Казахский национальный

67 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 2(136). 2012 
 
 
Динамика речевого поведения персонажей в рассказе А. Проханова «Знак девы» 
О. Ю. Загинайко  
к.ф.н., докторант PhD КазНПУ им.Абая, Алматы, Казахстан 
 
Аннотация.  В  статье  рассматривается  взаимосвязь  сюжетной  композиции  и  речевого  поведения 
персонажей.  В  рассказе  выделяется  около  двенадцати  видов  диалогической  и  монологической 
речи. Проанализирована особая роль бессловесного диалога в развязке произведения.  
 
Способ,  манера,  характер  «говорения»  пер-
сонажа  нередко  выдвигаются  в  центр  произве-
дения  и  творчества  писателя.  Речевое  пове-
дение  персонажа  в  художественном  тексте 
складывается  из  внешней  речи,  внутренней 
речи  и  невербального  общения.  Внешняя  речь 
персонажа  проявляется  в  диалогических  реп-
ликах  и  монологах.  Внешняя  речь – это  соот-
ношение  мысли  со  словом, «выраженность 
мысли  внешней  речью» (1, с.12).  Внутренняя 
речь  в  тексте  представляет  собой  уединенные 
монологи, «говорение»  для  себя  самого (2, 
с.197, 199). Любая  речь  сопровождается  опре-
деленными эмоциональными оттенками, прояв-
ляющимися  в  интонации,  жестах,  мимике. 
Поэтому  вербальный  диалог  включает  «пара-
словесный  диалог»,  в  котором  «наряду  со 
словом,  на  равных  с  ним  правах,  участвуют 
телодвижения,  жесты,  мимика,  интонация, 
причем участвуют активно, то и дело оспаривая 
его  прямые  значения,  вовлекая  его  в  про-
тиворечивые  контексты  или  полемизируя  с 
ним» (3, с.20). 
В  литературоведении  изучением  и  класси-
фикацией  монологов  и  диалогов  в  художест-
венном 
тексте 
занимались 
М.М.Бахтин, 
В.Е.Хализев,  С.Вайман,  М.Г.Васильева  и 
другие.  Разграничивают  обращенные  и  уеди-
ненные монологи. Первые включены в общение 
людей. «Обращенные  монологи  определенным 
образом воздействуют на адресата, но ни в коей 
мере  не  требуют  от  него  безотлагательного, 
сиюминутного  речевого  отклика» (2, с.198). 
«Уединенные  монологи – это  высказывания, 
осуществляемые человеком либо в одиночестве 
(буквальном),  либо  в  психологической  изоля-
ции от окружающих» (2, с.199).  
Существует  несколько  классификаций  диа-
логической  речи.  В  статье  С.А.Сухих  «Типо-
логия  языкового  общения» (1990) предложена 
типология диалогических образцов дискурса. В 
качестве  исходного  критерия  классификации 
выступает  социальный  мотив – потребность 
вступления  в  диалог.  Выделены  четыре  типа 
диалога:  аффелятивный  тип  диалогического  
 
дискурса  «характеризуется  личностно-ориен-
тированной  тематикой,  экспрессивным  типом 
речевых  действий,  а  также  доверительным 
типом  интерперсональной  модальности» (4, 
с.48);  диалог-интервью  отражает  потребность 
субъекта  в  идентификации  и  выделении  его  в 
социуме;  интерпретационный  тип  диалога 
подразумевает  коммуникативную  ситуацию,  в 
результате  которой  расширяются  или  сворачи-
ваются  отношения  между  собеседниками, 
инструментальный  тип  диалога  побуждает  к 
действию,  формулирует  задание,  распоряже-
ние, инструкцию.   
Г.В.Кукуева  в  статье «”Драматизирован-
ный”  диалог  у  В.М.Шукшина» (2008) пишет, 
что  диалог  движет  повествование  в  рассказах 
Шукшина,  предопределяет  характеры  героев. 
Автор  статьи  выделяет  ситуативный  диалог  и 
диалог  непонимания.  Диалог  непонимания  в 
рассказах  Шукшина  является  одной  из  тех 
речевых  форм,  которые  «служат  раскрытию 
внутренних переживаний героя» (5, с.40).  
Наиболее  полная  классификация  видов 
диалогической  речи  представлена  в  статье 
М.Г.Васильевой «”Человек  говорящий” (вер-
бальная  и  невербальная  коммуникация  в  
художественной  антропологии)» (2007), где 
автор  рассматривает  «человека  говорящего»  с 
позиции 
художественной 
антропологии. 
М.Г.Васильева  выделяет  около 20 типов  диа-
лога.  Отметим  те  из  них,  которые  типологи-
чески  будут  важны  для  нашего  последующего 
анализа.  Диалог  согласие  рассчитан  на  род-
ственное  понимание  собеседника.  Неконтакт-
ный  диалог  предполагает  недопонимание 
между адресантом и адресатом. Диалогическая 
органика (монодиалог) представляет собой речь 
«в  один  голос».  Вслед  за  С.Вайманым 
М.Г.Васильева  выделяет  парасловесный  и 
«катехизисный»  диалоги,  в  которых  основная 
информация  передается  через  мимику,  жесты, 
интонацию. Органический диалог рассчитан на 
полное  взаимопонимание  собеседников,  это 
«диалог, отзывающийся в сердцах каждого» (6, 
с.327).  Общение  с  мысленным  собеседником 
Динамика речевого поведения персонажей в рассказе А. Проханова «Знак девы» 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. 
№ 2(136). 2012 

68 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. 
№ 2(136). 2012 
при контактной беседе с другим М.Г.Васильева 
называет  «инодиалогом».  Диалогическое  мол-
чание  вариативно  передается  либо  через  вну-
треннюю речь, либо через обеззвученное слово. 
Манипулятивный  диалог  представляет  собой 
стремление  изменить  восприятие  и  поведение 
собеседника при помощи словесной тактики.  
Естественно,  что  в  художественной  лите-
ратуре  диалогическая  и  монологическая  речь 
обусловлены  темой,  родом  и  жанром  про-
изведения.  В  этой  связи  следует  признать,  что 
поэтика  речевого  поведения  персонажей  в 
военной  прозе  не  становилась  предметом  ком-
плексного  филологического  изучения.  Объек-
том  нашего  анализа  мы  избрали  рассказ  со-
временного  писателя  Александра  Проханова 
«Знак  Девы»,  входящий  в  сборник  рассказов 
«Третий  тост».  Сделаем  акцент  на  особен-
ностях  динамики  форм  диалогической  и  моно-
логической  речи  персонажей  в  процессе  раз-
вития сюжета.  
В  рассказе  действие  происходит  в  Афга-
нистане,  предположительно 1984-85 годы,  на-
кануне  вывода  советских  войск.  Перед отправ-
кой  в  Советский  Союз  майор  Грачев  получает 
приказ с небольшой группой войти в «зеленую 
зону» (сады,  поля,  виноградники  на  окраине 
города)  и  там  «пошерстите,  постреляйте,  мо-
жет,  установку  подавите,  может,  на  позицию 
наткнетесь  и – обратно!  Для  видимости!» (7, 
с.350).  Группа  из  шести  советских  солдат, 
выходя  в  засаду,  не  ведая  того,  преграждает 
путь  огромному  каравану  с  оружием  и  много-
численной  охраной.  В  неравном  бою  погибает 
почти  вся  группа  майора  Грачева,  в  живых 
остается только прапорщик Кологривко.  
В  нарративе  текста  рассказа  преобладают 
компоненты  повествования  и  описания,  а 
диалогическая речь занимает одну треть текста. 
Остановимся  на  речевом  поведении  персо-
нажей.  В  завязке  рассказа  значительное  место 
занимают  диалоги  между  персонажами:  пол-
ковником,  отдающим  приказ,  майором,  лейте-
нантом.  Их  можно  охарактеризовать  как 
инструментальные типы диалогов, для которых 
характерны  определенные  отношения  адресата 
и  адресанта.  Адресант  получает  приказ,  и 
согласно  законам  уставных  диалогов,  относя-
щихся  к  инструментальному  типу,  должен 
ответить односложным согласием и выполнить 
распоряжение  точно  по  инструкции.  В  тексте 
рассказа  речь  полковника  не  по-уставному 
многословна  и  пространна.  Командир  вспоми-
нает,  что  вынужден  был  отстранить  майора 
Грачева  от  награждения,  сравнивает  сложив-
шуюся  у  них  боевую  ситуацию  с  Вьетнамом  и 
Сайгоном, призывает действовать аккуратно: «- 
Только,  Грачев,  по-умному!  Мне  гробы  не 
нужны! Вы мне в Союзе живыми нужны, а не в 
цинке!  Реализацию  дай,  но  сам  живой  возвра-
щайся!  Тебя,  а  не  кого-то  другого  посылаю  на 
засадные  действия!  Ты  «зеленку»  знаешь - 
делай  по-умному,  без  глупостей!  Ты  меня 
понял, Грачев?...  
Кологривко видел набыченный лоб Грачева, 
выражение  тупого  согласия.  Вислые  усы  над 
запекшейся в коросте губой… 
- Ты понял, Грачев? Без глупостей!  
-  Так  точно,  товарищ  полковник! - Майор 
подтянулся,  распрямил  сутулые  плечи» (7, 
с.352). Вербальный ответ подчиненного майора 
Грачева  соответствует  нормам  уставного  диа-
лога,  но  невербальный  компонент  (панто-
мимика)  позволяют  передать  скрытое  недо-
вольство,  что  подтверждается  после  отъезда 
полковника: «Майор Грачев повернулся спиной 
к  шлагбауму,  за  которым  исчез  командирский 
уазик.  Его  лицо,  мгновение  назад  тупое,  ис-
полненное  покорного  согласия,  преобразилось. 
Стало  живым,  подвижным.  Глаза  остро,  зло 
заблестели.  Усы  взъерошились,  распушились. 
На  теле  распустились  недвижные,  твердые 
бугры, заиграли гибкие мышцы.  
-  Пусть  мозги-то  не  пудрит,  шкура-мать! 
Знаем  его  политику!  Реализацию  ему  подавай, 
но чтоб на теле ни царапины. А так не бывает, 
товарищ  полковник!  Чтоб  «духа»  поцарапать, 
надо и самим поцарапаться!..» (7, с.352). Разви-
вающейся  запоздалой  диалогической  ситуации 
(реплика  подчиненного  произносится  в  отсут-
ствие адресата) свойственна внутренняя напря-
женность  и  нарастание  конфликта.  Но  здесь 
инструментальный  диалог  пока  не  перерастает 
в конфликтный диалог.  
Прапорщик Кологривко чувствует неискрен-
ность  в  словах  командира,  и  слышанная  речь 
полковника  тоже  вызвала  у  него  недоверие. 
Кологривко  должен  отобрать  себе  в  группу 
трех  бойцов.  Он  встречается  с  близкими  ему 
боевыми  товарищами:  прапорщиком  Белоно-
совым,  сержантом  Варгиным,  рядовым  Птен-
чиковым, - и подготавливает их к предстоящей 
боевой операции. С каждым из них происходит 
дружеский,  органический  диалог,  в  котором 
уставные  формы  доведения  приказа  теряют 
строгость  и  нормативность: «Сегодня  ночью 
идем в «зеленку». Ты маленько отдохни. После 
обеда  на  стрельбище.  Давно  на  крючок  не 
О. Ю. Загинайко  
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 2(136). 2012
 

69 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 2(136). 2012 
 
 
жали.  Все  тряпки  да  палки!  А  ты  не  маляр,  а 
сержант.  Понял,  что  говорю? – Так  точно! – 
ответил  Варгин,  собирая  свое  тело  в  груду 
твердых,  упругих  мышц. – На  стрельбище 
давно не бывали!» (7, с.366).  
Процесс  подготовки  к  операции  проходит  в 
затянувшемся  молчании.  Накопившееся  напря-
жение  вырывается  в  групповом  безудержном 
смехе,  сменившемся  развлекающей  речью 
Птенчикова  и  его  фокусами.  В  выступлении 
Птенчикова  наибольший  комический  эффект 
достигается  за  счет  парасловесного  диалога.  В 
результате  лейтенант  Молдаванов  разряжается 
бранной  конфликтной  речью: «Кологривко 
видел,  что  задрожали  у  лейтенанта  губы.  Он 
потянулся  и  ударил  Птенчикова  в  лицо 
наотмашь. Солдат откинулся, вдавливая голову 
в  брезент.  Все  умолкли. – За  что,  товарищ 
лейтенант? – тихо,  держась  за  щеку,  сказал 
Птенчиков. – Сука!..  Я  тебе  не  салага! – 
произнес  лейтенант…  Я  тебе  сейчас  такого 
«пророка»  врежу!» (7, с.385).  Комический 
диалог  сочетается  с  диалогом  непонимания  и 
перерастает в конфликтный диалог. 
В  процессе  развития  сюжетного  действия, 
когда происходит выдвижение группы военных 
в  «зеленку»,  перемещение  и  дислокация,  в 
тексте  встречается  максимально  краткая  и 
информативная  речь:  речь-приказ,  распоряже-
ние, где преобладают неполные, эллиптические 
конструкции  «По  одному!..  Аккуратно!..  Без 
звука!.. – командовал  майор» (7, с.388). «Пой-
дешь по арыку!.. Русла держись!.. Ни влево, ни 
вправо!.. – говорил  Грачев  капитану. – 
Ткнешься  в  дорогу – займешь  позицию!..  Мы 
на левом фланге!.. Взаимодействуй!» (7, с.389).  
В  ночи  на  дороге  начинается  безмолвный 
рукопашный  бой,  после  вскрика  афганца («че-
ловек,  падая,  закричал  высоким,  тонким, 
заячьим  криком»)  поднялась  стрельба.  Первая 
огненная  трасса  поразила  прапорщика  Бело-
носова. Его относят в укрытие, и он умирает на 
руках своего друга Кологривко. Речь-прощание 
умирающего  разделена  в  тексте  на  четыре 
части.  Вначале – осознание  смерти  и  наказ 
другу: «Умру  я  сейчас,  Никола!..  Сейчас 
помру!..  Ты  меня  здесь  не  бросай!..  Ты  меня 
донеси!  Чтоб  мне  здесь  одному  не  остаться!.. 
Слышь, ты меня не бросай!» (7, с.403). Вторая, 
третья части – речь-завещание, покаяние: «Как 
помру,  ты  меня  в  Союз  довези!..  Пойди  к 
полковнику  и  скажи,  чтоб  тебя  послали!..  Сам 
меня привезешь и  Любе меня отдашь!.. Все  ей 
расскажи,  как  было!..  Ей  и  Вовке  расскажи, 
чтоб  знал,  как  умер!...  Ты  ей  скажи,  что  очень 
об ней жалел! Все хорошую жизнь обещал! Все 
уговаривал: «Терпи,  подожди…»  А  она  все 
верила,  все  терпела!  Все  хорошую  жизнь 
ждала!.. А вот она, хорошая жизнь!..» (7, с.404). 
В  последних  словах  Белоносова  отражены  и 
физическая  боль,  и  душевное  забвение,  и 
воспоминания о матери, ее иконке и прощание 
с другом: «Мы, Никола, с тобой поплывем!.. По 
большой  воде  поплывем!..  Лед  сойдет,  и  мы 
поплывем!.. Ты ледок-то возьми, на живот мне 
положь!  Больно  печет,  Никола!..  Маме  скажи, 
иконку  ее  берегу!..  Вот  она,  иконка,  на  мне!.. 
Георгий-воин,  очень  мне  помогал!..  У  меня 
дядя  в  Саратове,  Георгий  Антонович,  очень 
хороший  мужик!..  Прости  ты  меня,  Никола, 
ничего я больше не знаю!..» (7, с.405).   
Когда  становится  понятным  безысходность 
операции,  майор  и  лейтенант  каждый  по-
своему  выражают  чувства  злости,  отчаяния  и 
страха. Майор ранен, у него отстрелян палец – 
«вместо пальца малиновый сочный обрубок». В 
ярости он приказывает Варгину убить пленных 
афганцев. Его речь-надрыв, речь-аффект можно 
отнести к аффелятивному типу диалогического 
дискурса, 
личностно-ориентированному 
и 
экспрессивному: «- Пойди  их  убей,  Варгин! – 
сказал  майор,  держа  на  весу  забинтованную 
руку.  В  голосе  его  слышалась  боль… - Пере-
веди  на  одиночные,  шкура-мать,  и  кокни!  На 
каждого  по  патрону!..  Боекомплект  беречь!.. 
Половину  расстреляли!..  Иди  и  пришей  их!.. 
Как  змеи,  расползлись,  шкура-мать!..  Я  их, 
змеев,  стрелял  и  буду  стрелять!..» (7, с.412). 
Столкнувшись  с  неповиновением  майор  при-
ходит в бешенство, кричит, оскорбляет и теряет 
сознание: «Что  же  ты,  салага  поганая!..  Они 
твоему  дружку  башку  прострелили!..  Они  пра-
порщику  кишки  выпустили!..  А  ты  кочевря-
жешься, шкура-мать!..» (7, с.414). Речь состоит 
из  нераспространенных  предложений  с  боль-
шим  количеством  пауз,  сочетает  военный 
сленг,  просторечия  и  бранную  лексику  и  про-
износится на одном выдохе выкриками.  
Лейтенант  Молдованова  смертельно  напу-
ган,  безумен.  Он  грозит,  обвиняет,  ищет  вино-
ватых  в  сложившейся  ситуации,  вся  его  агрес-
сия  выливается  на  майора. «А  я  не  хочу! – 
поднимаясь  навстречу  тяжелому  дыханию 
майора, выкрикнул лейтенант Молдованов. – А 
я  не  хочу!..  Не  имеете  права!..  Надир  ваш 
кудлатый,  который  к  вам  приходил,  он  же 
предатель!.. Это сразу видно!.. Он продал нас и 
подставил!.. Вы ему тепленьких нас передали!» 
Динамика речевого поведения персонажей в рассказе А. Проханова «Знак девы»
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. 
№ 2(136). 2012

70 
 
 
 
ISSN 1563-0223                        Bulletin KazNU. Filology series. 
№ 2(136). 2012 
(7,  с.416). «Если  мы  сдохнем  здесь,  вы 
ответите!..  перед  трибуналом  ответите!..  Не 
буду  вам  подчиняться!..  Приказ  выполнять  не 
стану!..  В  Отечественную  гранатами  себя 
подрывали,  потому  что  Москва  за  спиной.  И 
заградотряды!.. Здесь ни Москвы, ни отрядов!.. 
Не  стану  себя  подставлять,  чтоб  вам  орден 
достался!..  В  водку  его  обмывать!.. – он 
колотился  в  истерике.  В  сумерках  было  видно 
его  бледное,  трясущееся  лицо» (7, с.418). 
Речевые  и  языковые  структуры  текста  свиде-
тельствуют  о  том,  что  персонаж  находится  в 
стрессовой  ситуации,  для  которой  характерен 
язык  измененных  состояний  сознания.  Опи-
раясь  на  результаты  исследований  в  области 
лингвистики 
изменённых  состояний  сознания
 
(8),  можно  отметить  признаки  такой  речи: 
высокий  уровень  эмоционально  окрашенной, 
экспрессивной  и  бранной  лексики,  насыщен-
ность  метрическими  фрагментами,  обилие  раз-
личных  видов  повторов  и  устойчивых  соче-
таний,  преобладание  в  тексте  глаголов  над 
именами.  
Огневая  стрельба  сменилась  психологи-
ческой  атакой.  Толпа  воинов-афганцев,  плотно 
сомкнувшись, шла, топотала и воздевала руки с 
возгласами «Аллах акбар!». Майор, разгадав их 
тактику,  приказывает  подпустить  ближе,  не 
стрелять: «- Не стрелять!.. Пусть поближе!.. На 
психику  действуют! - Огонь  по  команде!..  На 
психику действуют, шкура-мать!.. А мы и сами 
психические!...Толпа  приближалась.  На  буль-
кающий,  невнятно  звучащий  вопль  отклик-
нулась  близко  и  ясно. - Аллах  акбар! – раз-
далось за спиной. Пленные в доме стали бить в 
земляной  пол  ногами,  колотились  животами  и 
лбами, выкрикивали: - Аллах акбар! Их близкое 
стенание  слилось  с  отдаленным  и  грозным. 
Кологривко  казалось,  что  все  они  взяты  в 
кольцо  и  это  кольцо  затягивается,  готово  их 
раздавить…-  Аллах  акбар! – дышало  близко, 
рядом, катилось впереди толпы, как невидимый 
щит.  Заслоняло  ее  от  пуль.  Давило,  разрушало 
любую  преграду» (7, с.425-426).  Здесь  пред-
ставлена  форма  манипулятивного  речевого 
поведения:  монотонность,  повторяемость  фраз 
в  унисон,  синхронность  слов  и  жестов.  Не 
выдерживает этой речевой атаки лейтенант: «И 
навстречу этому гулу из глинобитного дома, из 
пробитых  дверей  выбежал  лейтенант  Молдо-
ванов.  Промчался  мимо  Кологривко,  шаркая 
ногами  в  бурьяне.  Вынесся  в  поле,  держа 
впереди  автомат. - Как  русские  умирают!.. – 
кричал  он  тонко,  удаляясь  навстречу  толпе. – 
Как русские умирают!.. Кологривко чувствовал 
–  за  спиной  лейтенанта  рвется,  клубится  горя-
чий вихрь безумия» (7, с.426). В данной ситуа-
ции  речевое  действие  состоялось.  Афганцы 
стремились  вербально  и  невербально  лишить 
адресата  уверенности,  внушить  страх,  вывести 
из  равновесия.  Лейтенант  Молдованов  подд-
ается  на  речевую  провокацию  и  отвечает 
безумным действием и аффективной речью.  
Кульминационной  частью  рассказа  стано-
вится  смерть  командира – майора  Грачева. 
Потеряв  всю  группу  (в  живых  остался  только 
контуженый  прапорщик  Кологривко),  майор 
решает  «еще  кое-что  доделать»  и  уйти  из 
жизни.  Он  расстреливает  пленных  со  словами:  
«- Это вам за Белоносова, шкура-мать!», «- Это 
вам за Птенчикова, шкура-мать!» «- Это вам за 
лейтенанта!» «- Это  вам  за  Варгина,  шкура-
мать!» (7, с.429). Его речь-месть отличается по 
структуре от следующего монолога командира, 
с  которым  он  обращается  к  Кологривко,  испо-
ведуется и просит прощения:  
«-  Ладно,  Кологривко,  чего  уж  там,  я  вино-
ват, а то кто ж?.. Завел вас сюда, шкура-мать!.. 
Парней, сынков загубил!.. Видит бог, не думал, 
что влипнем!.. Думал, пошерстим их легонько, 
и - обратно,  к  заставе!..  А  их  тут  как  вшей 
недобитых!..», «-Ладно,  я  виноват!..  Орден 
хотел,  врать  не  буду!..  Должность  комбата 
хотел!.. Из-за этого вас подставил!.. Дерьмо я, а 
кто же еще!.. В жизни ничего не умел!.. Только 
воевал,  шкура-мать!..», «- Ты  меня  прости, 
Кологривко!..  Я  тебе  больше  ни  командир,  ни 
товарищ!  Ничем  тебя  не  спасу!..  Вот  тебе 
автомат  на  пол-очереди!  Куда  хочешь  ее 
пусти!..  Хочешь  в  небо,  хочешь  в  себя!..  Ты 
меня  не  суди!  Я  себя  сам  сужу!..  Последняя 
просьба - бинт,  шкура-мать,  мешает!  Завяжи 
мне  его,  Кологривко!..» (7, с.430-431).  Моно-
лог-исповедь  майора  построен  как  инодиалог 
(термин  М.Г.Васильевой).  Такой  тип  диалога 
предполагает  общение  с  мысленным  собесед-
ником  при  беседе  с  другим  адресатом.  Майор 
отвечает на немой вопрос, обвинения не только 
Кологривко,  но  и  убитых  товарищей,  и  своего 
внутреннего Я. Майор судит себя как  вербаль-
но – бранными  словами,  так  и  невербальным 
поступком – самоубийством.  
Развязка  сюжета  рассказа  связана  с  остав-
шимся  в  живых  Кологривко.  Его  охватывает 
первородный страх смерти, и  он всеми  силами 
стремится выжить. «И он стал молиться. В его 
испуганной,  ожидающей  смерти  душе  отвори-
лись  запечатанные  долгие  годы  двери.  Словно 
О. Ю. Загинайко  
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 2(136). 2012
 

71 
 
Вестник КазНУ. Серия филологическая. № 2(136). 2012 
 
 
открылись  другие  глаза,  другие  мысли  и  чув-
ства. Он обращался к пустому небу, умолял не 
его,  а  летящий,  белесый,  рассеянный  над 
всякой  жизнью  свет,  не  имевший  конца  и 
начала. - Ну спаси, ну спаси!.. Чего тебе стоит, 
спаси!..  Он  искал  в  этом  свете  небесном 
присутствие  любящего,  дорогого  лица.  То  ли 
матери  на  речном  берегу.  То  ли  первой  своей 
любимой,  с  которой  целовался  в  копне.  То  ли 
тетки Груни, полоскавшей белье у мостков. Эта 
женственность  присутствовала  в  мире,  была 
тем  светом  небесным,  которому  он  молился. - 
Мама,  ну  спаси,  ну  приди!..» (7, с.434).  По-
ступки  и  монолог-молитва  персонажа  по-
строены  с  использованием  архетипических  об-
разов.  Согласно  матричной  схеме  архетипи-
ческого  сюжета  (Ю.Лотман),  фазе  преображе-
ния,  перерождения  героя  предшествует  обра-
щение  к  высшим  силам,  молитва.  Адресат 
молитвы - образ  женственности,  который 
строится на контаминации (наложении) образов 
матери,  Девы  Марии  и  мусульманской  кры-
латой  девы.  Его  молитва  состоит  из  повто-
ряющихся  обращений,  слов  мольбы,  побуж-
дающих  междометий.  Как  ответ  на  речь-мо-
литву  Кологривко  появляются  советские  вер-
толеты,  с  которыми  он  вступает  в  односто-
ронний диалог: «Куда же вы, братцы!.. Я же вот 
он!..  Присядьте  вы  хоть  на  секунду!..» (7, 
с.436).  
Кологривко  проваливается  под  землю,  в 
кяриз,  где  «текущая  вода  остудила  его,  омыла, 
сняла  с  глаз  кровавую  пелену» (7, с.444).  В 
подземный туннель  сбрасывают бочку солярки 
с  бензином  и  поджигают.  Он  «весь  горел, 
пузырился.  Горели  его  волосы,  лицо,  штаны»
 
(7,  с.448).  Из  последних  сил  Кологривко 
борется  с  моджахедом,  тоже  оказавшемся  в 
кяризе. Главный персонаж проходит испытание 
всеми стихиями: земли, воды, огня и побеждает 
в  поединке.  Из-под  земли  он  выходит  «ослеп-
ший,  голый,  в  потеках  нефти  и  крови» (7, 
с.449).  Вся  фаза  испытания  и  преображения 
героя  проходит  в  абсолютном  молчании,  нет 
даже  внутренней  речи  персонажа.  В  финале 
капитан  Абрамчук  спрашивает  его: «- Коло-
гривко,  ты,  что  ли?». «Кологривко  шагнул  к 
нему, что-то мыча» (7, с.449).   
В  рассказе  четко  выделяются  элементы 
сюжетной  композиции  (завязка,  развитие  дей-
ствие,  кульминация  и  развязка),  в  каждом  из 
этих  сюжетных  фрагментов  доминируют  опре-
деленные  формы  речевого  поведения  персо-
нажей.  В  сюжетной  канве  наблюдается  нерав-
номерное  распределение  диалогической  и  мо-
нологической  речи.  В  процессе  завязки  и  раз-
вития  действия  встречаются  следующие  виды 
диалогов:  инструментальный  (уставной),  орга-
нический  (дружеский),  комический,  диалог  не-
понимание,  конфликтный,  манипулятивный, 
инодиалог,  односторонний  диалог.  К  куль-
минации  происходит  постепенный  переход  от 
диалога  к  монологу,  возникают  монолог-про-
щание,  монолог-надрыв,  аффективный  моно-
лог,  монолог-месть,  монолог-исповедь,  моно-
лог-молитва.  В  развязке  произведения  исполь-
зован  минус-прием,  когда  речевое  поведение 
адресанта оборачивается  безречьем, свидетель-
ствующем  о  невыносимом  физическом  страда-
нии  и  психическом  срыве.  Анализ  динамики 
речевого  поведения  персонажей  позволяет 
говорить  о  том,  что  в  поэтике  произведения 
А.Проханова  наблюдается  тесная  взаимосвязь 
сюжетной композиции и речевой структуры.  
 

жүктеу/скачать 3,12 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: