И основы анализа
жүктеу/скачать 9,72 Mb. Pdf көрінісі
|
Агафонова теория кино
| дышит
экзистенциальностью, во второй — звенит обыденностью. Аллегорическое расслоение верха и низа в художественном пространстве фильма закреплено в названии картины: небо и го род под ним. В эту систему координат вписаны «голоса» персона жей — Дамиэля и Марион, П. Фалька, старика. Важней ш и м р е ф р е н о м ф и л ь м а я в л я е т с я о б р а з д е т с т в а в своем внутреннем двуединстве небесного и земного. Дети-персонажи уподоблены ангелам вследствие души, прямо ты взора и искренности чувств. Но любой ребенок становится взрослым и, как правило, «оседает» под тяжестью наваливающе гося бытия. Эта мысль «белым стихом» выткана на «полотне» ки нокартины посредством вербального рефрена, вложенного в уста Дамиэля и Марион. «Когда ребенок был ребенком, у него не было ни суждений, ни привычек... Многие люди казались ему краси выми, а теперь это счастливый случай. Он имел ясное представ ление о Рае, а теперь о нем лишь догадывается... Когда ребенок был ребенком, его жизнь была вдохновенной игрой, а теперь вдохновение иногда посещает его во время работы». Тем не ме нее мир взрослых не обескураживает своей прозаичностью вечный мир детства: «Когда ребенок был ребенком, ему хватало яблок и хлеба, чтобы быть сытым. Так было и так есть... Забрав шись на гору, он мечтал забраться на другую — более высокую. Так было и так есть». Подтемы Касселя, П. Фалька и старика (так же как и тема-об раз детства) довольно статичны — проводятся пунктирно сквозь фильм без ощутимого драматургического развития. Их вплетен- ность в художественную ткань кинопроизведения оттеняет главную тему ангела Дамиэля. Так, Кассель, строго следуя предназначению оставаться Духом, дистанцируется от всего мирского и ведет строгую фактографию событий. П. Фальк / Ко ломбо, наоборот, 30 лет назад сошел на землю, обрел плоть. Уви дев мир изнутри, ощутил его обыденную красоту во множестве «славных вещей»: от глотка кофе до создания художественного образа. Символическое расстояние от ангела Касселя до бывшего ангела П. Фалька проходит Дамиэль. Полюбив цирковую гимнас тку, начинает свое нисхождение — обретение плоти. Тема Ма рион, наоборот, постепенно возвышается, вбирает «небесные» черты. Оба «голоса» сходятся в пограничье небесного и земного, верха и низа. Итак, образ-структура «Неба над Берлином» может быть выра жена следующим графиком: 238 Пограничье символического разделения верха (небесного) и низа (земного) обозначено посредством образа П. Фалька / Колом бо — бывшего ангела. Метафизическую непоколебимость верха олицетворяет ангел — отстраненный созерцатель истории цивилизации. С ним зеркально (в нижнем секторе) сопоставлен ста рик-ученый, слагающий историографию народа. Сближение Дамиэля и Марион первоначально намечено в пространстве цирка, когда гимнастка с искусственными крыльями репетирует номер, а Дамиэль, устроившись под куполом, лишь дви жением глаз повторяет траекторию колеблющей ся трапеции (эпизод 4). Формула вертикали замещается принципом горизонтального соподчинения, когда персонажи уравновешивают ся в приватном пространстве трейлера — «комнате» Марион. Дами эль становится незримым и молчаливым собеседником девуш ки. А она ощущает лишь легкое колебание воздуха вокруг себя и внезапное внутреннее успокоение. Новое появление Дамиэля в цирке на пару с Касселем во время дневного представления (эпизод 7) обнаруживает дистанцию иного порядка. Дамиэль размещается среди шумных зрителей-детей. Ма рион на арене участвует в ансамблевом номере. Кассель обосабли вается в проходе, выступая символическим противовесом общего эмоционального подъема. Следующий раз образ сближения Дамиэля и Марион повторяет архитектонику четвертого эпизода, но по принципу инверсии зод Там — утренняя репетиция, здесь — вечернее выступление. Там — сначала цирковая арена, а потом трейлер, здесь — наоборот. Дамиэль сосредоточенно слушает внутренний монолог Марион, ко торая признается (только ли своему отражению в зеркале?), что ее сковывает страх. Далее действие перемещается на арену, где под ку полом без страховки в течение долгих четырех минут Марион испол няет сольный воздушно-акробатический этюд. Теперь уже гимнастка парит наверху, а Дамиэль, снизу наблюдая за ней, невольно повторяет движение трапеции (единственную опору Мари- 239 он), перемещаясь то вправо, то влево вдоль арены. Сдерживая напря жение, он скрещивает пальцы, но одновременно деликатным прикос н о в е н и е м к плечу у т и х о м и р и в а е т в н у т р е н н е е волнение неподвижного пожилого ассистента, боящегося отвести взгляд от гимнастки. Это пластическое трезвучие оттеняет лаконичный звуко вой рельеф: «жесткий» непрерывный музыкальный аккомпанемент с незатейливым мелодическим рисунком, полное отсутствие вербаль ного компонента, мгновенный «вздох»-вскрик невидимой (закадро вой) публики, когда Марион едва не потеряла равновесие. Однако по д о б н а я х у д о ж е с т в е н н а я м и н и м а л и з а ц и я дает обратно пропорциональный эмоциональный эффект — начало кульминаци онного напряжения первой части фильма. Следующая «встреча» Дамиэля и Марион происходит в ночном клубе после циркового представления (эпизод Девушка танцует одна, а Дамиэль приближается, слегка касаясь пальцами ее руки и вслушиваясь в ее внутренний монолог: «Что я сейчас делаю? Гляжу в пустоту и плыву по вселенной... Вот оно вернулось — блажен ство. Будто сердце мое сжимает чья-то рука — так мягко». И в ответ Дамиэль прикладывает ладонь к своему «сердцу». В психоделичес ком вязком потоке песни Ника Кейва, растекающейся по ночному клубу, одинокий голос Марион не теряется, не исчезает и ничему не противостоит. Девушка просто ведет свое лирическое соло: «Я слу шаю и не слышу. Публика не смотрит. Смотрит само небо». Дей ствительно, с небесной высоты к ней снова сошел ангел Дамиэль, и за их зримым, но невидимым дуэтом наблюдает Кассель. Первое «реальное» объединение Дамиэля и Марион происходит во сне гимнастки (эпизод 12): на небесах среди клубящихся облаков движутся навстречу друг другу мужчина и женщина, открывая лики и сердца. Чистое ясное вселенское пространство их встречи свободно от преград, легки их души и невесомы тела. Этот один из наиболее кратких эпизодов фильма длится не более двух минут, однако по свое му поэтическому насыщению вполне сопоставим с лаконичными трехстишиями японских хокку. Слитность и текучесть изобразитель ного стихосложения В. Вендерса «стирает» грани между «слова- ми»-кадрами. Поэтому наш анализ условен. Тем не менее драматурги чески эпизод явно трехсоставной и тяготеет к структурной симметрии: жүктеу/скачать 9,72 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|