87
государственности (в противоположность трактату ал-Джувайни,
творившего за поколение до него) при описании уходящих в небытие
отношений того времени выдвигает предложение, в
соответствии с
которым халифу следует задним числом легитимировать узурпаторов
посредством назначения их своими наместниками с неограниченными
полномочиями. «Халиф исполняет (таким актом) с разрешения
(узурпатора) установление божественного порядка, дабы последний
перешел из состояния испорченности в состояние правильности», - пишет
ал-Маварди. И хотя подобные действия отнюдь не безупречны, было бы
в
высшей степени неразумным - считает автор - отказываться от
возможности сохранения шари’ата хотя бы и таким образом
5
. Однако в
процессе формирования султаната идея религиозной общины, единой не
только в религиозном, но и политическом плане, начинает блекнуть;
возведение принципа полезности для ислама в ранг основной
политической идеи отодвигает на задний план «неисламские»
последствия указанного процесса, а именно фактическое дробление
исламской власти и несостоятельность власть имущих в
вопросах
воплощения наследия Пророка.
Форма, в которой проявилось это новое понимание правления, может
быть описана следующим образом: возник некий симбиоз людей,
обладавших военной властью, и признанных знатоков исламских наук.
Нередко правление узурпировалось чужеродными сообществами, одним
из ранних примеров чему могут служить сельджуки. Свое наиболее
полное воплощение такой тип правления нашел в господстве мамлюков в
Египте и странах Леванта. С учетом происхождения и методов
пополнения своих рядов, мамлюков следует охарактеризовать как некую
замкнутую для автохтонного населения касту, смыслом бытия которой
являлось военное ремесло. Как во время мамлюкских придворных
церемоний, так и по случаю каких-либо экстраординарных событий
султан имел обыкновение окружать себя высшими авторитетами
исламской учености - так, ‘аббасидский халиф и верховные кадии
четырех религиозноправовых школ обязаны были являться к султану в
крепость. Как свидетельствуют источники, их слово подчас звучало
весомо, и особенно во времена, когда военную касту сотрясали
междоусобицы. Со своей стороны, авторитеты ученого мира (частью -
выходцы из
местных благородных семейств, частью - выдвиженцы,
отобранные султаном из преданных ему пришельцев) были весьма
заинтересованы в стабильности правления военных. Ибо султан и его
высшее офицерство распоряжались возделываемыми землями и
мануфактурами, доходы от которых в немалых количествах передавались
ими в
виде имущественных пожертвований ученым. Последние
получали, таким образом, возможность готовить себе смену в медресе и
приумножать в
ханаках заслуги и благодеяния, которые зачтутся и самим
жертвователям, дав им право на потустороннюю благодать. Частые
жалобы по поводу присвоения учеными мужами вверенного их
88
попечительству имущества указывают на подспудную причину
заинтересованности ‘улама’ в сохранении режима правления мамлюков.
Идея, согласно которой добродетельным правителям надлежит
развивать способности каждого из членов общины для общего блага, вряд
ли могла возобладать при таких исходных условиях. Она взращивалась в
третьей среде, а именно в среде праведных «друзей божьих»
(Gottesfreunde) - аулийа’, однако в условиях, о которых необходимо будет
упомянуть чуть ниже. Но прежде мне хотелось бы буквально в
нескольких предложениях описать
функцию ученых в деле создания и
сохранения «лучшей из общин». До начала XI в. мы встречаем знатоков
заветов Пророка и их толкования, наделенных, прежде всего,
полномочиями отправления правосудия; они могли также исполнять
административные обязанности, действовать в качестве проповедников и
Достарыңызбен бөлісу: