«Когда за городом, задумчив, я брожу…» (1836). В связи с причастностью к власти
мирской и власти духовной решается и тема бессмертия. С этой целью Пушкин в
стихотворении «Когда за городом, задумчив, я брожу…» обращается к традиции
кладбищенской элегии, в частности к «Сельскому кладбищу» Жуковского. В отличие от
Жуковского, который, вслед за Греем, описывал деревенское, крестьянское кладбище,
Пушкин сравнил два кладбища – городское, публичное и родовое, вотчинное, помещичье-
усадебное. Городское кладбище повторяет образ мирской суеты: в захоронениях,
надгробных памятниках, на плитах и в надписях – та же пошлость, та же корысть, то же
лицемерие, та же жадность наряду с помпезностью и отсутствием вкуса, что были в реальной
жизни усопших обитателей. Здесь все свидетельствует о мнимых заслугах, ханжестве,
продажной любви, об унижении человеческого достоинства и полном неуважении к покою
спящих:
Такие смутные мне мысли все наводит,
Что злое на меня уныние находит.
Горький и мрачный тон, которым открывается стихотворение, сменяется, как это ни
парадоксально, бодрым, жизнеутверждающим, когда поэт вспоминает о кладбище родовом:
Но как же любо мне
Осеннею порой, в вечерней тишине,
В деревне посещать кладбище родовое,
Где дремлют мертвые в торжественном покое. <… >
Деревенское, родовое, вотчинное кладбище противопоставлено городскому во всем:
вместо рассеянных повсюду признаков суеты – торжественный покой, приличествующий
сну мертвых, вместо украшенных могил – «неукрашенные», вместо сгрудившихся
захоронений – простор, воля, широта, вместо «нелепых затей» «дешевого резца» – простота
и благородство «камней вековых», вместо «могил склизких» – «желтый мох», вместо
всевозможных условностей и ложных чувств – свобода от условностей, от деспотической
опеки проявления истинной скорби («с молитвой и со вздохом»). Всеми этими чертами
родовое кладбище ближе сердцу поэта. В нем заключена славная и грустная судьба
культурного слоя нации – старинного, аристократического дворянства, к которому
принадлежал поэт и которое ныне, как понимал Пушкин, утрачивало свое господствующее
социальное и имущественное положение.
Подчеркивая естественность родового упокоения, его близость к природе, Пушкин
неожиданно поднимается над «злым… унынием» и завершает элегию не грустной, а
жизнеутверждающей нотой: над родовым, вотчинным кладбищем, в отличие от кладбища
городского, где все подвержено тлению, веет дух жизни. Над «важными гробами», храня их
покой, «колеблясь и шумя», «стоит… дуб» – символ бессмертия. Жизнь не угасла, и род не
предан забвению.
Подобно теме бессмертия рода решается и тема личного бессмертия, связанная с
поэтическим призванием.