Филологическая серия

262
263
серия
 ФИЛОЛОГИЧЕСКАЯ. 2014. №4
ISSN 1811-1823. Вестник ПГУ
смысловыми  оттенками  в  отдельно  взятом  авторском  художественном 
контексте.  На  наш  взгляд,  такое  слово,  ставшее  многомерным  в 
семантическом плане за счет особых контекстуальных «наращений», ставшее 
носителем индивидуально-авторского миропонимания, способно создать 
у читателя новые представления (поэтические образы) об изображаемом 
объекте. Индивидуально использованное слово становится словом-образом в 
художественном контексте. Обычное общеязыковое слово, став поэтическим 
в авторском художественном контексте, является таковым только в этом 
конкретном контексте, и если его попытаться вынуть из данного словесного 
окружения, т.е. из произведения, оно теряет свою поэтическую значимость, 
перестает быть словом-образом.
Многомерность  семантической  структуры  поэтического  слова  в 
своем  развитии  достигает  высшей,  кульминационной  точки  в  плане 
художественного обобщения, и тем самым слово становится символом.
Слова  же  символы,  на  наш  взгляд,  являются  относительно 
самостоятельными  поэтическими  единицами,  обладающими 
индивидуализированной функциональной значимостью, характеризующими 
стилевую систему того или иного самобытного художника, тот или иной 
творческий контекст. 
Художественный текст можно воспринимать как некий «сотворенный 
мир»,  где  «находят  свое  место  феномены,  ситуации,  явления  и  т.д. 
действительного мира» (Степанова 2006: 220). Этот действительный мир 
является творчески освоенным автором как отдельной личностью и как 
носителем определенного культурного сознания. 
«Писатель, автор художественного произведения в каком-то смысле 
тоже может рассматриваться как языковая личность, вступающая – через 
посредство  текста  –  в  речевое  взаимодействие  с  языковой  личностью 
читателя» (Караулов 2001: 362). «Если любой текст – модель, или образ, 
или картина мира, порожденная его автором, отражающая своеобразие его 
восприятия действительности и видения мира, то по „конечному продукту“ 
можно реконструировать типичные черты авторского сознания. Именно это 
сознание определяет целостность любого текста как формы выражения всех 
авторских интенций» (Бутакова 2000: 51). 
Л.  Н.  Чурилина  пишет,  что  каждый  текст  является  носителем  как 
минимум трех смыслов: 1) авторского смысла – смысла, вложенного в текст 
его автором в результате осуществления акта первичного семиозиса, или 
акта номинации; 2) инвариантного смысла – смысла, «приписанного» тексту 
языком, складывающегося из смысла составляющих текст языковых единиц; 
3) перцептивного смысла – смысла, вкладываемого в текст реципиентом. 
В  свете  изложенных  тенденций  в  исследовании  художественной 
речи,  художественных  контекстов  является  закономерным  обращение  к 
творческому наследию Павла Васильева, талантливого русского поэта 30-х 
годов прошлого столетия. 
П. Васильев – оригинальный, глубоко самобытный мастер-речетворец, 
дающий образцы семантико-образного переосмысления и переключения 
русского  и  казахского  фольклорно-  песенного  слова  в  литературно-
эстетический ряд, становящийся достоянием евразийской культуры. На наш 
взгляд художественный контекст Павла Васильева является ярким примером 
индивидуально-авторского употребления слова.
Детские  и  юношеские  годы  Павла  Васильева  глубокими  корнями 
связаны с казахской степью, с ее необъятными просторами, буйством красок и 
ароматов. В его художественном контексте представлена обширная география 
казахстанской степи: «Над степями плывут орлы от Тобола до Каркаралы, И 
баранов пышны отары поворачивают к Атбасару», «Горький ветер трясет 
полынь, И в полоне Долонь у дынь», «Полстраны, заседлав коней, скачет 
ярмаркой в Куяндах», «Мартыны и чайки кричат над Балхашем», «Дуреет 
от яблонь весна в Алма-Ата», «Трубит весна над гулкой магистралью и 
в горизонты сомкнут Туркестан», «Я пройду в Караганды сквозь пыль», 
«Семипалатинск,  город  верблюжий,  ты  поднимаешься  из  песков», 
«Продолжал говорить дуана из Актюбы» и мн. другие.
С особой теплотой и сыновьей нежностью Павел Васильев описывает 
родное Прииртышье: «Мой Павлодар, мой город ястребиный», «По Троицкой 
мы с песнями прошли и в прятки на Потанинской играли», «Шатаясь, идет на 
Баян-аул тяжелый табунный гул», «Пьет казак из Лебяжья – вина!», «Говорил 
о свежести улыбок, о родном и близком Иртыше», «Улица Павлодарская, 
дом номер сорок два», «Прииртышские станицы Черлак и Лебяжье», «Под 
Урлютюпом румяные слепцы пели ему в честь».
Для творческого контекста поэта характерно использование тюркизмов 
и казахских слов и выражений: «Над пестрой кошмой степей Заря понимает 
бубен алый», «Степная девушка простая В родном ауле встретит нас», «Мы 
будем пить густой и пьяный в мешках бушующий кумыс» («Азиат»), «пестрая 
юрта» («Затерян след в степи солончаковой»), «Так смотрите, беркуты наши, 
зорко, оба вы в цветных малахаях» («Охота с беркутами»), «Баи пили айран и 
кумыс», «Кош, айналайн» («Песня о Серке»), «аул Джатак», «байбича», «Ой-
пурмой», «Кайда барасын», «азырак тратур» и другие подобные примеры 
из поэмы «Соляной бунт». 
Происходящие  на  глазах  поэта  глобальные  социальные  изменения, 
осознание  значимости  исторических  преобразований,  природный  дар  и 
богатое художественное воображение дали возможность Павлу Васильеву, 
современнику  30-х  годов  прошлого  столетия,  предвидеть  реальную 
действительность сегодняшних дней: «Но верю крепко: повернется жизнь, И 
средь тайги Сибирские Чикаго До облаков поднимут этажи», «Вдруг зашумят, 

264
265
серия
 ФИЛОЛОГИЧЕСКАЯ. 2014. №4
ISSN 1811-1823. Вестник ПГУ
уставши от покоя, В бетон наряженные города» («Сибирь») или: «И смотрю, 
Как в пламени зари, Под облачною высотою, Полынные родные пустыри 
Завод одел железною листвою » («Павлодар»). События нашей современности 
подтверждают гениальное предвидение двадцатилетнего поэта. Он верил в 
поднимающийся Казахстан и его большими промышленными центрами, 
верил в индустриальный Павлодар, родной и близкий его горячему сердцу 
город.
Художественная система любого большого мастера слова определяется 
его  поэтическим  мироощущением,  обусловливающим  тематику, 
синтаксический  и  ритмико-интонационный  строй,  особую  систему 
словоупотребления. Художественный контекст Павла Васильева отмечен 
глубокой печатью его творческой индивидуальности. Ощущение поэтом 
избыточности бытия порождает усиление напряженной энергии слова, тем 
самым оно приобретает тяжеловесную, сгущенную семантику, «вещная» 
основа  его  поэтики  находит  свое  выражение  в  процессе  конкретизации 
слов с отвлеченным значением, абстракции становится зримыми: «судьба 
плечистая», «дебри темноты», «ситцевые метели», «крылья удачи», «рябая 
ночь».
Конкретно-ощутимый  мир  поэзии  Павла  Васильева  отличает 
действенность в высшем ее проявлении. Действии, состояние, признак в 
ловах и выражениях доведены до кульминационный, предельной точки, 
гиперболизованы: «Оранжевые тела дынь накаляются добела», «Сто ярмарок 
нам осень привезла», «Кричит над миром петух, клювом впиваясь в небо», 
«Гремучий дождь конского пляса», «Набухшее чрево дома» и др.
Павел  Васильев  –  поэт,  тонко  передающий  краски  окружающего 
мира,  его  поэтический  стиль  отличает  тяготение  к  образности  точной, 
материализованной, т.е. такой, которая не открывает предмет или явление 
от  реальности,  а  наоборот,  приближает  к  ней.  Даже  психологические 
переживания у поэта идут от конкретно-вещественного восприятия: «закат 
спокоен», «веселый дым», «злая пена листьев», «теченье пугливое», «ветер 
горестный».
Поэтический слог Павла Васильева глубочайшими корнями уходит в 
почву народно-речевой традиции. Художественную ткань его произведений 
отличает  многокрасочное,  на  редкость  колоритное  богатство  образов. 
Характерная  для  поэта  экспрессивность  образов  возникает  в  результате 
органического  слияния  острого  восприятия  природного  и  социального, 
поэтому в его стихах объединяются цветы и железо, степные ветры и поезда:
«И ветви рельс перекипают соком – весенней кровью яблонь и берез», 
«Цветет урюк у синих чайхане», «цвету огни поднявшихся вокзалов».
Излюбленными словами-образами поэта являются «тополь», «ветер», 
«осень».
Тополь в произведениях П. Васильева наделен человеческими свойствами: 
он «поет», «кланяется», «раскрывает калитку перед входящим стадом коров», 
бывает «пьяным». Через этот дорогой сердцу поэт образ протягивается нить к 
его детству, юности, это кусочек его родины. В характере же ветра есть что-
то противоречивое, как может быть противоречивым человеческий характер 
и сам человек, беспокойный, находящийся в движении, в поиске нового. 
Недаром  ветер  у  Павла  Васильева  «горячий»,  «неистовый»,  «суровый», 
«шаловливый», «молодой» и «тяжелый». Нетрудно догадаться, чем дорог 
и близок поэту этот образ…
Необыкновенными красками в произведениях П. Васильева наделяется 
осень, которая рисуется им через серебро и синь листвы: «Сто ярмарок нам 
осень  привезла,  ее  обозы  тридцать  ден  тянулись,  все  выгорело  золотом 
дотла, все серебром, все синью добела», корни цветов осени роются «в 
золоте  и  пепле».  Эти  строки  невольно  заставляют  припомнить  стихи 
великого Пушкина на эту тему: «Люблю я пышное природы увяданье». За 
пышным разноцветным нарядом природы осенней поры, раскрывающейся 
в предельной степени, таится скорое, беспощадное в своей закономерности 
«увяданье», поэтому-то у Павла Васильева «золото» соседствует с «пеплом», 
тема  осени  перерастает  в  вечную  проблему  жизни  и  смерти:  «Нам,  как 
подарки, суждены и смерти круговые чаши, и первый проблеск седины, и 
первые морщинки наши. Но посмотри на этот пруд – здесь будет лед, а он в 
купавах. И яблони, когда цветут, не думают о листьях ржавых». Тема осени, 
тема жизни, бессмертия связана у поэта со словом «золотой»: «золотое перо 
осени», «золотая вода в ковше», «золотое тело», «золотые ковры трав», 
«золотая пурга овса». Золотой – один из оттенков цветовой гаммы любимой 
«родительницы-степи», вдохнувшая в него оптимизм: «Я, детеныш пшеницы 
и ржи, верю в неслыханное счастье».
С. Залыгин в своей вступительной статье к сборнику стихотворений 
и  поэм  Павла  Васильева  (1968  г.)  пишет:  «Во  всей  Западной  Сибири 
павлодарские степи, вероятно, одно из самых унылых и однообразных мест, 
но  для  Васильева  это  золотая  россыпь».  Совершенно  верно  подмечено. 
Недаром в художественном контексте поэта доминирует золотой цвет и все 
его оттенки (золотистый, позолоченный, желтый, медовый, горчичный). Это 
цвет горячо любимой Павлом Васильевым родины, «родительницы-степи». 
Если  другой  известный  русский  поэт  Сергей  Есенин  воспел  «голубую 
Русь», то Павел Васильев – золотую степь. При внимательном прочтении 
произведений П.Васильева можно установить удивительную особенность его 
мировосприятия и миропонимания: поэт смотрит на мир и воспринимает его 
глазами степняка. Ему претит быть «пленником темноты», ему тесна «узкая 
щель общежитий», он не желает быть «закован в обруч ледяной», он не может 
смотреть на мир сквозь «решето решетки» – эти красноречивые примеры 

266
267
серия
 ФИЛОЛОГИЧЕСКАЯ. 2014. №4
ISSN 1811-1823. Вестник ПГУ
из контекста поэта свидетельствуют о тяжелой, трагической обстановке 
того  периода,  в  котором  он  жил  и  творил.  Душе  степняка  необходимы 
простор, свобода, движение – в его произведениях, проникнутых любовью 
к жизни, к родине, к степи, к родной природе, появляются светлые, полные 
энергии выражения: «широк степей разбег», «сплошное половодье облаков», 
«журавлей просторный лет», «просторен бег гнедого иноходца», «просторней 
просторных ветров свободы разгон» и мн. др. 
Поэтическое слово «золотой» в художественном контексте поэта из 
слова-образа  перерождается  в  слово-символ  с  обобщенным  значением 
«цвет степи». Это символ малой родины Павла Васильева – Павлодарского 
Прииртышья. Поэтическое слово «золотой» в художественном контексте 
Павла  Васильева  встречается  более  двадцати  раз  (имеется  в  виду  его 
необычное,  индивидуальное  употребление):  «И  золотыми  журавлями 
промчатся  перед  нами  дни»  («Вступление  к  поэме  «Мариэм»»),  «Эти 
песни гульливо-мятежные золотая напела весна» («Распрощалися с зимнею 
стуженькой…»), «Гляди: слетели кресты с церквей, как золотые птицы» 
(«Провинция - периферия»), «И хмельной, непослушною песней золотые 
слетали слова!» («Снегом вечер рассыпался синий…»), «Будем думать о 
старой романтике золотых на ветру берез…» («Дорогому Р. И. Анову»), 
«Я видел: в золотой пыли у юношей глаза цвели» («Сердце»), «А с баяном 
парни шли – звонким, тысячным баяном, золотым, обыгранным, по улицам, 
по полянам…» («Расставание с милой»), «Ямщиковских запевал потомок, 
ярмарочный, громкий, золотой» («Клятва на чаше»), «Теплую, тяжелую 
от горя, золотую притянул к себе» («По снегу сквозь темень…»), «Облака 
потянулися стройно, точно стаи больших лебедей, опыленные пурпурной 
пылью  в  золотую  раздольную  даль»  («Про  закат»)  и  др.  Последний  из 
перечисленных примеров точно передает авторское видение степи: степь 
–  «золотая  раздольная  даль»,  даль,  наполненная  золотым  солнечным 
светом,  жизнью.  Поэтическая  единица  «золотой»,  будучи  многомерной 
в  содержательном  отношении  в  контексте  автора,  становится  символом 
неуемной,  «немеркнущей»,  по  выражению  самого  поэта,  жизни.  Павел 
Васильев смотрит на окружающий мир глазами степняка: ему по сердцу 
золотая степь, земля, залитая солнечной, жизненной энергией, просторы 
золотой дали, стремительное движение, свежий горячий ветер и табуны 
прекрасных  иноходцев,  несущихся  по  полынному  пространству  родной 
степи. Всё, полное жизни, движения, есть «золотое». Земля, флора, фауна, 
люди, наполненные жизненной энергией, бунтарским духом свободы, – 
активные, энергичные, прекрасные, т.е. «золотые».
Павла Васильева уничтожили физически (расстрелян в 1937 году), как 
и многих талантливых людей, но душа его осталась праведной и чистой. 
Истинный талант бессмертен. Духовное наследие поэта живет по сей день 
и радует современных читателей, благодаря безмерной любви его к жизни 
(исследователи  отмечают  характерное  только  для  него  «удесятеренное 
чувство жизни») и, конечно же, беззаветной его любви к казахстанской 
степи: «Родительница-степь, прими мою, степную песнь! Склонившись к 
изголовью всех трав твоих, одну тебе пою! К певчему я обращаюсь звуку, 
его не потускнеет серебро, так вкладывай, о степь, в сыновью руку кривое 
ястребиное перо!»
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1 Васильев, П. Н. Собрание сочинений. – Том.1. – Стихотворения.  
–Алматы, тип. «Таугуль-Принт», 2009. 
2 Виноградов, В. В. О теории художественной речи. – М. : Наука, 1971.
3 Винокур, Г. О. Филологические исследования. – М. : Наука, 1990.
4 Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность. – М. : Наука, 1987.
5 Ларин, Б. А. Эстетика слова и язык писателя. – Л., 1974.
6 Потебня, А. А. Мысль и язык. – Киев, 1993.
7  Чурилина,  Л.  Н.  Лексическая  структура  художественного 
текста:  принципы  антропоцентрического  исследования.  –  СПб  :  РГПУ  
им. А. И. Герцена, 2002.
Материал поступил в редакцию 14.11.14.
С. К. Шаймарданова
Павел Васильевтің көркем мәтіндегі сөз – образ – символы 
С. Торайғыров атындағы 
Павлодар мемлекеттік университеті, Павлодар қ.
Материал 14.11.14 баспаға түсті.
S. K. Shaymardanova
Word-image-symbol in artistic context by Pavel Vasilyev
S. Toraighyrov Pavlodar State University, Pavlodar.
Material received on 14.11.14.
Бұл мақалада автор Павел Васильевтің көркемдік бейнесіндегі 
сөз, сөз – образдар және сөз – символдарға талдау жасайды.
The author analyzes the word-image and the word-symbol in artistic 
context by Pavel Vasilyev in the given article .

268
269
серия
 ФИЛОЛОГИЧЕСКАЯ. 2014. №4
ISSN 1811-1823. Вестник ПГУ
ПРАВИЛА ДЛЯ АВТОРОВ
НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ ПГУ ИМЕНИ С. ТОРАЙГЫРОВА
(«ВЕСТНИК ПГУ», «НАУКА И ТЕХНИКА КАЗАХСТАНА», 
«КРАЕВЕДЕНИЕ»)
Редакционная коллегия просит авторов при подготовке статей для опубликования 
в журнале руководствоваться следующими правилами.
Научные статьи, представляемые в редакцию журнала должны быть оформлены 
согласно базовым издательским стандартам по оформлению статей в соответствии 
с  ГОСТ  7.5-98  «Журналы,  сборники,  информационные  издания.  Издательское 
оформление публикуемых материалов», пристатейных библиографических списков 
в соответствии с ГОСТ 7.1-2003 «Библиографическая запись. Библиографическое 
описание. Общие требования и правила составления».

жүктеу/скачать 3,54 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: