Избранные работы
жүктеу/скачать 3,46 Mb. Pdf көрінісі
|
logic of scientific discovery
| Прим. перев.
42 гим другим причинам данные три модельных языка слишком бедны для того, чтобы найти применение в какой-либо науке. И они, конечно, существенно беднее обыденных языков, даже наиболее простых. Указанные ограничения рассматриваемых модельных языков препятствуют тому, чтобы эти языки просто могли бы использоваться для построения решения тех проблем, которые имеются в виду их создателями. Это утверждение легко доказать, и частично оно было доказано самими авторами этих языков. Тем не менее все их авторы, по-видимому, претендуют на две вещи: (а) на возможность при помощи разрабатываемых ими методов так или иначе решать проблемы теории науч- ного познания, то есть на их применимость к науке (тогда как фактически они применимы с удовлетвори- тельной точностью только к рассуждениям весьма при- митивного типа), и (Ь) на «точность» и «ясность» этих методов. Очевидно, что обе эти претензии не могут быть удовлетворены. Таким образом, метод построения искусственных мо- дельных языков не в силах решить проблемы, связан- ные с ростом нашего знания. Предоставляемые ям воз- можности весьма ограничены, даже по сравнению с методом анализа обыденных языков, так как такие мо- дельные языки явно беднее обыденных языков. Имен- но вследствие своей бедности в рамках таких языков можно построить только самую грубую и в наибольшей степени вводящую в заблуждение модель роста зна- ния — модель простого накопления груды высказываний наблюдения. Обратимся теперь к взглядам последней из назван-- ных групп эпистемологов. В эту группу входят те фи- лософы, которые не связывают себя заранее каким-ли- бо особым философским методом и в своих эпистемоло- гических исследованиях проводят анализ научных про- блем, теорий и процедур и, что самое важное, научных дискуссий. Эта группа в качестве своих предшественни- ков может перечислить почти всех великих философов Запада. (Она может вести свою родословную в том числе даже и от Беркли, несмотря на то, что он в своих самых глубоких замыслах был противником идеи ра- ционального научного познания и боялся его прогрес- са.) Наиболее крупными представителями этого на- правления в течение двух последних веков были Кант, 43 Уэвелл, Милль, Пирс, Дюгем, Пуанкаре, Мейерсон, Рассел и, по крайней мере на некоторых этапах своего творчества, Уайтхед. Большинство мыслителей, при- надлежащих к этой группе, могли бы согласиться с тем, что научное знание является результатом роста обыденного знания. Однако каждый из них приходил к выводу, что научное знание изучать значительно легче, чем обыденное знание, поскольку научное знание есть как бы ясно выраженное обыденное знание. Основные проблемы, связанные с природой научного знания, яв- ляются расширениями проблем, относящихся к обыден- ному знанию. Так, в области научного знания юмов- ская проблема «разумной веры» заменяется проблемой разумных оснований для принятия или отбрасывания научных теорий. И поскольку мы располагаем множе- ством подробных свидетельств о дискуссиях по поводу того, следует ли принять или, наоборот, нужно отбро- сить некоторую теорию, например теорию Ньютона, Максвелла или Эйнштейна, постольку мы можем взгля- нуть на эти дискуссии как бы через микроскоп, что и позволяет нам детально и объективно изучать некото- рые из наиболее важных моментов проблемы «разумной веры». При таком подходе к проблемам эпистемологии (как и при двух ранее упомянутых подходах) легко изба- виться от псевдопсихологического, или «субъективного», метода, присущего «новому методу идей», который ис- пользовался еще Кантом. Данный подход предполагает анализ научных дискуссий и научных проблемных си- туаций. Таким образом, в рамках этого подхода появ- ляется возможность понимания истории развития науч- ной мысли. До сих пор я пытался показать, что наиболее важ- ные проблемы всей традиционной эпистемологии — про- блемы, связанные с ростом знания, — выходят за рамки двух стандартных методов лингвистического анализа и требуют анализа научного знания. Однако менее всего я хотел бы защищать другую догму. Сегодня, даже анализ науки — «философия науки» — угрожает стать модой, специализацией. Философу не следует быть узким спе- циалистом. Что касается меня, то я интересуюсь наукой и философией только потому, что хочу нечто узнать о загадке мира, в котором мы живем, и о загадке челове- ческого знания об этом мире. И я верю, что только воз- 44 рождение интереса к этим загадкам может спасти на- уки и философию от узкой специализации и от обску- рантистской веры в особую компетентность эксперта, в его личные знания и авторитет, то есть той самой веры, которая столь удачно сочетается с нашим «пострацио- налистическим» и «посткритическим» веком, с гордостью посвятившим себя разрушению традиции рациональной философии и даже самого рационального мышления. Пеня, Бэкингемшир, весна 1958 года |