Худшие подруги



Pdf көрінісі
бет26/36
Дата22.11.2022
өлшемі2,61 Mb.
#51791
түріКнига
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   36
Байланысты:
Худшие подруги

Глава 9
Тася
Двадцать пять… Двадцать шесть… Двадцать семь…
Шумно выдыхаю на подъеме, напрягая пресс. Мышцы живота
горят, лоб и шея вспотели, но я упрямо продолжаю третий круг
упражнений, стараясь не обращать внимания на заложенный нос.
– Тася! – строго произносит мама.
Ложусь на пол и запрокидываю голову, чтобы встретить
недовольный родительский взгляд.
– Я тебя дома оставила, чтобы ты поскорее выздоровела, а не для
того, чтобы ты надрывалась. Что за шутки? И не надо рассказывать,
что с высокой температурой жир сжигается быстрее. А ну, марш в
постель!
Спорить нет никакого желания. Поднимаюсь на ноги, ощущая
легкое головокружение, валюсь в кровать. Мама подходит ближе и
присаживается рядом, укрывая меня одеялом. Касается прохладной
ладонью моего лба, смотрит в глаза и напряженно вздыхает:
– Тась, что ты творишь? А?
– Я за последние четыре дня съела годовой запас шоколада и
цистерну сгущенки, – тихо отвечаю я. – Как думаешь, можно ли где-
то арендовать фуру? Потому что другой транспорт теперь мне не
подойдет…
– Я не об этом…
Свожу глаза к носу, пытаясь отвлечь маму своими кривляниями.
На серьезные разговоры у меня сейчас точно не хватит сил.
– Не сработает… – строго предупреждает мама.
– Все хорошо, мам. Тебе…


– И это тоже, – перебивает она, накручивая на палец одну из моих
тугих кудряшек, которые сбились в псевдодреды из-за трех дней
валяния в постели. – Дочь, давай выкладывай. Что случилось?
Что? Ничего не случилось! Ничего, блин, кроме катастрофы
вселенского масштаба. Меня предала лучшая подруга; парень,
который мне нравится, начинает отчего-то меня больше раздражать,
чем привлекать, а мой, казалось бы, единственный друг забил на
меня, потому что у него появилась девушка. И все прекрасно!
Замечательно! Лучшее время в жизни!
В глазах появляются слезы, и я накрываюсь одеялом с головой.
Чувствую, как мама наклоняется ниже и прижимается щекой к моему
лбу. Она обнимает меня через преграду и срывает последний
хлипкий замок на двери, за которой я спрятала боль и
разочарование.
Есть что-то отпускающее в объятиях матери. И я позволяю самому
родному человеку увидеть меня без ширмы стойкости и
безразличия. Выпускаю наружу все, что копилось последние пару
месяцев, и рассказываю историю с самого начала, наблюдая, как
мои ладошки крепко сжимают теплые и ласковые руки.
– Девочка моя, какой ужас, – произносит мама, не пытаясь скрыть
негодование. – Просто кошмар! Я бы хотела сказать, что это ерунда
и ты обо всем забудешь, только сама знаю: легче не станет.
– А вообще станет? – спрашиваю с царапающей душу надеждой.
– Конечно. Такое нужно пережить. Ты у меня сильная девочка. Дай
себе время. И не надо прятаться здесь, так проблемы не решаются.
– Знаю, мам… Но лучше мне еще немного побыть в изоляции. Не
хочу никого из них видеть, для их же безопасности. Думаешь, папа
обрадуется, если меня придется забирать из полицейского участка?
– Собираешься побить их всех? – усмехается мама, глядя на меня
больше с одобрением, чем с предостережением. – И теперь массу
набираешь?
Она в молодости была грозой района, все ее врагини ходили и
оглядывались, переживая за свои прически. Мне папа рассказывал


и, по-моему, даже восхищался. Может быть, поэтому и я
рассматриваю подобный вариант развития событий. Лучше пусть
тебя боятся и недолюбливают, чем унижают и смеются, – закон
джунглей, – а школа тот еще обезьянник.
– Не хочу, но могу… – бурчу, сдувая надоедливую кудряшку со
лба.
– Тогда и правда тебе лучше посидеть дома, пока не остынешь. Во
всех смыслах. Похоже, снова температура поднялась. – Мама
трогает мой лоб, а после убирает руку, недовольно поджимая губы. –
Никакого спорта, пока не выздоровеешь! Ясно?
– Кристально… – сухо отвечаю я, предвкушая еще несколько дней
самобичевания. Если я ничего не делаю, то думаю. Но думать
получается только о плохом.
– Тась, мне с трудом верится, что Аля могла так поступить с тобой.
Совсем на нее не похоже.
Ауч! Удар в больное место. Ничего меня не задевает так сильно,
как подстава от Макаровой.
– И я тоже так считала, мам. Но Олег бы точно не стал врать.
– Уверена?
– А зачем ему это?
– Мальчики не отличаются особой хитростью, но и списывать со
счетов их нельзя. Ты сама говоришь, что у тебя к нему двоякие
чувства. А это уже интуиция, доченька. Иногда стоит к ней
прислушиваться.
– А ты сразу влюбилась в папу?
– Конечно, нет! Он раздражал меня до ужаса. Весь такой
правильный и спокойный, что хотелось станцевать у него на
макушке, лишь бы увидеть хоть какие-нибудь человеческие эмоции.
– И-и-и?.. Как получилось, что вы вместе двадцать лет?
Мама меняется в момент. На лице проступает сияние нежности,
взгляд теплеет. Она определенно вспоминает что-то очень хорошее
и дорогое сердцу.


– Только рядом с ним я могла быть собой, – признается она с
улыбкой. – Ничего из себя не строить и не переживать из-за потери
имиджа. Он принял меня такой, какая я есть, полюбил и уже не
отпустил.
– Прямо как Аля с Макаром, – ухмыляюсь я, вспоминая эту
парочку.
Ну ведь правда. Бойко (так же, как и я) знает Алю совсем с другой
стороны: с нормальной, настоящей. Он видит, что она не идеальна,
но до сих пор ходит за ней хвостиком, несмотря ни на что.
Пуленепробиваемый пацан. Вот за что я его и уважаю. Какие
глубокие чувства. И почему Аля ничего не замечает?
– И не только Аля с Макаром, – говорит мама, хитро улыбаясь.
– А кто еще?
– Ох, доча… Когда у тебя глаза-то откроются?
– О чем ты?
– Проехали, – отмахивается она. – Сама скоро поймешь.
– Мам, что мне делать?
– Отмечу сегодняшний день в календаре. Тася просит совета… –
хихикает она, а я злюсь.
– Мама!
– Мама, мама… – Она качает головой, будто устала от меня, но я-
то в курсе, что это просто дразнилки. – Как минимум тебе стоит
поговорить с Алей еще раз.
– Мне сложно… Я тоже натворила дел. – Вспоминаю, что на
диктанте по иностранному повела себя, как настоящая жаба. – Она
злится и вряд ли будет разговаривать со мной.
– А я думаю, она скучает по тебе, как и ты сама, – произносит
мама и проводит пальцами по моей щеке, глядя в глаза. – Вы ведь
подруги. И ты это знаешь.
Хотелось бы верить… Тоска ложится камнем на грудь. Три дня
постельного режима я практически ни с кем не общалась. Не хотела.
Даже переписку с Дымарским свела к минимуму, объясняя это тем,
что у меня очень высокая температура и каждую минуту хочется


спать. Хотя по-настоящему мне каждую минуту хочется рыдать и
орать во всю глотку: ведь я не понимаю, что со мной происходит и
каким боком в мыслях об Олеге постоянно появляется Глеб,
облизывающий свою девушку.
– Ладно. – Мама хлопает себя по коленям и встает. – Сварить тебе
макароны? Я купила твои любимые фарфалле
[2]
, и сгущенка,
кажется, тоже есть.
– Ну мам! – ною я. – Хочешь, чтобы на меня точно никто больше
не посмотрел и я осталась старой девой?!
– Один парень смотрит на тебя уже десять лет, а ты еще этого не
заметила. Проблема не в твоей внешности, а, скорее, здесь, – и она
стучит пальцем по голове.
– У меня нет проблем с внешностью! И вообще! – хмурю брови, с
вызовом глядя на мать. – Вари макароны! Такую прелесть, как я,
нельзя не любить! И не важно, сколько я вешу!
– А вот это – моя дочь, – довольно произносит она и выходит из
комнаты, подмигнув мне, прежде чем скрыться за дверью.
Бантики в сладкой подливке блестят на тарелке, и я улыбаюсь,
хватая вилку. Один кусочек, и ты уже в раю. Еда богов, и пусть никто
не разделяет моих вкусов, но я ни за что не откажусь от любимого
блюда, даже под страхом целлюлита и прыщей. Но стоит мне
поднести лакомство к губам, как стук в дверь заставляет
остановиться.
Кого еще принесло? Папа звонил и сказал, что задерживается из-
за инвентаризации. Мама двадцать минут назад уехала на встречу с
тетей Снежаной, и они не могли обсудить все сплетни так быстро. А
больше… больше я никого не жду. Кто бы это ни был, ему не
повезло. В доме Козырь сегодня неприемный день.
Собираюсь продолжить трапезу, но громкий стук в дверь снова
меня отвлекает.
Что ж такое?!


Встаю из-за стола и топаю в коридор, по пути бросая мимолетный
взгляд в зеркало. Незваный гость точно пожалеет, что пришел. Я еще
неделю буду являться ему в кошмарах. Волосы напитаны кокосовым
маслом, на лице – тканевая маска с рисунком панды, а из одежды
на мне только огромная зеленая толстовка и розовые полосатые
носки с разделенными пальцами. Да я прямо гибрид фламинго,
попугая и панды, упавший в чан с маслом. Красотень!
Распахиваю дверь, собираясь послать куда подальше человека,
нарушившего мой покой, но стоит увидеть его, как я на автомате
тяну дверную ручку на себя, желая спрятаться. Глеб ловит дверь и
наполовину протискивается в щель, не сводя с меня глаз. На его
лице застывает выражение, которое можно описать фразой: десять
секунд до истерики и валяния по полу, задыхаясь от смеха.
– Можно тебя сфоткать? – сдавленно спрашивает он, очень
стараясь не заржать.
– Это будет последнее, что ты сделаешь в жизни, – отвечаю я, и
щеки обжигает стыд. Хорошо, хоть сквозь цветную маску будет
незаметно.
Вообще-то я никогда не стеснялась Глеба. Он видел меня всякой,
но сейчас… Зачем приперся?
– Я войду? – спрашивает Юдин, пытаясь влезть в квартиру через
щель, но я его не пропускаю.
– Нет.
– Тебя не было в школе.
– И что?
– Ну-у-у… – хмурится Глеб, и смешинки в глазах парня
растворяются. – Я писал тебе, но ты…
– Я спала.
– Три дня?
– Да хоть четыре! – выпаливаю я и давлюсь сухим кашлем.
Прикрываю рот ладонью и теряю контроль над проходом. Глеб
все-таки проскальзывает в коридор, а сквозняк хлопает дверью за
его спиной. Мысли мечутся и отскакивают от стенок черепушки, как


маленькие попрыгунчики. Я не знаю, что это, но не хочу видеть
Юдина сейчас. Не могу на него смотреть. Хочется заорать, чтобы он
проваливал к своей девушке и посчитал ее зубы. Нестерпимая
ярость заполняет грудную клетку, сдавливая до боли сердце. И до
меня наконец-то доходит. Это… ревность. Но как? Почему? Меня же
не должно ничего волновать.
– Ты заболела? – обеспокоенно спрашивает Глеб.
– Все нормально.
– Родители дома?
– Нет.
– Тебе что-то нужно? Хочешь, сделаю чай или что-нибудь еще?
И в его словах нет ничего странного. Глеб частенько сидел со
мной, когда я болела. У него, конечно, были и свои корыстные цели
– он надеялся, что подхватит простуду и тоже отправится на
больничный. Даже один раз умолял меня чихнуть ему в рот. Идиот…
Наши детские воспоминания вызывают скулящую грусть. Смотрю
под ноги, не желая видеть лицо друга. И внезапно на душе
становится пусто… и одиноко, даже несмотря на то, что Юдин
находится в шаге от меня. Чувствую себя на вершине снежной горы
под порывами ледяного ветра.
Я почему-то всегда считала, что он – только мой. И так будет
всегда. Подумаешь, девушки: они парню меня не заменят. Да и я их
ему не заменю. Но теперь уже – не их. Ее. Ту самую русоволосую
куколку, с которой он целовался у кинотеатра. А если у них все
серьезно? Я даже через расстояние ощутила, какая нежность
струится между ними. А между нами – что? Только воспоминания и
старые привычки…
– Нет. Ничего не нужно. Тебе… – лопочу я, заламывая пальцы. –
Тебе лучше уйти. Подхватишь еще бациллы, а послезавтра – игра.
– Но…
– Все хорошо, Глеб, – обрываю его, усилием воли поднимая
голову и растягивая губы в слабой улыбке. – Я в порядке. Отлежусь –
и готово.


Мне не хочется ругаться. Не хочется ничего выяснять или в
привычной манере высмеивать отношения Глеба. Может, пора
перестать портить ему жизнь и постоянно над ним смеяться? Может,
пришло время его отпустить? Я ведь чувствую, что между нами все
изменилось, но Юдин слишком добрый, чтобы послать меня к черту.
Вот и носится со мной, как с маленькой, понимая, что, кроме него, у
меня никого не осталось. Никого настоящего. Все верно, он давно
перестал быть мне другом, но я заставляла его играть эту роль. Не по
мне слышать то, что не нравится.
– Ладно, – тушуется Юдин, а после поднимает палец и грозит им
перед моим носом. – Но чтобы до матча выздоровела и пришла. Как
я без твоих подбадривающих криков?
Как будто ему не хватит своей прелестницы на трибунах.
Интересно, долго он еще будет притворяться, что волнуется за меня?
Какая тупость…
– Ага, – соглашаюсь только для того, чтобы выставить его
поскорее. – Ладно. Шуруй домой. Вирусы не дремлют.
– Поправляйся, Тась, – говорит Глеб, открывая дверь, но отчего-то
медлит. – Слушай… Я…
Замираю, глядя на его напряженные плечи. Глеб молчит несколько
секунд, замедляя мое дыхание и сердцебиение затянувшейся
паузой. Ну что за пытка? Толкаю его в спину и закрываю дверь.
Опускаю голову и медленно выдыхаю. Кажется, пора подумать о
своей жизни. Что-то мне подсказывает, что в ней слишком много
фальши.
Я не собиралась этого делать, но девчонки из команды меня
уговорили, а градусник наконец-то разрешил вылезти из постели,
поэтому… все-таки посещаю баскетбольный матч между мужской
командой нашей школы и гимназией.
Просторный спортивный зал залит ярким дневным светом, вдоль
стен стоят длинные скамейки в несколько рядов, но они пустуют.
Последний тайм, команды идут нос к носу. Невозможно усидеть на


месте, болельщики подпрыгивают от нетерпения и напряжения,
крича слова поддержки любимым игрокам.
Если бы не больное горло, то я наверняка бы надрывалась, но я
сверлю взглядом девушку, стоящую рядом. Она хлопает в ладоши
каждый раз, когда Глеб получает в руки мяч, а я все сильнее сжимаю
зубы. Лишь бы не раскрошились…
Мне не зря тогда в торговом центре показалось, что я ее знаю. Это
Ира Покровская – десятиклассница из нашей школы. Ничего
особенного, совершенно обычная девчонка. И вот я пытаюсь понять,
но никак не могу – что в ней нашел Глеб? Ну что?!
Зал взрывается громкими криками, разочарованными и
радостными. Последний мяч залетает в корзину, и звучит свисток
судьи.
– Молодец, Олег!
– Красавчик!
– Да! Мы выиграли!
– Дымарский – форевер!
Девчонки разрываются, а я молча смотрю на команду наших
парней, которые на радостях хлопают друг друга по спине
пыльными и потными ладонями. Ребята из гимназии с понурым
видом бредут к победителям, чтобы обменяться рукопожатиями.
Капитаны выходят вперед. Глеб сияет широкой улыбкой, и я думаю о
том, какой же он сейчас классный. Даже с красными щеками и
мокрыми, торчащими во все стороны волосами. Как ему к лицу
спортивная форма и сколько уверенности он излучает!..
Юдин и в самом деле изменился. Это уже не тот странный и
смешной мальчонка, каким я его видела раньше. Теперь он
симпатичный и статный парень с характером и отличным чувством
юмора. А еще с железным терпением. Иначе как бы он выдержал
дружбу со мной столько лет?
С гордостью улыбаюсь, глядя на друга. Сердце тянется к нему в
желании искренне поздравить с заслуженной и первой победой в
статусе капитана. Глеб шагает в мою сторону, словно почувствовав


зов. Расслабленно размахивает руками и строит довольную моську,
вызывающую умиление. Мышцы на моих ногах напрягаются,
готовясь к прыжку. В воображении появляется картинка, как я
запрыгиваю Глебу в объятия. Он кружится на месте, звонко хохоча, а
я весело визжу, вцепившись в его плечи.
Глеб проходит мимо…
Мир вокруг меня в момент теряет краски и становится черно-
белым.
Юдин останавливается рядом с Ирой, и она обнимает его, звонко
целуя в щеку. Мысли покрываются тяжелым густым туманом,
опускаю взгляд. Сердце размеренно и тихо стучит в груди и, кажется,
вот-вот навсегда остановится.
Перед глазами появляются идеально белые и туго зашнурованные
кроссовки. Сердце не реагирует. Даже чуть-чуть. Нехотя поднимаю
голову и вижу светлые счастливые глаза, ждущие от меня чего-то
особенного.
– Не хочешь поздравить победителя? – спрашивает Олег.
– Поздравляю, – произношу я, изображая радость. – Последний
мяч был отличным.
– А обнять?
– Сначала переоденься.
– Все что угодно, – подмигивает мне Дымарский. – Подождешь
меня? Я быстро. Потом могу проводить тебя домой.
– Я далеко живу.
– Погода сегодня классная. Можно и прогуляться.
– Насморк мне за это спасибо не скажет.
– Тогда на автобусе. В салоне тепло. Пожалуйста, Тась. Я
соскучился. – Дымарский делает умоляющее лицо, и я не могу ему
отказать.
А что? Может, хоть немного отвлекусь от всего, что на меня
навалилось.
Оглядываюсь на Глеба, который с удовольствием принимает
поздравления от девчонок, крепко держа за руку Иру. Встречаемся с


ним взглядами, так тяжело видеть его мне еще не доводилось.
Произношу одними губами: «Поздравляю», – а потом ухожу, не
желая оставаться в этом дурацком спортивном зале. И зачем я
вообще сюда приперлась?
Ненавижу ездить в автобусе. Даже не понимаю, что здесь
романтичного или милого? Смотрю в окно и думаю, сколько
микробов на поручне, за который мне приходится держаться.
Дымарский, исчерпав все темы для разговоров за первые двадцать
минут и не встретив от меня отклика, сдается и предлагает
послушать музыку. Соглашаюсь, но начинаю беситься еще больше,
потому что наушник постоянно выскакивает из уха из-за
дергающихся движений общественного транспорта.
Радуюсь приближению своей остановки: выскакиваю из автобуса,
не дожидаясь, когда он полностью затормозит. Олег выходит следом
и уже привычно берет меня за руку.
– А ты – дитя комфорта, да? – насмешливо спрашивает он.
– Что тут плохого? Если есть выбор, то я выбираю лучшее.
– А у кого-то выбора нет?
– А я при чем? В чем виновата? – спрашиваю резко, и Олег
замолкает, мигом помрачнев.
Шагаем в молчании до подъезда. Мечтаю поскорее подняться
домой и залезть под одеяло. Еще и голова снова начинает болеть.
Кажется, градусник утром соврал.
– Тась, – говорит Дымарский, разворачивая меня к себе и
приближаясь почти вплотную. – Что с тобой случилось? Я что-то
делаю не так? Ты на меня злишься?
У меня нет ответов на его вопросы. Смотрю в лицо, которое еще
пару недель назад казалось идеальным, и не вижу ничего, что
раньше меня привлекало.
– Я просто плохо себя чувствую…
– Тогда я знаю, что тебе поможет.


Олег обхватывает мой затылок и наклоняется вперед, приникая
поцелуем к моим губам. Упираюсь ладонями в его грудь,
отстраняясь.
– Ты можешь заразиться.
– Мне все равно, – шепчет он и целует вновь.
Позволяю себе забыться. Всего на несколько секунд. Закрываю
глаза, из-за заложенности носа не чувствую никаких запахов и
достаю из воспоминаний аромат парфюма Глеба. Свежий, как
морской воздух, с кислинкой цитруса и сладостью шоколадных
батончиков, которые мы трескали в детстве. Замена происходит
мгновенно, и я перестаю понимать, кто сейчас смело вторгается в
рот языком, зарываясь пальцами в волосы.
Отдаюсь поцелую, отключая мозг. Только чувства, поднимающие в
воздух и наполняющие счастьем. Но удар о землю настигает
быстрее, чем я ожидаю. Мое имя срывается с губ Олега, заставляя
вспомнить, где я и с кем.
Мягко отталкиваю парня, выжимая улыбку из последних сил.
Поспешно прощаюсь с Дымарским и забегаю в подъезд. Да что со
мной творится? Сама себе поражаюсь!
С силой жму на кнопку лифта, но тупая коробка не хочет
подъезжать. Поднимаюсь по лестнице и проклинаю все на свете:
начиная с Дымарского, Глеба и градусника, а заканчивая
управляющей компанией и изготовителями скользкой напольной
плитки.
На седьмом этаже вынуждена остановиться: меня ждет сюрприз.
Глеб смотрит в окно, сжимая в пальцах сигарету. Хочется влепить
парню подзатыльник, но я больше не вправе его поучать. Эта роль
отдана другой – пусть Ира и заботится о его здоровье.
Юдин оборачивается, его взгляд путается в сером облаке дыма,
выходящего изо рта.
– Рад, что у тебя все хорошо, – произносит он блекло.
Это прощание… Я чувствую. Глеб, похоже, видел нас с Олегом и
решил, что уже не должен возиться со мной и может сдать меня на


попечение другому. И это, наверное, честно.
– И я за тебя рада, – отвечаю, игнорируя жжение протеста на
языке, и поднимаюсь дальше.
Аля
Наконец в зале гаснет свет, и на мгновение становится тихо. Затем
из колонок грохочет музыка, а на экране высвечивается первая
реклама. Я в волнении вжимаюсь в спинку кресла, будто нахожусь
не в кинотеатре, а в кабине вертолета и готовлюсь к первому в
жизни полету над землей. А все потому, что рядом со мной, по левую
руку, устроилась Тася. Сидит и как ни в чем не бывало жует попкорн,
хотя фильм еще не начался… «Она всегда так делает, никакого
терпения», – с умилением думаю я, но тотчас себя одергиваю. Мы
вроде как больше не подруги. Нечему умиляться.
Мы не виделись почти неделю. Эти дни Тася не ходила в школу.
Наша классная Колобкова сообщила на одной из перемен, что
Козырь простыла и слегла дома с высокой температурой. Как я
изводила себя мыслями о том, что нужно обязательно позвонить
Тасе… Но почему-то ничего не делала. Обида по-прежнему не
отступала. Я злилась на Тасю за то, что она нелестно отзывается обо
мне втихаря. Зачем она так поступает и старается настроить Олега
против меня?.. Конечно, своя рубашка ближе к телу… Но должны
быть и какие-то моральные принципы в жизни! Ведь договаривались
же о честной игре…
На этот фильм мы с Тасей планировали сходить еще летом, как
только увидели трейлер. Вернее, я его показала Тасе. И все уши
прожужжала, какая же классная картина и мы обязательно должны
быть на премьере. Помню, Козырь тогда, как обычно, хмыкнула: мол,
что за розовые сопли, ты, Макарова, в своем репертуаре. Вот если б
ужастики… Но ради меня посмотреть фильм согласилась.


Поэтому теперь, когда мы находимся в ссоре, я и подумать не
могла, что Тася вспомнит про премьеру и тоже придет в кино. И –
какое совпадение! – будет сидеть со мной по соседству. Просто злой
рок какой-то! Мало нам неловкости в школе (все-таки до того, как
Тася слегла с температурой, я пересела к отличнику Толе Агафонову,
и это – скука смертная), вот и сейчас и в кинотеатре нас судьба
свела…
На экране мигает трейлер глупого боевика, вокруг все шумит,
гремит и взрывается, а я думаю над тем, почему мы постоянно
оказываемся вместе. А если это действительно знак? Сигнал такой:
хватит уже валять дурочек, Козырь и Макарова, пора вам что-то
предпринять… Мне не хватает Таси. Очень! И дня не проходит, чтобы
я забывала о нашей ссоре. Наверняка Козырь беспокоит то же
самое… А если нет? Если она навсегда вычеркнула меня из жизни и
даже никогда обо мне не вспоминает? А я, глупая, буду делать
первые шаги к примирению… Да и Олег. Он-то никуда не делся. Как
и симпатия Таси к парню. Если говорить обо мне, то далеко не
Дымарский в последнее время не дает мне покоя… И это очень
пугает.
Осторожно поворачиваю голову и кошусь на Козырь. Тася хрустит
попкорном и пялится на экран: ее яркий ободок с крупными
стразами поблескивает в полутемном зале. Внезапно Козырь
поворачивается ко мне, и я не успеваю отвести взгляд. Тася
вопросительно кивает мне, а я лишь в ответ пожимаю плечами. Тогда
Козырь протягивает мне ведерко с попкорном:
– Будешь?
– Только если совсем чуть-чуть…
Беру несколько зернышек и отправляю в рот. Жую, не сводя
взгляда с Таси. Козырь смотрит на меня.
– Ну… как твои дела? – негромко спрашивает она.
Я на секунду кошусь в сторону экрана, где до сих пор
рекламируют глупую стрелялку, дожевываю попкорн и отвечаю:
– Хорошо, а у тебя?


На самом деле у меня-то в жизни ничего хорошего. Наверное,
следует сказать Козырь, как сильно я по ней скучаю? Но Тася
отвечает:
– И у меня. А как с Олегом?
Ух ты! С места в карьер… Правильно, чего ходить вокруг да около.
Нас обеих волнует лишь одна тема. Ведь Дымарский и стал яблоком
раздора в нашей дружбе.
Тася хмурится и долго ждет ответа. Я беру у нее из ведерка
попкорн и отзываюсь:
– Замечательно. Я ему нравлюсь.
Козырь поднимает бровь:
– Вот как! Я тоже ему нравлюсь…
Отлично! Ехали мы, ехали и наконец приехали к тому же, с чего и
начали…
Тася рассерженно придвигает ведерко с попкорном к себе. Тогда я
демонстративно расставляю локти на оба подлокотника, благо сосед
справа своим не пользуется. Зато Тасю сердит моя вальяжная поза.
Она упирается в наш общий подлокотник локтем, задев мой…
Что мы делаем? Не хватало нам еще в кино подраться! Но тот
факт, что Тася пихает меня в ответ, очень злит. Поэтому я наклоняюсь
к ней и говорю:
– Мы с Олегом вовсю на свидания ходим.
– Надо же! – притворно удивляется Козырь. – Какое совпадение.
Мы – тоже!
Что еще за ерничество?
– Надо же! – передразниваю я ее.
– И целуемся на свидании, – добавляет Тася.
– Да что вы говорите! – теперь ахаю я. – И мы… И не один раз,
между прочим! Целуемся везде…
– Да что вы, что вы! – дразнит меня Тася.
Сидящие впереди нас люди оборачиваются и шикают, хотя фильм
еще даже не начался. Мы с Тасей одновременно сердито стреляем


глазами в их сторону. Сейчас не до хороших манер. Здесь судьбы
людей решаются.
– Завела себе парня, чтобы, знаешь ли, похвастаться перед
остальными, – продолжает Тася.
А это она вообще к чему? Не понимаю!
– Я ведь грубая и надменная, да, Алечка?
– Что есть, то есть, – вворачиваю я. – А я – лицемерка. Так ты
называешь меня при Дымарском на ваших «свиданиях»?
Слово «свидания» я беру в кавычки, изобразив их указательным и
средним пальцами на обеих руках. Встречается-то Олег только со
мной… А Тася все назло придумывает.
– Что? Как я тебя называю? Макарова, ты что, с дуба рухнула? –
шипит Тася.
Но я вместо ответа демонстративно тянусь к ведерку с попкорном,
которое Козырь прижимает к груди, беру большую горсть и набиваю
полный рот.
– Не зелаю больсе с тобой гофорить, – сообщаю я и
отворачиваюсь к экрану. – Предательниса, – добавляю, не глядя на
Тасю.
– Как ты меня назвала? – сердится Тася, и мне в лицо летит
несколько мягких шариков попкорна.
– Ты фто делаес? – едва не подавившись попкорном, восклицаю в
голос, а до нас доносится шиканье со всех сторон: на экране уже
начались титры…
В ответ я толкаю Козырь локтем, и попкорн из ведерка взлетает
вверх. Что-то падает ей на колени, что-то запутывается в темных
кудряшках… Я тоже – вся в попкорне. Мой сосед справа, приличный
с виду дяденька лет сорока, наклоняется к нам и сердито шепчет:
– Я сейчас администратора позову, дуры малолетние!
Чувствую, что Тася готовится ему жестко ответить, и привычно
хватаю Козырь за руку. Сжимаю ее теплую ладонь… Обычно я всегда
так успокаивала взрывную Тасю, когда подруга была на взводе. В
темноте мы растерянно переглядываемся, и я отпускаю Тасину руку…


Теперь мы обе пялимся на экран, но я готова поспорить, что ни
одна из нас не понимает сути происходящего. Зато мужик, мой сосед
справа, глядит романтический фильм с придыханием… Даже
платочек из кармашка пиджака достал. Где-то на двадцатой минуте у
меня вибрирует телефон. И Тасин мобильник бренчит в сумке:
Козырь, чертыхаясь, быстро его отыскивает.
Сообщение от Олега.
«День без тебя тянется невыносимо долго… Скучаю. Когда мы


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   36




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет