«Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» (1836)

поставил…»)142. 
В первой строфе расставлены все основные константы: 
Я памятник себе воздвиг нерукотворный, 
К нему не зарастет народная тропа, 
Вознесся выше он главою непокорной 
Александрийского столпа. 
В отличие от других поэтов Пушкин сразу же сообщает о духовной, а не материальной 
природе памятника143. Памятнику, созданному рукотворно, противостоит «памятник 
нерукотворный», воздвигнутый духом и душой. А так как, согласно религиозным 
представлениям, дух и душа не умирают со смертью человека, то «памятник 
нерукотворный», в отличие от памятника рукотворного, – вечно живой, бессмертный. Слово 
нерукотворный употребляется в религиозных текстах и означает созданный, сотворенный 
Богом, не созданный и не могущий быть созданным руками людей. С ним вместе входят 
понятия, освященные религией: «душа в заветной лире», «прах», «тленье». Рядом с ними 
оживает античная, римская поэтическая традиция с ее темой посмертной славы, 
поэтического бессмертия («славен», «подлунный мир», «пиит»). В этом религиозно-светском 
смысле следует понимать весь текст. 
Здесь имеется в виду, что творческим даром наделен поэт – земной человек, ставший 
избранником Бога. Следовательно, поэзия – творческий феномен божественного и земного 
происхождения, причем главное начало в ней – божественное, духовное, способное 
преобразовать земное и придать ему новый статус. Поэт и поэзия – посредники между небом 
и землей, между Богом и народом. Они несут божественную истину и божественную красоту 
в земной мир и одухотворяют его. Поэтому памятник – это поэзия, «душа в заветной лире». 
Он воздвигнут поэтом всей его духовной жизнью и всей его судьбой избранника. Припадая к 
нему, народ через поэзию проникает к «божественным» – явленным и духовным «красотам», 
причащаясь божественной истине. Между Богом, поэтом и народом существует согласие, 
гармония. 
Вторые две строки первой строфы противопоставляют мирской власти божественную 
сущность и духовную природу памятника, поэзии и «народной тропы». Памятник поэту и 
его поэзии выше материально памятника – «Александрийского столпа», символа некогда 
могущественной, а теперь уже умершей империи, стертой с лица земли, знака земной, 
мирской власти144. Александрийский столп означает рукотворный памятник земной, 
142 Попытки написать творческую исповедь предпринимались Пушкиным и раньше в стихотворениях «Не 
тем горжусь я, мой певец…», «Андрей Шенье» (употребленная там формула «Я скоро весь умру» в измененном 
виде вошла в стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»). Стихотворение «Я памятник себе 
воздвиг нерукотворный…» связано со стихотворением «Поэт и толпа», с каменноостровским циклом и 
стихотворениями, примыкающими к нему. 
143 Некоторые читатели бывают введены в заблуждение второй строкой – «К нему не зарастет народная 
тропа», интерпретируя «памятник» как нечто материальное, например, изваяние, стоящее на площади, к 
которому протоптана тропа, по которой нескончаемым потоком движется народ. Подобное вульгарное 
понимание смысла пушкинских строк недопустимо: памятник нерукотворный, т. е. не материальный, чуждый 
материальной природе и, значит, народная тропа к нему также не материальная, а духовная. Поэт и народ 
соединены между собой и с Богом. 
144 Под «Александрийским столпом» обычно понимали знаменитую колонну, поставленную в Петербурге в 
честь Александра I. Возможно, Пушкин имел в виду созвучие одинаковых имен – русского императора 
Александра I и знаменитого полководца Александра Македонского, основателя Александрии. Однако в первую 
очередь «Александрийский столп» для него – колонна в честь Александра Македонского, возведенная в 
Александрии. Дело в том, что, производя от разных имен, оканчивающихся на согласные, притяжательные 
прилагательные, Пушкин всегда употреблял суффикс – ов: «Дней Александровых…», «Наполеонова столпа…». 

мирской власти, которая сама себя обожествила. 
Следующая, вторая, строфа посвящена бессмертию поэта: 
Нет, весь я не умру – душа в заветной лире 
Мой прав переживет и тленья убежит — 
И славен буду я, доколь в подлунном мире 
Жив будет хоть один пиит. 
Здесь характерно для Пушкина представление о человеке, совпадающее с религиозным, 
в котором при жизни примирены смертное тело, «прах», тлен и бессмертная душа. Но в 
отличие от религиозного представления душа бессмертна не в своей собственной, а в 
поэтической ипостаси – «душа в заветной лире». Иначе говоря, только та часть личности 
бессмертна, которая непосредственно связана с божественным избранием. При этом она 
пребудет бессмертной не на небе только, как это трактуется ортодоксальной религией, а на 
земле, «в подлунном мире». Памятник поэзии и поэту охраняется Богом, потому что поэзия, 
творческий дар – знак присутствия Его духа. «Душа в заветной лире» «тленья убежит» здесь,  
вопреки тому, что на земле все преходяще и ничто не вечно. Оказывается, то, что явлено 
миру как боговдохновенное творение, не умирает и остается жить навечно. Вместо тела, 
смертной формы земного человека, душа обретает новую, бессмертную форму – заветную 
лиру. Именно это превращение, замена тела заветной лирой – одно из условий земной славы 
и рождения повсеместного слуха. Другое непременное условие – жизнь хотя бы одного 
«пиита». Это необходимо потому, что «пиит» – тоже божественный избранник, через 
которого «подлунный мир» приобщается к истине, добру и красоте. «Душа в заветной лире» 
не умирает, пока звучит другая заветная лира, принадлежащая другой, но божественно-
родственной, избранной душе. Стало быть, духовная власть поэзии на земле долговечнее 
мирской власти, которая лишена божественного происхождения, хотя она хочет внушить это 
миру. Мирская власть – не божественно бессмертная власть. Раз так, то ей нельзя 
покоряться. Это не прощаемый грех. Истинно божественная и бессмертная власть – Богом 
данная естественно-природная. 
От уверенности в том, что «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой» (третья 
строфа), Пушкин обращается к внутреннему содержанию своей поэзии: 
И долго буду тем любезен я народу, 
Что чувства добрые я лирой пробуждал, 
Что в мой жестокий век восславил я свободу 
И милость к падшим призывал. 
На первый план здесь поставлены «чувства добрые», «свобода» и «милость», т. е. все 
основные содержательные идеи пушкинского творчества, исходящие из внутренних 
потребностей личности поэта. Пробуждение чувств добрых сопряжено с прославлением 
личной свободы (см. стихотворение «<Из Пиндемонти>») и с призывом к милости, 
адресованным властям. Поэт выполняет миссию избранника и христианина – просит 
проявить «милость к падшим», т. е. помиловать, даровать прощение оступившимся, 
совершившим ошибку. Все другие выражения – «любезен я народу», «чувства добрые», 
«восславил я свободу» тоже несут в себе расширенное, светское и христианское содержание. 
В данном случае слово «Александрийского» образовано от названия города Александрия, где и была 
поставлена колонна в честь Александра Македонского. Академик М.П. Алексеев привел слова современника 
Пушкина А.С. Норова из его книги «Путешествие по Египту и Нубии в 1834–1835 гг.»: «Я согласен с теми, 
которые полагают колонну памятником основателю Александрии, герою Македонскому… Колонна стоит на 
том месте, где стояла гробница Александрова, и несомненно была его надгробным памятником» (Алексеев 
М.П. «Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»» Л., 1967. С. 63). 

Главное свойство «заветной лиры» – человечность, гуманность, стремление побудить 
мирскую власть уважать личность в соответствии с общечеловеческими и религиозными 
ценностями, поставить интересы человека выше социальных и иных преходящих 
соображений. Очеловечить «жестокий век» и приблизить те времена, когда в основу 
политики будет положен принцип человечности или когда человечность станет 
политическим принципом, – вот идеал Пушкина, вот цель его поэзии. 
Этот идеал и эта цель не есть личное изобретение и достояние Пушкина. Они 
изначально присущи «музе» и поэту, потому что предначертаны свыше: 
Веленью Божию, о муза, будь послушна, 
Обиды не страшась, не требуя венца; 
Хвалу и клевету приемли равнодушно, 
И не оспоривай глупца. 
Задача поэта состоит в том, чтобы не склониться на ложный путь, а следовать по 
предустановленной Богом дороге. Поэтическое послушание Богу здесь род религиозного 
послушания. Поэт – в какой-то степени своеобразный послушник, совершающий свой 
подвиг служения Богу; и мирские почести («венец» – слово, содержащее явный намек на 
царскую власть, «хвала»), и мирские досады («обида», «клевета») не должны задевать поэта-
избранника именно потому, что он – избранник, подчиняющийся истинной воле – воле 
Творца. Все, кто этого не понимают, – «глупцы», непосвященные. Их не нужно порицать, 
обличать, карать или смеяться над ними, – с ними не нужно спорить, а должно стоически 
пребывать в своей правоте и хранить ее. Следовательно, непокорность мирской власти, 
заявленная в начале стихотворения, означает послушание Богу, а быть послушным «веленью 
Божию» с необходимостью требует непокорности мирской власти. Именно монархическая 
власть вопреки учению Христа пыталась обожествить себя. Стало быть, она и есть 
лжерелигия, попирающая подлинную свободу. В этом смысле быть послушной «веленью 
Божию» равносильно для музы быть непокорной и свободной. Отсюда ясно, почему те же 
черты переданы и нерукотворному памятнику поэту и поэзии. Но, исполняя «веленье 
Божие», поэт свободен от служения земной «пользе». Так мирская власть лишается ореола 
святости, а поэзия обретает достоинство причастности к Божественному священнодействию. 
Пушкин в стихотворении метафорически сказал о том, что вечная память народа 
состоит в усвоение сотворенного поэтического слова, в котором живет «душа в заветной 
лире». Эти размышления о личном бессмертии связаны с социальной, с общечеловеческой и 
с христианской этикой. Он сказал в стихотворении о том, что не власть и сила дают 
бессмертие, а дух и культура. Жанр оды, соединивший в античности и в русской поэзии 
XVIII в. судьбу империи, судьбу мирской власти с поэзией, теперь разрывает эти понятия и 
соединяет судьбу поэзии с личной свободой и с идеей человечности. В последней строфе 
Пушкин употребил будущее время. Речь у него идет не о далеком грядущем, а о ближайшем. 
Это означает, что поэт не думал о близкой смерти и не считал, будто его творческий путь 
завершен. 
Помимо бессмертных лирических философско-религиозных произведений, в начале 
1830-х годов закончен роман «Евгений Онегин», и в течение 1830–1834 гг. были созданы 
баллады, сказки, поэмы, повести, романы. 

жүктеу/скачать 2,98 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: