Н. П. Пешкова (зам отв редактора)

263 
 
образом: данные структурной схемы несут информацию о независимом при-
знаке. Независимым считается тот признак, который не предполагает обяза-
тельной  отнесенности  к  носителю  признака.  При  реализации  структурной 
схемы  на  уровне  облигаторного  распространения  может  возникнуть  отне-
сенность к носителю признака. Предложение Бездә бәйрәм (У нас праздник.) 
в отличие от Кӛз. Тӛн (Осень. Ночь.) по своей лексической семантике пред-
полагает отнесенность признака к дезактивному субъекту. В предложениях 
типа  Синдә  талант  (У  тебя  талант.)  минимальная  модель  реализации 
структурной схемы изменяется за счет включения сильных присловных рас-
пространителей.  
Внутри структурной схемы  N
1
  выделяются  четыре  группы.  К  первой 
группе  относятся предложения,  которые выражают процессуальное  состоя-
ние и характеризуются общим динамическим значением (Тӛн. Яңгыр.– Ночь. 
Дождь.).  Во  вторую  группу  входят  номинативные  предложения,  которые 
имеют общее статистическое значение, то есть значение наличия в широком 
смысле (Урам. Йорт. – Улица. Дом.). Третья группа включает в себя пред-
ложения,  утверждающие  посессивное  наличие,  отношение  субъекта  и  объ-
екта  принадлежности  (Аңарда  Ходай  биргән  талант.  –  Унего  талант  от 
бога.).  В  четвертую  группу  входят  предложения,  утверждающие  локализо-
ванное  наличие,  наличие  предмета  в  определенном  месте,  пространствен-
ную  прикрепленность  предмета  (Авыл  уртасында  –  мәчет.  –  В  центре  де-
ревни– мечеть.). Каждая группа представляет отдельную модель предложе-
ния.  Г.А.  Золотова  утверждает,  что  «модель  предложения  –  минимально 
достаточное  сочетание  синтаксических  форм,  образующее  коммуникатив-
ную единицу с определенным типовым значением в ряду аналогичных еди-
ниц с тем же типовым значением» [1, с.94]. 
Общая  классификация  грамматических  схем  простого  нераспростра-
ненного  предложения  может  быть  осуществлена  по  разным  основаниям. 
М.З. Закиевым были описаны структурные схемы элементарных (нераспро-
страненных)  предложений  татарского  языка.  Ученый  выделяет  52  модели 
простых предложений, из которых 32 – двухкомпонентные схемы, 18 – од-
нокомпонентные  модели,  а  две  структурные  схемы  –  это  фразеологизиро-
ванные модели, возникшие в результате слияния некоторых глаголов с уста-
релыми  глагольными  словоформами,  лексически  неограниченными  [5, 
с.252-255].  Подавляющее  большинство  схем  являются  синтаксически  сво-
бодными, именно они определяют своеобразие структуры татарского нерас-
пространенного предложения.  По количеству  компонентов грамматические 
схемы  делятся  на  однокомпонентные  и  двухкомпонентные.  В  двухкомпо-
нентных моделях указывается подлежащее и сказуемое, а в однокомпонент-
ных  –  лишь  главный член,  который не приравнивается  ни к  подлежащему, 
ни к сказуемому. В однокомпонентных схемах часто появляется необходи-
мость в указании на характер проявления действующего лица, то есть аген-

264 
 
са.  Например,  некоторые  словоформы  выступают  главным  членом  односо-
ставного предложения только в том случае, если агенс вообще не  подразу-
мевается, то есть его, вообще, в данном сообщении нет, или передается не-
подлежащными  формами.  Например,  в  назывном  предложении  Кӛз.  Тӛн 
агенс не подразумевается, а в трансформированных эллиптических предло-
жениях  второй  группы,  которые  в  татарской  грамматике  рассматриваются 
как номинативные с детерминантом, субъект подразумевается и выражается 
не  подлежащными  формами,  а  формой  одного  из  косвенных  падежей.  На-
пример,  Миндә  кӛчле  Байроннар  җаны  (Һ.Такташ).  Рӛстәмгә  нибары  ӛч 
яшь  ярым  (Р.Нәбиева).  В  этих  предложениях,  как  в  двухкомпонентных 
предложениях, отражается отношение между их логическими коррелятами, 
то  есть  между  семантическими  компонентами  –  субъектом  и  его  предика-
тивным  признаком.  Эти  предложения  занимают  среднее  положение  между 
однокомпонентной  и  двухкомпонентной  схемами:  в  семантическом  плане 
они – двухкомпонентны, в формально-грамматическом – однокомпонентны. 
По нашему мнению, общий распространитель предложения – детерминант – 
должен участвовать в описании структурных схем. 
Эти  конструкции  отличаются  от  обычных  номинативных  предложе-
ний.  Трансформированные  эллиптические  конструкции  по  своей  структуре 
соотносительны с неполными, модель неполных предложений для них стала 
структурной  схемой.  Трансформированные  эллиптические  конструкции 
первой  группы  рассматриваются  наряду  с  двухкомпонентными  схемами  с 
именным сказуемым. Но в то же время в татарской грамматике подчеркива-
ется, что существительные в косвенных падежах стали восприниматься как 
именное сказуемое после того, как был опущен подчиняющий их глагол» [5, 
с.168]. 
Таким  образом,  вопрос  о  структурных  схемах  трансформированных 
эллиптических  предложений  затронут  в  татарском  языке.  В  современном 
синтаксисе необходимо дать полную, подробную классификацию структур-
ных схем рассматриваемых нами предложений.  
Литература 
1.
 
Золотова  Г.А.,  Ониненко  Н.К.,  Сидорова  М.Ю.  Коммуникативная 
грамматика русского языка. – М.: Наука, 1998. – 528 с. 
2.
 
Кокорина  С.И.  О  реализации  структурной  схемы  предложения  // 
Вопросы языкознания. – 1975. – № 3. – С. 73-83. 
3.
 
Меньшиков  И.И.  Модель  предложения  и  его  парадигма.  – 
Днепропетровск: Из-во Днепропетровского университета, 1979. – 80 с. 
4.
 
Русская грамматика. В 2-х томах. Т.II. – М.: Наука, 1980. – 710 с. 
5.
 
Татарская грамматика. В 3-х томах. Т. III. – Казань: Издательство ИЯЛИ 
АНТ, 1995. – 576 с.  
© Калимуллина Г.У., 2012 
 

265 
 
УДК 81 
Калимуллина Л.А.  
г. Уфа (Россия) 
 
Современные когнитивные теории эмоций  
как основа лингвистического описания категории эмотивности 
 
В  последние  десятилетия  в  отечественной  лингвистике  отмечается 
неуклонный  рост  интереса  к  проблеме  «язык  и  эмоции»  (среди  новейших 
работ см., например, труды Гладковой, Шаховского и др.]). Причины этого 
кроются,  прежде  всего,  в  смене  научной  парадигмы,  повлекшей  за  собой 
актуализацию  антропологической  проблематики  и  соответствующую  пере-
ориентацию  лингвистических  исследований.  Однако  есть  и  более  глубокие 
внутренние причины, имеющие отношение к самой онтологии языка: имен-
но он является важнейшим каналом передачи эмоциональной информации, в 
связи с чем эмотивная функция (наряду с коммуникативной, когнитивной и 
метаязыковой) признается в качестве базовой функции  языка  [14, с.564]. В 
рамках  такого  недавно  возникшего  направления,  как  эмотиология  (термин 
В.И. Шаховского) ставится и решается целый ряд задач, связанных с иссле-
дованием вербального отражения эмоций, прежде всего закономерностей и 
способов  языковой/речевой  реализации  категории  эмотивности.  Вместе  с 
тем для более глубокого понимания этих явлений необходимо обращение к 
современным когнитивным  концепциям эмоций, которые, возможно, будут 
определять  дальнейшее  развитие  комплексного  междисциплинарного  уче-
ния о Homo sentiens, интегрирующего нейрофизиологические, психологиче-
ские, лингвистические и иные данные. Поскольку достоинства и недостатки 
когнитивной теории эмоций (в том числе и в приложении к языковой кате-
горизации внутренних состояний) довольно подробно описаны лингвистами 
(см., например, [6; 9] и др.), мы сочли необходимым лишь кратко осветить 
основные ее положения. Следует подчеркнуть, что эмоции как психический 
феномен  характеризуются  амбивалентной  природой,  поскольку,  с  одной 
стороны, обнаруживают тесную взаимосвязь со сферой бессознательного, а 
с  другой  –  выступают  как  одна  из  подсистем  сознания.  В  соответствии  с 
этим  исследователями  высказываются  разные,  подчас  противоположные 
точки зрения на соотношение эмоции и когниции [3, с.177–178]:  
1.  Одни  исследователи  полагают,  что  эмоции  не  когнитизированы, 
т.е.  существуют  до  проведения  их  когнитивной  категоризации  в  сознании 
индивида [16]. Подтверждением этому служит наличие так называемых ба-
зовых  (основных)  эмоций,  которые  являются  своеобразными  эмоциональ-
ными  примитивами  и  не  могут  быть  представлены  при  помощи  когнитив-
ных структур (Шаховский, [3, с.39]).  
2.  Согласно  другой  гипотезе,  фундаментальные  эмоции  образуют 

266 
 
важнейшие структуры сознания и имеют когнитивную обусловленность, так 
как являются результатом когнитивной оценки определенного вида, в осно-
ве  которой  лежит  соответствие/несоответствие  какого-либо  события  и  по-
требностей субъекта оценки [15, с.102, 257]. В рамках данного подхода, во-
первых, рассматривается структура эмоций, во-вторых, разрабатываются их 
когнитивные  модели.  При  решении  первой  задачи  основное  внимание  со-
средоточено  на  выявлении  специфики  компонентов  эмоции.  Так,  автор 
«двухфакторной теории эмоций» С. Шехтер выделяет в их структуре физио-
логическое возбуждение (arousal) и его когнитивную оценку индивидом (ap-
praisal), при этом первый компонент приравнивается к стимуляции, а второй 
(познавательный) – к результату внезапного прерывания планов [цит. по: 1, 
с.26–27].  О  двухчастной  структуре  эмоциональных  процессов  идет  речь 
также в  «познавательной теории эмоций» Р.С. Лазаруса, который полагает, 
что когнитивное оценивание вероятных результатов деятельности составля-
ет ведущий их компонент, а эмоциональный отклик, возникающий в резуль-
тате оценки, представляет собой зависимый компонент [там же, с.27]. В ра-
ботах  других  психологов  применяется  многофакторный  подход  к  выявле-
нию  структуры  эмоций:  например,  Н.  Фрижда  считает,  что  любая  эмоция 
может  быть  представлена  как  определенная  последовательность,  которая 
включает  условие  возникновения,  когнитивную  оценку,  физиологическую 
активацию,  изменения  на  уровне  готовности  к  осуществлению  действия  и 
само  действие  [15].  Одной  из  наиболее  признанных  когнитивных  теорий 
эмоций  можно  считать  концепцию,  авторами  которой  являются  А.Ортони, 
Дж.Клоур  и  А.Коллинз.  Критически  анализируя  взгляды  различных  иссле-
дователей  на  соотношение  эмоции  и  когниции,  они  отмечают,  что  в  боль-
шинстве работ не раскрывается сам процесс этого взаимодействия. Авторы 
утверждают, что в существующих концепциях очень мало говорится об от-
дельных  эмоциях,  особенно  о  положительных,  и  предлагают  свою  теорию 
когнитивной  структуры  эмоций,  при  построении  которой  необходимо  учи-
тывать  четыре  типа  данных: 1) язык эмоций, изобилующий двусмысленно-
стями, синонимией (или почти синонимией), многочисленными  лингвисти-
ческими ловушками и т.д.; 2) самоотчеты (self-reports) о переживаемых эмо-
циях (пока еще не существует объективного критерия, позволяющего досто-
верно  определить,  что  личность  испытывает  какую-либо  конкретную  эмо-
цию); 3) поведенческие данные (при этом предпочтение отдается точке зре-
ния,  согласно  которой  реальное  поведение  представляет  собой  реакцию  на 
эмоциональное состояние в сочетании с конкретным инициирующим собы-
тием, однако учитывается то, что одинаковое поведение не всегда обознача-
ет  одинаковую  эмоцию,  поэтому  можно  говорить  о  различных  поведенче-
ских тенденциях, ассоциированных с различными эмоциями); 4) физиологи-
ческие  данные  [7,  с.322–327].  Исследователи  рассматривают  эмоции  как 
«валентные реакции на события, агентов или объекты, конкретная природа 

267 
 
которых  определяется  способом  восприятия  ситуации,  вызывающей  эмо-
цию» [там же, с.328]. По их мнению, эмоции возникают в результате неко-
торых  форм  когнитивной  деятельности,  при  этом  физиологические,  пове-
денческие, экспрессивные аспекты эмоции обусловливаются  предшествую-
щим  им  когнитивным  этапом.  Эмоции  можно  считать  реальными,  интен-
сивными  и  вытекающими  «скорее  из  когнитивных  интерпретаций  окру-
жающей  действительности,  чем  непосредственно  из  самой  действительно-
сти» [там же, с.318]; иными словами, одна  и та  же ситуация может порож-
дать и положительные, и отрицательные эмоции, в зависимости от ее интер-
претации  субъектом.  При  этом  эмоциональные  переживания  могут  разли-
чаться по степени когнитивности в содержании, однако когнитивный вклад 
в эмоцию не обязательно будет осознанным. Это утверждение вполне согла-
суется с мнением психологов и психолингвистов о том, что задействованные 
в аффективной деятельности  процессы осуществляются на разных  уровнях 
осознаваемости [4, с.35]. В связи с этим можно предположить, что языковое 
проявление  эмоций  отличается  неодинаковой  степенью  формальной  выра-
женности  когнитивного  (рационального)  их  компонента.  Высказывания,  в 
которых  эмоциональные  переживания  передаются  посредством  эмотивов 
определенных  классов  (например,  междометий)  или  интонационно-
грамматических средств, характеризуются меньшим участием когнитивного 
компонента,  а  потому  воспринимаются  как  наиболее  «приспособленные» 
для  языкового  выражения  эмоций  и  создают  впечатление  адекватности 
субъективному  состоянию  говорящего.  Напротив,  наличие  в  высказывании 
языковых  единиц,  обозначающих  эмоции  (страшно,  любить,  волнение  и 
т.п.),  свидетельствует  о  максимальной  степени  рационализации  эмоцио-
нального  содержания,  связанной  с  понятийным  его  представлением.  Так, 
еще  Ж.-П.  Сартр  подчеркивал,  что  сознание  эмоции  может  иметь  как  реф-
лексивный, так и нерефлексивный характер, причем в первом случае эмоция 
«схватывается» именно как состояние сознания, а во втором – как сознание 
мира:  «…Конечно,  всегда  возможно  осознать  эмоцию  как  аффективную 
структуру сознания, сказать: я в гневе, мне страшно и т.д. Но страх первона-
чально не есть сознание страха, так же как восприятие книги не есть созна-
ние восприятия книги. <…> Эмоциональное сознание  есть с самого начала 
сознание мира» [8, с.129–130].  
3.  В  рамках  третьего  подхода  исследователи  ведут  речь  о  том,  что 
эмоции не являются результатом когнитивных процессов (в том числе оце-
нивания), а  предшествуют  им либо  полностью  детерминируют  их протека-
ние:  «…в  обыденной  жизни  он  [человек]  не  столько  рассуждает,  сколько 
чувствует,  и  не  столько  объясняет,  сколько  оценивает.  Собственно  когни-
тивные  процессы,  свободные  от  эмоциональных  компонентов,  занимают  в 
обыденной жизни скромное место. По-видимому, в реальных процессах дея-
тельности и во вплетенных в нее механизмах межличностного восприятия и 

268 
 
самовосприятия  «холодные»  попытки  объяснения  и  понимания  имеют 
меньшее  значение,  чем  «горячие»  акты  оценок  и  переживаний.  Когда  же 
процессы когнитивного анализа и имеют место, то находятся под сильным и 
непрерывным  влиянием  эмоциональных  факторов,  вносящих  свой  вклад  в 
их  ход  и  результат»  [13,  с.107].  На  наш  взгляд,  диалектический  подход  к 
проблеме соотношения эмоциональных и когнитивных компонентов психи-
ческой  деятельности  позволяет  согласиться,  скорее,  не  с  вышеизложенной 
точкой  зрения,  а  с  мнением  Фр.  Данеша,  который  полагает,  что  «когниция 
вызывает эмоции, так как она эмоциогенна, а эмоции влияют на когницию, 
так как они вмешиваются во все уровни когнитивных процессов» [цит. По: 
10, с.113]. 
Литература 
1.
 
Витт  Н.В.  Эмоциональная  регуляция  речевого  поведения  при  общении 
(текст лекций спецкурса). – М.: МГПИИЯ, 1983. 
2.
 
Гладкова А. Русская культурная семантика: Эмоции, ценности, жизнен-
ные установки. – М.: Языки славянской культуры, 2010. 
3.
 
Жура В.В. Психо-когнитивные аспекты изучения эмоций в современных 
психологических  и  лингвистических  исследованиях  //  Язык  и  эмоции:  лич-
ностные смыслы и доминанты в речевой деятельности: Сб. науч. тр.  – Вол-
гоград: Изд-во ЦОП «Центр», 2004. – С. 177–183. 
4.
 
Залевская А.А. Введение в психолингвистику. – М.: РГГУ, 2000. 
5.
 
Каган  М.С.  Человеческая  деятельность  (Опыт  системного  анализа).  – 
М.: Наука, 1974. – 328 с. 
6.
 
Мягкова  Е.Ю.  Когнитивная  теория  эмоций:  новые  возможности  иссле-
дования  эмоциональности  лексики  //  Психолингвистические  проблемы  се-
мантики. – Калинин: Изд-е Калининского ун-та, 1990. – С. 110–115. 
7.
 
Ортони  А.,  Клоур  Дж.,  Коллинз  А.  Когнитивная  структура  эмоций  // 
Язык и интеллект. – М.: Прогресс, 1995. – С. 314–384. 
8.
 
Сартр Ж.-П. Очерк теории эмоций // Психология эмоций: Тексты. – 2-е 
изд. – М.: Изд-во МГУ, 1993. – С. 126–144. 
9.
 
Филимонова  О.Е.  Язык  эмоций  в  английском  тексте.  –  СПб.:  Изд-во 
РГПУ им. А.И. Герцена, 2001. 
10.
 
Шаховский  В.И.  О  роли  эмоций  в  речи  //  Вопросы  психологии.  1991. 
№6. – С. 111–116. 
11.
 
Шаховский  В.И.  Эмоции:  Долингвистика,  лингвистика,  лингвокульту-
рология. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. 
12.
 
Шаховский  В.И.,  Жура  В.В.  Дейксис  в  сфере  эмоциональной  речевой 
деятельности // Вопросы языкознания. 2002. № 5. – С. 38–56. 
13.
 
Эткинд  А.М.  Эмоциональные  компоненты  самоотчетов  и  межличност-
ных суждений // Вопросы психологии. 1983. №2. – С. 106–112. 
14.
 
Языкознание:  Большой  энциклопедический  словарь  /  Гл.  ред.  В.Н.  Яр-
цева. – 2-е изд. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. 

269 
 
15.
 
Frijda N.H. The Emotions. – Cambridge: Cambridge University Press, 1985. 
16.
 
Zajonc R.B. On the Primacy of Affect // American Psychologist. V. 35, 1984. 
– P. 151–175. 
© Калимуллина Л.А., 2012 
 
УДК 801.56:808.2 
Калинина А.А. 
г. Йошкар-Ола (Россия) 
 
Коммуникативный аспект категории утверждения/отрицания 
 
Область  значений,  обычно  связываемых  с  категорией  утвержде-
ния/отрицания,  представляет  собой  иерархически  организованную  систему 
сторон-аспектов,  в  качестве  которых  выступают  грамматическое,  семанти-
ческое  (денотативное)  и  коммуникативно-прагматическое  содержание  дан-
ной категории. 
Коммуникативно-прагматический  аспект  семантики  утверждения  / 
отрицания находит свое выражение в рамках частных оппозиций «подтвер-
ждение  /  опровержение»,  «согласие  /  несогласие  (возражение)».  Согласие  / 
несогласие,  подтверждение  /  опровержение  –  типы  модально-оценочной 
реакции на истинностное значение высказывания, принадлежащего другому 
лицу.  
Диалогические  реплики  с  семантикой  согласия  /  несогласия,  под-
тверждения / опровержения образуют класс т.наз ответно-модальных выска-
зываний.  По  самой  своей  природе  это  реагирующие  высказывания.  В  них 
находит выражение отношение говорящего к содержанию «чужого» выска-
зывания  –  его  принятие,  поддержка  или,  наоборот,  неприятие,  отклонение, 
базирующиеся, в свою очередь, на положительной или отрицательной оцен-
ке его пропозиции по параметру истинности («истинно / ложно»).  
Подтверждение / опровержение – тип диалогической реакции на про-
позицию,  имеющую  статус  «знание»,  на  информацию  о  каком-либо  факте 
действительности,  допускающую  возможность  эмпирической  проверки,  ее 
оценка  с  позиций  достоверности,  путем  сопоставления  непосредственно  с 
«сырой» действительностью. Ср. использование отрицательного высказыва-
ния в функции опровержения: 
(1) В статье Сергея Канева «Пять шагов Колокольцева» (см. № 122 
от  26  октября  2012  года)  было  сказано,  что  «уволенный  из  МВД  генерал 
Андрей  Хореев  ныне  занимает  высокий  пост  в  Росалкоголе».  После  публи-
кации в редакцию «Новой» пришло письмо из пресс-службы этого ведомст-
ва,  в  котором  сказано:  «Человек  с  именем  и  фамилией,  указанными  в 
статье, не  являлся и не является работником  Федеральной службы по 
регулированию алкогольного рынка» (Новая газета. № 128. 07.11.2012). 

270 
 
Согласие (присоединение к мнению собеседника) или несогласие (от-
каз присоединиться к мнению собеседника  –  реального лица  или абстракт-
ного  оппонента)  –  тип  ответной  реакции  на  высказывание,  содержащее 
мысль о действительности, на информацию, имеющую статус «мнение», ее 
оценка  с  позиций  собственно  истинности,  путем  сопоставления  с  другим 
«мнением»,  которое  говорящий  полагает  истинным.  Ср.  отрицательное 
предложение с семантикой несогласия, возражения: 
– Все связано со всем? – вспомнила Аврелия расхожий тезис буддий-
ской философии, которым часто злоупотребляют экологи. 
–  Применительно к истории – нет, – возразил Святослав Игоре-
вич.  –  Прошлое  перетекает  в  будущее,  минуя  настоящее    (Литературная 
газета. 31 октября – 6 ноября 2012 г.). 
Изъявление  согласия/несогласия,  подтверждения  /  опровержения  по 
отношению  к  сказанному  другим  лицом  составляет  актуальную  задачу  вы-
сказывания,  его  непосредственное  предназначение  в  акте  коммуникации. 
Предложения с семантикой подтверждения / опровержения, согласия / несо-
гласия не содержат какой-либо новой информации о действительности, они 
несут  информацию,  главным  образом,  о  самом  субъекте  речи,  противопос-
тавляясь  типу  объективно-информирующих  высказываний  как  высказыва-
ния субъективно-информирующие. 
В качестве маркера диалогических функций утвердительных и отри-
цательных  высказываний  используются  лексемы  да,  нет,  функционирую-
щие как самостоятельные слова-предложения или предшествующие развер-
нутому ответу со значением согласия, подтверждения или несогласия, опро-
вержения,  а  также  лексемы  действительно,  верно,  правда/неправда,  так  и 
др. Ср., напр., языковые средства, с  помощью которых осуществляется вы-
ражение подтверждения в следующих высказываниях: 
– До 75-го филармония делала на вас огромные деньги... 
– Да, мы работали на износ; 
– У «Цветов» очень необычная биография. 
– Действительно. При всех запретах в 70-х годах группа появилась и 
была очень популярной; 
–  Вам  приписывали  не  только  пропаганду  хиппи,  но  и  пропаганду 
Пентагона. 
– Было дело (Аргументы недели. № 43. 8 ноября 2012 г.); 
– Готовитесь к новой акции? 
– Разумеется (Собеседник. 2012. № 39). 
Коммуникативно-речевой характер этих значений проявляется в том, 
что  в  качестве  необходимого  условия  их  реализации  предполагается  функ-
ционирование языковой единицы в конкретной коммуникативной ситуации. 
Как  значения  функционального  (прагматического)  типа,  они  выявляются 
только  в  актуальном  высказывании,  неотделимы  от  ситуации  речи  и  в  той 

271 
 
или иной мере реализуются при участии контекста.  
Смысловыявляющая роль  контекста  существенно возрастает  при от-
сутствии  в  составе  высказывания  маркеров  «диалогической  модальности» 
(Н.Д. Арутюнова) – слов да, нет. Так, только с учетом конкретной речевой 
ситуации  (в  письменной  речи  –  контекстного  окружения)  можно  опреде-
лить, предназначено ли высказывание для информирования адресата о явле-
ниях действительности или оно имеет характер диалогической реакции под-
тверждения / опровержения, согласия/несогласия (возражения).  Ср. предло-
жения (1) и (2), весьма близкие с точки зрения заключенного в них мысли-
тельного  содержания,  но  противопоставленные  по  «роли»,  выполняемой  в 
процессе коммуникации:  
(1)  Екатерина  Самуцевич:  Мы  невиновны  ...  Мы  не  совершали  пре-
ступления! Маша и Надя так же невиновны, как и я (Собеседник. 2012. № 
39) – «первичное» высказывание, заявление о невиновности, имеющее илло-
кутивную силу «негативного» утверждения.  
(2) «Я не признаю себя виновным!»   
Оказывается, Леонид Развозжаев опроверг «явку с повинной» еще на 
«секретном» заседании Басманного суда, спустя три дня после похищения в 
Украине  <...>  (Новая  газета.  №  128. 07.11.2012)  –  «вторичное»  высказыва-
ние, опровержение сделанного ранее заявления (признательных показаний).  
Контекстуальные  условия  употребления  высказывания,  коммуника-
тивная ситуация  позволяют определить  и  то, в  каком  из  противоположных 
значений,  реализуемых  в  рамках  оппозиций  «подтверждение  /  опроверже-
ние», «согласие / несогласие», употреблена положительная или отрицатель-
ная конструкция. Так, одно и то же (в данном случае положительное в части 
объективно-логического содержания) высказывание в условиях коммуника-
тивной  ситуации  способно  функционировать  и  как  высказывание-
подтверждение (ср.: Так ты там был. – Да, я там был), и как высказыва-
ние-опровержение (ср.: Так ты там не был. – Нет, я там был).  
Выражение  согласия,  подтверждения  не  является  прерогативой  по-
ложительных высказываний, так же как выражение несогласия,  опроверже-
ния  –  прерогативой  отрицательных  высказываний,  хотя  первое  более  орга-
нично для утвердительных, а второе – для отрицательных предложений. Ср. 
положительное высказывание, употребленное в функции подтверждения: 
– А связки правда надо так сильно беречь? Или вы просто слишком 
много говорите, потому что вы такая... коммуникабельная девушка? 
– Да, конечно, я – болтушка (Собеседник. 2012. №  42). 
И используемые в той же функции высказывания, содержащие отри-
цательную пропозицию: 
–  Катя,  но  так  и  с  ума  сойти  недолго.  Вам  между  акциями  совсем 
нечем заняться? 
– Да, никаких увлечений у меня нет. Я не коллекционирую, не шью, 

272 
 
не слежу за модой, спортом не занимаюсь и никакого спорта по телевизору 
не смотрю. Какие хобби?!; 
– За выступления вам не платят. На что живете? 
– Конечно, нам никто не платит! Я никогда не работала, не рабо-
таю и не собираюсь работать (Собеседник. 2012. № 39).   
Значения  подтверждения/опровержения,  согласия/несогласия  не  яв-
ляются  внутренне  присущими  самому  высказыванию  (системно-
языковыми).  Эти  значения  определяются  прагматическими,  внешними  по 
отношению  к  синтаксической  конструкции  факторами,  условиями  ее  упот-
ребления  в  речи.  Положительное  (согласие,  подтверждение)  или  отрица-
тельное  (несогласие,  возражение,  опровержение)  значение  ответно-
модального  высказывания  –  результат  коммуникативного  взаимодействия 
двух реплик. Оно выявляется лишь в соотнесении с исходной пропозицией, 
на фоне положительного или отрицательного значения инициальной репли-
ки (см. соответствующие наблюдения в [1]): при положительности исходной 
пропозиции  диалогическая  реплика  согласия,  подтверждения  имеет  форму 
положительного,  а  при  ее  отрицательности  –  форму  отрицательного  пред-
ложения, ср.: Так ты там был? – Да, я там был; Так ты там не был? – Да, 
я  там  не  был.  Отклонение  положительного  высказывания  (пропозиции) 
осуществляется  с  помощью  отрицательного,  а  отклонение  отрицательного 
высказывания  (пропозиции)  –  с  помощью  положительного  высказывания 
(пропозиции), ср.: Так ты там был? – Нет, я там не был; Так ты там не 
был? – (Нет), я там был. Показателем иллокутивной силы высказывания в 
данном  случае  являются  препозитивные  да/нет,  а  не  следующие  за  ними 
положительные или отрицательные высказывания (пропозиции).  
Таким образом, многоаспектный подход позволяет выделить в систе-
ме значений категории утверждения / отрицания различные их типы, в том 
числе  функционально  одноплановые  с  коммуникативной  целенаправленно-
стью  высказывания.  Согласие  /  несогласие  (возражение),  подтверждение  / 
опровержение, являясь обозначением конкретной цели положительного или 
отрицательного  высказывания  в  акте  коммуникации,  составляют  содержа-
ние одноименных типов речевых актов – РА подтверждения, РА опроверже-
ния,  РА  возражения.  По  условиям  своей  реализации  это  коммуникативно-
речевые, в значительной мере зависящие от контекстных показателей значе-
ния  языковых  единиц,  неотделимые  от  ситуации  употребления  высказыва-
ния в речи, в составе конкретного коммуникативного акта.  

жүктеу/скачать 2,68 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: