И мировая культура

 
47 
5.
 
Козырев  Б.А.  Письма  о  Тютчеве  //  Тютчев.  Литературное  наследство. 
1988. Т.97. Кн.1. 
6.
 
Лотман  Ю.М.  Анализ  поэтического  текста.  Структура  стиха.  Ленинград. 
«Просвещение». 1972. 271 С. 
7.
 
Лотман  Ю.М.  Заметки  по  поэтике  Тютчева  //  Лотман  Ю.М.  О  поэтах  и 
поэзии. – СПб. 1996. С. 553 – 564. 
8.
 
Лотман  Ю.М.  Поэтический  мир  Тютчева  //  Тютчевский  сборник.  – 
Таллинн. 1990.   
9.
 
Полонский 
А. 
О 
глаголах 
в 
поэзии 
Тютчева. 
http://www.tyvtchev.ru/t12.html 
10.
 
Чагин  Г.В.  Ф.И.  Тютчев.  Школьный  энциклопедический  словарь.  М. 
«Просвещение» 2004. 440 С. 
11.
 
Шайтанов И.О. Федор Иванович Тютчев: поэтическое открытие природы. 
Издательство Московского университета. 1998. 127 С. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

 
48 
Иванова Анастасия 
(Обнинск)  
 
КАЧЕЛИ И КАЧАНИЕ  
НА СТРАНИЦАХ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX – XX ВЕКОВ
1
. 
 
Цель  нашей  работы  –  выявить  семантику  образа  качелей,  его  связь  с 
мотивом качания.  
Качели  –  атрибут  русского  национального  быта.  На  Масленицу  и  Пасху 
возведенные  на  площади  качели  обычно  становились  центром  народных 
гуляний.  Девушки  приходили  к  качелям  наряженные  в  лучшие  одежды:  здесь 
происходили  своеобразные  смотрины  невест.  Когда-то  качание  на  качелях 
имело  ритуальный  смысл:  подъем  связывали  с  пробуждением  плодородной 
силы, именно поэтому на качелях качались  в Масленичную неделю и с  Пасхи 
до  Троицы,  то  есть  во  время  усиленного  роста  растений.  Эта  пора  считалась 
традиционно  периодом  формирования  брачных  пар;  в  народных  частушках 
поётся:  «На  святой  неделюшке  //  Повесили  качелюшки;//  Сначала 
покачаешься,// Потом и повенчаешься»
.
  
В  XVIII  –  XIX  веках  качели  –  широко  распространенное  и  любимое 
народное развлечение. Их делали в собственных дворах и садах, на площадях и 
выгонах возводили общественные качели.  
А.Пушкин,  создавая  в  «Евгении  Онегине»  картину  патриархальной  жизни 
дворянской усадьбы, упоминает «круглые качели» в одном ряду с Масленицей, 
русскими блинами, подблюдными песнями и хороводами. 
С качелями в поэзии  связан образ детства, сказки.  
У  Блока  качели  и  ель  вызывают  в  памяти  Рождество,  создают  образ 
счастливой  сказки.  При  этом  мотивы  сна,  тумана  придают  ему  призрачность 
воспоминания о безмятежном детстве.  
 
И там в развесистую ель 
Я доску клал и с нею реял, 
И таяла моя качель, 
И сонный ветер тихо веял. 
И было как на Рождестве, 
Когда игра давалась даром, 
А жизнь всходила синим паром 
К сусально-звездной синеве. 
(«В туманах, над сверканьем рос…») 
 
                                                
1
 Данная работа является лучшим докладом Конференции 2011 года и  печатается вместо 
работы 
Горбань 
Татьяны 
(ЦДОД 
«Малая 
академия», 
г. 
Краснодар) 
«Лексико-семантическая группа «Эмоции» во французских переводах лирики А.С.Пушкина». 
 

 
49 
Семантическая  связь  качелей  с  детством  возникает  и  в  стихотворении  К. 
Бальмонта  «Золотая  рыбка».  Замок,  веселый  бал,  золотая  рыбка  в  пруду  и 
«легкие  качели»  создают  воображаемый  мир  мечты.  У  М.  Цветаевой    две 
маленькие  девочки  в  воображаемом  мире  сказки  превращаются  в  фей,  для 
которых  деревья  - качели:  
 
Мы обе – феи, добрые соседки, 
Владенья наши делит темный лес. 
………………………………………. 
Бежим к себе. Деревья нам качели. 
Беги, танцуй, сражайся, палки режь! 
(«Наши царства») 
 
Важной деталью сада становятся качели в книге Б.Пастернака «Сестра моя – 
жизнь»:  
Огромный сад тормошится в зале 
Подносит к трюмо кулак, 
Бежит на качели, ловит, салит, 
Трясет – и не бьет стекла! 
(«Зеркало») 
 
Из сада, с качелей, с бухты-барахты 
Вбегает ветка в трюмо! 
(«Девочка») 
 
Сад  –  воплощение  ликующей  радости  оживающей  природы,  счастья. 
Качели,  с  одной  стороны,  придают  образу  сада  конкретность,  с  другой  – 
выступают  как  символ  детства  (не  случайно  одно  из  стихотворений  названо 
«Девочка»).    Кроме  того,  качели  участвуют  в  создании  образа  бьющей  через 
край неупорядоченной стихии жизни, отраженной поэтом. Тема творчества как 
зеркального  отражения  усиливается  парадоксом:  не  качели,  раскачиваются  в 
саду, а сад из зеркала бежит качаться на качелях,  и потом  с качелей «вбегает 
ветка в трюмо».  
В  стихотворении  Н.Заболоцкого  «Народный  дом»  образ  «девочки-души», 
раскачивающейся на  качелях, возникает как отзвук детства: 
 
В качелях девочка-душа 
Висела, ножкою шурша. 
Она по воздуху летела, 
И теплой ножкою вертела, 
И теплой ручкою звала. 
(«Народный дом») 
 

 
50 
Возникает  противопоставление    материального,  телесного,  мещанского 
счастья  (Народный  Дом,  курятник  радости,  //  Амбар  волшебного  житья,/ 
/Корыто  праздничное  страсти,//  Густое  пекло  бытия)  и  сохраненного  где-то  в 
глубине  памяти  мира  детства.  Дважды  повторенный  эпитет  «теплой», 
уменьшительно-ласкательные «ножкою,» «ручкою» и сами действия  («летела», 
«ножкою  вертела»,  «ручкою  звала»)  в  сочетании  с  раскачиванием  на  качелях 
создают образ чистого и прекрасного мира, чуждого расчета, меркантильности, 
сытой ограниченности. 
Как  символ  детства,  безмятежного  счастья  образ  качелей  часто  связан  с 
мотивом  потерянного  Рая.  Стихотворение  О.Мандельштама,  в  котором  поэт 
декларирует желание уйти от действительности, укрыться от нее: 
 
Только детские книги читать, 
Только детские думы лелеять, - 
заканчивается воспоминанием: 
Я качался в далеком саду 
На простой деревянной качели, 
И высокие темные ели 
Вспоминаю в туманном бреду. 
( «Только детские книги читать…») 
 
Стихотворение  Вс.Багрицкого  начинается  строчкой  «Ты  помнишь  дачу  и 
качели»,  а  дата  под  стихотворением  –  12  ноября  1941  года  –  заставляет  в 
нарисованной  поэтом  картине  увидеть  не  столько  ностальгию  по  прошлому, 
сколько  мир, разделенный  войной:  на  «до» и  «после».  «До» – мир, где были 
«качели меж двух высоких тополей», цветы, луна, тишина  и любимая девушка. 
«После»  –  война,  где  бои,  выстрелы,  смерть.  Через  несколько  месяцев  после 
написания стихотворения Всеволод Багрицкий погиб. 
Сильные эмоции, которые вызывает раскачивание на качелях, радость, полет 
делают  их  символом  юности,  любви.  В  стихотворениях  В.Набокова  и 
С.Маршака  качели связаны с весной – метафорой юности: 
 
И на мгновенье над ветвями 
Я замер в пламени весны. 
(В. Набоков, «На качелях») 
 
Как игра весны и бури 
Наша радость и испуг. 
(С.Маршак. Качели») 
 
Оба поэта снимают противостояние «верха» и «низа», взлета и падения: 
 у Набокова – лишь движение вверх: 
 
В листву узорчатую зыбко 

 
51 
Плеснула тонкая доска… 
у Маршака – повторяющийся полет: 
Стой смелей! – вперед летим мы… 
Крепче стой! – летим назад… 
Очертили коромысло… 
В бледном небе ты повисла… 
(С. Маршак, «Качели») 
 
Слова  «коромысло»,  «в  небе»,  «повисла»  вызывают  ассоциацию  с  детской 
загадкой о радуге, усиливая ощущение беспечности, радости.  
Не  утрачивая  значения  радости,  счастья,  любви,  в  стихотворении  А.  Фета 
качели становятся метафорой игры с жизнью. Если у Маршака – «игра весны и 
бури»,  то  у  Фета  «игра  роковая  с  жизнью».    Уже  в  первой  строфе  создается 
ощущение опасности:  
 
На доске этой шаткой вдвоем 
Мы стоим и бросаем друг друга. 
 
При этом оба участника действия не только не пытаются избежать рокового 
падения, но даже наслаждаются опасностью и как бы подталкивают друг друга.  
Хотя  поэт  говорит  только  о  движении  вверх,  об  упоительной  радости 
совместного  полета,  приближения  к  небесам,  завершает  стихотворение  мотив 
«роковой  игры»,  отсылающий  к  тютчевскому  мотиву  любви  как  «рокового 
поединка»: 
Правда, это игра, и притом, 
Может выйти игра роковая 
Но и жизнью играть нам вдвоем – 
Это счастье, моя дорогая! 
(А. Фет, «На качелях») 
 
Так  уже  в  поэзии  XIX  века  возникает  связь  образа  качелей  с  мотивами 
гибели и наслаждения, сродни пушкинскому «упоению» «у бездны мрачной на 
краю».  
Конец  XIX  –  начало  XX  веков  –  время  апокалипсических  ожиданий, 
ощущения катастрофичности бытия, непрочности существования. Это находит 
выражение в образе качелей. «Скрипит и гнется» «шатучая доска» у Сологуба, 
«кольца  стонут  ржавые»  у  Гиппиус,  раскачивается  над  бездной  «тоненькая 
дощечка»,  «прикрепленная  веревками  к  какому-то  гвоздю  где-то  в  облаках»  у 
Ремизова.  Неустойчивость,  гибельность  подчеркнуты  эпитетами  «зыбкие», 
«чертовы», «шатучие», «адские». 
Поэтому  образ  качелей  у  поэтов  серебряного  века,  как  правило,  связан  с 
мотивом  гибели.  Для  лирического  героя  стихотворения  Георгия  Чулкова 
«Качели» смерть прекрасна: 
 

 
52 
Трепетно-сладко до боли паденье, - 
Мгновенье - деревьев я вижу уклон, 
И нового неба ко мне приближенье, - 
И рвется из сердца от радости стон, - 
О, миг искушенья! 
О, сказочный сон! 
(Г.Чулков «Качели») 
 
Вновь  видим  перекличку  с  пушкинским  мотивом:  «Все,  все,  что  гибелью 
грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья». 
 
Мотивы  гибели  и  обмана  играют  важную  смыслообразующую  роль  в 
стихотворении Зинаиды Гиппиус «Ее красивую, бледную…». Раскачивающаяся 
на качелях Ложь – «Дьявола дочь» и любовница, двойник лирической героини:  
  
Когда в саду смеркается 
Желтее листья осенние, 
И светы изменнее – 
Она на качелях качается. 
Кольца стонут, ржавые, 
Складки вьются лукавые… 
Она чуть видна. 
 
Образ  качелей  создает  ощущение  шаткости,  непрочности  существования. 
Ложь  предстает  в  обманном,  сумеречном  свете.  Ощущение  зловещего  миража 
усиливают  эпитеты  «неясная»,  «зыбкая»,  «платье  серое,  туманное»,  волосы 
«тягучие,  прозрачные,  линючие».  Лирическая  героиня,  жизнью  которой 
завладевают  Ложь  и  Дьявол,    обречена:  качели  на  «ржавых»  и  «стонущих» 
кольцах вот-вот сорвутся. 
Связь  образа  качелей  с  образом  Дьявола  заимствована  З.Гиппиус  у  Ф. 
Сологуба.  В  его  творчестве  образ  качелей  встречается  наиболее  часто  и 
наполняется  сложной  семантикой.  Он  включает  значения  вечной  жизни 
природы как смены сна и пробуждения («Снова покачнулись томные качели»), 
жизни  человека  как  смены  света  и  тени,  радости  и  печали  («Из  чаш 
блистающих  мечтания  лия»,  «Мне  паутину  не  плести»),  жизни  в 
противоречивом единстве духа и плоти («В ясном небе – светлый Бог Отец»);  
жизни, как игрушки в руках Дьявола («Чертовы качели»).  
Определяющими  становятся  мотивы  ухода  и  гибели.  Самим  заглавием 
«Чертовы  качели»  Ф.Сологуб  придает  стихотворению  демонический  характер: 
качели  –  игрушка  черта.  Снимается  противостояние  неба  и  земли.  И  черт, 
раскачивающий качели, и тот, кто наблюдает за этим с небес (в стихотворении 
он  назван  «голубой»),  одинаково  равнодушны  к  судьбе  лирического  героя, 
противопоставление добра и зла снято: 
 
 

 
53 
Снует с протяжным скрипом 
Шатучая доска, 
И черт хохочет с хрипом, 
Хватаясь за бока. 
…………………………… 
Над верхом темной ели 
Хохочет голубой: 
«Попался на качели, 
Качайся, черт с тобой». 
 
Традиционные взлет и падение заменены качанием  «вперед» – «назад». Тем 
самым  снимается  противостояние  «верх-низ».  Мир  утрачивает  дуализм, 
движение  в  любую  сторону  одинаково  гибельно.  Мотив  гибельности 
усиливается  на  протяжении  всего  стихотворения:  доска,  «шатучая», 
«стремительная»,  «скрипит  и  гнется»,  «снует  с  протяжным  скрипом», 
«натянутый  канат»  трется  о  «тяжелый  сук».  Демонизм  происходящего 
усиливается  образом  ели,  семантика  которой  у  Сологуба  определяется 
погребальной символикой, восходящей к древним обычаям, принятым на Руси 
(вечная  зелень  –  вечная  жизнь:  ветвями  елей  устилают  последний  путь 
покойника,  ели  часто  сажают  на  кладбище).  Для  Сологуба  важной  становится 
связь  ели  именно  с  потусторонним  миром.  М.Эпштейн  отмечает,  что  Сологуб 
придает  ели  и  чёрту  сходство:  «оба  косматы,  оба  раскачиваются  <…>  образ 
качелей,  как  бы  связующий  «ель»  и  «чёрта»,  выражающий  шаткость, 
неустойчивость  ситуации,  поколебленной  присутствием  демонической  силы. 
«Качели»  и  «ели»  сочетаются  между  собой  не  только  рифменным,  но  и 
смысловым созвучием: движению разлапистой ели как бы вторят, усиливая его, 
взмахи качелей».  
Возникает  цельный  образ,  который  встречается  у  А.  Блока,  И.Анненского, 
О.Мандельштама,  Ф.Сологуба,  Ю.Балтрушайтиса.  Устойчивыми  при  этом 
становятся  мотивы  тумана,  мглы,  бреда  («Качалась  зеленая  мгла»,  Ю. 
Балтрушайтис;  «Вспоминаю  в  туманном  бреду…»,  О.  Мандельштам),  сна  («И 
,заснувши…  Скатиться  с  качелей»,  И.  Анненский;  «Был  сон…»,  «Сладко 
баюкал  меня…»,  «Сумрак  дремотный»,  Ю.  Балтрушайтис).  По  замечанию 
М.Эпштейна,  «спутанные  иглы  хвои  чем-то  напоминают  бред,  смутные 
видения; дремучесть елового леса переходит в мотив дремы, засыпания разума, 
в  котором  пробуждаются  признаки  бессознательного».
 
Это  усиливает 
ощущение гибельности.  
Проделанная  работа  позволяет  сделать  вывод,  что  образ  качелей  соединяет 
семантику радости, сказки, детства, юности и падения, гибели, греховности, что 
соответствует  древнерусской  традиции,  сложившейся  под  влиянием  язычества 
и  христианства.  Радость,  торжество  жизни  (от  язычества),  ощущение 
греховности,  гибельности  (от  христианства).  Это  объясняет,  возникшую  и  в 
литературе  связь  качелей  с  колыбелью,  зыбкой,  отраженную  и  в  языке 
(«Зыбаться», по В. Далю, значит, качаться на качелях»).  

 
54 
Очевидно,  образ,  соединивший  в  себе  семантику  качелей  и  колыбели, 
пришел  в  русскую  литературу  из  стихотворения  Верлена  «Un  grand  sommeil 
noir…»,  которое  в  начале  XX  века  было  переведено  Ф.  Сологубом,  В. 
Брюсовым и другими поэтами. В подстрочном переводе стихотворения Верлена 
читаем:  «Я  теряю  грань  между  злом  и  добром...  O  печальная  история!  Я  - 
колыбель, которую рука качает во впадине склепа: молчание, молчание!». Эти 
строки  в  переводе  Сологуба  звучит  как:  «Ни  блага,  ни  зла  -  //  О,  грустная 
повесть!//  Под  чьей-то  рукой//  Я  –  зыбки  качанье//  В  пещере  пустой…»;  у 
Брюсова  «Где  грань  добра  и  зла…//  О,  грустное  преданье!//  Я  –  словно 
колыбель,  /+  Ее  в  глубокой  нише//  Качает  темный  хмель».    Оба  поэта 
сохраняют звучащие  в оригинале мотивы сна, отказа от надежд, неразличения 
добра и зла. Но если у Верлена дан процесс потери ценностных ориентиров, то 
у  русских  поэтов  это  уже  свершившийся  факт.  Брюсов  руку,  раскачивающую 
колыбель, заменяет «темным хмелем». Сологуб сохраняет  образ руки, который 
найдет  у  него  развитие  в  стихотворении  «Чертовы  качели»  («Качает  черт 
качели//  Мохнатою  рукой»).  Интересно,  что  из  всех  переводов  стихотворения 
Верлена только у Сологуба появляется слово «зыбка», усиливающее ощущение 
непрочности  бытия.  Так  образ,  созданный  Верленом,  приобретает    в 
стихотворении Сологуба связь с русской традицией.   
Отсылку и к образу качелей, существующему в поэзии начала XX века, и к 
образу колыбели, созданному Верленом,  можно увидеть в романе В. Набокова  
«Другие  берега»:  «...Колыбель  качается  над  бездной.  Заглушая  шепот 
вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель 
слабого  света  между  двумя  идеально  черными  вечностями.  Разницы  в  их 
черноте  нет  никакой,  но  в  бездну  преджизненную  нам  свойственно 
вглядываться  с  меньшим  смятением,  чем  в  ту,  в  которой  летим  со  скоростью 
четырех  тысяч  пятисот  ударов  сердца  в  час».  Образ  бездны,  ощущение 
шаткости,  стремительное  движение  к  гибели  восходит  к  образу  качелей,  а 
понимание  жизни  как  краткого  мига  существования  среди  мрака  небытия  –  к 
образу склепа у Верлена.  
Таким  образом,  в  рассмотренных  нами  произведениях  качели  не  только 
неотъемлемая часть русского быта, но и сложный образ, с которым связаны как 
семантика радости, безмятежности, счастья, детства, сказки, Рая, так и значения 
безнадежности,  греховности,  падения  и  смерти.  При  этом  образ  качелей 
помогает  передать  как  индивидуальное  ощущение  существования,  так  и 
представление о жизни как о фундаментальной категории бытия.  
 
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 
 
1.
 
Бальмонт К. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи / К. Бальмонт. 
– М., 1990. - 606 с. 
2.
 
Блок А. Стихотворения. Поэмы. Театр/ К. Бальмонт. – М, 1968. – 839 c/ 
3.
 
Верлен П. Стихотворения [Электронный ресурс] / П. Верлен. – Режим 
доступа : http://www.poezia.ru/article.php?sid=61398.  

 
55 
4.
 
Гиппиус З. Стихи. Дневник 1911 – 1921 [Электронный ресурс] / З. 
Гиппиус.http://www.ipmce.su/~tsvet/WIN/silverage/gippius/verse1921. html. 
5.
 
Заболоцкий Н. Стихотворения / Н. Заболоцкий. – М., 2005. – 250 с. 
6.
 
Кузмин М. Царевич Димитрий [Электронный ресурс] / М. Кузмин. –
http://www.er3ed.qrz.ru/kuzmin.htm#tsarewich.-
 
 
7.
 
Мандельштам О. Собрание произведений : стихотворения / О. 
Мандельштам. – М., 1992. . - 575 с. 
8.
 
Маршак С. Качели [Электронный ресурс] / С. Маршак. –
http://lib.ru/POEZIQ/MARSHAK/marshak5.txt.  
9.
 
Пастернак Б. Стихотворения. Поэмы / Б. Пастернак. – СПб., 1998. – 210 с. 
10.
 
Пушкин А. С. Евгений Онегин : роман в стихах / А. С. Пушкни. – М., 
1983. - 310 с. 
11.
 
Сологуб Ф. Чертовы качели / Ф. Сологуб // Русская поэзия начала XX 
века. – М., 1977.  
12.
 
12.Тютчев Ф. Стихотворения / Ф. Тютчев. – М., 1976. – 334 c 
13.
 
13.Фет. А Стихотворения / А. Фет. – М.,  2005. – 380 с 
 
Литература: 
1.
 
Анненский И. О современном лиризме [Электронный ресурс] / И. 
Анненский.http://annenskij.andrej-
belanin.ru/O_sovremennom_lirizme/page1.html.  
2.
 
Забылин М. Русский народ. Обычаи. Обряды. Предания. Суеверия / М. 
Забылин. – М., 1996.  
3.
 
.Народные развлечения и обычаи на Пасху [Электронный ресурс] . –
http://my-party.ru/religious_holidays/Easter/557/. 
4.
 
Петрова Н. А. Ф. Сологуб и О. Мандельштам – мотив «качания» / Н. А. 
Петрова, Е. А Симонова // Русская литература XX-XXI веков : 
направления и течения.– Екатеринбург, 2004. - Вып. 7 
5.
 
Эпштейн М. Природа, мир, тайник вселенной... [Электронный ресурс] / 
М. Эпштейн. // http://www.nvkz.kuzbass.net/dworecki/other/e/2/ja_d.htm 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

 
56 
Исмагилов Инсаф 
(Казань) 
 
ИМЕНА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫЕ СО ЗНАЧЕНИЕМ ОТВЛЕЧЁННОГО 
ПРИЗНАКАВ РУССКОМ  
И ТАТАРСКОМ ЯЗЫКАХ 
 
Словарный состав языка обогащался ранее и обогащается в настоящее время 
преимущественно путем образования новых слов на основе и с использованием 
того  языкового  материала,  который  в  языке  уже  существует.  Собственно,  без 
словообразования  язык  не  мог  бы  иметь    словарного  состава,  который 
соответствовал бы  развитию общества.  Именно этим и определяется огромное 
значение  словообразования  в  общей  системе  языка.  В  системе  языка 
словообразовательные процессы тесно связаны как с лексикой, для пополнения 
которой  они  служат,  так  и  с  грамматикой,  в  соответствии  с  которой 
оформляется  каждое  вновь  появляющееся  в  языке  слово.  Связь 
словообразования  с  лексикой  проявляется  особенно  ярко  в  том,  что  в  нем 
находят  себе  прямое  и  непосредственное  отражение  все  те  постоянные 
изменения,  которые  происходят  в  лексике  языка  в  связи  с  изменениями  в 
общественной жизни. Связь словообразования с грамматикой в первую очередь 
сказывается в том, что все вновь возникающие слова появляются в языке в виде 
слов  определенных,  и,  главное,  уже  существующих  в  нем  грамматических 
категорий (то есть в виде имени существительного, глагола, наречия и т.д.). 
Изучение словообразования дает возможность наглядно и глубоко раскрыть 
сложные языковые явления, выявить закономерности в развитии языка. Особую 
значимость изучение вопросов словообразования имеет  в  условиях двуязычия, 
как  в  нашей  республике,    где  русский  и  татарский  языки  являются 
государственными.  Так,  обоим  языкам  присуще  наличие  разнообразных 
словообразовательных  значений,  но    способы  их  выражения  могут  быть  как 
аналогичными, так и различными. 
     Я  в  своей  работе  рассматриваю  одно  словообразовательное  значение  в 
русском  языке  –  значение  отвлеченности  (в  сопоставлении  с  татарским 
языком).  Наличие  одного  и  того  же  явления,  выраженного  различными 
способами,  является  причиной  смешения  явлений  разных  языков,  появления 
грамматических  ошибок.  Кроме  того,  перевод  с  одного  языка  на  другой  даст 
возможность 
проследить 
и 
проанализировать 
способы 
передачи 
рассматриваемых  слов  русского  языка  в  татарском  языке,  выявить  наличие 
эквивалентов,  полных,  частичных.  Поэтому  тема  моего  исследования 
представляется актуальной. 
Предмет  исследования  –  средства  выражения  словообразовательного 
значения – отвлеченности – в русском языке (в сопоставлении с татарским). 
Цель  исследования  –  выявить  сходства  и  различия  двух  языков  в  процессе 
образования  существительных  с  определенным  словообразовательным 
значением. 
 

 
57 
Задачи исследования: 
•
 
систематизировать  существительные  со  значением  отвлеченности  в 
русском языке; 
•
 
систематизировать  существительные  со  значением  отвлеченности  в 
татарском  языке; 
•
 
выявить  основные  средства  выражения  словообразовательного  значения 
отвлеченности в сопоставляемых языках; 
•
 
сопоставить средства выражения этого словообразовательного значения в 
русском  и  татарском  языках,  относящихся  к  разным  типологическим 
группам языков; 
 
1. Существительные со словообразовательным значением  
отвлеченности в русском и татарском языках 
 
1.1 Словообразовательные значения имен существительных в русском 
языке 
Словообразовательное значение – это общее значение, которое отличает все 
мотивированные  слова  данного  типа  от  их  мотивирующих,  носителем 
словообразовательного значения является формант.(12.
−
с.135-137) 
Словообразовательные  значения  делятся  на  общие  и  частные.  Общие 
значения обладают высокой степенью абстрактности и обобщенности, частные 
являются  более  конкретными  и  менее  обобщенными.  Общие  и  частные 
словообразовательные  значения  находятся  между  собой  в  родовидовых 
отношениях.  Сопоставим,  например,  производные  существительные  вокалист, 
массажист, 
иранист, 
пушкинист. 
Все 
они 
объединены 
общим 
словообразовательным значением лица по отношению к предмету, названному 
мотивирующим  слово.  Частные  же  значения  слов  не  совпадают:  массажист, 
вокалист обозначают лицо по сфере деятельности; иранист, пушкинист – лицо 
по объекту изучения. 
Количество  частных  словообразовательных  значений  принципиально  не 
ограничено.  То  словообразовательное  значение,  которое  в  одних  случаях 
является общим, может выступать и как частное.(8.
−
с.491-492) 
Словообразовательное значение, как и словообразование в целом, неотрывно 
связано  с  частями  речи:  словообразовательное  значение  –  это  всегда 
семантическое соотношение слов определенных частей речи. 
Грамматика  –  80  выделяет  следующие  словообразовательные  значения 
производных и сложных имен существительных: 
1.
 
предметно-характеризующие (мутационное словообразование); 
2.
 
модификационные; 
3.
 
транспозиционные (т.е. синтаксическая деривация); 
4.
 
соединительные (только в сложных и сложносокращенных словах). 
5.
 
Именно 
транспозиционное 
значение 
– 
отвлеченный 
субстантивированный  признак  -  представляет  для  нас  наибольший 

 
58 
интерес,  поскольку  рассматриваемая  нами  группа  существительных 
обладает этим значением в русском и татарском языках. (12),с.135-137) 
 
1.2 Существительные со значением отвлеченного признака 
При  образовании  имен  существительных  со  значением  отвлеченного 
признака  используются  различные  суффиксы,  при  этом  словообразовательные 
модели прилаг. +  -ость, прилаг. +  -ство, прилаг. +  -ин(а) и др. 
Так,  наиболее  продуктивный  тип  образования  существительных  с 
отвлеченным  значением  признака,  свойства  составляют  существительные  с 
суффиксом  - ость: смелость, лиловость. Такие существительные совмещают в 
себе  присущее  мотивирующему  прилагательному  значение  признака  со 
значением  существительного  как  части  речи.  Морф    -ость  выступает  после 
парно-твердых  согласных  и  шипящих;    -ность    -обычно  после  шипящих 
(общность, будущность). 
Существительные  с  подобным  значением  могут  быть  образованы  и  с 
помощью  суффикса    -ств(о)  /    -еств(о).  Мотивирующими  словами  являются 
прилагательные,  обозначающие  свойства  человека,  и  относительные 
прилагательные,  мотивированные  существительными  со  значением  лица: 
местоименное и счетное прилагательные. 
Существительные,  образованные  при  помощи  суффикса    -щина,  имеют 
значение  «признак,  названный  мотивирующим  прилагательным,  как  бытовое 
или  общественное  явление,  идейное  или  политическое  течение»,  обычно  с 
оттенком неодобрения. 
Существительные  с  суффиксом    -изм  имеют  значение  «признак,  названный 
мотивирующим  прилагательным,  как  общественно-политическое,  научное  или 
эстетическое  направление,  склонность»:  позитивный  –  позитивизм,  реализм, 
гуманизм. (11, 12.) 
Существительные,  образованные  при  помощи  суффикса    -иj  (э)/  -ствиj  (э), 
имеют то же значение, что и слова с суффиксом  -ость. Образования этого типа 
(кроме  слов  величие,  здоровье,  здравие,  а  также  мотивированных  сложными 
прилагательными  с  нулевым  суффиксом)  мотивированы  прилагательными  с 
финалью основы  -н-: раздольный-раздолье, подобие, безобразие, великолепие.  
Подобное  значение  имеют  существительные,  образованные  при  помощи 
суффикса  -иц(а): безводный-безводица, безработица, нелепица и др. 
Этот  тип  продуктивен  в  образованиях,  мотивированных  прилагательными  с 
начальными компонентами без-  и  не-. 
Существительные  с  суффиксом  -от(а)  мотивируются  немотивированными 
прилагательными: быстрота, острота, чистота. 

жүктеу/скачать 1,04 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: