сохраняется при постоянном потреблении насилия. Это навязчивость
повседневности. Она любит лакомиться событиями и силой, лишь
бы эта сила служила ей, находясь взаперти. Карикатурно, что теле
зритель расслабляется перед картинами войны во Вьетнаме. Телеви
зионный образ как перевернутое окно выходит сначала на комнату, и
в этой комнате жестокая внешность мира становится интимной и по
рочной теплотой.
На этом «живом» уровне потребление превращает максималь
ное исключение из мира (реального, социального, исторического)
в
максимальный знак безопасности. Оно достигает при этом счас
тья через недостаток, счастья, состоящего в рассасывании напря
жений. Но оно сталкивается с противоречием между пассивностью,
которая отличает эту новую систему ценностей, и нормами обще
ственной морали, которая в существенной
мере остается моралью
волюнтаризма, действия, эффективности и жертвы. Отсюда усилен
ное чувство виновности, связанное с новым стилем гедонистичес
кого поведения, отсюда выраженная ясно «стратегами желания»
потребность освободить пассивность от виновности. Ради милли
онов людей, лишенных истории и счастливых этим, нужно лишить
пассивность виновности. И именно
здесь вмешивается зрелищная
драматизация, осуществляемая средствами массовой информации
(происшествие или катастрофа - распространенная тема всех по
сланий); для того чтобы было разрешено противоречие между пу
ританской моралью и моралью гедонистической, нужно, чтобы ду
шевный покой частной сферы проявлялся как ценность
вырванная,
постоянно находящаяся под угрозой, всегда рядом с катастрофи
ческой судьбой. Насилие и бездушие внешнего мира нужны не толь
ко для того, чтобы безопасность ощущалась более глубоко как та
ковая (это присуще экономии наслаждения), но
также и для того,
чтобы каждый был
вправе выбирать безопасность как таковую (это
присуще моральной экономии спасения). Нужно, чтобы вокруг ох
раняемой зоны цвели знаки судьбы, страсти, фатальности, чтобы
повседневность
записала в свой актив великое, возвышенное, об
ратной стороной которых она поистине является. Фатальность дол
жна быть повсюду предложена, обозначена, чтобы банальность этим
насытилась и получила оправдание. Чрезвычайная рентабельность
сообщений об автомобильных происшествиях на радио, в прессе, в
индивидуальном и национальном мышлении доказывает сказанное:
это
самое наглядное проявление «повседневной фатальности», и
если оно эксплуатируется с такой страстью, то именно потому, что
выполняет важную коллективную функцию. Рассказы об автомо
бильной
смерти испытывают, впрочем, конкуренцию со стороны
17
метеорологических прогнозов; в обоих случаях мы имеем дело имен
но с мифической парой: одержимость солнцем и сожаление в связи
со смертью неразделимы.
Повседневность представляет, таким образом, любопытную
смесь эйфории от комфорта и пассивности и «мрачного наслажде
ния»
от сознания возможности жертв, приносимых судьбе. Все это
составляет специфическую ментальность или, скорее, «сентимен
тальность», Общество потребления хочет быть, как Иерусалим,
охваченным в кольцо, богатым и
находящимся под угрозой, в этом
его идеология1.
Достарыңызбен бөлісу: