Глава 3. Семито-индоевропейские параллели...
с «выпытыванием» и «выспрашиванием» в истории с Далилой, — эти темы
разработаны В. Я. Проппом на материале европейского фольклора [Пропп
2000: 109–116]. В этот древнейший период ‛левʼ теряет свою сакральность
в шумерском эпосе, а затем и в прасемитской протокультуре:
והנה כפיר אריות שאג לקראתו
…И вот молодой лев рычит ему (Самсону) навстречу… [Суд. 14: 5–6].
И далее:
ותצלח עליו רוח יהוה וישסעהו כשסע הגדי מאומה אין בידו
И снизошел дух Божий на него (Самсона) и растерзал он его (льва), как
терзают козленка, и не было ничего в руке его [Суд. 14: 6].
В момент перехода от одной формации к другой, от идеологии язычества
к монотеизму и «благовещение» матери Самсона «божьим человеком» о рож-
дении ею чудо-сына, и «снисхождение духа Божьего» на самого сына — новые
темы не уничтожают старые, а контаминируют с ними, создавая новый сю-
жет. Но образ льва в этом рассказе полностью потерял уже свою сакральную
символику власти и неукротимой животной ярости. Ослабление сакральной
семантики льва-символа в дальнейшем повторится в первом подвиге Геракла:
убийство Немейского льва, не поражаемого ни ножом, ни стрелой, тоже проис-
ходит голыми руками. И, наконец, лев, как животное «среднего мира» [Гамкре-
лидзе 1984: 490], в ираноязычных скифских племенах окончательно переходит
в «мир нижний», инфернальный. Б. Н. Граковым было высказано предположе-
ние, что лев, чаще всего представленный в искусстве Скифии IV в. до н. э. «в
роли терзающего существа в зооморфных “сценах терзания”, являлся символом
смертоносного начала, стихии смерти и, соответственно, хтонического мира»
[Граков 1950: 15]. Толкование в Скифии ‛льваʼ как символического воплоще-
ния стихии смерти подтверждается изображением на сосудах из кургана Со-
лоха и бляшках из кургана № 5 у Архангельской Слободы, где он представлен
пожирающим человеческую голову [Лесков 1974: 74]. А. М. Лесков отмечает,
что эти бляхи имеют фракийское происхождение, но включение их в единый
изобразительный «текст» с собственно скифскими мотивами предполагает их
осмысление в духе местных культурных концепций и расширяет ареал хтони-
ческих представлений о ‛львеʼ до Балкан и Передней Азии. (О том, что сцены
терзания в скифском и фракийском искусстве есть метафора идеи смерти, см.:
[Раевский 1978: 119; Fагkas 1977: 127].
Отметим, что в Хаттусе, столице Хеттского царства (рис. 19) и Древней
Персии знаменитые «крылатые львы» тоже несут смысл потустороннего мира,
но мира высшего, в противоположность фракийскому и скифскому — инфер-
нальному. Этот смысл позиционируется не только крыльями, но и в некоторых
скульптурах орлиным клювом ‛льваʼ. Отголоски этой мифологической семан-
тики присутствуют и в рассказе о Самсоне:
36
Pаздел I. Коды и письменность
...и свернул он посмотреть на павшего льва, и вот рой пчел в трупе льва
и мед… [Суд., 14: 8].
Из дальнейшего ясно, что реализм в поедании этого «меда», изъятого
из разложившегося тела животного, невозможен. Следовательно, трактовать
этот эпизод можно или метафорически, или с точки зрения истории куль-
туры. Совершенно очевидно, что, как в персидских древних скульптурах —
крылья, так и «пчелы», будучи «животными верхнего мира» [Гамкрелидзе
1984: 490], вкупе с амброзией-медом (пищей богов), соотносят (при явной
аберрации социальной памяти) ‛льваʼ с «высшим миром», но при наличии
уже «духа Божьего». Архаическая космология продолжает свое существо-
вание в ослабленном виде в период становления монотеизма, подтверждая
семиотическую теорему о том, «что текст не появляется ниоткуда; текст по-
рождает текст».
В иудейской культуре ‛левʼ встречается либо казуально в виде фигурок
из слоновой кости, обнаруженных на археологических раскопках в Шомро-
не (Самарии), — судя по материалу, египетского происхождения [Шейндлин
1997: 35], либо метафорически в Книге Пророков: имя «Ариэль» (
Ariel
) встре-
чается в 29-й главе Книги пророка Исайи — так называет Исайя Иерусалим,
обращаясь к нему от лица Бога с пророчеством о грядущих катастрофах и о
последующем чудесном избавлении «избранного народа» от неминуемой ги-
бели:
הוי אריאל אריאל קרית חנה דוד...
О, Ариэль, Ариэль! Город, где пребывал Давид… [Ис., 29: 1–3].
«Ариэль» переводится как «Божий лев» и трактуется Пророком как «Бо-
жий город», город Храма и «жертвенника».
Рис
.
19
.
Богазкале
(http://www.
dopotopa.com/files/bogazkale_museum_
54_3s1ed290.JPG)
Рис
.
20
. Львиные ворота в Иерусалиме
(http://www.uzitalk.com/reference/idf/DSCN
7000.JPG)
|