционной, 
где  под  трансакционной  подразумевают  коммуникацию  как  процесс  одновременного 
отправления  и  получения  сообщений  коммуникантами,  интерактивная  или  круговая 
модель  включает  в  себя  элементы  трансакционной  и  требует  реакции  коммуниканта  в 
ответ  [5].  Исходя  из  данного  утверждения,  коммуникативный  акт  представляет  собой 
порождение текста, передачу его и восприятие. 
Каждый  из  вышеперечисленных  этапов  на  сегодняшний  день  довольно  широко 
изучается  в  разных  спектрах  лингвистики,  поскольку  представляет  собой  многоярусное 
наслоение  и  требует  знаний  не  только  в  сфере  лингвистики,  но  и  психологии, 
культурологии,  истории.  Так,  этап  порождения  текста  «осуществляется  от  мотива, 
порождающего  какую-либо  мысль,  к  оформлению  самой  мысли,  к  опосредствованию  ее 
во внутреннем слове, затем – в значениях внешних слов и, наконец, в словах» [4, с. 375]. 
Данный  процесс  обладает  чрезвычайно  широким  перечнем  дефиниций,  которые 
различаются  в  зависимости  от  отдельных  исследований  и  изучений  лингвистов,  и  от 
науки,  которую  представляет  тот  или  иной  ученый.  В  лингвистике  данный  процесс 
включает  этапы:  «мотивирование»,  «установки»  (цели),  «интенции»,  «внутреннего 
программирования». Относительно правомерности существования данного разветвления в 
современной  лингвистике  существуют  определенные  споры,  ведь  кодирование  (процесс 
зашифровывания  мыслей,  чувств,  эмоций  таким  образом,  чтобы  их  узнал  адресант  [5]) 
происходит на уровне, который объединяет сознательное с подсознательным, лингвистику 
с  психологией  и  философией.  Так,  некоторые  ученые  дают  трактовку  терминам 
«мотивирование»,  «установка»,  «интенция»,  «внутреннее  программирование»,  но 
изменяют  последовательность  их  взаимодействия,  другие  вообще  исключают  некоторые 
из  данных  элементов  с  этапа  порождения  текста.  «Мотив  –  это  основная  побудительная 
сила  в  психической  деятельности,  …  познавательно-эмоциональная  психологическая 
система,  выполняющая  функцию  регулятора  поведения»  [6,  с.  58].  «Мотив»  в  процессе 

 
232 
создания  языка  играет  роль  неосознанного  стремления,  побуждения;  «установка»  –  это 
предсознательная готовность к коммуникации;  «интенция»  – предвербальное осознанное 
когнитивное стремление речи, которое ведет к программе речи, выбору стиля воплощения 
общего  плана  текста  [9,  с.  96],  и  непосредственно  сознательный  когнитивный  элемент 
порождения  текста  представляет  «внутреннее  программирование»,  связанное  с  поиском 
схемы будущего высказывания и его языкового типа [10, с. 5]. 
Вопреки  стремлениям  представителей  психолингвистики,  философии  разделить 
процесс  порождения  речи  на  этапы,  уровни,  стадии,  считается,  что  такое  распределение 
несет сугубо условный характер и служит лишь процедурой анализа явления, поскольку в 
действительности  данные  этапы  реализуются  параллельно,  путем  взаимодействия  всех 
компонентов  сознания  адресанта:  мышления,  чувств,  ощущений,  интуиции  и 
трансценденции [12]. В данном случае действительно можно согласиться с точкой зрения 
лингвистов,  философов,  что  порождение  текста  или  высказывания  включает  в  себя  два 
интегрированных механизма: сознательную психическую деятельность и автоматическую 
бессознательную,  которая  использует  готовые  формулы  и  клише,  уже  закрепленные  в 
памяти адресанта.  
На  уровне  передачи  информации  пригождается  все  лексическое,  стилистическое 
богатство языка, когда происходит переход от внутреннего программирования к внешней 
речи.  Использование  языка  осуществляется  в  форме  отдельных  высказываний  (устных 
или  письменных),  которые  отображают  специфические  условия  и  цели  сферы 
деятельности  человека  не  только  лишь  при  помощи  содержательного  (тематического)  и 
языкового  стилей,  то  есть  путем  подбора  лексических,  фразеологических  и 
грамматических  средств  языка,  а  и  композиционным  построением,  учетом  внешне-
ситуативных (дискурсивных) факторов, которые влияют на условия и качество речи. «Все 
эти  три  момента  –  тематическое  содержание,  стиль  и  композиционное  построение  – 
неразрывно  связаны  в  целом  высказывании  и  одинаково  определяются  спецификой 
данной  сферы  общения»  [3,  с.237].  Каждое  отдельное  высказывание  есть 
индивидуальным, но каждая сфера использования языка отрабатывает свои относительно 
устойчивые  типы  таких  высказываний  и  норм  использования  языка,  которые  М.  Бахтин 
называет  речевыми  жанрами  [3],  а  у  Г.  Почепцова  находим  их  воплощение  на 
метакоммуникативном уровне [7].  
Третьим элементом коммуникативного акта есть прием декодирования информации 
адресатом.  Декодирование  –  это  процесс  получения  и  интерпретации  сообщения, 
полученного  человеком  извне,  он  связан  с  расшифровкой  символов,  из  которых  состоит 
это сообщение [5]. Процесс восприятия текста также имеет свои этапы, распределение и 
наименование. Подытоживая основные гипотезы, предложенные в работе Е. Селивановой, 
можно  перечислить  следующие  ступени  в  процессе  приема  информации: 
непосредственное  восприятие,  которое  исполняет  роль  апперцепции  семантического 
содержания  высказывания;  понимания,  то  есть  соотнесения  полученной  информации  с 
собственными знаниями адресата (знаниями языка, наличием личного жизненного опыта, 
пониманием  дискурсивной  ситуации);  интерпретация  –  собственная  адресатная 
вербализация  воспринятого  текста  [8].  Наличие  степени  интерпретации  подчеркивает 
отсутствие  отражения  авторских  мыслей,  так  как  сознание  ни  повторяет,  ни  дублирует 
говорящего,  оно  создает  свое  представление,  свое  содержание,  а  адресант  и  адресат  не 
остаются  каждый  в  своем  мире,  наоборот,  они  сходятся  в  новом,  третьем  мире,  мире 
коммуникации  и  вступают  в  диалогические  отношения  [2].  Именно  такое  видение  дает 
возможность  объяснить  все  богатство  лингвальных,  психологических,  эмоциональных 
реакций реципиента, повышает значимость лингвопрагматики как таковой.  
Понятие  прагматики  на  сегодняшний  день  рассматривается  довольно  широко. 
Прагматика  (от  греч.  pragma  –  действие,  деятельность)  –  это  сфера  исследований  в 
семиотике  (науке  про  знаки)  и  языкознании  (науке  о  языке),  где  изучается 

 
233 
функционирование языковых знаков в речи [1]. Данный термин был впервые введен в 30-
х  годах  20-го  века  Ч.  Моррисом  в  качестве  названия  одного  из  разделов  семиотики, 
которую  он  классифицировал  следующим  образом:  семантика  –  отношение  знаков  к 
десигнату  (денотату);  синтактика  –  отношение  знаков  друг  к  другу;  и  прагматика  – 
отношение знаков к интерпретатору [8]. Прагматика принимает во внимание: 1) адресанта 
и его интерпретационную сущность, те сознательные лингвистические и бессознательные 
лингво-когнитивные  процессы,  которые  находятся  под  влиянием  культурного  и 
дискурсивного  факторов;  2)  адресата,  то  есть  перлокутивный  акт  и,  как  его  результат, 
согласно  теории  А.  Почепцова,  перлокутивный  эффект  [7],  другими  словами  –  реакцию 
адресата, понимания им косвенного и скрытого смысла высказывания; 3) интерактивность 
коммуникантов,  где  внимание  обращается  на  формы  речевого  взаимодействия,  ведь 
человек, вступая в разговор, стремится не только понять, а и быть понятым, поэтому тут 
важную  роль  играют  социальные,  психологические,  этикетные,  личностные  факторы;  4) 
ситуацию  общения,  то  есть  влияние  коммуникативной  ситуации  на  тематику  и  формы 
высказываний,  контекстуальное  влияние  [8].  Учитывая  четыре  вышеназванные 
компоненты прагматики, следует глубже исследовать психологические процессы во время 
формирования,  продуцирования  и  восприятия  речи  при  наличии  внешних  объективных 
факторов,  которые  в  любом  случае  вызывают  определенную  субъективную 
эмоциональную реакцию адресанта и адресата. 
Эмотивный  компонент  представляет  собой  результат  отражения  эмоций  в  словах  в 
процессе их вербализации и семантизации. Под эмоциями подразумевают особую форму 
отношения человека к явлениям действительности, обусловленной их соответствием или 
несоответствием  потребностям  человека  [11].  Эмоции  отображают  не  объективные 
качества  предметов  окружающего  мира,  а  их  значение  для  деятельности  говорящего  в 
конкретно избранный момент.  
Сопоставляя  когницию  и  эмоции,  Фр.  Данеш  отмечал,  что  когниция  вызывает 
эмоции,  а  эмоции  влияют  на  когницию,  поскольку  они  интродуцируются  во  все  уровни 
когнитивного  процесса;  они  являются  двумя  основными  параметрами  способности 
человеческого  разума,  опыта  с  личными  и  социальными  аспектами,  они  тесно  связаны 
друг  с  другом:  когнитивные  процессы  сопровождаются  эмоциями,  а  эмоции  когнитивно 
осмысливаются  [13].  Будучи  социально  обусловленным,  эмотивный  фактор  служит  для 
индивидуального  выражения  эмоциональной  оценки  объектов  окружающего  мира,  его 
реализация  происходит  в  эмоциональных  ситуациях  общения  (существует  мнение,  что 
любое  высказывание  -  эмоциональное,  что  не  бывает  эмоционально-нейтральной  речи 
[13]) при помощи  эмоционального  типа  речевых  актов.  Все  это  позволяет  вести  речь  об 
особенном  -  эмоциональном  -  типе  коммуникации.  Исследования  в  сфере 
коммуникативной  лингвистики,  прагмалингвистики  просто  не  могут  быть  полными  без 
учета  данного  типа  коммуникации,  поскольку  эмоции  -  это  неотъемлемая  часть 
когнитивной и речевой деятельности человека. 
Таким  образом,  с  точки  зрения  психолингвистики  эмотивность  имеет  свое  место. 
Путем  мгновенного  ощущения  эмотивная  потенциальность  придает  воле  особый 
материал,  учитывающий  особенности  места,  времени  речи  и  включает  в  себя 
определенные характеристики адресата, весомые в момент коммуникации, а далее, уже с 
учетом  «установки»  и  «интенции»  происходит  когнитивный  процесс,  который 
перерастает  во  «внутреннее  программирование»,  осуществляя  поиск  схемы  будущего 
высказывания и его языкового типа.  

жүктеу/скачать 2,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: