Глава 3
.
Семито-индоевропейские параллели
в аспекте семиотического ослабления
Чтобы проследить семиотическое ослабление в библейских текстах, сле-
дует обратиться к работам Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова в области эти-
мологии праиндоевропейских языков, сделанные ими в недавние годы. Иссле-
дуя словарь праиндоевропейцев, они приходят к древнейшим пластам лексики,
которые роднят индоевропейские и семитские языки.
Все живое, как растительный, так и животный мир, в древнейшей ин-
доевропейской традиции обозначалось общим термином, который восходил
к корню *kʼi *kʼei [Гамкрелидзе 1984: 465]. Эти корни родственны и хеттскому
hu-u-i-tar ‛животные степи’, huitar ‛животное’ [Гамкрелидзе 1984: 469] и се-
митскому корневому гнезду הי (*hi — *hai), давшему те же значения «жизнь»,
«быть», «существовать».
Семиотическое ослабление можно наблюдать уже на этом корневом со-
впадении. В праиндоевропейских диалектах для обозначения дикого живот-
ного употреблялся древний корень
*gʿʰʾuer
[Гамкрелидзе 1984: 468]. Этот
корень родственен, среди прочих языков, русским словам «зверь» и «жрать».
31
Глава 3. Семито-индоевропейские параллели...
Между тем и в хеттском, и в прасемитских языках слово со значением «ди-
кое животное» уже теряет значение «зверя» и дается описательно:
hu-u-i-tar
‛животные степиʼ и
baal hai
(иврит חי בעל) — ‛хозяин жизни’. В прасемит-
ских диалектах в процессе культурной эволюции корень *hi — *hai вошел
в состав тетраграмматона — непроизносимого имени Бога יהוה, традиционно
транслитерируемого как Яхве. Таким образом, древний общий для праиндо-
европейцев и прасемитов корень, обозначающий «живое», теряет значение
дихотомии «живое — неживое» и приобретает в семитских языках одно-
значный смысл «жизнь», давший с очень ослабленным этимологическим
значением современное имя Хаим (חיים), обозначает диких животных либо
Божественную сущность. Последнее значение охватывает и покрывает все
знаковые коннотации данного корня.
Аналогично родственными оказываются и семы: др.-инд.
aniti
‛дышит’;
греч.ʼ
ανεμος
‛дыхание’, ‛ветер’;
гот.
uz-anan
‛выдыхать’;
лат.
anima
‛дыхание’,
‛душа’; ст.-слав.
vonja
‛запах’ и др. [Гамкрелидзе 1984: 466] и семит. *
anan
(иврит ענן) — ‛облако’. Во всех индоевропейских языках древнейшие корни
показывают семиотическое ослабление в контексте архаической культуры язы-
кового ареала. Одушевление природы периода анимализма в развитии челове-
ка родового привело к метонимии в семе
дух
и появлению смыслов
лат.
animal
животное,
тох. В
onolme —
‛живое существо, человек’,
к греческой метафоре
ανεμος ‛ветер’
[Гамкрелидзе 1984: 469]. По тому же пути знакового ослабления
шли и прасемиты: тот же корень дал метафору *
anan
(иврит ענן) — ‛облако’,
‛туча’ (ср. с греч.
ветер
).
Интересно, что в современном иврите слово
люди
אֲנָשִים (*
anashim
) имеет
корень נָשַם (*
nasham
)
дышащий
,
одухотворенный
. При грамматическом осла-
блении по законам семитских языков этот корень претерпел усечение (анало-
гично русским
достоканъ
—
стакан
[Фасмер 1986 (т. 3): 743],
дьбряньскъ-
Брянск
[Фасмер 1986 (т. 1): 225]) и превратился в נָשִים
(*
nashim
)
женщины
и в
אִיש
(*
ish
)
человек
. Грамматическое ослабление-усечение привело к расшире-
нию значения до абстрактного
человек
в значении
родовой человек
. В даль-
нейшем при возникновении и развитии монотеизма эти слова слились фоне-
тически с ивритским שם (*
shem
) — имя; это слово — ритуальный эвфемизм,
до настоящего времени заменяющий слова Элохим и Яхве в сакральных рели-
гиозных ритуалах, при чтении еврейских молитв. В наиболее ортодоксальных
направлениях иудаизма и это слово заменяется на звук, близкий к «визжаще-
му» звуку «и», — семантическое ослабление достигает окончательного обну-
ления звуков.
В архаичных социумах Ближнего Востока в древности шли сложные
процессы формирования структуры общества. Эти процессы не могли не от-
разиться на лексиконе прасемитов. А поскольку в это же время происходили
аналогичные процессы и в территориально соседних праиндоевропейских пле-
32
Pаздел I. Коды и письменность
менах, то предположение о корреляции языков может быть вполне релевант-
но (что многократно подчеркивают в своем исследовании Т. В. Гамкрелидзе
и Вяч. Вс. Иванов). Так, говоря о дифференциации категорий «смертный — бес-
смертный», они указывают на общую этимологию лексем
manu
,
men
— ‛чело-
век’ и
mor
,
mer
— смерть, мертвый’: ‛смертный = человек’ [Гамкрелидзе 1984:
475]. Оба корня восходят к праиндоевропейской семе *
me
. Однако, без сомне-
ния, к этой же древнейшей семе восходит и семитский *
met
,
давший в иврите
מָווֶת
(
mаvet
) — ‛смерть’, מֵת (
met
) — ‛умер’. Но если в индоевропейских языках
знак-сема развивалась и дала огромные корневые гнезда, связанные с понятия-
ми и «человек» и «смерть», то в прасемитских диалектах понятие «человек»,
формировалось, приближаясь к категории «божественного» и сливаясь с ним.
Слово
met
в современном иврите дало лишь качественные и относительные
прилагательные, с ним связанные. И такое резкое семиотическое ослабление
в отказе от оппозиции «смертный — божественный» до нулевой коннотации
позволяет высказать предположение о более раннем зарождении монотеизма,
чем предполагалось всеми исследователями истории иудаизма. Человек есть
продукт божественной деятельности и несет в себе божественные атрибу-
ты — это представление зародилось в древнейший период родоплеменных от-
ношений на ранних стадиях формирования архаичных верований. Категория
«бессмертие», принадлежащая только Богу, отразилась в семитском глаголе
сказать
.
В момент творения воды и земли говорить мог только Бог:
ויאמר אלהים יהי אור
И сказал Бог: Да будет свет… [Быт., 1: 3].
Корень слова אמר (
amar
) — ‛сказал’ — содержит приставку отрицания «א»
(в современном иврите אי) и корень מר (
mar
), что при слиянии дало семиотиче-
ское ослабление в виде
смерть
(
mar
)
→бессмертие
(
amar
)
→ сказал
(атрибут
бессмертного, т. е. Бога; ср. «В древнеиндийской традиции это —
Amrta
‛само
обожествляемоеʼ» [Гамкрелидзе 1984: 476]
→ сказать
(современный глагол,
атрибут человека).
При дифференциации социума по критерию «свободный — несвобод-
ный» в праиндоевропейских общинах эта дихотомия формировалась по линии
«пленный → чужой». Для «древнейшего индоевропейского состояния с отсут-
ствием специального обозначения ‛несвободногоʼ в хеттских текстах исполь-
зуется
ŝaru
, буквально: ‛добычаʼ» [Гамкрелидзе 1984: 478]. Поскольку хетты
и хеттское государство соседствовали с прасемитскими племенами, не будет
некорректным предположить, что эта сема именно в значении «несвободный,
чужой» дала в современном иврите слово זר (*
zar
) — ‛чужой’ при озвончении
хеттского фрикативного звука
ŝ
. Но при сохранении глухоты эта же сема поро-
дила корневое гнездо שר — שיר (*
shar
— *
shir
) со значением «служить, слуга».
Такая картина социального членения, восстанавливаемая по лингвистическим
|