Казахский суд биев общекультурная ценность с. З. Зиманов

В начале 2007 года состоялся мой диалог с давно знакомым благожелательным коллегой, профессором права, работающим заведующим отделом в одном Московском исследовательском институте. Он известный специалист по государственному праву. Я сообщил ему, что в г.Алматы мы собираемся организовать Международную научную конференцию, примерно во второй половине будущего, 2008 года с постановкой проблемы «Казахский суд биев — уникальная судебная система». Он был в курсе нашей работы, проводимой последние 10 лет под моим руководством над исследовательским проектом «Қазақтың ата заңдары» — «Древний мир права казахов» в 10 томах, а по поводу того, что восемь томов уже изданы, а оставшиеся два тома будут изданы в 2008 году, он сказал:

− Я понимаю так, что вы хотите представить ученой общественности суд биев, существовавший в средние века в Казахстане, как культурную ценность национального значения?

− Догадались, — ответил я, — наши разработки и исследования убедили нас в оригинальности казахской системы права «жаргы», наиболее ценностные черты которой в контексте человеческих измерений воплотились в суде биев.

− Это очень серьезная и очень ответственная постановка. Многие ученые, и не только юристы, — будут относиться критически к такой постановке. Нужны будут убедительные факты, а главное — их анализы и фундаментальные обоснования основного вашего тезиса, — посоветовал мой коллега.

− Наша постановка на данном этапе по масштабной значимости казахского суда биев носит характер концептуальной научной гипотезы, выносимой на открытое публичное обсуждение и для обмена мнениями среди специалистов вокруг этой проблемы. Разумеется, мы идем на это, как нам представляется, с основательными доводами и доказательствами, — сообщил я.

Мой коллега предостерег меня словами:

− Более двадцати лучших юристов Рима в свое время потратили более два века, чтобы сформировать и разработать систему Римского права как уникальной правовой системы с утонченными понятиями и с отраслевой классификацией права. Вы только начинаете это дело с наименьшими силами, да и в переходный период, когда мы еще не освободились от «классовых» подходов к историческому наследию.

Я объяснил:

− Мы не собираемся сравнивать систему права «жаргы» казахского средне-векового кочевого общества с системой Римского права. Качественные и формальные различия между ними огромны, возможно, и несопоставимы. Однако, казахский суд биев, как судебная власть, настолько продвинут и системен, что свою «разработку» этот суд содержит в самом себе. Не нужно вовсе заниматься сочинительством и выдумывать какие-то новые факты, неизвестные суду. Их надо освободить от вековых руин, очистить от наслоений и воссоздать суд биев в своей естественности. Римские юристы разрабатывали правовые понятия, адекватные огромной, нередко и партикулярной, но и ценной правовой практике, накопленной по ходу многовекторного развития отношений изначальных форм частной собственности. По-другому обстояло дело в системе отношений, о месте и статусе, о принципах и задачах деятельности судов биев. Понятия о них уже были разработаны общественным сознанием и «навязаны» судам биев, как условие их бытия и деятельности. А что касается того, что усилиями римских юристов были введены в право отчеканенные, точные формулировки правовых норм и понятий, то следует иметь в виду, что казахское судебное право состояло из весьма тонких и кратких, содержательных и рифмованных установочно-правовых норм и понятий, удобных для запоминания и применения и в то же время не оставляющих места отступления от них. Все это в определенной степени облегчает научную разработку проблемы о казахском суде биев.

Под конец беседы-диалога мой коллега спросил:

− В чем видите различие понятий и бытия суда биев в правовом плане от правосудия, предписанного Римской системой права?

− В основе природы суда биев и тех норм и понятий, определявших его деятельность и предназначение, лежали преимущественно ценностные нравственные нормы, предписывающие решать споры больше в контексте содействия формам жизни, более человечной и мирной, исходя из понятий справедливости и беспристрастности судей, об их верности идеалам стабильности и единства этнокультурного социума. Понятия вещи и богатства ставились в казахском праве «жаргы» и на суде биев на второй план после понятий о моральных основах самой жизни. Суд биев был более нравственный и более демократичный, а следовательно, и более народный. В этом плане суд биев был судебной системой общецивилизованного значения.

I

Постороннему и неосведомленному трудно поверить, что суд биев, более основанный на принципах высокой морали, мог формироваться и существовать в кочевом обществе казахов, считавшемся средневековым и пастушеским. Русский ученый-востоковед, профессор В.В. Григорьев, один из авторитетных исследователей истории, жизни и быта кочевых казахов, со знанием утверждал, что такое представление является заблуждением и писал, имея в виду казахов: «Кочевой быт считают обыкновенно несовместимым с каким-либо значительным развитием, экономическим и интеллектуальным. Но это едва ли основательно» . По его мнению, пристальное изучение жизни казахов убеждает о наличии в ней нередко «замечательных явлений».

Обратимся теперь к имеющимся историческим литературным источникам. Заметим, что изучение Степного края началось поздно и только с начала XIX века относится к периоду его колонизации Россией. Русским ученым принадлежит приоритет в изучении средневековой политико-правовой истории казахского общества. В их трудах и описаниях встречаются места о «Золотом веке» законности и правосудия, о «светлых днях правосудия» в истории казахов. В числе первых исследователей истории Казахстана был А.И. Левшин. Он, будучи ученым-востоковедом, специально занимался собиранием, изучением и анализом материалов, относящихся к истории и положению Казахстана. С этой целью он работал в Азиатских архивах г.Петербурга и г. Москвы, знакомился с текущими материалами, докладами и описаниями должностных лиц и представителей Царского правительства, побывавших в «Степном киргизском крае», как тогда именовали Казахию. Он выезжал на места, побывал в одном из центров управления казахской Степью в г. Оренбурге, в сопровождении чиновников посетил кочевые стойбища ряда родов и аулов Западной части Казахстана, завел близкое знакомство с рядом правителей и знатоков традиций, обычаев и истории местного народа. Это были 20 годы XIX века. Итоги большой работы им опубликованы в труде «Описание киргиз-казачьих, или киргиз кайсацких, орд и степей», в 3-х частях, в Санкт-Петербурге, в 1832 году. Этот труд принес ему мировую славу. Следует отметить, что А.И. Левшин придерживался общеевропейской и общерусской концепции об отсталости казахского края и патриархальности быта его населения — кочевников. Однако это не мешало ему видеть и выделить некоторые особые приметы во внутреннем устройстве и в жизни казахов-кочевников, представлявшие незаурядные явления. К ним отнес он законность и правосудие, каким-то непонятным для него образом, достигшие в прежние времена, как он писал, «замечательного» уровня. Вот что он писал: «Было время, говорят благоразумнейшие из киргизов Меньшей орды, когда и наш народ жил в покое, было время, когда и у нас существовал порядок, были законы и правосудие. Сей Золотой век, о котором вспоминают они со вздохами, есть царствование знаменитого хана Тявки (Тауке, 1680— 1718 гг. период его ханства — С.З.), который, если верить преданиям, был действительно в своем роде гений, и в летописях казачьих должен стоять наряду с Соломонами и Ликургами... Киргизы Большой и Средней орд утверждают, что народные законы их гораздо древнее Тявки (подч. мною — С.З.)» .

Упомянутый нами профессор В.В. Григорьев, которого современные исследователи считают наиболее компетентным исследователем ряда аспектов политической и культурной истории Казахстана, в своих трудах неоднократно возвращался к суду биев. В своем исследовании он полагался не только на архивные материалы в Центральных государственных учреждениях русского государства. В середине XIX века (около десяти лет) возглавлял царскую администрацию по управлению Западной частью Казахстана в г. Оренбурге (состоял председателем Оренбургской пограничной комиссии — так именовалось в то время это управление). Овладел казахским языком, систематически общался со знатью и бывал в глубине степных регионов, а что важно, питал беспристрастное и уважительное отношение к кочевому быту, образу жизни и убеждениям местного населения. Можно утверждать, что профессор В.В. Григорьев был глубок в познании и в аналитическом обобщении политической и общественной организации внутренней жизни кочевников. Он был в курсе западной и русской литературы, посвященной описанию Восточной части Дешт-кипчака—трех казахских жузов и критически относился к ним. В одной из своих работ, опубликованной после оставления государственной службы в Казахстане и когда занялся больше исследовательской работой, посвященной сравнительному анализу истории восточно-тюркских народов, и имея в виду при этом казахское общество, писал: «У киргизов (казахов — С.З.) такое превосходное судопроизводство и такие порядки следственного и судебного процесса, каким могут позавидовать многие издавна цивилизовавшиеся народы» .

В этом же ключе писал и другой видный русский исследователь JI.A. Слово-охотов, много лет служивший в Царской администрации в Казахстане, прекрасно владевший местным языком и скрупулезно изучавший быт, нравы кочевого народа и внутреннее управление и устройство Степного края. Он считался вы-сококомпетентным чиновником в казахских делах, написал специальную работу о правосудии в Казахии. По его мнению, многие опубликованные русскими авторами работы о законах в степи и бийских судах поверхностны и часто искажают действительность. Они написаны, по его словам, «в большинстве случаев прямо от руки, под первым непосредственным впечатлением.

Эти труды сильно грешат субъективизмом оценки, что придает им характер скорее авантюризма, чем серьезной научной работы» . Он дает весьма лестную характеристику судам биев, отчасти продолжавшим функционировать в кочевых регионах Казахстана, даже и в условиях русской его оккупации и введения ею новой системы чиновничьего суда. Ученый считал суд биев «оригинальным» и «народным» в том плане, что был близок, понятен и полезен народу, носил не обвинительный, а состязательный характер. «Народное судопроизводство киргизов (казахов — С.З.), — указывал он, — гласно, публично, несложно, непродолжительно. Долгими годами своей жизни народ выработал своеобразную, но вполне ему понятную структуру судебных процессов, обойдя столь вредный бюрократический элемент». Правосудие в Степном крае, отправляемое биями,— считает автор, — «любимая народом и, следовательно, действительно судебная власть» . Часто бывая в Степи, он записывал рассказы, былины и воспоминания старцев и знатоков о годах и событиях минувшей истории вообще, о суде и законности в особенности. Особый акцент он делал на суды биев: «Прислушайтесь, как киргиз (казах — С.З.) поет про былые дни своей юрисдикции, помните, как тоскует его душа по утрате светлых дней народного правосудия» , (подч. мною — С.З.) Все это почти совпадает с записями профессора В.В. Григорьева, писавшего о том, что в одной казахской легенде, передаваемой по поколениям, которую из уст местного аксакала записал он, есть строки о том, что было в прошлые годы «Когда би как ангелы степь исходили, и суд, и расправу повсюду чинили, добро водворяя» .

Приводя восторженные отзывы о судах биев со стороны не только русских ученых, в большинстве своем служивших в столичных органах, ведавших азиатскими делами и проводивших колониальную политику в Казахстане, но вместе с тем, со стороны немалых рядовых чиновников, состоявших в органах Царской администрации в Казахии, еще раз убеждаешься, насколько оправдано утверждение профессора В.В. Григорьева, русского ученого-востоковеда, воспитанного в европейской культуре о том, что суду биев могли бы «позавидовать многие издавна цивилизовавшиеся народы».

Представляют особый интерес мысли, оценки и высказывания крупных вид¬ных деятелей национальной культуры, особенно тех из них, живших на рубе¬же двух веков — XIX — XX, тогда, когда не только была свежа народная память о правосудии биев, столь мощно запечатлевшееся в ней, но и еще были живы отдельные последователи «старых» биев, цеплявшихся повторить безвозвратно ушедшую, но памятную историю. Поэтому их взгляды весьма ценные, можно сказать, вдвойне ценные в том плане, что они были свидетелями отдельных старых биев, а также системы судебной власти Царской России и Советского государства.

Чокан Валиханов (1835 — 1865), выдающийся казахский ученый, о котором русский востоковед академик Н.Веселовский в 1904 году писал: «Русские ориенталисты единогласно признали в лице его феноменальное явление», оставил прекрасные записи о судах биев. В объемной статье «Суд в древней народной форме», подготовленной для Российской администрации в Казахстане, есть изумительные места об особенностях развития казахского общества и достоинствах суда биев. Вот что было сказано в ней: «Народ наш имеет богатую и не лишенных поэтических достоинств замечательную литературу, более близкую к индогерманскому эпосу, чем к восточным произведениям этого рода. Наконец, что всего важнее, форма нашего общественного развития находится в том самом безыскусственном периоде, когда они представляют наибольшую аналогию с результатом высшего, культурного развития». В качестве одной из таких общественных форм в жизни казахов, оцениваемых им на уровне «высшего культурного развития», под которым имеет в виду европейского, по его словам, является суд биев. Он указывал: «Бии формально никем не избираются и формально никем не утверждаются, значение их основано на частном авторитете, который приобретают они так же, как в Европе поэты, ученые и адвокаты. Шекспир и Гете считаются всеми за великих поэтов, но именно гениальность их основана не на декретах правительств и не на формальных выборах народа». Не трудно усмотреть, что выражение «именно гениальность» относится к судам биев. Важно еще то, что, по убеждению Чокана Валиханова, суд биев и к середине XIX века остался таким, каким он был «за тысячу лет до нас», а изменяющиеся внутренние и внешние факторы «не могли изменить его древних и простых форм» .

Мудрец и знаток законов Степи, выдающийся казахский поэт Абай Кунанба- ев, живший во второй половине XIX и в начале XX веков, когда еще кое-где, особенно в глубине Степи, доживали свой век последние представители прежних биев-судей, вздохи народа о которых не ослабли, наоборот, на фоне Российского суда росли как мечтания, задумал и пытался взять на себя роль общественного народного суда и тем самым облегчить положение хотя бы однородичей от расправных угнетений местных чиновников, в том числе и «новых биев». Он не стал противиться настояниям одноаульцев быть бием-судьей в их спорах. Он стал демонстрировать народность и демократичность «древнего» суда, отправляемого биями и тем самым приобрел широкую известность как мудрый, справедливый судья-би. Избирается он Тобе бием (старшим, верховным бием) в сложных публичных судебных процессах. Его решения и судейский авторитет были и стали популярными в народе. На сегодня известны около полусотни его постановлений, вынесенных им в процессе судоразбирательства по «древним» правилам. Некоторые из них имели значение судебного и жизненного прецедента для последователей — для «народных» судей и либеральных правителей.

Сохранились подлинные его записи о судах биев. «Да, безусловно, — писал Абай, — наши предки уступали теперешним людям в образованности, учтивости, ухоженности и опрятности. Но обладали они двумя достоинствами, которых у нас теперь нет». По его мнению, первое достоинство — это суды биев — «Они решали споры, управляли жизнью общества». К судье-бию, как «всеобщему избраннику...относились к нему с должным почтением, слушались и неукоснительно повиновались, тогда и влиятельные лица не переступали пределов благоразумия». Второе достоинство предков — «Люди свято берегли и дорожили единством». В те времена, как указывал Абай, «благородный дух общности и радение о чести были обеспечены людской стойкостью, совестливостью, доблестью. Мы лишились их». На вопрос о том, что из себя представляли казахские бии, как судьи, Абай отвечал: «Не всякому под силу вершить правосудие. Чтобы держать совет, как говорится, на «вершине Культобе» (имеется в виду совет биев при Тауке хане, XVII век), необходимо знать Своды законов, доставшихся нам от предков «Светлый путь» Касым хана, «Ветхий путь» Есим хана, «Семь канонов» Тауке хана» .

Образованнейший интеллигент, просветитель, один из самых активных борцов за свободу и независимость казахского народа Ахмет Байтурсынов (1873—1938) одну из своих статей, написанную до Октябрьской большевистской революции 1917 года, озаглавил «Бқрынғы әділ билер» — «Прежние справедливые би». Она была напечатана в условиях царской цензуры и в годы, когда подвергался гонениям за критику политики и реформ колониальной царской администрации в Казахстане А. Байтурсынов. Поскольку его высказывание о бийском суде авторитетно и весьма выверено, мы решили привести его не¬сколько пространно. Вот, что он писал о суде биев, существовавшем до прихода в Казахстан Царских колонистов: «Народный сот дегеніңіз қазақтың ғадетіндегі қағидалар бойынша айтылатын билік. Бұрынғы әділ билердің қолында билік қазақтың неше түрлі дертін жазатүғын жақсы дәрі еді, бұл күнгі арам билердің (патша үкіметі тағайындаған билepдi айтып отыр — С.З.) қолында дәрі болмақ, түгіл, у болып жұғып тұр... 1822 жыл уставы (Қазақстандағы хан билігін жою жөніндегі Ресей Заңы — С.3.) шықпастан бұрын қазақ билігі (соты) өзінде еді, сайланған би жоқ, қазақтың қадipлi, халық, қалаған билері билік айтушы еді. Биге екі жағы келіп жүгініп, билік әділ саналып, оны бұзамын деу болмаушы еді. Қазақтың мұндай билері, ілуде бipey болмаса, қинат билік айтпаушы еді». — «То, что мы называем народным судом — это есть правосудие, основанное на казахских законах. Это правосудие в руках прежних биев было настоящим «лекарством», лечащим всевозможные недуги казахов, а теперь оно в руках современных биев (речь идет о назначаемых биях Царским правительством — С.З.) не только не стало «лекарством» — оно стало отравой. До введения Устава 1822 года (Законодательство России, по которому была отменена ханская власть в Казахстане —- С.З.) казахи сами творили свое правосудие и справлялись со своими ослушниками. Тогда бии не избирались, правосудие осуществлялось биями по выбору народа. Стороны сами являлись к бию, просили его суда. Правосудие бия было справедливым и никто не помышлял его оспаривать. Такие казахские бии, за отдельными исключениями, не выносили неправосудные решения».

Каныш Имантаевич Сатпаев (1899 —1964) —первый президент Националь¬ной академии наук Казахстана и более 20 лет ее возглавлявший, крупнейший ученый-геолог и знаток истории культуры казахов, одну свою раннюю статью, написанную будучи студентом Томского университета, назвал «Биде қырық кісінің ары, білімі бар» —«Би владеет человечной совестью и знаниями сорока человек». В ней он казахских биев характеризует как лиц особых и заслуживших благодарность народа «За правдивые слова и решения на основе «справедливых Законов» — «Тура сөзді «әділ жарғыға» сансыз адамның батасы тимекші». По его словам, в казахском обществе биев ценили и ставили выше, чем самого хана: «Елде қашанда ханнан гөрі бидің қадір-киесі басым болады». Правители — ханы, несмотря на то, что они происходили из могущественной династии Чингис-хана и представляли в основе многочисленную клановую кагорту, не только должны были считаться с влиянием и авторитетом биев в обществе, но и без опоры на них становились бессильными: «Ханның арқа сүйеуі жарасымды бимен табылады. Бисіз хан оңбайды, хандықпен қатар қырағы билікте бip жерге бас қосса, ондай ханды ел дe сүйеді, ұмытпайды, шежіресінде атын қалдырады... Ел ішіндегі рулардың көсемі — билерді ішіне тартып, қыбын таба алмаған алаңғасар, әңгүдік хандар хан болып та тұра алмайды» — «Бии были опорой ханской власти. Хан без биев не заслуживал уважения. Хан предвидящий, отправляет свою власть вместе с умудренными биями, уважаем народом, незабываем и оставляет свое имя в родословной истории».

III

Последующие поколения, жившие после эпохи доминирования и славных дел биев-судей, в том числе и современное, не перестают восхищаться и гордиться ими как знаковое олицетворение лучших традиций в истории интеллектуальной и политической культуры казахов.

Как дань особого уважения к заслугам биев, в 1993 году был заложен на юге Казахстана парк в степи — на урочище Ордабасы, посвященный памяти трех великих биев-судей XVIII века — Толе би, Казыбек би и Айтеке би. В своей речи Президент Республики Казахстан Н.А.Назарбаев, произнесенной на торжествах по случаю открытия этого степного памятника, сказал: «Три великих бия сумели внушить народу великую истину, тот, кто на крутом перевале истории лишился единства, тот лишается и жизни. Три великих бия сумели образумить строптивых батыров трех жузов и собрать, сплотить народ воедино. Мудрость и прозорливость чествуемых ныне трех наших великих предков проявились именно в эту тяжкую пору... Они стали для казахов непреходящим символом единства, их страстные речи овладели умами потомков, как изречения священных книг» .

Казахское правосудие, отправляемое биями, вобрало, можно сказать, все лучшее и ценное в идеалах средневекового кочевого общества казахов. Оно не было навязано обществу со стороны, в том числе своими ханами, не было и пристройкой к базису кочевого общества. Оно имело глубокие корни в самом обществе и олицетворяло его бытие и особенности развития. Само появление казахов на исторической арене Центральной Азии как этноса и носителя государственности связано больше с идеалами свободы и вольности, демократии и народовластия. Об этих особенностях генезиса казахов более подробно сказано в других статьях, включенных в данную книгу.

Бийское судебное право в своей общей части, или говоря иначе, в своих принципах и сути организации, деятельности наиболее предметно и концентрированно выражало, с одной стороны, идеалов демократии и народовластия в тех их формах, которые были возможны и присущи в рамках организованного кочевого общества средневековья, а с другой стороны, опиралось больше на нормы высокой, о человеченной морали. Именно последнее качество представляет особенность правосудия биев и определяет его место не только в национальном масштабе. В этом контексте бийская судебная система, можно сказать, опередила свою социально-экономическую основу, вобрав и выбрав из нее преимущественно общелюдские ценности и придав им довлеющее значение в своей деятельности.

Исходное начало и конечный результат суда биев, то есть его деятельность и предназначение его деятельности расписывались и определялись нормами морали, ставшими обычно-императивными нормативами. Материальные, нормативно-правовые процессуальные нормы для суда биев больше были инструментами достижения общеморальных целей.

Понятие «Ар» — «честь», «совесть» является наиболее довлеющим в мо¬ральных представлениях казахов-кочевников и в правосудии биев. Оно воспринималось казахами как естественное приложение к самой их жизни. Господствовала установка: «Малым — жанымның садағасы, жаным — арымның садағасы» — «Духовное здоровье ценнее, чем богатство, а честь ценнее, чем духовное здоровье». Некоторыми авторами это переводится: «Богатством жертвуй ради жизни, жизнью жертвуй ради чести» Она передавалась поколениям с молоком матери. Об этом же говорит и другое наставление: «Мал сақтама, ар сақта» — «Береги собственность, а еще больше береги честь». Эта народная, массовая мораль нашла выражение в правовых нормативах, которыми должны были руководствоваться бийские, ханские и аксакальские (третейские) суды: «Жігіттің құны — жүз жылқы, ары —мың жылқы» — «Штраф (выкуп) за смерть мужчины сто лошадей, а за оскорбление (нарушение) чести — одна тысяча лошадей». Первоносителем «Ар»—достоинства, чести считался би. Это выражено в характеристике бия: «Ханда қырық кісінің ақылы бар, биде қырық кісінің ары, білімі бар» — «У хана имеется ум сорока людей, а у бия имеются честь и знания сорока людей».

Вслед за понятием «Ар» — «честь» следует другое понятие «Ұят» — «стыд», которому придается не только житейское, но и нормативное значение. В народе говорили: «Өлімнен ұят күшті» — «Стыд сильнее смерти», или «Бар барын жейді, ұятсыз арын жейді» — «Нормальные люди довольствуются тем, что имеют, а люди, не имеющие стыда, пренебрегают своей честью», т.е. покушаются на свою честь. В казахском праве «Жаргы», на котором основано правосудие биев, имеются нормы «Ұятсыз жалған» — «Только бесстыдные могут дать ложное показание»; «Ұятсыздан ант сұрама» — «Бесстыдные не могут быть назначены клятвоприносящим». Смысл этой нормы, согласно правилам судопроизводства, в случае отсутствия доказательств или недостаточности доказательств для установления вины ответчика, судья-би прибегает к клятвоприношению, как вид доказательства, назначив по согласию сторон клятвенника в лице честного человека, которому полностью выражают доверие участники судебного процесса. Норма «Ұятсыздан ант сұрама» предостерегает при этом от возможности ошибок, предупреждая, что «люди бесстыдные могут дать неправдивое показание».

В любом социально-культурном социуме такие понятия, как Справедливость и Правда, являются основополагающими во взаимоотношениях людей, групп и сообщества. Однако в отношениях управления и власти эти понятия нередко могут быть и декларативными, и формальными. Суды биев публично и официально объявляют понятия «справедливость» — «әділ, әділдік», «правда» — «шын, шындық» основными критериями, которым они следуют и которыми они руководствуются в судебном процессе и при вынесении решений. Это ясно и выпукло выражено в наставлениях и установках, имеющих нормативное значение: «Ақпен қараны шындық айырар» — «Только Правда способна различить что черно и что бело»; «Сөз шынына тоқтайды, пышақ қынына тоқтайды» —«Слово служит для выражения правды», а более текстуально: «Если найдена Правда, слова заканчивают свой путь»; «Шыннан өзге құдай жоқ» — «Нет бога выше Правды». По идеалам кочевников-казахов, высшим олицетворением Справедливости и Правды являются бии и суд биев. Это передано в следующих установках: «Адал би — әділ би» — «Воспитанный в честности би — справедливый би»; «Тура биде туған жоқ, туғанды биде иман жоқ» — «У справедливого бия не бывает родственника, а би, не соблюдающий этого принципа, теряет святость своего сана»; «Турашыл би елін оздырады, тумашыл би елін аздырады» — «Би, следующий Правде, служит процветанию своего народа, а би с родственническими чувствами служит захирению своего народа». Приписывают знаменитому Толе бию из Среднего жуза (XVII — XVIII вв.) слова «Туралы биде туған жоқ, паралы биде иман жоқ» — «У бия, верного Правде (справедливости), не бывает родственника, а у бия, склонного к взяткам, не бывает совести». Эта идея проводится и в другом ракурсе: «Әділсіз болса би оңбас, әйелсіз болса үй оңбас» — «Ничтожен би, не следующий справедливости так же, как ничтожна семья без женщины».

Указанные моральные и нормативные принципы и установки, характеризующие биев, как носителей судебной власти, и правосудие биев, как таковое, в обществе имеют определенные рычаги и инструментарии реализации, от которых зависит овеществление идеалов судопроизводства. Они в совокупности объединены в триаде «Ақыл — сөз құдіреті— заңдылық» — «Разум — святость слова— законность», каждая часть которой, кроме общего смысла, имеет свою специфическую трактовку адекватно условиям средневекового кочевого общества казахов. Эти три понятия считаются связанными, совокупными критериями оценки деятельности бия-судьи и овладение ими для него является необходимым условием материализации морали Справедливости и Правды. Эти понятия призаземлены, т.е. имеют реальное, земное значение. Они настолько важны и значимы в правосудии биев, что ставятся в ряд фундаментальных факторов. Разум («ақыл»), как форма и развитая ступень мышления, как способность более глубокому умозаключению по поводу рассматриваемого явления и связей составляющих его частей, лежит в основе всякой творческой деятельности, к которой относится в первую очередь судебная деятельность. Обыденное рассудочное мышление — удел многих. В обществе кочевников-казахов биев-судей наделяли более высоким умом в понимании той эпохи, носителем которого могло быть только избранное лицо, именно бий.

В понятии казахов «Сөз» — «Слово» имеет магическое значение. Оно, даже, можно считать, обожествлено, ставится на первый план в общественных отношениях. Это выражено в народном катехизисе:«Ақылдың көркі — тіл, тілдің көркі — сөз» — «Разум реализует себя в языке, а язык—в слове». Казахи под понятием «Сөз» всегда имеют в виду умную речь-красноречие, убедительное и убеждающее. Оно возводится в ранг искусства. «Өнер алды — қызыл тіл» — «Язык — это искусство всех искусств», — говорят казахи. Добыча и накопление материального богатства, счастье и несчастье во многом связываются со «словом», с его активностью, энергией и действием «Слова». Это кратко передано в изречении: «Жақсы сөз — жарым ырыс» — «Хорошее слово — половина благополучия».

Высшей ступенью «Слова», т.е. красноречия, принято считать ораторство и его носителем в первую очередь, по представлению казахов, является опять би-судья. «Слово» — это его главное орудие и магическая все разрешающая роль «Слова» проявляется именно на суде биев. В системе материальных и процессуальных норм, регулирующих деятельность бийского суда, много места отводится значению и роли «Слова» — красноречия, которым искусно должен владеть би. Да, это является одним из первых условий, если не самым главным, на пути становления и следования претендента на получение звания бия. Приведем некоторые из этих норм:

1. «Сөз тапқанға қолқа жоқ» — «Искусному владельцу Слова нет преграды». Это изречение имеет нормативное значение. Оно применительно к судебному процессу и понимается как безусловное оправдание виновного, если его логика выступления безупречна по содержанию и форме.

2. Более определенно гласит другая формула: «Сөз жүйесін тапса, мал иеciн табады» —«Если Слово находит своего хозяина, то и спорный скот находит своего хозяина». В этом тексте недвусмысленно выражена идея о первенстве «Слова» перед остальными доказательствами. В спорах об имуществе (в данном случае о скоте) победа присуждается тому, кто искусен в речи доказывания, то есть «Слово» выступает победителем. Такое толкование нормы является распространенным в судах биев, например, в эпитете: «Досы өткірді жау алмас, сөзі өткірді дау алмас» — «У кого сильные друзья, того не завоюет враг, а кто владеет разящим словом, того и суд не осудит».

3. Высоко оценивая значение «Слова» в общественной жизни и на суде, казахи при этом, в подтверждение своей позиции, нередко ссылаются на авторитеты предков, наследие которых для последующих поколений является обязательным. Об этом говорит следующее наставление: «Аталы сөзге арсыз жауап қайырады» — «Славным Словам предков могут высказать возражение глупцы». Если иметь в виду, что суды биев руководствуются, наряду с обычно-правовыми нормативами, и прецедентными решениями и высказываниями авторитетных мудрецов, в том числе и известных биев прошлых эпох, то на этом фоне нормативное значение приведенного текста становится более ясным. Утвердившееся в массе сознание о том, что «Жөн сөзге тоқтамаған— арсыз» — «Бессовестен тот, кто не внемлет уместным Словам», выражает общую обстановку о значении морали и верховенства «Слова».

Идеология казахского кочевого общества устроена так, что, выражая особую роль «Слова» — «красноречие», как важного инструмента жизнеобеспечения народа, наделяет этим качеством в первую очередь бия-судью. Она вместе с тем предъявляет биям жесткие требования и приводит пример, когда: «Ердің құны eкi ауыз сөзбен бітеді — «Спор о штрафе (выкупе) за убийство мужчины можно решить двумя Словами» — так поступали умные бии. Би-судья, играя посредническую роль на судебном процессе, должен помнить о необходимости вынесения своего окончательного решения по делу. Об этом напоминает ему указание о том, что «Тоқсан ауыз сөздің тобықтай түйіні бар» — «Многословие должно закончиться кратким решением». Причем, оно должно быть доказательным и убедительным, о чем напоминает ему другой следующий тезис: «Тілмен түйгенді, тіспен шеше алмас» — «Установленное Словами— не развязать зубами». Именно таким рассматривается постановление суда биев.

Казахи биев-судей за дарование и способность называли особым титулом: «От ауызды, орақ тілді» — «С огненными словами и разящим языком», т.е. особыми ораторами. Причем, до такой ступени поднимаются редкие из них. Это ясно передано в следующих аксиомах: «Батырды eкi долы қатынның бipi табады, биді ілуде бipi табады» — «Батыра (т.е. доблестного воина — С.З.) рожает каждая вторая женщина с характером, а бия — одна из многих и многих женщин»; «Жүзден бipey — шешен, мыңнан бipey — би көсем» — «Из сотен —один оратор, из тысячи — один вождь-би».

Примечательно и то, что конечной целью правосудия биев, по господствующей идеологии средневекового кочевого общества казахов, является примирение и перемирие сторон, участвующих в суде, как бы ни были сложны и обострены их взаимоотношения. Существовала установочная норма «Даудың түбі — біту» — «Примирение есть цель и конец тяжбы».

Казахский суд биев формировался несколько в иных, чем в других тюрко- язычных землях и ханствах Центральной Азии. Он впитал в себе свободу кочевой стихии, связанную с освоением обширного, в основном плодородного пастбищного пространства, лежавшего от низовьев рек Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи на Юге до таежных полос Сибири на Севере, от Жунгарских ворот и Семиречья на Востоке до Каспийского моря и реки Волги на Западе. Кочевые полосы и пути кочевания казахов простирались только в одном направлении на сотни и даже тысячи верст. Природа и космос стали для них близкими и родными — это, во-первых. Во-вторых, под именем «казахи» исторически собирались, формировались и жили тюркоязычные этнические группы, отделившие, а точнее, не признавшие власть правителей, сделавших войны и захваты чужих земель основным ремеслом жизнеобеспечения, а также и насаждавших культа оседлой жизни, мусульманскую религию, как опоры власти. В этих условиях оставшиеся верными к вольной кочевого образа жизни, группами откочевывали в даль от них, занимали окраинные территории ханства, объявляли себя свободными «беглецами» со значительными признаками самоопределения. В-третьих, воспроизводство казахского кочевого общества происходило почти исключительно на собственной основе в течение многих веков и в силу этого кочевое общество приобрело большую устойчивость. А это, в свою очередь, определяло устойчивость внутреннего режима и регулятивных норм поведения, воспринимавшихся населением как должное и необходимое. Было трудно и невозможно пробить консервативную стену кочевого образа быта и мышления. Этим можно объяснить неудачу ханов, султанов и ходжей, осевших островками в немногих поселениях в степной зоне в распространении ими догм и правил мусульманского права и религии среди аульных казахов и в превращении их в городских обывателей. В-четвертых, образ жизни, пропитанный в большей степени духом естественной вольности и свободы общения и взаимоотношений, способствовал формированию положительных нравственных и социокультурных ценностей в среде казахского кочевого общества. Казахский суд биев, выбравший лучшие демократические и нравственные традиции казахского кочевого общества, представляет и историко-национальную ценность, и общекультурную ценность.

Суд во все века был и остается одним из главных присутственных учреждений в обществе и в государстве, независимо какими они являются. Его значение и роль столь огромны, что в нем в равной степени ревностно заинтересованы все слои населения, как несущие политическую и общественную власть, так и привилегированные и рядовые, богачи и бедные. Дело в том, что суд есть власть по своей природе в том плане, что, с одной стороны, в суде сходятся люди с проблемами, которых сами решать не могут, а с другой стороны, им выносится решение, затрагивающее малые и большие судьбы людей и даже человечества, в принципе обязательное для всех. От решения суда зависит многое, начиная от положительных и отрицательных эмоций, кончая жизнью и смертью. В этом тексте суд может играть как умиротворяющую, так и разрушительную роль в жизни общества и политической системы. Все зависит от того, в какой связи и в каких отношениях суд находится с народом и с представляющими его социумами. История человечества учит тому, что, как правило, политически и социально государствующие в обществе классы узурпируют суды и превращают их в свои учреждения — в органы своей политики и своих интересов. И в то же время история человечества учит, что там, где весомы удельный вес и влияние рядовых масс в жизни общества и государства или признают их таковыми, суды по стилю формирования и деятельности становятся демократическими учреждениями, создающими баланс интересов различных групп населения, обслуживающими как верхи, так и низы общества и тем самым они выполняют стабилизирующую роль в политико-культурной среде. Именно такое развитие судебной власти характерно и поощряется в современную эпоху. Все это было в прошлом — история временами повторяется в новых условиях.

Казахский суд биев представляет наиболее приближенную к демократической массе судебную власть, в основе деятельности которой лежат преимущественно ценностные нравственные принципы и императивные нормы, выражающие природу и тенденцию стабильности и народности самой общественной-политической системы.