«Памятники бегазы-дандыбаевской и тасмолинской культур»

ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ ИМ. А. Х. МАРГУЛАНА
КОМИТЕТА НАУКИ
МИНИСТЕРСТВА ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН
А. З. БЕЙСЕНОВ  В. В. ВАРФОЛОМЕЕВ  А. Е. КАСЕНАЛИН
ПАМЯТНИКИ БЕГАЗЫ-ДАНДЫБАЕВСКОЙ КУЛьТУРЫ
ЦЕНТРАЛьНОГО КАЗАХСТАНА
Алматы 2014

УДК  902
УДК  902
ББК  63.4
ББК  63.4
Издание  подготовлено  в  рамках  программы  «Прикладные  научные  исследования  в  области 
культуры» по теме «Памятники бегазы-дандыбаевской и тасмолинской культур» (руководитель 
А. З. Бейсенов)
А. З. Бейсенов, В. В. Варфоломеев, А. Е. Касеналин. Памятники бегазы-дандыбаевской 
культуры Центрального Казахстана. Алматы: Институт археологии им. А. Х. Маргулана, 
2014. – 192 с. + 20 с. цв. ил.
В  монографии  публикуются  некоторые  итоги  исследований  памятников  бегазы-
дандыбаевской культуры Центрального Казахстана, яркого и своеобразного образования эпохи 
бронзы. Анализируется состояние изученности культуры, приводится обзор проведенных работ 
и результаты современных исследований. На основании изучения особенностей погребальных 
сооружений,  материалов  поселений  и  солидного  керамического  комплекса,  сделан  вывод  о 
принадлежности  этой  культуры  к  общности  культур  валиковой  керамики.  Рассматривается 
хронология памятников и датировка культуры в рамках XIV–X вв. до н. э. Книга рассчитана на 
археологов, историков и всех, кто интересуется древней историей Казахстана.
Рекомендовано к печати Ученым советом Института археологии им. А. Х. Маргулана Комитета 
науки Министерства образования и науки Республики Казахстан
Ответственный редактор – доктор исторических наук, профессор В. В. Евдокимов
Рецензенты:
доктор исторических наук, профессор В. Ф. Зайберт (Казахстан)
доктор исторических наук, профессор С. Е. Ажигали (Казахстан)
доктор исторических наук, профессор А. А. Ткачев (Россия)
ISBN
© А. З. Бейсенов, В. В. Варфоломеев, А. Е. Касеналин, 2014
© Институт археологии им. А. Х. Маргулана, 2014
Б  41
Б  41
978-601-731-47-3
ISBN 978-601-7312-47-3
ISBN 978-601-7312-47-3
© НИЦИА Бегазы-Тасмола, 2014

Археология – тарих ғылымдарының төресі
Ә. Марғұлан, 1974 ж.
Әлікей Марғұлан
 - 
аса көрнекті қазақ ғалымы, археолог

5
Бегазы-дандыбаевская  культура  –  яркое  и  самобытное  образование  эпохи 
бронзы  Казахстана.  Основные  ее  памятники  распространены  на  территории 
Центрального  Казахстана.  В  науке  известны  многие  десятки  различных 
памятников этой культуры.
Центральный  Казахстан  со  своими  огромными  меднорудными  ресурсами, 
богатейшими  пастбищными  угодьями  представлял  собой  один  из  уникальных 
очагов культур эпохи бронзы Евразии. Здесь находятся многочисленные поселения 
и могильники, рудные выработки, культово-ритуальные объекты бронзового века. 
Материалы  исследования  этих  памятников  уже  давно  прочно  вошли  в  научный 
оборот, ежегодно пополняются новыми открытиями и фактами, новыми научными 
гипотезами, мнениями.
Исследование  культур  эпохи  поздней  бронзы  Казахстана  знаменует  собой 
особую  веху  в  истории  археологии.  Как  в  прошлом,  так  и  сейчас,  бегазы-
дандыбаевская  тематика  относится  к  разряду  особо  важных  направлений,  как  в 
археологии Казахстана, так и всей степной Евразии.
В открытии и исследовании бегазы-дандыбаевской культуры Центрального 
Казахстана  признана  огромная  заслуга  выдающегося  ученого  ХХ  в., 
основоположника  казахской  археологии,  первопроходца  и  организатора  науки 
Алькей  (Аликей)  Хакановича  Маргулана.  В  исследовании  памятников  бегазы-
дандыбаевской  культуры  очень  много  сделали  его  соратники  –  археологи 
К. А. Акишев, А. М. Оразбаев, М. К. Кадырбаев и др.
В  1947–1952  гг.  Центрально-Казахстанской  археологической  экспедицией 
под  руководством  А.  Х.  Маргулана  проводились  исследования  замечательного 
памятника  Центрального  Казахстана  –  могильника  Бегазы,  расположенного  в 
ПРЕДИСЛОВИЕ

6
Актогайском районе Карагандинской области. После Дандыбая, открытого в 1933 г. 
М. П. Грязновым, это был второй яркий памятник неизвестной тогда еще культуры. 
Последовали другие памятники, и А. Х. Маргулан уже в 1956 г. на страницах научной 
печати привел термин «бегазы-дандыбаевская культура», который с 1966 г. вошел в 
научный обиход.
Сейчас  могильник  Бегазы,  образно  говоря,  начал  новую  жизнь. 
Благодаря  реализации  задач  государственного  стратегического  проекта 
«Культурное  наследие»,  инициированного  президентом  Республики  Казахстан 
Н. А. Назарбаевым, проведены консервационные и реставрационные работы на 
этом памятнике
1
.
 
2
Инициатором выступил Департамент культуры Карагандинской 
области,  затем  были  реализованы  проекты  Министерства  культуры  РК, 
комплексные научно-исследовательские работы на могильнике и в его округе были 
выполнены  Институтом  археологии  им.  А.  Х.  Маргулана.  Вокруг  могильника, 
вдоль реки Каратал, выявлены свыше 60 пунктов археологических памятников, 
на поселениях Каратал-I и Каратал-II, на некоторых других объектах проведены 
раскопочные работы.
В  Карагандинской  области  начата  работа  по  проектированию  и  созданию  в 
недалеком будущем природного и историко-культурного заповедника «Кызыларай-
Бегазы». Сотрудниками Института археологии им. А. Х. Маргулана на отводимой 
территории  выявлены  и  включены  в  список  памятников  археологии  150 
местонахождений,  которые  объединяют  свыше  570  объектов.  Надо  надеяться,  что 
со  временем  в  деятельности  заповедника  «Кызыларай-Бегазы»  свое  особое  место 
займут памятники урочища Бегазы.
Центрально-Казахстанской археологической экспедицией Института археологии 
им. А. Х. Маргулана в ходе многолетних изысканий получены ценные научные данные 
на комплексах Атасу, Талдысай и ряде других замечательных памятниках.
Для  понимания  многих  вопросов  бегазы-дандыбаевской  культуры  оказались 
сугубо  важными  материалы  крупнейшего  в  Казахстане  поселения  эпохи  поздней 
бронзы  Кент  в  Каркаралинском  районе  Карагандинской  области,  открытого  и 
исследованного в течение многих лет карагандинскими археологами.
Накопленные сведения позволили археологам создать относительно целостную 
картину  жизни  создателей  этой  высокоразвитой  культуры,  по  яркости  своих 
памятников  не  имеющей  равных  в  ближайшем  окружении  историко-культурных 
сообществ степей Евразии. Несмотря на очевидные успехи, в изучении древностей 
поздней бронзы существуют проблемы. Одна из них связана с отсутствием достаточно 
надежной хронологической колонки по Центральному Казахстану, опирающейся на 
современные радиоуглеродные и иные даты.
1
  Авторы сердечно благодарят жителей аулов Бегазы, Шабанбай, Сарытерек, Сона, Кызыларай, Касабай, 
Жинишке за постоянную поддержку и помощь археологам в ходе десятилетнего исследования памятников 
района могильника Бегазы. 

7
Одним  из  главных  результатов  анализа  материалов  поздней  бронзы  стал 
вывод  о  существовании  в  Центральном  Казахстане  одной  культуры  –  бегазы-
дандыбаевской. Такой вывод позволяет перейти на новый уровень исследований 
и  делает  перспективным  изучение  отношений  степного  населения  традиции 
валиковой  керамики  с  носителями  андроноидных  культур  Западной  Сибири 
и  обитателями  земледельческой  зоны  Средней  Азии.  Наиболее  вероятной 
этнокультурной  основой  генезиса  бегазы-дандыбаевской  культуры  были 
предшествующие культуры – атасуская и, в особенности, нуринская.
Существенным  фактором  формирования  социально  структурированного 
бегазы-дандыбаевского  общества  на  начальной  стадии  стали  изменения  форм 
хозяйственно-культурного типа населения. В это время происходит переход от 
пастушеской формы скотоводства к отгонно-яйлажному. Данная форма хозяйства 
является  начальным  этапом  кочевого  скотоводства.  Бегазы-дандыбаевское 
общество  базировалось  на  эффективной  скотоводческой  экономике  отгонного 
типа,  высокого  уровня  достигли  горное  дело,  металлургия,  разные  ремесла. 
Процветал обмен с племенами сопредельных территорий, существовали прочные 
связи.  Общество  бегазинцев  имело  сложную  социальную  структуру,  рядовое 
население  управлялось  богатыми  и  могущественными  лидерами-правителями. 
Местами  погребения  высшей  знати  являются  крупные  каменные  сооружения 
–  мавзолеи,  исследованные  в  могильниках  Сангыру  I,  III,  Бегазы,  Дандыбай, 
Бугулы II, III, Енбексуйгуш, Айбас-Дарасы и др. Поселение Кент рассматривается 
в  ранге  древнего  протогорода,  существовали  и  другие  населенные  пункты 
кентского типа – Мыржык, Бугулы I.
Важным  фактором  формирования  и  существования  правящей  элиты  был 
контроль  над  меднорудной  и  металлургической  базой  древнего  Центрального 
Казахстана.
В  книге  рассматривается  дата  бегазы-дандыбаевской  культуры  в  рамках 
XIV–X вв. до н. э.
Эти  положения,  большей  частью  изложенные  в  тезисном  виде,  требуют 
основательной  аргументации  и  проработки,  чему,  как  мы  полагаем,  в  какой-
то  мере  поможет  предлагаемая  книга.  Авторы  не  претендуют  на  полное  и 
окончательное решение всех проблем, а показывают и предлагают современный ход 
исследовательского процесса.
Предисловие,  глава  I,  заключение  написаны  А.  З.  Бейсеновым,  глава  II  – 
А. З. Бейсеновым и А. Е. Касеналиным, главы III и IV – В. В. Варфоломеевым.
В полевых исследованиях памятников принимали активное участие научные 
сотрудники  Института  археологии  им.  А.  Х.  Маргулана  К.  А.  Жамбулатов, 
Д.  Б.  Дуйсенбай,  И.  К.  Ахияров,  М.  Ф.  Мукажанов,  П.  Б.  Мусырманкул, 

8
Е.  А.  Естемесов,  многочисленные  жители  сел  Каркаралинского,  Актогайского 
районов  Карагандинской  области,  водители  А.  Акыжанов  и  Н.  З. Оразбеков, 
студенты и магистранты КазНУ им. аль-Фараби, КарГУ им. Е. А. Букетова.
Технико-технологический  анализ  керамики  из  могильников  Кызыл, 
Караоба, Сарыкол выполнен к. и. н. В. Г. Ломаном. Геолого-минералогические 
определения  орудий  проведены  геологом  А. В. Павлюцем,  трасологические 
исследования  каменных  орудий  –  к.  и.  н.  Н.  Ю.  Кунгуровой,  трасологический 
и  функционально-типологический  анализ  костяного  инвентаря  –  к.  и.  н. 
А. Н. Усачуком. Радиоуглеродный анализ выполнен С. В. Святко в лаборатории 
Королевского  Университета  г.  Белфаст,  Северная  Ирландия,  Великобритания. 
Графические  рисунки  выполнены  Ж.  С.  Жанабаевым,  И.  В.  Рудковским, 
Д. Б. Дуйсенбай, К. А. Жамбулатовым. Авторы всем признательны за участие в 
полевых исследованиях, в обработке материалов в ходе подготовки книги.

9
История открытия и исследования памятников яркого и самобытного образования 
эпохи бронзы Казахстана – бегазы-дандыбаевской культуры – связана с именами многих 
деятелей, плодотворно работавших на поприще археологической науки в послевоенные 
десятилетия.  Основные  памятники  бегазы-дандыбаевской  культуры  расположены  на 
территории Центрального Казахстана, одного из важных, узловых регионов в изучении 
древних  культур  степной  Евразии.  Поэтому  история  открытия  культуры  Бегазы-
дандыбая связана с историей промышленного освоения этого региона в целом.
Первый  послевоенный  1946  год  и  открытие  Казахской  Академии  наук. 
Это  эпохальное  событие,  которое  следует  рассматривать  в  связи  с  огромным 
вкладом  Казахстана  в  дело  победы  в  Великой  Отечественной  войне.  Это  нужно 
рассматривать в связи с именем ученого мирового масштаба, геолога, организатора 
науки Каныша Имантаевича Сатпаева [Академик К. И. Сатпаев, 2010]. Как известно, 
он  открыл  и  создал  «Большой  Жезказган»,  напрямую  способствовал  решению 
многих  задач  в  деле  организации  оборонной  промышленности  на  территории 
Казахстана  в  предвоенные  и  военные  годы.  Бесконечный  поток  казахстанского 
металла, меди и свинца, угля шел на военные заводы Урала. К. И. Сатпаев разведал 
посреди невзрачных желто-бурых холмов Жезды и в тяжелейший период войны за 
рекордно краткие сроки буквально «вытащил» драгоценный марганец, нужный для 
производства брони танка. В 1940 г. инженер-геолог К. И. Сатпаев был награжден 
Ленинской, а в 1942 г. – Сталинской премией (в дальнейшем Госпремия СССР).
Геолог  К.  И.  Сатпаев  стал  первым  президентом  Академии  наук  Казахской  ССР, 
открытие которой было провозглашено указом Правительства от 1 июня 1946 г.
В Академии функционирует значительно «усиленный» кадрами Институт истории, 
археологии  и  этнографии  (ИИАЭ),  деятельностью  которого  живо  интересовался 
К. И. Сатпаев, хорошо знавший этнографию и быт своего народа, любивший историю 
и, что очень важно, – археологию. Еще в 1930-х гг. К. И. Сатпаев, будучи инженером 
на  Жезказганских  месторождениях,  обращал  внимание  на  памятники  Центрального 
Казахстана. Следует отметить, что он открыл неизвестный в ту пору и ставший после 
знаменитым  камень  (надпись)  Тимура  на  Алтыншокы,  интересовался  древними 
петроглифами [Сатпаев, 1941]. А.  Х. Маргулан приводит мнение, что камень Тимура 
был открыт К. И. Сатпаевым в 1934 г. [Маргулан и др., 1966, с. 18].
В изучении древних памятников Казахстана, в том числе и бегазы-дандыбаевской 
культуры,  есть  большая  заслуга  выдающегося  исследователя,  учителя  казахских 
археологов  Михаила  Петровича  Грязнова.  Материалы  исследованного  им  Дандыбая 
I. ИЗ ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ

10
[Грязнов,  1952]  сыграли  важную  роль  в  изучении  многих  особенностей  культуры 
позднебронзового  века  Центрального  Казахстана.  В  специальной  статье,  написанной 
после  открытия  могильника  Бегазы,  ученый  связал  эти  два  выдающихся  памятника 
неизвестной тогда еще культуры. Статья М. П. Грязнова по своему содержанию не теряет 
важного значения и по сей день, также она будет актуальна и в будущем. Тогда, в далеком 
1952 г., данная статья выполнила роль первого теоретического обобщения, сделанного 
известным  и  авторитетным  исследователем  в  крупном  научном  центре  всесоюзного 
масштаба.
Могильник 
Бегазы 
был  открыт  А.  Х.  Маргула-
ном  в  1946  г.  Исследования 
проводились в период 1947–
1952  гг.  В  1948  г.  в  раскоп-
ках  принял  участие  профес-
сор МГУ Леонид Романович 
Кызласов,  в  течение  многих 
лет  поддерживавший  друже-
ские  отношения  с  казахски-
ми  учеными,  прежде  всего 
с  А.  Х.  Маргуланом.  Бегазы 
был  вторым  памятником, 
давшим  ценные  материалы 
[Маргулан,  1949;  Кызласов, 
Маргулан, 1950] в русле куль-
турных  особенностей  курга-
на 11 могильника Дандыбай. 
На площади около 10 га находились могилы разного времени: от андроновских оград 
до казахских мазаров. Настоящим открытием стали раскопки шести каменных гробниц, 
получивших название мавзолеев. Мавзолей 1 имел размеры 9,6 х 9,6 м. Его стены были 
выложены из гранитных плит, уложенных на глиняном растворе. Ширина стены 2 м. По 
внешнему периметру стены были облицованы вертикальными плитами, достигавшими 
высоты 3,5 м. Вход в усыпальницу находился с восточной стороны, а к нему вел коридор 
длиной 9 м, шириной 4 м. В погребальной камере находился подиум-алтарь, на котором 
стояли четыре керамических сосуда и лежал бронзовый кинжал-копье. Были найдены 
также фрагменты от других сосудов, изделия из камня и кости, остатки мясной пищи в 
виде костей лошади, коровы, барана, марала, архара [Маргулан, 1979]. Раскопки этого и 
других мавзолеев в могильнике Бегазы обозначили проблему существования оригиналь-
ной яркой культуры эпохи поздней бронзы Казахстана.
В  осмыслении  ранних  материалов  и  наукометрических  подходов  к  ним  первым 
переломным  моментом  стал,  можно  сказать,  период  1952–1953  гг.  (1953  г.  –  защита 
диссертации К. А. Акишева под научным руководством М. П. Грязнова), а 1955 год, по-
видимому, явился своеобразной вехой первого подведения итогов. В 1952 г. изучается 
могильник Бугулы II, в 1955 г. было открыто поселение Атасу, а неподалеку от него был 
исследован мавзолей 1 могильника Сангыру I.
Красноречив тот факт, что в этом же 1955 г. – после работ на Атасу и Сангыру I – 
был взят курс на исследование мавзолея Бугулы III, раскопки которого были начаты в 
конце полевого сезона 1955 г. и завершены в следующем 1956 г. Бугулы III, надо полагать, 
Лагерь археологов на р. Атасу. Центральный Казахстан

11
был осмотрен еще в 1952 г. во время раскопок Бугулы II, но решение исследовать его, как 
кажется, было принято А. Х. Маргуланом после того, когда летом 1955 г., был раскопан 
мавзолей  1  на  Сангыру  I.  Конечно,  А.  Х.  Маргулан  не  мог  не  обратить  внимания  на 
схожесть мавзолеев Сангыру I и Бугулы III.
Таким  образом,  Дандыбай,  Бегазы,  Сангыру  I,  Бугулы  II  и  III,  вот  первый  круг 
памятников, на материалах которых уже в первой половине 1950-х гг. появились среди 
специалистов первые формулировки по поводу новой культуры. По всей вероятности, те 
или иные предложения или условные названия по отношению к новой культуре уже в это 
время активно обсуждались среди сотрудников сектора археологии ИИАЭ. Некоторую 
реплику на эту ситуацию мы видим в статье А. Х. Маргулана 1956 г., где приводится вопрос 
–  как  же  назвать  культуру,  «бегазы-дандыбаевской»  или  «каркаралинской»?
2
  Особого 
значения не имеет, но всё же интересен вопрос о том, кто стоял за этими названиями. 
Первоначально А. Х. Маргулан, похоже, склонялся к каркаралинскому варианту. Название 
«бегазы-дандыбай»  (или  «дандыбай-бегазы»),
3
  по  всей  вероятности,  мог  предложить 
молодой  кандидат  наук  К.  А.  Акишев,  возможно,  с  поддержки  М.  П.  Грязнова.  К 
Михаилу Петровичу А. Х. Маргулан во все эти периоды питал большое личное уважение, 
надо полагать за многое: за Ленинград, город своей молодости, за неуклонное внимание 
к казахстанским памятникам, за постоянную поддержку казахских кадров.
Как бы то ни было, в дальнейшем сам А. Х. Маргулан выступил с таким названием – 
«бегазы-дандыбаевская культура Центрального Казахстана». Именно так культура была 
впервые упомянута в 1956 г., а затем – с 1966 г. – это название вошло в употребление в 
научных кругах.
Открытие и изучение памятников бегазы-дандыбаевской культуры является одним 
из научных итогов многогранной деятельности Центрально-Казахстанской экспедиции.
Уже в начале лета 1946 г. в Академии Наук была создана по инициативе президента 
К.  И.  Сатпаева  первая  академическая  археологическая  экспедиция.  Организованная  в 
Институте истории, археологии и этнографии экспедиция получила название Центрально-
Казахстанской и в этом же году выехала на полевые исследования.
2
  Кималь Акишевич впоследствии в своих выступлениях часто в такой форме произносил название куль-
туры [Прим. А. З. Бейсенова].
3
  В наше время желание А. Х. Маргулана назвать культуру «каркаралинской» вызывает недоумение, что 
требует некоторого объяснения. В рассматриваемое время на территории современного Каркаралинского 
района не было известно бегазинских мавзолеев. А. Х. Маргулан здесь исходит из своего понимания исто-
рической географии, из той традиции казахов, в среде которых он родился и вырос. В старину казахи, по 
понятной причине, не выделяли геоморфологические и ландшафтно-географические «зоны»: Тургайская 
столовая страна, Прииртышская провинция Западно-Сибирской низменности, Приишимская равнина и 
прочее. Для них была земля Арка/Сарыарка. Еще в первой половине ХХ в. мало обращали внимания на 
часто меняющиеся советские названия административных районов. А вот названия уездного деления за-
креплялись надолго. Старая администрация часто сохраняла традиционные казахские названия, что харак-
терно было в условиях Центрального Казахстана, земли которого большей частью не были выгодны для 
переселенческого вопроса. В старину были казахи: каркаралинские, баянаульские, акмолинские, орские, 
омские, алтайские, каратауские, оренбургские, аулиеатинские, нуратинские и т. д. Шетский, Актогайский, 
Чубартауский  советские  районы  раньше  входили  в  состав  каркаралинских  земель,  т.  е.  находились  на 
территории старинного Каркаралинского уезда. Маргулан актогайские, шетские, чубартауские и др. близ-
лежащие памятники попросту считал «каркаралинскими». К тому же, маленький городок Каркаралинск, 
бывшее средоточие уездной светской жизни, в то время пользовался большим уважением и любовью лю-
дей маргуланского типа. Достаточно напомнить, что этот городок связан с именами многих деятелей ка-
захской культуры, в числе которых А. Букейханов, А. Байтурсынов, Ж. Акбаев, К. Куанышбаев и др. А. Х. 
Маргулан сам был из этой плеяды казахской интеллигенции [Прим. А. З. Бейсенова].

12
Открытие ЦКАЭ было продиктовано необходимостью ускоренного обследования 
территории  Центрального  Казахстана  и  вообще  северной  части  республики,  где 
планировались важные и масштабные работы по освоению и развитию края. Мощной 
базой  индустриализации  республики  должен  был  стать  Центральный  Казахстан, 
связанный  с  крупными  рудными  месторождениями  и  населенными  пунктами  всей 
северной части страны. В годы войны ранее намечаемые прогнозы по форсированному 
развитию этого края оправдались сполна. Как в академических кругах, так и в руководстве 
Союза и республики, Центральный Казахстан уже был своего рода знаковым регионом, 
необходимость  всестороннего  изучения  и  развития  которого  не  требовало  особых 
объяснений.  Так  началась  многогранная  деятельность  Центрально-Казахстанской 
археологической экспедиции.
Если попытаться обозреть масштабы раннего этапа работ ЦКАЭ, особенно, если 
всмотреться  в  географию  разведочных  маршрутов,  то  увидим  грандиозную,  почти 
эпическую картину. Территориальный охват этих разведок, выполненных на полуторке 
послевоенных лет людьми в старых гимнастерках, воистину поражает.
Глубокое  знание  письменных  источников  и  широкие  разведочные  поездки  на 
обширных  пространствах,  охватывающих  бассейны  рек  Мойынты,  Сарысу,  Торгай, 
Обаган,  Жыланшык,  Кенгир,  Буланты,  Байконыр,  Нура,  Есил,  Тобыл,  Куланотпес, 
Токырауын, Жарлы, Талды, Тундык, Ащысу, Даганделы, Шаган, Шидерты на территории 
современных  Карагандинской,  Акмолинской,  Костанайской,  Северо-Казахстанской, 
Павлодарской, Восточно-Казахстанской областей позволили, А. Х. Маргулану создать 
на многие годы вперед программу изучения древней истории Сарыарки.
А. Х. Маргулан хорошо знал не только Центральный Казахстан, в его советском 
и  нынешнем  географическом  понимании,  но  всю  Сарыарку  от  Тургая  и  Улутау  до 
Тарбагатая, ее быт, этнографию, хозяйственные уклады, особенности ее географии.
А.  Х.  Маргулан  был  непровзойденным  мастером  в  деле  проведения  разведок, 
обладавшим  редкими  и  удивительными  качествами  исследователя  и  степного 
А. Х. Маргулан в экспедиции
Возглавил  Центрально-
Казахстанскую  археологи-
ческую экспедицию (ЦКАЭ) 
–  Аликей  Хаканович  Мар-
гулан,  ученый  энциклопе-
дического  склада.  Это  был 
человек  с  глубокими  науч-
ными  знаниями,  воспитан-
ник  Ленинградской  школы. 
По  определению  археолога 
Э. Р. Усмановой, «А. Х. Мар-
гулан  –  степной  стратег  и 
первооткрыватель,  великий 
мастер  диалога  с  древни-
ми  временами»,  увидевший 
«огромный  и  неистощимый 
потенциал  культурного  на-
следия  в  степях  Казахского 
мелкосопочника» [Усманова, 
2013, с. 18].

13
первопроходчика. Он великолепно выдерживал долгую езду на многие сотни километров 
по степным дорогам. Известно много рассказов об его степных поездках, о том, как он, 
выехав из Улутау, мог прибыть в Актогай без остановки и т. д. Впрочем, любовью к 
многочасовым степным дорогам славились многие археологи, например, точно так же 
рассказывают и о Кимале Акишеве, Мире Кадырбаеве.
Уроженец Актогая краевед Аманкул Мусатайулы (1927 г. р.) написал интересную 
книгу об А. Х. Маргулане и других участниках ранней ЦКАЭ [Мусатайулы, 2011]. Так, 
он вспоминает: как-то, поздно вечером прибыв в Актогай, А. Х. Маргулан заявил ему, 
что «пробыл в машине полдня, поэтому еду не готовить, достаточно чая несколько чашек 
с баурсаками». На протесты жены Аманкула он объяснил, что после такой дороги ему 
«есть нельзя», нужна «выстойка» («Ас ішпеймін, бүгін таң асамын»). «Таң асыру» – это 
у старинных казахов выстойка коня после изнурительной поездки. Коня привязывали 
на коротком поводе и в голодном состоянии оставляли до утра, поскольку, по казахским 
понятиям, корм коню после такого перехода мог только навредить. Если переход был 
совсем тяжелым, конь шел несколько дней без передышки, выстойка продолжалась и на 
следующий день, когда корма давали совсем чуть-чуть. В Центральном Казахстане эта 
традиция выстойки коня сохранялась, по меньшей мере, до середины 1970-х гг.
В  Центральном  Казахстане  и  поныне  живет  немало  людей,  видевших  его  и 
слушавших знаменитые беседы А. Х. Маргулана с местными акасакалами. Как передают, 
он  был  великолепным  собеседником.  Умел  неторопливо  вести  разговор,  никогда  не 
перебивал  собеседника,  много  рассказывал  сам  и  в  ходе  такого  импровизированного 
совещания неспешно узнавал очень многое: особенности местности, наличие старинных 
сооружений,  разные  события,  местные  легенды.  Как  рассказывает  Б.  Нурмуханбетов, 
несколько лет сопровождавший его в Центральном Казахстане, казахи, иногда прибыв 
за десятки километров, ему показывали коней, показавших «хороший бег», чтобы он мог 
бы высказать свое суждение. Приводили маленьких мальчиков, чтобы А. Х. Маргулан 
дал ему напутствие на жизнь, благословил. Если неподалеку от стоянки археологов в 
каком-нибудь ауле рождался мальчик, часто приглашали Аликея Хакановича с просьбой 
дать ему имя. Карагандинский ученый-филолог Ж. Бектуров перед студентами истфака 
и  филфака  рассказал  об  одном  случае.  Однажды  в  Каркаралинском  районе  родился 
мальчик у чабана. Пригласили А. Х. Маргулана. Ученый перед собравшимися сказал: 
«нарекаю его Бакытбеком, война позади, мы победили, слышал, что хозяйн этой юрты 
был  батыром  и  погиб  на  фронте.  Внук  его  будет  счастливым  и  проживет  большую, 
достойную своего деда жизнь». У казахов есть традиция давать новорожденным имена 
знаменитых и заслуженных деятелей. Больше всего в Центральном Казахстане в период 
ранней ЦКАЭ и после него появились мальчики с именами Маргулан или Аликей. По-
видимому, эта традиция существует и ныне. С появлением Маргулана в округе маленькие 
аулы  оживлялись,  ждали  новостей,  предвкушали  интересную  беседу  обо  всем,  в  том 
числе о красивых городах Алматы, Лениграде. С. Букурову приписывают такие слова: 
«Маргулан  разве  что  не  лечил».  Работал  узункулак
4
  и  о  приезде  Маргулана  всегда 
узнавали заранее.
4
  Узункулак или «длинное ухо» – явление старинное и повседневное как простая казахская лошадь «жабы». 
Еще в ХIХ в. узункулак сильно мешал разным проверяющим мероприятиям Омской администрации. 
Как бы ни старались разного рода инспекции нагрянуть тайно, в том же Каркаралинском приказе это 
узнавали  весьма  задолго  до  прибытия  команды  чиновников,  причем  до  мелких  подробностей:  когда 
проехали какой пикет, почему задержались в том или в другом месте и т. д. [Прим. А. З. Бейсенова].

14
Приступив  к  своей  деятельности  в  1946  году,  ЦКАЭ  за  короткий  срок 
обследовала и выявила большое количество памятников в Центральном Казахстане. 
В составе экспедиции принимали участие многочисленные представители разных 
отраслей науки.
ЦКАЭ в казахстанской археологии – не просто одна из экспедиций.
ЦКАЭ  по  своей  сути  выходит  за  рамки  обычных  экспедиций,  создававшихся  в 
прошлом и ныне существующих везде, где функционирует то или иное подразделение, 
деятельность которого связана с выездами на полевые исследования.
Особое значение ЦКАЭ связано с историей становления и развития археологической 
науки в Казахстане, с историей сектора (отдела) археологии в ИИАЭ, а ныне – Института 
археологии им. А. Х. Маргулана.
Дело в том, что именно в деятельности ЦКАЭ, даже в ее составе в те или иные 
годы,  отразились  важные  моменты  в  становлении  казахской  археологии:  подбор, 
подготовка кадров, выбор нужных тематик, их апробация, связи с научными центрами 
других республик и мн. др.
Деятельность  ЦКАЭ  уже  с  раннего  этапа  выходит  за  рамки  Центрального 
Казахстана. Работам А. Х. Маргулана и возглавляемой им экспедиции был характерен 
весьма широкий диапазон научных интересов, это касается и территориального аспекта 
[Акишев, 1989; Манапова, 2002; Байпаков, 2004; Ажигали, 2004, с. 149].
Проводились исследования на Каратау, в ряде других регионов, находящихся за 
пределами  Центрального  Казахстана.  Изучались  поселения,  могильники,  рудники  и 
медеплавильные  центры,  культовые  сооружения,  средневековые  города  и  поселения, 
архитектурные памятники. Конечно, Центральный Казахстан был в центре внимания.
«Необходимость широкого и планомерного исследования богатейших памятников 
Центрального  Казахстана  диктовалась  тем,  что  в  связи  с  развертыванием  работ  на 
новостройках и организацией крупных совхозов многие уникальные памятники района, 
особенно эпохи бронзы и раннего железа, находились под угрозой полного исчезновения», 
– отметил позже А. Х. Маргулан [1979, с. 11].
А. Х. Маргулан бессменно руководил экспедицией в течение 30 лет (1946–1976).
Бесспорным является факт – ЦКАЭ в ту пору была настоящей школой подготовки 
для многих ученых, археологов, этнографов Казахстана.
Это – А. М. Оразбаев, К. А. Акишев, А. Г. Максимова, Г. И. Пацевич, Г. А. Кушаев, 
Т. Н. Сенигова, М. К. Кадырбаев, Б. Нурмуханбетов, С. М. Ахинжанов, С. Жолдасбаев, 
А.  С.  Загородний,  Т.  И.  Кулик,  Ж.  Курманкулов,  З.  Самашев,  А.  С.  Ермолаева, 
Ж. К. Таймагамбетов, С. У. Жауымбаев, Э. Ф. Кузнецова, Т. М. Тепловодская, С. А. Берденов 
и многие другие. Принимали участие в полевых исследованиях Л. Р. Кызласов (Москва), 
Н. А. Боковенко, Л. Скалина, Н. Гецова (Ленинград) и многие другие специалисты из 
союзных республик. Учениками и последователями А. Х. Маргулана были известные 
этнографы Казахстана – Х. А. Аргынбаев, Е. А. Масанов, М. С. Муканов, С. Акатаев, 
антрополог О. Исмагулов [Алдажуманов и др., 2004, с. 14]. Участвовали в исследованиях 
экспедиции многочисленные художники, архитекторы из Алматы, Ленинграда и других 
городов.
Не все знают, что многие из этих ученых, особенно на раннем этапе работ, были 
приглашены на работу в сектор (отдел) археологии именно А. Х. Маргуланом.
Следует отметить большую заслугу А. Х. Маргулана в написании истории изучения 
древностей Центрального Казахстана [см.: Маргулан и др., 1966, «Введение»; Маргулан, 
1979, а также ряд статей и сообщений исследователя]. В те годы это была нелегкая задача. 

15
Трудность в деле поиска рукописей, редких книг, архивных материалов понимает и знает 
только специалист.
А. Х. Маргулан начинает разработку проблемы с трудов средневековых авторов, 
много собирает данных русских и европейских ученых, начиная с XVII–XVIII вв., попутно 
делает  разные  отметки  –  что  не  найдено,  где,  какая  работа  лежит  неопубликованной 
и  т.  д.  Истинно  маргулановский  подход  –  охватить  тематику  по  возможности  шире  – 
делает этот труд почти уникальным. Действительно, именно такая выборка по истории 
изучения древностей и по сей день не сделана по другим регионам Казахстана. Сама эта 
работа по Центральному Казахстану в настоящее время нуждается в продолжении.
Уникальной  стороной  А.  Х.  Маргулана  было  хорошее  знание  местностей. 
Публикации его, уроженца Центрального Казахстана, по-особенному делает интересным 
и красочным умение замечать этнографические нюансы в топонимике. Есть, к примеру, 
«Қомыттың  Қарашоқысы»,  а  есть  еще  и  «Байыштың  Қарашоқысы»,  названные  по 
именам реально живших людей. «Асказанның соры» (местность в Бетпакдале) буквально 
означает «беда для желудка». Өгізтау, Көктас-Молақ, Сәукелеқұйрық, Күшікжоғалған, 
Қалмақжаткан, Шажағай, Айғырұшқан, Тайатқан-Шұнақ, Қатынкезең, Қайыпмергеннің 
Қарасуы, Аманбайдың ақ дуалы, Шоңның қорасы, Ақсақал-Бәріби – такие старинные 
названия  звучат  у  А.  Х.  Маргулана  по-особенному,  будто  слова  из  старого  степного 
речитатива.
А.  Х.  Маргулан  поддерживал  тесные  связи  с  геологом  Н.  В.  Валукинским, 
работавшим в военные и послевоенные годы в г. Джезказгане, и неоднократно отмечал 
его раскопки и сборы материалов по древней металлургии в этом районе [Маргулан и 
др., 1966]. В свою очередь, с А. Х. Маргуланом поддерживали связь многие местные 
исследователи  и  любители  старины.  В  особенности,  нередко  к  нему  обращался 
Н.  М.  Клапчук  (г.  Караганда),  открывший  многочисленные  стоянки  каменного  века  в 
Центральном  Казахстане.  Поддерживала  с  ним  связь  краевед,  учительница  средней 
школы г. Каркаралинска Вера Ефграфовна Ясенецкая, дочь неблагонадежного поляка, 
сосланного сюда царской администрацией. Она много собрала различных находок на 
площадях древних стоянок и поселений в районе г. Каркаралинска, о которых сообщала 
А. Х. Маргулану. В открытии и исследовании А. Х. Маргуланом и А. М. Оразбаевым 
поселений Каркаралы I, Каркаралы II, Каркаралы III (Суыкбулак) есть и ее заслуга.
Если  учесть  количество  и  яркость  памятников,  необходимость  получения  из 
них  новых  данных,  маргулановская  программа  еще  не  завершена.  Если  же  исходить 
из  сегодняшних  задач  и  требований  археологической  науки,  программа  исследования 
Центрального Казахстана в настоящее время должна быть переведена и настроена на 
новую  плоскость  –  в  условия  науки  XXI  в.  Это  касается  вопросов  картографии  всех 
открытых памятников, организации на них новых исследований и обеспечения мер по 
сохранению и использованию.
Особо актуальной является проблема создания в новых условиях хронологических 
колонок  по  Центральному  Казахстану  на  основе  радиоуглеродных  и  других  методов. 
Это, впрочем, есть обязательное условие новейших разработок.
В деятельности ЦКАЭ период 1946–1976 гг. является маргулановским периодом.
Его можно условно разделить на следующие три этапа [Бейсенов, 2015а]:
I (ранний) этап: 1946 г. – середина 1950-х гг.;
II этап: середина 1950 – середина 1960-х гг.;
III этап: середина 1960 – середина 1970-х.

16
Маргулановский  период  ЦКАЭ  тесно  связан  с  именами  выдающихся 
академических ученых Казахстана: А. Х. Маргулана, А. М. Оразбаева, К. А. Акишева и 
М. К. Кадырбаева.
Все  эти  исследователи  были  питомцами  Лениградской  научной  школы. 
А. Х. Маргулан и М. К. Кадырбаев учились и высшее образование получили в Ленинграде. 
Первый  –  в  Институте  Востоковедения,  второй  –  в  Ленинградском  госдарственном 
университете, со специализацией на кафедре археологии. А. М. Оразбаев и К. А. Акишев 
прошли очную целевую аспирантуру у М. П. Грязнова в Институте истории материальной 
культуры, при этом Абдулманап Медеуович до поступления в аспирантуру последние 
курсы учебы завершил тоже в стенах ЛГУ.
Громадное значение для всей деятельности ЦКАЭ в последующем имели работы 
именно первого (раннего этапа), когда был пройден весь Центральный Казахстан.
На  раннем  этапе  работ  основные  исследования  ЦКАЭ  проводились 
А. Х. Маргуланом, А. М. Оразбаевым [Толеубаев, 1998; Бейсенов, 2012; 2015б; Бейсенов 
и др., 2015] и К. А. Акишевым [Мобилизованные археологией, 2004; Бейсенов, 2014].
На этом этапе были выполнены основные разведочные обследования на территории 
Центрального Казахстана, в ходе которых было открыто огромное количество памятников 
от позднего каменного века до этнографического времени. Помимо Бегазы, исследовались 
многие другие замечательные комплексы эпохи поздней бронзы. В 1952 г. проводились 
раскопки  бегазинских  погребальных  сооружений  в  могильнике  Бугулы  II.  В  1955  г. 
было  выявлено  поселение  Атасу  в  верховьях  одноименной  реки,  что  открыло  новую 
перспективу – изучение древней металлургии Центрального Казахстана. В этом же году 
был исследован мавзолей №1 могильника Сангыру I. В 1955–1956 гг. был исследован 
мавзолей Бугулы III.
По поводу одного могильника, изученного на раннем этапе работ ЦКАЭ, следует 
кратко  остановиться.  Это  могильник  Айдарлы  неподалеку  от  поселения  Атасу.  Здесь 
раскопаны  несколько  более  простых  сооружений,  для  которых  были  характерны 
небольшие  размеры  –  ящики  в  оградах  и  без.  В  одном  случае  (ограда  4)  наземная 
конструкция  представлена  прямоугольной  оградой  размерами  4,6  х  5,3  м,  сложенной 
из  плашмя  уложенных  небольших  плит.  В  центре  –  грунтовая  могила,  «края  которой 
выложены крупными плитообразными камнями», на дне находился истлевший скелет 
погребенного,  «лежавший  на  спине,  вытянуто,  головой  на  юг,  ногами  на  север» 
[Маргулан  и  др.,  1966,  с.  183,  185].  Найдены  обломки  «грубой  керамики»,  схожей  с 
керамикой остальных погребений этого могильника. В ограде 1 найдены фрагменты от 
трех сосудов. «Все горшки вылеплены из грубого теста, без орнамента, плоскодонные, 
венчики  прямые,  с  изгибом  ближе  к  шейке,  имеют  вздутые  бока  и  острые  плечики, 
которые резко переходят в несколько суженный поддон». По мнению А. Х. Маргулана, 
по форме эти сосуды «находят аналогию в керамике поселений эпохи поздней бронзы 
Центрального Казахстана и Южного Урала» [Маргулан и др., 1966, с. 183]. Этот момент 
показывает, что уже на самом раннем этапе работ исследователи отмечали наличие в 
погребальных  сооружениях  бегазы-дандыбаевской  культуры  второй  разновидности 
сосудов, посуды валикового облика, отличной от нарядной мавзолейной керамики.
Среди основных итогов работ первого (раннего) этапа ЦКАЭ следует особо отме-
тить получение первого круга источников по бегазы-дандыбаевской культуре. В 1953 г. 
была защищена кандидатская диссертация К. А. Акишева, которая стала первым обоб-
щением материалов по эпохе бронзы Центрального Казахстана [Акишев, 1953]. Точнее, 
этот материал впервые «был систематизирован и вписан в общую канву археологии Евра-

17
первые практические знания начались с Центрального Казахстана, с «Большого Жез-
казгана». Впрочем, и сам А. Х. Маргулан, любитель всевозможных архивов и редких 
рукописей, надо полагать, всё это знал.
Так или иначе, в 1955 г. А. Х. Маргулан вторично прибывает на поселение Атасу, 
– уже с целью раскопок. Этот год считается годом открытия этого замечательнейшего 
памятника,  повлекшего  за  собой  целый  этап  новых  работ  и  новых  перспектив,  хотя 
разведан он был еще во второй половине 1940-х гг. На раскопки поселения, на поверхности 
которого лежало много шлаков, может быть, его толкнуло безаппеляционное заявление 
молодого соратника?
Освещая результаты экспедиции 1948 года, А. Х. Маргулан писал в 1951 году: «первая 
археологическая разведка убедила, что бассейн р. Атасу является одним из интересных 
в археологическом отношении районов Центрального Казахстана, где можно проводить 
комплексное обследование памятников, относящихся к разным периодам. Среди этих 
объектов важное место занимают древние выработки и курганы эпохи поздней бронзы, 
которые обнаруживаются в разных местах р. Атасу» [Маргулан, 1951, с. 24]. Этот момент 
отражает первое посещение тех мест археологами, когда были осмотрены (в 1948 г.) те 
или иные памятники и их скопления.
Непосредственно  начало  археологического  исследования  комплекса  Атасу  было 
положено  раскопками  1955  г.,  которые  проводились  А.  Х.  Маргуланом  [Маргулан  и 
др., 1966, с. 207–219; Маргулан, 1979, с. 165]. Поселение Атасу – так вошел в историю 
памятник,  материалы  которого  в  дальнейшем  предопределили  научную  перспективу 
зии» [Хабдулина, 2013, с. 125]. По материалам 
Дандыбая, Бегазы, Бугулы II К. А. Акишевым 
был выделен дандыбаевский этап.
Дандыбаевские памятники К. А. Акишев 
считал  результатом  самостоятельного  разви-
тия местных племен Центрального Казахста-
на:  «несомненно,  возникновение  своеобраз-
ной  культуры  дандыбаевского  этапа  явилось 
не результатом влияния карасукской культуры 
Минусинска, хотя и нельзя отрицать его роли, 
а результатом развития культур алакульского 
этапа,  на  достижениях  которого  она  вырос-
ла» [Акишев, 1953, с. 9]. Одними из важных 
высказываний  К.  А.  Акишева,  «довольно 
смелыми»,  по  замечанию  М.  К.  Хабдулиной 
[2013,  с.  126],  были  выводы  о  том,  что  Цен-
тральный  Казахстан  в  эпоху  бронзы  являлся 
мощным очагом древней металлургии и гор-
ного дела. Чисто археологических материалов 
действительно тогда ведь было совсем мало. 
Но,  говоря  об  Акишеве,  мы  должны  знать  о 
его  прекрасной  осведомленности  в  вопросах 
горного дела и металлургии Центрального Ка-
захстана, древних рудников и геологоразведки 
вообще. Он был воспитанником семьи геоло-
га К. И. Сатпаева, чья трудовая деятельность, 
К. А. Акишев

18
изучения рассматриваемой группы древностей Центрального Казахстана. Этот памятник 
находится на территории современного Шетского района Карагандинской области, на 
правом берегу одноименной реки, в 236 км на ЮЗ от г. Караганда и в 28 км на ЮЗ от 
с. Кызылтау.
В 1955 г. было исследовано одно жилище (№4), два зольника и одно хозяйственно-
производственное  помещение  –  мастерская.  Среди  многочисленных  находок 
исследователей  особо  впечатлили  костяные  псалии  [Маргулан  и  др.,  1966,  с.  215, 
рис. XXIV, 7–8].
Очень  важным  свойством  памятника  оказалось  также  наличие  данных, 
свидетельствующих  о  занятии  населения  горным  делом  и  металлургией.  Об  этом 
говорили многочисленные орудия, шлаки, медные слитки, куски руды (один из них – 
весом около 500 г), остатки плавильного устройства.
Как сейчас видно, в 1955 г., в период раскопок поселения Атасу, были сделаны и 
важные разведочные обследования в его округе. Об этом говорит тот факт, что в статье 
1956  г.  А.  Х.  Маргулан  впервые  перечисляет  конкретные  памятники  данного  района: 
Дарат, Сангыру, Акшокы, Еркебулан, Аксай, Караузек, Косагал и др. Обращает внимание 
и то, что в этой работе исследователь впервые применил термин «атасуские комплексы» 
[Маргулан,  1956,  с.  23].  Выше  было  отмечено,  что  именно  в  1955  г.  был  исследован 
бегазинский мавзолей 1 в составе могильника Сангыру I.
Группа археологов. Алма-Ата, 1964 г. Слева направо: Ф. Х. Арсланова, неизвестная, 
Е. И. Агеева, А. М. Оразбаев, К. А. Акишев, М. П. Грязнов, А. Х. Маргулан, М. Н. Комарова

19
На материалах Атасу и других важных памятников эпохи бронзы исследователи 
обострили  внимание  на  теме  металлургии  и  горного  дела.  Обозревая  памятники 
Центрального Казахстана середины II тыс. до н. э., А. Х. Маргулан в 1956 г. отмечал, 
что «огромная масса древних выработок» определяет «Центральный Казахстан как один 
из крупных центров древней металлургии» [Маргулан, 1956, с. 30]. В работе 1960 г. он 
снова подчеркивает, что «наряду с яйлажным скотоводством, металлургия меди в тот 
период  явилась  одним  из  основных  занятий  насельников  Центрального  Казахстана» 
[Маргулан, 1960, с. 3].
На протяжении второго этапа объемы исследований увеличились. Изданием ряда 
статей  и  коллективной  монографии  «Древняя  культура  Центрального  Казахстана» 
[Маргулан  и  др.,  1966]  были  подведены  основные  итоги  работ.  В  монографии  было 
обобщено большое количество материалов по Центральному Казахстану, накопленных к 
середине 1960-х гг. Хронологический порядок систематизации памятников эпохи бронзы 
в этом фундаментальном труде выстроен по схеме К. В. Сальникова, господствовавшей 
тогда  в  археологической  науке.  Авторами  были  выделены  два  этапа  андроновской 
культуры  –  нуринский  и  атасуский  (соответствующие  федоровскому  и  алакульскому) 
А. Х. Маргулан и А. М. Оразбаев на поселении Шортандыбулак

20
и  бегазы-дандыбаевская  культура  позднебронзового  периода  [Маргулан  и  др.,  1966, 
с. 61]. Как известно, исследование памятников эпохи бронзы в Казахстане и на соседних 
территориях  длительное  время  проходило  под  влиянием  идей  К.  В.  Сальникова, 
разработавшего  периодизационную  схему  для  Южного  Зауралья.  В  развитии 
андроновской  культуры  К.  В.  Сальников  выделил  три  последовательно  сменяющих 
друг  друга  этапа:  федоровский,  алакульский  и  замараевский.  По  К.  В.  Сальникову, 
на замараевском этапе андроновской культуры появляется керамика с налепным или 
формованным валиком на шейке [Сальников, 1967]. Эта схема в то время была принята 
многими исследователями [Акишев, 1953; Оразбаев, 1958; Комарова, 1962].
Меднорудные  залежи  Центрального  Казахстана  уже  в  те  годы  были  хорошо 
известны. Материалы Атасуского поселения и целого ряда аналогичных ему памятников, 
открытых к этому времени, дали основание сделать предположение об источниках олова 
для рассматриваемого региона. Химические анализы металлических изделий позволили 
к середине 1960-х гг. сделать вывод о том, что племена «исследуемого района имели свою 
базу снабжения оловом». Далее К. А. Акишевым отмечалось, что «по предварительным 
данным, наиболее вероятным местом добычи этого металла были горы Атасу» [Маргулан 
и др., 1966, с. 270]. Следует заметить, что это положение не теряет своего значения и 
поныне.
А.  М.  Оразбаев  в  течение  многих  лет  проводил  исследования  памятников  на 
территории Центрального и Северного Казахстана. Им был изучено большое количество 
памятников  в  Центральном  Казахстане,  в  числе  которых  погребальные  сооружения, 
поселения  [Оразбаев,  1959;  Маргулан  и  др.,  1966].  Раскопанные  в  1957  г.  ограда  60 
могильника Беласар, ограда 7 могильника Канаттас, А. М. Оразбаев отнес к эпохе поздней 
бронзы.  Ограда  60  большого  могильника  Беласар,  включающего  около  150  объектов 
эпохи бронзы, до раскопок имела вид кургана (курган-ограда) размерами 18,5 х 15,5 м. 
Высота плит от уровня современной дневной поверхности – 1,45 м. Раскопки выявили 
сложное  погребальное  сооружение  из  нескольких  оград,  выложенных  кладкой  из 
плашмя положенных плит. Вскрыты четыре ограбленных погребения в ящиках, найдены 
фрагменты неорнаментированных сосудов. Ограда 7 могильника Канаттас до раскопок 
представляла собой земляной курган с квадратным основанием размерами 11,6 х 11,6 м, 
высотой 1,12 м. После удаления земляной части сооружения, выявлена подквадратная 
ограда сторонами 7,8 х 7,6 м, выложенная горизонтальной кладкой из плит на связующем 
растворе. Высота ограды 0,6–0,8 м. Внутри находилась вторая ограда круглой формы 
диаметром 3,5 м и высотой 0,9 м. Ширина стен – 0,4 м. С южной стороны ограды имелась 
коридорообразная  пристройка  полукруглой  формы.  Внутри  этой  ограды  расчищен 
каменный  ящик,  перекрытый  двумя  крупными  плитами.  На  плитах  лежал  каменный 
«столб» длиной 1,8 м и с шириной сторон 0,28 х 0,2 м. Под ним находился неполный 
скелет барана, рядом с камнем лежал скелет человека, на спине, вытянуто, головой на 
запад. В ящике обнаружены кости погребенного и фрагменты керамики [Оразбаев, 1959]. 
Следует заметить, именно особенности такого рода сложных погребальных сооружений, 
исследованных ЦКАЭ, в те годы повлияли на появление гипотезы о «раннебегазинских» 
памятниках или о «памятниках переходного» этапа (типа).
А. М. Оразбаев еще в те годы по материалам поселений Бугулы II и Суыкбулак 
предложил  научную  реконструкцию  жилищ  племен  эпохи  бронзы  Центрального 
Казахстана  [Маргулан  и  др.,  1966,  рис.  113,  114,  126].  Эти  варианты  реконструкции 
остаются актуальными и в настоящее время.

21
В  конце  1950-х  гг.  А.  М.  Оразбаев  выделил  федоровский  и  алакульский  этапы 
андроновской культуры в Северном Казахстане. Важно то, что поселения с керамикой 
валикового  типа  он  впервые  обособил,  в  отличие  от  схемы  К.  В.  Сальникова,  в 
самостоятельную культуру. Исследователь назвал ее замараевской [Оразбаев, 1958, с. 277, 
278]. По его мнению, замараевская культура распространилась на территории Северного 
Казахстана и Южного Зауралья. А. М. Оразбаев специально отметил многослойность 
Алексеевского, Садчиковского и Замараевского поселений, их двухкратное заселение.
Очень  важен  вывод  Абдулманапа  Медеуовича  о  культурной  самостоятельности 
валиковой,  замараевской  керамики  [Оразбаев,  1958,  с.  257].  По  существу  речь  шла  о 
выделении памятников с валиковой посудой в отдельный от андроново период.
Следует подчеркнуть, что этот вывод казахского археолога, опережавший время, 
был полностью подтвержден через 20 лет, в 1970-е гг.
В  этот  период  был  получен  материал  по  раннему  железному  веку  (Тасмола) 
Центрального Казахстана, что было связано с приходом в ЦКАЭ М. К. Кадырбаева в 
начале второго этапа деятельности экспедиции. Также, в свою очередь, К. А. Акишев 
завершает  свои  работы  в  Центральном  Казахстане  и  занимается  исследованиями  по 
памятникам Жетысу (Семиреченская археологическая экспедиция) и Южного Казахстана 
(Южно-Казахстанская экспедиция).
Третий этап 30-летнего маргулановского периода ЦКАЭ завершается в середине 
1970-х гг. Основным итогом этого этапа можно назвать подготовку и издание монографии 
А. Х. Маргулана по бегазы-дандыбаевской культуре, увидевшей свет в 1979 г. [Маргулан, 
1979]. Книга обобщила все накопленные данные по эпохе поздней бронзы Центрального 
М. К. Кадырбаев и группа археологов. Атасу

22
Казахстана. Автор создал хронологическую сетку поздней бронзы, выделив памятники 
переходного  этапа  от  средней  к  поздней  бронзе,  хронологические  рамки  которого 
охватывают  период  XIII–XI  вв.  до  н.  э.,  бегазы-дандыбаевской  культуры  с  датой 
X–VIII вв. до н. э. и переходного этапа от поздней бронзы к раннему железному веку 
− VIII–VII вв. до н. э. В отдельных главах рассмотрены вопросы хозяйства, искусства 
племен Центрального Казахстана, приведены также материалы по культовым камням. 
В отличие от нарядной, богато орнаментированной керамики, А. Х. Маргулан грубые 
сосуды с бедной орнаментацией всегда рассматривал в качестве бытовой, повседневной 
посуды  бегазинского  населения.  Автор  вслед  за  высказанными  в  коллективной 
монографии 1966 г. мнениями, снова поднимает проблему ранних, переходных типов 
памятников. Помимо Аксу-Аюлы II, Ортау II, внимание акцентируется на памятниках 
типа  Беласар,  Егизек,  Балакулболды.  В  настоящее  время  данный  вопрос  остается 
актуальным,  в  особенности,  в  изучении  генезиса  сложных  и  объемных  мавзолейных 
сооружений бегазы-дандыбаевской культуры.
Следующий  период  деятельности  ЦКАЭ  (середина  1970–начало  1980-х  гг.) 
можно назвать кадырбаевским. В середине 1970-х гг. по личному желанию и решению 
А.  Х.  Маргулана  руководителем  ЦКАЭ  становится  М.  К.  Кадырбаев.  В  этот  период 
завершаются полевые исследования самого А. Х. Маргулана, его ближайший соратник 
А. М. Оразбаев уже трудится на другом поприще – в стенах КазГУ им. С. М. Кирова. 
К. А. Акишев, уже открывший мировой науке Бесшатыр, Иссыкского «Золотого воина», 
изучает памятники Жетысу, южных регионов.
М. К. Кадырбаев с 1975 г., после Тагыбайбулака, изученного в 1974 г., разворачивает 
исследования на Атасуском комплексе [Бейсенов, 2015] эпохи бронзы, где открываются и 
изучаются новые поселения и могильники. На Атасу на протяжении ряда лет беспрерывно 
проводятся  весьма  плодотворные  стационарные  исследования  [Кадырбаев,  1983].  Им 
создается  в  секторе  археологии  ИИАЭ  новый  отдел  –  археологической  технологии 
[Самашев,  1998,  с.  5;  Вопросы  археологии  Казахстана,  1998,  с.  5–11],  привлекаются 
новые специалисты.
Принято считать, что кадырбаевский период ЦКАЭ был временем нового импульса, 
начавшегося с Атасу и заданного энергичной деятельностью М. К. Кадырбаева. В нем 
А. Х. Маргулан, патриарх, просветитель и великий сподвижник казахской археологии, 
увидел, как кажется, исследователя, способного перестроить любимую им центрально-
казахстанскую  археологию  на  новый  лад,  на  «большой  стационар»,  направить  ее  на 
русло быстро меняющихся новейших требований археологической науки.
М.  К.  Кадырбаевым,  ставшим,  по  личному  решению  Алькея  Хакановича, 
начальником  ЦКАЭ,  за  очень  короткое  время  была  блестяще  организована  работа  на 
Атасу. С этого времени берега Атасу стали не только местом полевых исследований, но и 
шумным и веселым полевым станом, местом встреч. Как вспоминают, Мир Касымович 
был не только талантливым ученым, хорошим организатором, но и открытым человеком. 
Все  запомнили  свое  общение  с  ним  и,  особенно,  звуки  его  неизменного  аккордеона. 
Атмосферу тех лет хорошо передают воспоминания археолога Э. Р. Усмановой [2013]. 
Работали  в  составе  ЦКАЭ,  а  также  и  приезжали  на  какое-то  время  многочисленные 
археологи, палеозоологии, геологи, архитекторы, художники, энтузиасты.
В исследованиях на Атасу принимали участие Ж. Курманкулов, А. С. Загородний, 
З.  Самашев,  С.  М.  Ахинжанов,  Т.  Н.  Нурумов,  С.  У.  Жауымбаев,  А.  С.  Ермолаева, 
Ж.  К.  Таймагамбетов,  Т.  И.  Кулик,  Н.  С.  Гецова,  Н.  А.  Боковенко,  Э.  Р.  Усманова, 
Л. Н. Ермоленко, С. А. Берденов, В. В. Варфоломеев, Ж. Е. Смаилов, А. З. Бейсенов 

23
и  многие  другие.  Т.  М.  Тепловодская,  Э.  Ф.  Кузнецова  обрабатывали  материалы  по 
гончарству и металлическим изделиям [Кузнецова, Тепловодская, 1994]. На стационарных 
исследованиях  были  привлечены,  помимо  приезжающих  из  Алматы,  учащиеся  ПТУ 
Каражала,  студенты  и  сотрудники  Карагандинского  государственного  университета, 
Карагандинского  Политехнического  института,  хорошая  связь  была  налажена  с 
Ленинградом.
В  1975–1976  гг.  М.  К.  Кадырбаев  исследовал  пять  жилищ  (5–7,  20,  21)  на 
поселении Атасу, материалы которых вошли в монографию А. Х. Маргулана [1979, 
с.  165–184].  Затем  были  продолжены  исследования  и  на  этом  поселении  и  на  ряде 
других памятников. Именно в данный период были получены сведения о «памятниках 
опорного района» Атасу.
Статья  М.  К.  Кадырбаева  «Шестилетние  работы  на  Атасу»  [1983]  вышла  после 
смерти  ученого.  Эта  работа  представляет  собой  краткий  обзор  достигнутых  успехов, 
одновременно  она  перед  читателем,  прежде  всего,  знакомым  с  настоящей  темой, 
раскрывает  основные  цели  исследователя,  перспективы  и  объем  тех  задач,  которые 
должны были решаться на этом комплексе.
Говоря  о  нерешенных,  дискуссионных  вопросах  андроноведения,  о  периоде 
1970-х гг. как о периоде «смены парадигм», автор подчеркивает важность «сбора массовой 
информации» в местах «наибольшей концентрации разнотипных памятников». Развивая 
свою мысль, автор дает такую характеристику атасускому комплексу: «К числу таких 
крупнейших  в  Центральном  Казахстане  микрорайонов  сосредоточения  древностей 
развитой бронзы и ее заключительного этапа относится территория верховий реки Атасу… 
Ядро Атасуского микрорайона составляют три поселения – Атасу I, Атасу II (Акмустафа) 
и Мыржык, серия некрополей Сангыру I–III, Атасу I–III, Акмустафа, Мыржык I–II и 
горные выработки Сарыбулак, Дарат, Огузтау» [Кадырбаев, 1983, с. 134].
ЦКАЭ, 1974 г. Тагыбайбулак. Третий слева во втором ряду Ж. Курманкулов, 
третий справа З. Самашев

24
После безвременной кончины М. К. Кадырбаева в июне 1982 г., исследования 
продолжили его ближайшие коллеги и ученики С. М. Ахинжанов, Ж. Курманкулов 
и др. Были получены новые материалы на ряде памятников. Следует отметить, что 
среди исследованных памятников Атасу особое место занимает поселение кентского 
типа Мыржык.
Ж. Курманкуловым была подготовлена к печати и издана в 1992 г. совместная с 
М. К. Кадырбаевым монография, где были обобщены материалы по Атасу [Кадырбаев, 
Курманкулов, 1992].
Таким  образом,  к  1980-ым  гг.  была  получена  и  опубликована  основная  масса 
материалов  по  бегазы-дандыбаевской  культуре  Центрального  Казахстана.  Материалы 
из  могильников  и  поселений  составили  важный  круг  источников,  не  теряющих  свое 
значение и в настоящее время.
С  середины  1970-х  гг.  начались  разработки  проблем  саргаринско-алексеевской 
культуры эпохи поздней бронзы. При этом надо отметить, что с открытия карагандинскими 
археологами  крупнейшего  поселения  Кент  в  Каркаралинском  районе  Карагандинской 
области выявился новый блок научных задач, суть которых заключается в выяснении 
соотношения  этих  двух  культурных  образований.  Именно  блистательные  материалы 
Кента и его округи, а не Саргара и Жукея, со второй половины 1980–начала 1990-х гг. 
повлекли за собой тот процесс, что мы называем – печатно и кулуарно – дикуссионными 
вопросами выявления соотношения Бегазы и Саргара.
С. Я. Зданович на р. Жабай возле г. Атбасара исследовала поселение и могильник 
Саргара. Оба этих памятника содержали валиковую керамику. Данный факт снимал все 
возражения против выделения валиковых комплексов в самостоятельную культуру. Как 
было указано выше, такое мнение было высказано еще в конце 1950-х гг. А. М. Оразбаевым. К 
этому времени новые исследования археологов показали неправомерность использования 
терминов  «замараевский  этап»  и  «замараевская  культура»  [Бейсенов,  Варфоломеев, 
2008]. Исследования В. С. Стоколоса, Т. М. Потемкиной, М. Ф. Обыденнова показали, 
что  Замараевское  селище  относится  к  лесной  межовской  культуре  и  не  может  быть 
эпонимным  памятником  для  степной  культуры  [Стоколос,  1972;  Потемкина,  1979]. 
С. Я. Зданович предложила назвать культуру с керамикой валикового типа саргаринской 
[1974]. В 1975 г. вышла статья В. В. Евдокимова, где были даны материалы его раскопок 
однослойного жилища с валиковой керамикой на Алексеевском поселении [Евдокимов, 
1975].  Таким  образом,  была  подтверждена  культурная  самостоятельность  валиковых 
комплексов. Обобщив материалы Притоболья, Т. М. Потемкина также пришла к выводу 
о  культурном  своеобразии  валиковых  памятников.  Ею  было  предложено  назвать  эту 
культуру  алексеевской,  по  одноименному  поселению  на  р.  Тобол  [Потемкина,  1979]. 
Со  временем  в  употребление  вошел  широко  известный  ныне  термин  саргаринско-
алексеевская культура.
Начиная  с  середины  1970-х  гг.,  в  Центральном  Казахстане  проводит 
исследования 
экспедиция 
исторического 
факультета 
Карагандинского 
госуниверситета [Бейсенов, 2011а].
Ведет  свои  исследования  на  территории  Карагандинской  области,  а  также  за  ее 
пределами,  большой  коллектив  археологов  КарГУ,  в  числе  которых  В.  В.  Евдокимов, 
С. У. Жауымбаев, К. М. Карабаспакова, В. В. Варфоломеев, В. Г. Ломан, Э. Р. Усманова, 
И. А. Кукушкин, М. В. Бедельбаева и др. За истекший период выявлены десятки новых 
могильников и поселений, древних рудников и др., число их растет с каждым годом. По-
новому открываются памятники ущелья Кызылкеныш, где особенно с начала 1980–х гг. 

25
разворачиваются  масштабные  исследования.  Помимо  разведочных  работ,  изучаются 
многочисленные  могильники,  поселения,  относящиеся  к  эпохе  бронзы.  На  этих 
материалах  исследуются  проблемы  ранней  бронзы,  андроновского  времени,  позднего 
этапа бронзового века, изучаются особенности гончарства древних насельников края, а 
также и древней металлургии и горного дела [Евдокимов, Варфоломеев, 2002, с. 5–6].
Карагандинскими  археологами  проведены  широкомасштабные  раскопки, 
позволившие создать прочную источниковую базу археологических материалов по эпохе 
бронзы  района,  разработать  локальную  периодизацию  памятников,  реконструировать 
основные  черты  образа  жизни  и  жизнедеятельности  коллективов  людей,  живших  в 
районе в древнюю эпоху.
Изыскания, проводимые археологами КарГУ, представляют собой важный этап в 
изучении древней культуры Центрального Казахстана. Итоги этой многолетней работы 
без  преувеличения  можно  назвать  крупным  вкладом  в  дело  исследования  древней 
истории и культуры Казахстана.
Среди  открытых  и  исследованных  карагандинскими  археологами  памятников 
особое  место  занимает  поселение  протогородского  типа  Кент.  Возникшее  в  середине 
II–го тыс. до н. э. поселение Кент находится в глубине Кызылкентского ущелья и имеет 
площадь не менее 30 га. Вокруг находятся многочисленные малые поселения, входящие в 
округу Кента. Памятник дал материалы исключительной важности: огромное количество 
керамики, свыше 100 экз. бронзовых предметов, каменные, костяные орудия. Кентские 
материалы позволяют научно реконструировать многие стороны жизни общества племен 
эпохи поздней бронзы Центрального Казахстана.
Интересное открытие сделано в ходе изучения поселения Кент. На этом поселении, 
являющемся самым крупным среди известных в Казахстане поселений эпохи бронзы, на 
участке Алат В. В. Евдокимовым и С. У. Жауымбаевым обнаружена производственная 
площадка  с  сыродутными  печами  для  варки  железа.  Таким  образом,  выясняется, 
что племена Центрального Казахстана железо получали уже в конце бронзового века 
[Евдокимов,  Жауымбаев,  2007;  2013].  С.  У.  Жауымбаевым,  многолетним  участником 
археологических  исследований  на  Атасу,  собраны  значительные  данные  по  древним 
горным выработкам и рудникам, на основе которых им ведутся исследования [Жауымбаев, 
1984а; 1984б; 2001; 2011].
В течение многих лет керамологические исследования ведет В. Г. Ломан, ученик 
А. А. Бобринского. На основе технико-технологического анализа керамики им выявлены 
культурные традиции в области гончарного производства, характерные для носителей 
андроновской культурно-исторической общности эпохи бронзы [Ломан, 1993а; 1993б; 
1995], определено существенное различие в происхождении федоровской и алакульской 
культур [Ломан, 2003а], обнаружены процессы взаимодействия и смешения, проходившие 
между  различными  группами  древнего  населения  [Ломан,  2002],  установлен 
неоднородный состав саргаринско-алексеевских общин [Ломан, 2013а].
В 1987 г. по материалам одноименного поселения В. Г. Ломан выделил донгальский 
тип керамики [1987]. Данный тип имеет определенное сходство с керамикой саргаринско-
алексеевской  культуры,  которое  проявляется,  прежде  всего,  в  элементах  орнамента  и 
технике его нанесения, а также в применении одинаковых орнаментальных композиций. 
На  основании  результатов  технико-технологического  анализа  В.  Г.  Ломан  пришел 
к  выводу,  что  донгальская  керамика  появляется  в  результате  эволюции  керамики 
саргаринско-алексеевской [1989; 1991]. Стратиграфическая ситуация на поселении Кент, 
где донгальским слоем перекрывается саргаринско-алексеевский [1987, с. 56], послужило 

26
основанием для датирования донгальского типа керамики временем перехода от эпохи 
бронзы  к  раннему  железному  веку  [Варфоломеев,  1987,  с.  128;  2003б].  Памятники 
донгальского типа, как считает В. Г. Ломан, входили в общность степных культур, на 
основе которой развилась впоследствии общность скифо-сарматского мира [2003в].
Действительно, по материалам раннесакских поселений Центрального Казахстана 
была прослежена явная связь их керамики с донгальской, что наблюдается в особенностях 
морфологии и технологии [Бейсенов, Ломан, 2009а]. Именно в донгальских керамических 
комплексах появляются те внешние особенности, которые наблюдаются впоследствии на 
сосудах из поселений эпохи раннего железа, например, грибовидные венчики и венчики 
с  карнизами,  защипнутые  «жемчужины»,  некоторые  формы  сосудов.  Таким  образом, 
донгальская керамика отражает трансформацию саргаринско-алексеевских традиций и 
зарождение инноваций следующего историко-археологического периода.
Помимо  практических  исследований  технологии  гончарного  производства, 
В.  Г.  Ломан  занимается  вопросами  методики  анализа  керамики.  Им,  в  частности, 
разработана  методика  изучения  гончарной  технологии  с  помощью  компьютерной 
томографии [1998; 2004], а также предложена компьютерная программа для изучения 
форм керамических сосудов, основанная на разработках А. А. Бобринского [2006].
Заметим,  что  впервые  для  изучения  археологических  находок  (керамика,  кость, 
металлические изделия) компьютерный томограф (марка СТ-640, фирма General Electric, 
США) был использован С. М. Киргизбаевым, техником-рентгенологом по специальности 
[Киргизбаев, 1998]. Как отмечает, археолог А. С. Ермолаева, С. М. Киргизбаев проводил 
рентгенографическое  исследование  бегазинских  сосудов  из  Измайловки  [Ермолаева, 
2012, с. 91–92].
Следует  отметить  один  момент  по  поводу  донгала.  С  некоторым  увеличением 
количества  открытых  памятников  и  источниковедческих  материалов  мы  получили 
несколько больше возможностей судить об особенностях этого периода. «Стык» донгала 
и ранней Тасмолы вроде бы проявляется – чисто по особенностям керамики, главным 
образом, поселенческой [Бейсенов, Ломан, 2008; 2009а]. Вместе с тем, радиоуглеродные 
анализы по двум образцам из двух, содержащих явно донгальские сосуды, погребений 
недавно  исследованного  могильника  Кызыл  совершенно  неожиданно  дали  слишком 
ранние даты (см. Заключение). Хронология, при полном отсутствии надежной колонки 
дат, это главная проблема для Центрального Казахстана. Эпоха бегазы-дандыбая – не 
исключение.  При  этом,  с  хронологической  позицией  донгала,  как  и  вообще  всего 
периода  завершения  бегазы,  еще  немало  будет  вопросов.  Как  известно,  этот  момент 
вплотную затрагивает (или должен затрагивать) нижний рубеж раннесакской культуры 
востока Евразии, наша, восточная, дата которого – по меньшей мере конец IX–начало 
VIII вв. до н. э. – сейчас не вызывает никаких возражений [подробнее см.: Тишкин, 2007; 
Бруяко, 2005, с. 114–147; Евразия в скифскую эпоху…, 2005]. Недавно полученные даты 
по  ранней  Тасмоле  вполне  и  безоговорочно  вписываются  в  известный  нам  уже  круг 
раннескифских дат.
После  открытия  поселения  Кент  и  многочисленных  памятников  долины 
Кызылкеныш,  в  ходе  исследования  их  материалов,  бегазы-дандыбаевская  культура 
начинает  изучаться  в  новом  подходе.  Рассмотрев  в  ряде  работ  вопросы  соотношения 
бегазы-дандыбаевской и алексеевско-саргаринской культур, В. В. Варфоломеев пришел к 
мнению о существовании в Центральном Казахстане одной культуры, которую, согласно 
устоявшейся традиции, следует называть бегазы-дандыбаевской [Варфоломеев, 2003а; 
2011а; Бейсенов, Варфоломеев, 2008].

27
С  бегазы-дандыбаевской  культурой  связана  такая  малоисследованная  категория 
памятников, как менгиры. А. Х. Маргулан в свое время выделил в качестве культовых камней 
значительную группу т. н. «бараньих камней» (койтасы). Он отметил многочисленные 
местонахождения их, сопровождая свои данные краткими описаниями [Маргулан, 1979]. 
Судя по данным А. Х. Маргулана, можно говорить примерно о 100 местонахождениях 
таких  камней.  Как  показала  некоторая  практика  работ  в  Центральном  Казахстане,  к 
настоящему времени основная масса их не сохранилась. Одним из нерешенных вопросов 
остается датировка культовых камней. В отличие от камней, непосредственно связанных 
с погребальными сооружениями бегазы-дандыбаевской культуры (Бугулы II, III и др.), 
этот вопрос особо касается объектов, находящихся в стороне от могильников. Кстати, 
именно  такие  объекты  и  не  сохранились  в  большинстве  случаев.  В  настоящее  время 
исследователями начаты новые разработки проблемы культовых камней [Ярыгин, 2011; 
Ермоленко, Касенова, 2014].
Как показывают новые исследования памятников, традиция установки менгиров 
возле погребального сооружения, по-видимому, была широко распространена у бегазы-
дандыбаевцев. Так, на Атасу, возле ограды 13 могильника Сангыру I и ограды 2 могильника 
Сангыру  III,  раскопанных  в  2014  г.  (раскопки  А.  З.  Бейсенова),  найдены  поваленные 
менгиры высотой свыше 1 м. Сейчас в Центральном Казахстане найдено значительное 
Менгир. Могильник Бугулы-II
[по: Маргулан, 1979]
Менгир в урочище Сарышокы. 
Центральный Казахстан
[по: Маргулан, 1979]

28
количество  менгиров,  каменных  изваяний  раннесакского  времени  [Бейсенов,  2014а; 
Бейсенов, Ермоленко, 2014; Ермоленко, Курманкулов, 2011]. Обе разновидности камней 
связаны с погребальными сооружениями, что, видимо, показывает сохранение бегазы-
дандыбаевской традиции установки культовых камней.
C  1994  г.  Ж.  Курманкуловым  и  А.  С.  Ермолаевой  изучается  поселение  древних 
металлургов  Талдысай,  находящееся  в  Улытауском  районе  Карагандинской  области  в 
одноименном урочище на слиянии рек Жезды и Талдысай. Данный памятник был открыт 
для науки Ж. Е. Смаиловым несколькими годами ранее.
За  время  работ  вскрыт  участок  площадью  свыше  1500  кв.  м,  выявлены 
остатки  жилищно-производственных  комплексов  с  развитой  хозяйственно-бытовой 
инфраструктурой и медеплавильным и меднолитейным производствами.
Материалы  памятника  позволяют  говорить  о  двух  фазах  заселения  территории 
поселения,  первая  из  которых  была  связана  с  населением,  специализирующимся  в 
металлургическом  производстве.  Хронологически  начало  этого  периода  совпадает 
со  второй  половиной  –  серединой  II  тыс.  до  н.  э.  На  поселении  печи  были  двух 
разновидностей: 1. ямы