Наследники и потомки

ГЛАВА 4. Административно-территориальные реформы в Казахстане в период колониальной экспансии царизма

жүктеу/скачать 12,69 Mb. бет 9/27 Дата 14.09.2023 өлшемі 12,69 Mb. #107548 түрі Книга

ГЛАВА 4. Административно-территориальные реформы в Казахстане в период колониальной экспансии царизма в XIX вв. Присоединение Казахстана к России, начавшееся в 30-х годах XVIII века и завершившееся лишь в 60-х годах XIX века, явилось сложным и противоречивым процессом, о чем свидетельствуют архивные документы и материалы. В целом, формирование данного процесса складывалось под влиянием различных форм международно-правовых отношений. Широко употребляемый термин о подданстве казахов, по мнению В.Я. Басина, правомерен лишь на завершающем этапе присоединения Казахстана к России [1, с 235]. В целях укрепления государственного аппарата царем Александром І предпринимаются следующие меры: создание министерств в 1802 г. вместо коллегий. Учреждено 8 министерств: Военное, Морское, Иностранных дел, Внутренних дел, Коммерции, Финансов, Народного просвещения и Юстиции. Эта мера усилила бюрократизации государственного аппарата, но не улучшила его качество и в целом систему управления страной. В целях принципиального, а не поверхностного изменения государственного строя царь Александр I в 1809 г. поручил М. М. Сперанскому разработать проект его коренных реформ. Михаил Михайлович Сперанский (1772-1839), граф, государственный деятель, родился в семье сельского священника Владимирской губернии. Благодаря своим исключительным способностям, М. Сперанский получил блестящее образование. С 1808 года он становится ближайшим советником императора, автором проекта либеральных преобразований, инициатором создания государственного совета. За реформаторскую деятельность по созданию системы государственного управления Сперанского называли «светилом российской бюрократии». Однако в результате дворцовых интриг он попал в немилость царю и был сослан (1812–1816) в Пермь, но позже был прощен и назначен генерал-губернатором Сибири (1819–1821), 24 мая 1819 года Сперанский прибыл в Тобольск, тогдашний административный центр Сибири. Здесь он официально объявил о своем вступлении в должность генерал-губернатора, но через месяц переехал в Томск. Сперанский с приездом в Томск впервые соприкоснулся с безобразиями Сибирского управления в их подлинном масштабе. При ревизии Томской губернской администрации он не нашел ни одного чиновника, не берущего взяток. М. Сперанский не только повел решительную борьбу с конкретными проявлениями безобразий и лихоимства чиновничества, но, вместе с тем, подготовил проект реформ всей системы управления Сибирью. Позже, в 1826 г., М. Сперанский был вновь переведен в Санкт-Петербург и стал одним из крупнейших чиновников царского Двора. Умер 11 февраля 1839 года в Санкт-Петербурге. Сподвижником М. Сперанского в составлении проекта административных реформ Сибири был Гавриил Степанович Батеньков (1793–1863) чиновник в ранге подполковника, декабрист, член «Северного общества» уроженец Сибири, Г. Батеньков подолгу жил среди казахов, хорошо знал их язык, быт и культуру. Он разоблачал произвол и беззаконие чиновников по отношению к нерусскому населению Сибири, выступая за уничтожение, неравенства народов. Батеньков – автор ряда книг о Сибири, ближайший помощник Сперанского в составлении проекта административных реформ. За участие в выступлении декабристов 20 лет отсидел в одиночной камере Петропавловской крепости. В 1846 г. был сослан в Сибирь, умер после амнистии в Калуге. В соответствии с новой системой управления Сибирь была разделена на два губернаторства: Западное и Восточное. В первое вошли Тобольская и Томская губернии и Омская область. Главное управление Западной Сибири, состоявшее из генерал-губернатора и Совета при нем, находилось в Тобольске, а с1839 г. в г. Омске. Казахи Среднего жуза вошли в состав Омской области. В соответствии с «Уставом о Сибирских киргизах» Омская область была разделена на внутренние округа – Омский, Петропавловский, Семипалатинский и Усть-Каменогорский, а с 1824 года стали учреждаться так называемые внешние (т.е. за линией казачьих укреплений и пикетов) округа. Согласно Уставу округа делились на волости (в каждом округе 15-20 волостей), волость – на административные аулы (10-11 аулов), а в каждом ауле от 50 до 70 юрт (кибиток). «Каждый округ имеет определенные разграничения земли, и жители другого округа не переходят на оныя без точного позволения местного начальства …». Для управления округами учреждался приказ или дуан (диван) во главе со старшим султаном (избираемым одними султанами на 3 года) и четырьмя заседателями: два русских чиновника (назначаемые) и два из числа местной знати (избирались). Естественно, авторы проекта Устава исходили из интересов Российской империи. Однако, ради справедливости надо отметить, что этот документ, составленный людьми с передовыми взглядами, предусматривал ряд мер, осуществление которых способствовало бы улучшению положения коренных жителей края. Прежде всего «Уставом» впервые устанавливались правовые нормы взаимоотношения между казахским населением и Сибирской администрацией, были сохранены элементы внутреннего самоуправления казахских общин. Кроме того, Уставом предусматривалось строительство при диване лечебных учреждений и школ для обслуживания потребностей местного населения, правда, эти мероприятия правительством не всегда выполнялись. По замыслу автора проекта, административные реформы Сибири должны были вводиться постепенно, по мере создания для этого необходимых условий. Об этом, в частности, 1 августа 1822 года Михаил Сперанский писал в письме к своему преемнику на посту генерал-губернатора Сибири П. Капцевичу, что «надо вводить новый порядок постепенно и по мере местных способов не разрушая старого». В основу планов реформатора был положен либеральный принцип разделения властей – законодательной, исполнительной и судебной на всех уровнях управления страной – от волости до центра. В соответствии подготовленным М. М. Сперанским документам, местное население делилось на три основные социальные категории. К первой относились «оседлые». Это были в основном татары, обретшие тот же статус и те же права, которыми обладало русское население. Другая категория – «кочевые инородцы», к которым относились крупные этносы, такие как буряты, хакасы, якуты. Для них устанавливалась та же система управления, что и для оседлых, но вместе с тем у них были и элементы выборного управления, в которой решающую роль играла местная родоплеменная знать. Согласно § 3 казахи, географически расселенные в Юго-Западной Сибири, были причислены к «сословию кочевых инородцев и управляются по особому о них уставу». Третью категорию коренных жителей Сибири составили «бродячие инородцы». Это были коряки, ненцы, эвенки, чукчи. Их судьбы были полностью переданы в руки родоплеменной знати, местным князцам. Внешние округа Омской области не были определены, но должны были причисляться к области по мере своего образования. До 1822 г. Омск был уездным городом Тобольской губернии, а крепости и укрепления Сибирской линии имели отдельное управление. В 1822 г. Омская область была создана из прилегающих к линии частей Тобольской и Томской губерний, станиц Сибирского казачьего войска, крепостей и форпостов Пресновской и Иртышской линии и земель Области сибирских казахов. В соответствии с «Уставом о Сибирских киргизах» Омская область была разделена на внутренние округа – Омский, Петропавловский, Семипалатинский и Усть-Каменогорский, а с 1824 года стали учреждаться так называемые внешние (т.е. за линией казачьих укреплений и пикетов) округа. Семь внешних округов: Каркаралинский (1824 г.), Кокчетавский (1824 г.), Баянаульский (1826 г.), Аягузский (1831 г.), Акмолинский (1832 г.), Уч-Булакский (1833 г.), Аман-Карагайский (1834 г.) составили Область сибирских казахов . По данным С. А. Идарова, который использовал «Карту Киргизских степей Оренбургского и Сибирского ведомств», изданную Вощининым, и «Генеральную карту Западной Сибири с Киргизской степью», составленную в Военно-топографическом депо в 1848 г. (исправленную в 1853 г.), Область сибирских казахов имела площадь в 930 тыс. кв. верст [2, с. 7-28]. Для этой части Омской области и был разработан «Устав о сибирских казахах» 1822 г. При организации округов за основание брались зимние кочевья, учитывалось родовое деление общества и по возможности сочетались родовой и территориальный признаки. Так, Каркаралинский внешний округ состоял из волостей, ранее управлявшихся ханом Букеем, Кокчетавский округ в кочевьях хана Вали. Количество округов в Уставе не планировалось. В Уставе этот вопрос не был разработан, и его пришлось решать уже практически. «Каждый округ, указывалось в Уставе, имеет определенные надлежащим разграничением земли, и жители другого округа не переходят на оные без точного позволения местного начальства» (§ 54). На практике количественный состав населения округов, волостей, аулов, предусмотренный Уставом, не выдерживался. Поэтому в начальный период мало обращалось внимания на равномерность распределения населения между организуемыми округами. Самыми большими трудностями сталкивались при организации волостей. Местная административная власть вынуждена была считаться с мнением султанов и старшин отдельных волостей о вступлении в выбранный ими округ. Организация новых волостей происходила по мере согласия на это начальников крупных родовых объединений. Так, по желанию родов Тортуильской волости они были подчинены Баянаульскому окружному приказу. В период реализации реформы неизбежны были и земельные вопросы. Так, некоторые аулы как условие согласия на организацию округов требовали вернуть запретные земли в полосе Сибирской линии, в местах расположения военных отрядов, вблизи Акмолинского округа. В 1826 году Д. Худаймендиев просил организовать приказ в подведомственных ему волостях поколения Аргын. Эти волости по Уставу 1822 г. вошли в состав Омской области, граничили с Оренбургской и Сибирской укрепленными линиями. Но затем султан Д. Худаймендиев перешел в Оренбургское ведомство с согласия сибирского начальства, и Аргынский округ открыт не был [2, лл 150]. Во главе округов установлены окружные приказы. Приказы должны были возглавляться старшими султанами (ага - султанами). К ним назначались в качестве заседателей 2 «почетных киргиза» и 2 русских. Разница в назначении жалованья между заседателем Российским (одному заседателю в год 1000 рублей) и заседателем Киргизским (одному заседателю 200 рублей в год). Для управления округами учреждался приказ или дуан (диван) во главе со старшим султаном (избираемым одними султанами на 3 года) и четырьмя заседателями: два русских чиновника (назначаемые) и два из числа местной знати (избирались). Старшему султану присваивалось военное звание «майор российской службы». После трехлетней службы они имели право просить диплом на «достоинство русского дворянина». Во главе волостей стояли волостные старшины, которые тоже избирались из султанов и биев. Султаны и Бии, управляющие волостями приравнивались к чиновникам 12 класса. Аулы управлялись старшинами, приравненные к сельским головам. В дальнейшем, каковой стала данная система, наглядно иллюстрируют слова А. И. Левшина, которыми он описал последующий порядок управления «Большая же часть султанов, при границах России кочующих и величающих себя пышными названиями повелителей, в самом существе не имеют никакой власти и отправляют должность стряпчих. Влияние их на дела простого народа начинается осенью и оканчивается с началом весны, т. е. продолжается только зимой, когда киргизы приближаются к нашим границам и постоянно проводя близ них несколько месяцев, необходимо нуждаются в людях, которые имели бы какое-нибудь звание, от русского правительства полученное и могли бы за них ходатайствовать у пограничных властей наших» [3]. Основная задача, которая преследовалась введением Устава, в его заключительной части звучит следующим образом: «Сибирские линии, в значении стражи, не составляют учреждений на всегдашние времена, но по мере распространения порядков, занимаемых в киргизских землях, стража сия подвигается вперед, и наконец, должна кончить постоянным утверждением себя на действительной государственной границе». Другими словами, задача заключалась в том, чтобы уничтожить последние остатки независимости Казахстана, органически включить казахские земли в состав империи, «выборы, проходившие чаще всего в июле, августе, когда тучнеет скот, сопровождались ошеломляющими кочевников пышными празднествами: орудийные залпы, стрельба из ружей, позолоченные эполеты офицеров как бы завораживали степных обитателей, ослабляли их чувства восприятия происходящего; они оказались свидетелями ликвидации своей государственности». Безусловно, экономические интересы и политические планы Российской империи ускоряли постепенное продвижение ее вглубь Центральной Азии. Очевидно огромное стратегическое значение Казахстана, расположенного между Россией, среднеазиатскими ханствами и Китаем. Через Казахстан пролегали торговые пути в эти страны и в Афганистан и в Индию. Только прочно обеспечив свои позиции, можно было приступать к осуществлению походов на среднеазиатские ханства и дальнейшей экспансии в Центральной Азии. «Геополитическое местоположение Казахстана в случае завершения присоединения его в состав и без того разросшейся империи, позволило бы, раздавив слабые в военном отношении Кокандское и Хивинское ханства, свести на нет проникновение первой колониальной империи – Англии в район Восточного Туркестана, чему преградой оставался Казахский край». По мнению Е. Бекмаханова «поскольку к началу XIX в. Казахстан подчинялся России только номинально, да и то не целиком, ибо часть его входила в сферу влияния Коканда и Китая», царское правительство осознавало, что местное население приграничных районов юго-восточного Казахстана, сохраняющие к тому времени политическую обособленность, из-за колониальных захватов и открытого вытеснения может просто перейти в Китай [4]. А. И. Левшин характеризуя нравы казахского народа, не понимал этот столь вольный характер, не обусловленный рамками бюракратических препонов. В записях в 1832 году им резюмируется: «покорность его (казахов - авторы) чужеземным правительствам рождается, изменяется и оканчивается вместе с нуждами: переходя от границ наших к пределам Хивы или Китая, делается он из русского подданного китайским или хивинским, а приезжая в Ташкенд или Коканд, называет себя ташкендским, кокандским, и прочим». В. В. Радлов в своем труде «Aus Siberian», с сожалением констатирует, что даже такие научные авторитеты, как Левшин, резко отрицательно отзываются о казахах и не соглашаясь с ним вступает в следующую полемику: «Читая такие тирады, легко прийти к мысли, что киргизы - отбросы тюркского населения Западной Азии, воры и бандиты, бежавшие в широкую степь, так как не желали привыкать к упорядоченной жизни оседлых народов, одним словом, - раса, заслуживающая быть уничтоженной. Но на самом деле это совсем не так. Разве не изображали с давних времен и бедуинов как народ воров и разбойников, живущий в полной анархии? Однако бедуины – иного рода и племени, и с тюркскими кочевниками их объединяет лишь то, что и те и другие – степные кочевники». В. В. Радлов уже тогда полагал, что помимо устоявшегося мнения о том, что лишь оседлым народам присуще понятие цивилизации, здесь они сталкиваются с не менее развитыми формами цивилизационного развития: «Просто мы имеем здесь дело со ступенью цивилизации, противоположной культуре эпохи оседлых народов, и нужно смотреть на их поступки и поведение с другой точки зрения. На правильность моего предположения яснее всего указывает то, что киргизы, несмотря на всю свою ненавистную окружающим анархию, живут состоятельно и у них отмечается весьма значительный прирост населения». В. В. Радлов долгое время общался с казахским народом и убедился: «В том, что у них господствует не анархия, а лишь своеобразные, отличающиеся от наших, но по-своему вполне урегулированные культурные отношения» [5]. Исследователь интуитивно полагал, что понятие «анархии» не отражало в полной мере сущности традиционной социальной организации казахов, истинные корни которой уходят в глубокую древность. С ним переплетается в своем отзыве о казахах «Дневниках и письмах» польский демократ-революционер Адольф Янушкевич: «Я верю в то, раз всевышний одарил их (казахов – авторы) столькими способностями, они не могут остаться вне цивилизации, они станут ярким примером казахской цивилизации». Неизвестный автор исторического очерка «О древних союзах киргиз – кайсаков» справедливо подметил, что перенесение военнизированных российских учреждений в глубь степи закрепляло как политические, так и территориальные претензии России: «При новом порядке управление стало более осознанным, российская правительство стала лицом к лицу с народом и, следовательно, получила возможность ознакомиться с его бытом, нравами и обычаями. Кроме того, перенесение российских учреждений, за которыми следовали и военные силы в глубь степи, служило наглядным и убедительным доказательством для казахов в том, что они принадлежат России, а не Китаю». Н. Г. Аполловой же отмечается: «Русское правительство, контролируя дипломатические связи своих неустойчивых подданных пыталось всеми способами предупредить возможности их перехода в другое подданство». А. Букейхан подчеркивает, что военная и экономическая колонизация казахских земель, являются двумя составными частями колониальной политики царского правительства в Казахстане [6, с. 36-45]. Е. Бекмаханов считал, что: «фактически же о российском подданстве казахов можно говорить лишь после того, как царское правительство, вынужденное пойти на удовлетворение все возрастающих потребностей промышленного производства развивающегося российского капитализма во внешних рынках, дешевых источниках сырья и торговых путях, осуществило во второй половине XIX века присоединение Уссурийского края, прочно закрепило позиции России на обширном побережье Тихого океана и, оправившись от поражения в Крымской войне, двинуло свои войска в глубь Средней Азии для ее присоединения; точнее, после того, как на основе «Временного положения о степных областях» Казахстан стал играть роль сырьевого придатка России, выгодного рынка сбыта». Российские внешнеполитические интересы в колонизуемых землях подкреплялись «не вассальными обязательствами, а, прежде всего, военно-политической силой самого российского централизованного государства. Особенно это проявилось в тех районах, где интересы России сталкивались с могущественными в то время соперниками (Англия, Франция, Австрия, Пруссия, Турция, Персия, Китай), где соотношение борющихся сил постоянно изменялось, создавая для местных владетелей известный соблазн быстрой политической переориентации». Основное содержание колонизаторской политики царизма в Казахстане как считает Е. Бекмаханов выражено в совокупности мероприятий «в основном шедших по трем линиям: по линии военного закрепления, что выразилось в форсированном строительстве укрепленных линий и отдельных укреплений, с одновременным насыщением их гарнизонами и созданием вблизи их постоянных казачьих поселений; по линии политического закрепления, что выразилось в ведении реформы административного управления, в первую очередь образования округов и окружных приказов, и затем введении дистанционной системы, в результате чего резко ограничивались политические права казахов; по линии экономического закрепления, что выразилось в массовом захвате казахских земель, введении налогового обложения и различных монополий (вроде монополии на рыболовство, порубку леса и т. д.)». И как верно считает Е. Бекмаханов: «первое, с чего начал царизм, была ликвидация остатков политической независимости казахов» [4]. Т. Султанов отмечает, что для Казахстана подданство предполагало военный и политический союз с Россией, которая на первых порах использовала институт протектората, а уже в 1822–1860 годах приступила к политической, административной и экономической колонизации. Впоследствии обернувшиеся насильственным вмешательством царского правительства во внутренние дела казахов, разрушением устоев традиционного казахского общества, резким ухудшением благосостояние казахского народа в результате сокращения пастбищ и количества скота, уменьшением численности населения. Подтверждая выводы Е. Бекмаханова и других исследователей, что «до XIX века казахи Среднего жуза лишь номинально состояли в российском подданстве», К. Ж. Нурбаев считает царское правительство не имело реальной власти на казахской земле: «за исключением правобережья Иртыша, а левобережных казахов называло не иначе, как «зарубежные казаки», тем самым подчеркивая их фактическую независимость от России. В этот период правительство еще занимало выжидательную позицию в отношении основной части казахов Среднего жуза, т. е. зарубежных казахов, опасаясь осложнений с Китаем, который также претендовал на «протекцию над казахами» в результате победы над джунгарами, присоединив к себе бывшие их земли и приблизившись таким образом вплотную к казахским кочевьям Среднего жуза и к российским пограничным линиям на юге Западного Алтая. Этот очевидный факт, безусловно, встревожил российские власти и послужил главной причиной коренного изменения своей политики в отношении «зарубежных казахов», - усиление такого сильного соседа, каковой была Цинская империя, укрепление ее политического влияния на казахский Средний жуз явно не устраивало правительство» . Вследствие этого в конце XVIII века царское правительство приступает к разработке плана по присоединению к России территории Среднего жуза, на основе «Устава о сибирских киргизах» 1822 года М. Сперанского. В современной российской историографии проблемы колонизации Казахстана в основном рассматриваются под углом зрения «добровольного присоединения», вследствие чего Казахстан был спасен от джунгарского порабощения, а результаты колонизации являются настолько позитивными, что являются «истинным благом» для казахского народа. Утверждается тезис о том, что: «суть русского империализма, отличавшая его от империализма римского, британского, немецкого, заключалась в том, что Российская империя была великой жертвой и великим бременем народа, не приносивших ему никаких выгод, не дававших «коренной» нации никаких преимуществ перед завоеванными нациями». Ю. Г. Недбай в статье «О некоторых аспектах взаимоотношений России и населения киргизской степи во второй половине XVIII века» давая оценку в становлении отношений между Россией и Казахстаном, о продажи детей, указывает на то, что данный факт был узаконен высочайшим указом 9 января 1757 года: «Что же лучше голодная смерть ребенка, или его спасение через акт купли-продажи. А ведь покупатель не только платит родителям ребенка, давая им хоть, что то на существование, но и избавляет их от «лишнего рта» да и от всяческих забот и затрат, связанных с воспитанием» [7, с.109-111]. Далее Ю. Г. Недбай комментируя Ж. К. Касымбаева и Ш. Ф. Мухамедьярова, пишет следующее: «Если вспомнить о так называемой «политике кнута и пряника», то в качестве последнего можно рассматривать разрешение царского правительства казахам «переходить через Иртыш и селиться на его внутренней стороне. Ж. К. Касымбаев и Ш. Ф. Мухамедьяров говорят, что уже в год издания распоряжения (1788 г.) им «воспользовалось множество казахов из Среднего жуза (более 15 тысяч кибиток)». Часть их с разрешения, командующего Сибирским корпусом генералом Нефедьева, заняла земли в районе Усть-Каменогорский крепости для вечной кочевки. «Пряник», надо полагать, оказался довольно вкусным, во всяком случае, казахи «кушают» его по сей день, и кажется, не собираются от него отказываться». Действительно, Султан Тогым, сын султана Болата с подведомственными родами Старшего жуза обратился в Усть-Каменогорскую крепость с просьбой о покровительстве и получил для поселения земли на Иртыше в 1789 году. В дальнейшем, в 1796 году российский посол Телятников доносит, что султан Тогым находится под Туркестаном. Концепция «оцентрирования территории» Н. Ю. Замятиной преломленная к истории степных областей осмысливает содержание военно-административных мероприятии 20-30-х гг. XIX как попытку приучить регион к власти из центра, царская администрация формирует «центры – для власти» (Омская область, окружные приказы), с последующим их превращениям в местные центры власти [8]. По мнению Е. В. Безвиконной на протяжении XVIII – XIX веков Российская империя последовательно формировала образ осваиваемого азиатского пограничья, отвечающей жизненным интересом и потребностям государственной власти. Данный образ по ее мнению, наиболее полное выражение нашел в теории «естественных границ», обосновывающий неизбежность расширения имперского пространства. «В процессе поиска эффективной модели административного структурирования региона Российское государство последовательно изменяло его юридический статус от окраинной (чужеродной) территории до внутренней окраинной провинции, имманентной имперскому пространству». Интересны её выводы о том, что административная модель, определяющая этапы освоения степного пространства воплотила в себе основные атрибуты пограничья как зоны столкновения различных сообществ, а также различные способы и формы сосуществования (выживания) и взаимодействия в едином пространстве [9]. О. Е. Сухих в статье «Империя напоказ, или имперский опыт воспитания верноподданнических чувств у казахской знати в XVIII – XIX веков», приходит к выводу, что стратегическим интересом России стала выработка такой модели поведения в отношении новоявленных поданных, которая могла бы: «дипломатически и как бы исподволь действовала на их сознание, формируя образ великой и богатой Российской империи, которая может быть одновременно и милостива и сурова со своими подданными в зависимости от их поведения» [10]. . М. И. Венюков еще в 1873 году в работе «Опыт военного обозрения русских границ в Азии» высказал мысль, что «инородцы необразованные ассимилируются скорее, чем те у которых есть зачатки своеобразной цивилизации, или которые могут поддерживать свою национальность, опираясь на соседние чужеземные влияни. Население, имеющее свою цивилизацию, как отмечено им, потребует сильной местной власти. Лучше ассимилируются язычники, нежели ламаисты и мусульмане. Русская власть должна постоянно демонстрировать включенным в империи народам свое превосходство, преимущество европейской системы управления и суда перед «азиатским деспотизмом», уравнивая перед законом все народы, вводя рациональную систему налогов и покровительствуя экономическому процветанию края. Все это должно указывать подневольным народам «Высоту нравственного уровня их повелителей». Он рекомендовал привлекать на свою сторону, «прежде всего степную аристократию, нежели иметь дело, с народом возбуждая в нем демократические наклонности». Хотя и признавал определенную ограниченность такой политики, так как народ, видя покровительство по отношению к местной элиты со стороны русской власти, могут пойти вслед за своими родоначальниками, которые могут пропагандировать цели совершенно противоположные интересам России [11]. Административные и территориальные преобразования в Казахстане в период колониальной экспансии в XIX вв. безусловно, были детерминированы социально-экономическими и политическими интересами Российской империи. А. И. Левшин описывает порядок пограничного управления следующим образом: «Преданные России киргиз-кайсаки (казахи – авторы.) избирают их (ханов), а правительство российское утверждает и почитает верховными повелителями обеих орд; но повинуются им только роды, участвовавшие в избрании их и кочующие близ наших границ, и то не все. Прочие, не признавая ни владычества России, ни властей, ею поставляемых, управляются самопроизвольно избранными старейшинами (аксакалами), биями, батырами и султанами. Некоторым из этих последних они также дают титул хана. Впрочем, и эти правители, равно как начальники российским правительством утвержденные, не целыми, без исключения, поколениями, родами или отделениями повелевают, но толпами или партиями, часто составлявшимися из киргизов разных поколений, иногда даже разных орд». Большая часть казахской элиты, а также последовавшие за ними родовые общины Среднего жуза возлагали большие надежды на старшего сына покойного хана Вали – Губайдуллу, поскольку в то время его фигура представляло собой наиболее признанную личность. Российское правительство было встревожено той опасностью, которая исходила от наследников хана Вали. Без учета интересов всех сторон и потому не могли проявить формального отношения к активным действиям султанов. Поэтому Губайдулла был избран старшим султаном Кокшетауского округа. Антироссийская группировка сформировался уже при первых шагах по устройству окружных приказов – султан Сартай Чингизов в Кокшетауском, Саржан Касымов, батыр Шока, бий Торайгыр в Каркаралинском округе, которые не таясь, запротестовали против новых порядков. Основная масса сторонников все же выжидали момент для поддержки позиции султана Губайдуллы, которого некоторые роды уже объявили ханом. Достоверных источников подтверждающих дату проведения выборов нет, но, они состоялись по-видимому на поминальной тризне по хану Уали. Но Россия отказалась признать факт выбора хана. Султан Губайдулла, в достаточной степени придерживался традиций внешнеполитической установки своего деда – Абылая, и до конца своей жизни следовал политике двойного подчинения в отношении России и Цинской империи, которая, кстати, в несколько измененной форме реализовалась его отцом – Вали ханом, желая как-то нейтрализовать все увеличивающееся воздействие Петербургского двора и заручиться содействием восточного соседа или в ходе противоборства двух империй за влияние в Казахстане несколько восстановить прошлую обособленность Среднего жуза - действительно поддерживал дружественные взаимоотношения с китайской стороной. Определение контуров развития самостоятельности страны в будущем невозможно без объективного воссоздания исторических условий, мотивов разработки, в частности ввода конкретно историко-географических регионах административно-политических, законодательных реформ в колониальную эпоху, ибо между настоящим и минувшим существует невидимая взаимосвязь, основная сущность, которая всегда была направлена на благополучные перспективы народа. жүктеу/скачать 12,69 Mb. Достарыңызбен бөлісу: