III этап. Анализ активного центра (АЦ)

ВЕСТНИК КазНПУ им.Абая, серия «Филологические науки», К° 3 (33), 2010 г. 
 
 
подтверждается символом завершенности (цифрой 3 в приеме повтора) драматической истории листка. Мы не 
узнаем о дальнейшей судьбе листка. 
ІҮ этап. Анализ СЧ «Листка» М.Ю. Лермонтова в обратной связи от АЦ. 
Четвертый этап анализа «Листка» показал, что в обратном движении к началу текста от его развязки 
выявилась  одна  смысловая  часть  (СЧ)  -  фокус  (проблема  или  кульминация),  объединяющий  три  первые 
строфы  стихотворения  М.  Лермонтова.  Верно  наблюдение  ан  гора  статьи  на  сайте  с  его  вниманием  к 
синтаксической конструкции первых трех строф  «Листка».  «Схемы  - листок-полёт и чинара  - спокойствие  - 
реализуются  и  в  синтаксической  организации  стихотворения.  Три  первые  строфы  —  это  три  бессоюзных 
предложения, части которых распространены и осложнены». 
Фокус отделен от развязки по ПС последнего предложения темой мольбы («Прими же пришельца меж 
листьев своих изумрудных.// Немало я знаю рассказов мудреных и чудных»). 
Дубовый листок оторвался от ветки родимой 
л-2 
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый; 
л-1 
Засох и увял он от холода, зноя и горя 
л-2 
И вот, наконец, докатился до Черного моря. 
Л-1 
У Черного моря чинара стоит молодая; л-1 
С ней шепчется ветер, зеленые ветви, лаская; 
л-2 
На ветвях зеленых качаются райские птицы; 
л-1 
Поют они пссии про славу морской царь-дсвицы. 
л-1 
И странник прижался у корня чинары высокой; 
л-1 
1 (риюта на время он молит с тоскою глубокой, 
л-2 
И так говорит он: «Я бедный листочек дубовый, 
л-1 
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой 
л-1 
Один и без цели, но свету ношуся давно я, 
л-1 
Засох я без гени, увял я без сна и покоя. 
Л-1. Прими же 
пришельца меж листьев своих изумрудных, л-2 
Немало я знаю рассказов мудреных и чудных». 
Л-1 
Доминирует  лирический  род.  Указывающий  па  переживания  лирического  героя  (метафоры  и 
олицетворения: «жестокою бурей гонимый», «шепчется ветер», «ветви лаская»; эпитеты: «райские птицы», 
«отчизне  суровой»,  «рассказов  Мудреных  и  чудных»  и  прием  повтора  («я»  -  5.  «листок»  -  3,  «чинара»  -  2. 
«Черное море» - 2, «и» - 9, «он» - 2 при доминировании символа тревоги и беспокойства, т.е. 2). Справедливо 
отмечается  на  сайте;  «Важным  художественным  средством  является  звукопись.  Так,  в  качестве  звукового 
повтора  Лермонтов  ставит  слова  "черный"  -  "чинара.  "У  Чёрного  моря  чинара  стоит  молодая".  Мы  бы 
отметили  сочетание  и  контраст  мягкости  и  жесткости  звучания:  мягкость  в  описании  перипетий  листка, 
жесткость,  как  в  описании  виновников  его  судьбы,  так  и  чинары.  Эпос  проявляется  в  повествовании:  об 
изгнании  дубового  листка  «жестокой»  бурей  из  родных  мест  («засох  и  увял  он  от  холода,  зноя  и  горя»);  о 
встрече  листка  у  Черного  моря  с  благополучной  чинарой  («чинара  стоит  молодая»,  «с  ней  шепчется  ветер, 
зеленые ветви лаская; На ветвях зеленых качаются райские птицы; Поют они песни про славу морской царь-
девицы»);  о  мольбе  листка  приютить  сто.  Черты  драматического  рода:  прямая  речь,  «событие  самого 
рассказывания».  Малая  жанровая  форма  определилась  по  трём  критериям:  четыре  абзаца  из  десяти 
предложений, три ситуации, два героя. ТНС («Дубовый листок») - социально - психологический. В ПГІ неі РДЗ 
и его ПС в мольве. Антоним - отвержение. В содержании есть две пары деталей и знаков («чинара - листок», 
«странник  -  приют»).,  где  последняя,  выделенная  нами,  ключевая  в  раскрытии  социально-психологической 
борьбы  мольбы  и  отвержения.  Текст  Ф  имеет  прогностическую  функцию,  так  как  он  определяет  верхнею 
границу  хронолога.  При  сопоставлении  ПС  фокуса  (мольбы)  со  знаковым  смыслом  названия  (одиночество) 
исключаем  смысловой  контраст,  что  системно  соотносится  с  «порядком»  л и ц   говорит  об  отсутствии 
подтекста в стихотворении. 11C (мольба) прогнозирует предмет последующего изображения - реакцию на эту 
мольбу. В этом видим системное подтверждение верности  

Абай атындагы Қаз¥ПУ-дың ХАБАРШЫСЫ, “Филология гылымдары” сериясы, № 3 (33), 2010ж. 
 
 
определения  верхней  границы  хронолога  НВ  (завязки).  Особенность  композиции  «Листка»  в  совпадении 
завязки  с  кульминацией.  Эта  ситуация  на  основе  приёма  реминисценции  позволяет  воссоздать  конфликт 
стихотворения «Нищий», где на мольбу нищего о хлебе «в его протянутую руку» кладут камень, ПС мольбы 
(естественное  чувство)  противопоставлен  рассудочному  (антропологический  мировоззренческий  тип  ЭИ), 
холодному,  безжалостному  отвержению  чинарой  листка,  что  определяет  романтическое  содержание 
эстетического идеала М. Лермонтова. ПС адекватен доминирующему символу приема повтора. Фокусу также 
присуща  эмоциональная  лексика,  что  подтверждается  символом  беспокойства  (двойкой)  в  совокупное™  е 
символом завершённости (тройкой), говорящем о безысходном одиночестве.  Жанр элегии обуславливается в 
этом  произведении  М.  Лермонтова  трагической  интонацией  и  обращением  к  проблеме  бесприютности  и 
несовместимости.  Изоморфны  АЦ  признаки  экспрессионистского,  экзистенциалистского,  символистского, 
романтического методов изображения в фокусе. В фокусе наблюдаются те же символы, что и в АЦ (листок - 
символ  одиночества,  чинара  -  самолюбивой  экзотичности),  говорящие  об  изоморфизме  Символистского 
метода.  Экз    Менцианазм  проявляется  в  проблеме  одиночества  листка.  Экспрессионизм  выражен 
эмоциональной лексикой. Следы ОТ (конфликт самодостаточности и бесприютности) дополняют конфликт 
фокуса  (мольбы  и  отвержения):  на  мольбу  листка  чинара  отвечает  отвержением,  подчеркивая  его 
чужеродность, усуіубляя безысходность положения листка. 
Выводы, но изучению системной связи содержания (С) и формы (Ф): 
1.
 
Ф В стихотворении 1Ф и АЦ согласно малой одно проблемной лирической форме, что изоморфно 
доминированию  во  всех  СЧ  малого  объема,  1-2  героя,  2-3  ситуации.  2.  ФС  Стихотворный  размер 
пятистопный амфибрахий с мужской клаузулой. Этот ритм соответствует ритму элегии - размеренному тону 
грустного  размышления.  3.  Ф  Изоморфизм  АЦ  и  Ф  проявляется  в  синтезе  эпических  и  драматических 
признаков при  доминировании лирического рода в стихотворении.  4, ФС. Отмечаем изоморфизм и в плане 
синтеза  методов  изображения  -  экспрессионистского  и  экзистенциалистского,  объединенных  трагической 
интонацией, а также романтического и символистского. 5. Ф Изоморфны и типы начальных синтагм Ф и АЦ, 
указывая па социально-психологическую жанровую разновидность. Однако философская оценка конфликта в 
развязке говорит о разнообразии оценки изображаемых явлений согласно критерию художественности.  6. Ф 
В  фокусе  и  активном  центре  наблюдаются  детали,  что  указывает  на  конкретно-исторические  проблемы, 
современные  поэту.  Основной  проблемой  той  поры  николаевской  эпохи  является  одиночество  и 
беззащитность,  усугубляемые  межнациональной  враждой.  7.  Ф  Нарушение  критерия  художественное  гн 
проявляется  в  том,  что  в  двух  частях  (Ф  и  АЦ)  «Листка»  очевидна  авторская  установка  («порядок»),  что 
лишает  читателя  самостоятельности  в  осмыслении  проблемы  (Ф).  8.  ФС  Проблема  стихотворения  М.  Ю. 
Лермонтова (конфликт между мольбой и отвержением) определяет ОТ (самодостаточность и беззащитность). 
Последнее в обратном движении пронизывает по принципу изоморфизма конфликт кульминации. 9. ФС Г [С 
ОТ (самодостаточность - умозрительное явление) соотносится с ПС Ф (мольба - естественное чувство). Этим 
сочетанием  утверждается  Лермонтовым  в  качестве  прекрасного  естественное  чувство,  неразрывное  с 
нравственностью  и  духовностью.  Это  инвариантная  тема  (ИТ.,  т.е.  идеал,  или  вторичное  читательское 
восприятие.  В  свете  ИТ.  возникает  дополнение  названия  стихотворения  и  образов,  что  вступает  в 
противоречие  с  восприятием  этого  произведения  автором  статьи  из  сайта,  считающего,  что  «Тема 
стихотворения  -  поиски  страдающей  и  одинокой  душой  спокойствия  и  тепла  в  реальном  мире.  Создатель 
образа "лишнего человека" очень одинок. "...Я не создан для людей: я слишком горд, они для меня - слишком 
подлы". "Листок" - это аллегорическое повествование, включающее в себя историю скитаний героя, описания 
действующих лиц, местности. Листок - на первом плане, и каждая строфа - это новый виток повествования. 
Главный герой "оторвался от ветки родимой", "в степь укатился, жестокою бурей гонимый", "засох и увял". В 
этом  аллегорическом  образе  мы  видим  характерные  для  героев  Лермонтова  черты:  ум,  опыт  и  мудрость, 
критическое сознание и страстное чувство личности, жизнелюбие, воплощающееся в мечтах о совершенстве 
и свободе... И одновременно с этим - тоска, порожденная мрачной эпохой, гнетущее сознание одиночества и 
невостребованной".  Он  "вырос  в  отчизне  суровой",  которая  сильна  и  могуча,  ведь  недаром  Лермонтов 
уточняет:  листок  оторвался  от  дуба...  Однако  новый  мир,  также  не  принимает  к  себе  изгнанника».  На  наш 
взгляд,  созданные  в  один  и  тот  1841  год  «Прощай,  немытая  Россия»  и  «Листок»,  связаны  друг  с  другом  в 
смысловом  плане.  Надежда  («быть  может»)  лирического  героя  в  том,  что  сможет  «за  стеной  Кавказа» 
«укрыться от пашен», не оправдала себя. И если 

ВЕСТНИК КазНПУ им.Абая, серия «Филологические науки», № 3 (33), 2010 г. 
62
 
 
 
в  первом  стихотворении  больше  не  нашло  отражение,  кроме  этих  строк,  понимание  сути  военной 
операции  царской  России  на  Кавказе,  то  в  «Листке»  М.Ю.  Лермонтов  сумел  передать  это  через  чуждость 
листка  зеленой  чинаре.  Важно  это  понимание  лирического  героя  своей  знойности,  выраженное 
иносказательно.  «Листок»  воспринимается  нами  вслед  за  поэтом  с  сочувствием,  в  отличие  от  «чинары»,  не 
имеющей эмоционального окраса, кроме экзотического и чужеродного смысла. На фоне самодостаточности, 
порождающей гордыню (одного из семи библейских грехов), бесприютность и одиночество более приемлемо 
для  читательского  восприятия.  10  СФ  Адекватность  первичного  (сочувствие  бесприютному  листку)  и 
вторичного  читательского  восприятия  (согласие  с  идеей,  т.е.  ИТ.),  обусловлена  отсутствием  подтекста  в 
стихотворении.  И  это  нашло  системное  подтверждение  в  прогностической  СЧ  -  в  фокусе,  объясняя  суть 
жанра элегии. Ему присуща открытость выражения переживаний. 11. ФС ОТ дополняет ИТ. в соответствии с 
реалистическим  типом  мышления.  Однако  повествовательная  интонация  в  сочетании  с  антонимами 
(«порядком»)  в  АЦ  и  романтическим  содержанием  эстетического  идеала  формируют  романтико-
реалистический  стилевой  синтез.  В  двух  частях  «Листка»  Лермонтова  мы  наблюдаем  неразрывное 
сочетание,  по  концепции  А.А.  Гаджиева  [5]  о  реалистических  и  романтических  типах  образности, 
психологического  и  символического  типов  образности.  Листок  -  символ  бесприютности,  чинара  -  символ 
самодостаточности.  Они  обрисованы  с  психологической  осязаемостью,  реалистически  достоверно 
представляя образы одиночества и гордыни. 
12.
 
ФС  Стихотворение  «Листок»  М.  Ю.  Лермонтова  -  малая  по  своей  форме  элегия  без  подтекста, 
синтезирующая  признаки  трех  родов  литературы.  Социально-психологическая  с  философскими  элементами 
по  жанровой  разновидности,  написанная  романтико-реалистическим  стилевым  синтезом.  По  методу  - 
экспрессионистское  с  элементами  романтического,  символистского,  экзистенциалистского  отражения 
действительности, 
1.
 
Лермонтов М.Ю. Листок // М.Ю. Лермонтов. Стихотворения • Поэмы. Герой нашего 
времени. - М.:ХЛ, 1984. - С. 140-141. 
2.
 
Copyright (с) Shpory.ru 2006. 
3.
 
Ожегов. С И. Словарь русского языка. - М.: РЯ, 1989. - С 335. 634. 
4.
 
Бахтин М.М. Формы времени и хронолога в романе// Вопросы литературы и эстетики. - М., 
1975. - С. 403. 
5.
 
Гаджиев А.А. Романтизм и реализм. - Баку: Элем, 1972. - С. 349. 
Түйін 
М.Ю. Лермонтовтың «Листок» деген шығармасы алғашқы рет жүйелі түрінде қарастырылып 
отыр. 
Summary 
Complex analysis of М. Лермонтов poem “Листок” is considered at the first time, in this paper.

Абай атындагы ҚазҮПУ-дың ХАБАРШЫСЫ, “Филология гылымдары” сериясы, № 3 (33), 2010 ж. 
63
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
К ПРОБЛЕМЕ ЖАНРОВОЮ РАЗГРАНИЧЕНИЯ ПРЕДАНИЙ И ЛЕГЕНД В СОВРЕМЕННОМ 
ФОЛЬКЛОРЕ  
А.Д.Цветкова - 
к.филол.н., доцент кафедры русской филологии Павлодарского государственного университета 
им. С.Торайгырова 
Вопрос  о  жанровом  составе  фольклора  до  настоящего  времени  остается  неразрешенным  и 
заслуживает пристального внимания. Б.Н.Путилов замечает: «Фольклорное творчество как бы распределило 
между разными жанрами «обязанности», «выделив» каждому свою сферу, свой круг проблем, свои подходы и 
решения»  [1,  с.  165].  Важность  жанрового  подхода  к  фольклорным  явлениям  обосновывается  тем,  что 
«категория  жанра  нужна  нам  не  для  упорядочения  материала  и  внешней  его  характеристики,  а  для 
проникновения  в  «мир  идей,  эмоций,  образов»,  созданных  в  рамках  данной  жанровой  системы  [там  же,  с. 
111], 
В  процессе  рассмотрения  данной  проблемы  учеными  выделяется  два  аспекта.  «Первый  -  всеобщая 
классификация текстов на основании  обще филологических представлений. Она  предполагает установление 
иерархической  системы  видов  и  разновидностей  произведений,  причем  номенклатура  понятии  для  разных 
национальных  и  региональных  традиций  должна  совпадать  уровни  иерархии  должны  быть  соотносимыми. 
Второй аспект - жанровая классификация текстов по признакам, выделяемым самой фольклорной традицией, 
и  отношение  этой  классификации  к  теоретически  возможной,  но.  Повторяем,  пока  не  выявленной 
универсальной жанровой системе мирового фольклора [2]. 
В настоящей статье проблема жанровой дифференциации рассматривается на материале не сказочной 
прозы, бытующей в современности в Казахстане, то есть мы будем выделять  жанровые признаки исходя из 
специфики самого материала. 
К устной не сказочной прозе принято относить былинки, легенды и предания. В русской фольклорной 
традиции  названные  жанры  достаточно  полно  и  обосновано,  определены  и  систематизированы.  Однако  эта 
систематизация  оказывается  неприменима  к  современной  фольклорной  ситуации  полиэтнических  регионов, 
каким является Казахстан. 
Белочка в фольклоре разных народов отражает совокупность языческих воззрений. Гораздо сложнее 
дифференцировать предания и легенды. Исследователями не сказочной прозы подчеркивалось, что «несмотря 
па такую ярко выраженную разницу между двумя жанрами, в нашей научной литературе предания и легенды 
часто смешиваются друг с другом; слова, обозначающие два разных жанра, употребляются как синонимы [3, 
с. 22]. 
В  характеристике  жанровой  сущности  преданий  подчеркивается  их  реальная  историческая  основа: 
«любое предание исторично в своей основе, так как толчком к его созданию всегда служили действительные 
события»  [4,  с.254]  Эти  мысли  В.К.Соколовой  развивает  С.  А.  Каскабасов:  «Предание,  как  правило, 
повествует  о  важных  событиях,  имевших  место  в  прошлом,  о  видных  деятелях,  живших  раньше,  и  об 
отдельных  местностях  и  населенных  пунктах.  Поэтому  события  и  действия,  описываемые  в  предании, 
считались  в  народе  реальными,  имевшими  когда-то  место»  [5,  с.  152].  Ретроспективность  и  историзм 
преданий  выделяет  В.П.Кругляшова:  «Под  преданием  нами  понимается  рассказ,  в  народном  представлении 
заслуживающий доверия, о жизни в прошлые времена, о лицах, которых рассказчик не видел, о событиях, в 

Абай атындагы ҚазҮПУ-дың ХАБАРШЫСЫ, “Филология гылымдары” сериясы, № 3 (33), 2010 ж. 
64
 
 
 
которых не участвовал. Это рассказы о жизни, ставшей историей» [6, с.8]. 
Вымысел,  характерный  для  преданий,  не  противоречит  исторический  правде:  «вымысел,  точнее 
домысел, в преданиях реального характера, в большинстве случаев не противоречит исторической правде, а 
способствует  обобщению  действительности,  выявлению  в  ней  наиболее  существенного,  типического,  даст 
возможность  раскрыть  на  конкретных  примерах  и  художественных  образах  основные  социальные 
противоречия эпохи» [4, с.254]. То есть описываемые в преданиях события «происходят так, как они могли 
происходить  и  как  они  должны  были  происходить  согласно  народному  представлению»  [там  же]. 
Факультативность  чудесного  в  преданиях  подчеркивает  Г.А.Левинтон:  «Предания  представляют  собой 
фольклорные  тексты  с  установкой  на  достоверность  и  с  факультативным  (в  отличие  от  легенды) 
присутствием элемента чудесного, тексты несакралыюго и не сказочного характера» [7]. 
По  своей  жанровой  сущности  предание  локально,  то  есть,  связано  с  конкретной  местностью,  ее 
историей. Она может соотноситься с историей всего этноса, а может иметь и исключительно местное

ВЕСТНИК КазНПУ им.Абая, серия «Филологические науки», К° 3 (33), 2010 г. 
 
 
значение.  При  этом  события,  о  которых  повествуется  в  преданиях,  интересны  и  актуальны  для  всех  членов 
социума, где они возникли и передаются. 
Героями преданий, как правило, являются исторические лица, деяния которых оказались значимыми, 
заметными в истории страны, этноса, конкретной местности, села. 
Поскольку целые преданий является «передача» из поколения в поколение знаний о прошлом», время 
в них линейно, соотнесено  с  историей,  «действие  преданий  происходит  только в  историческом времени,  не 
вторгаясь ни во время мифическое, ни в настоящее» [7]. 
В жанровых характеристиках преданий нет особых противоречий, чего нельзя сказать по отношению 
к легенде. 
Отмечая, что легенда, как и предание, - созданный устно эпический прозаический рассказ, имеющий 
установку  на  достоверность,  С.  Н.  Азбелев  называет  и  отличительное  свойство  легенды:  «основным 
содержанием  легенды  является  нечто  необыкновенное»,  «в  легенде  фантастика,  чудесное  лежит  в  основе 
повествования, определяет обычно его структуру, систему образов и изобразительных средств» [8, с.5-25]. А. 
Н.  Лазарев,  дифференцируя  предание  и  легенду,  пишет:  «последняя  (легенда  А.Ц.)  тоже  является  устно-
поэтическим  рассказом  о  прошлом,  но  говорит  она  не  об  истории  человека  и  общества,  а  о  вымышленной 
истории богов и «героев» [3, с.70]. 
В известных научных определениях легенды доминирующим признаком называется ее религиозный 
характер.  По  утверждению  В.  Я.  Проппа,  «народная  легенда  есть  прозаический  художественный  рассказ, 
обращающийся в народе, содержание которого прямо или косвенно связано с господствующей религией» [9, 
с.271].  В.П.Аникин  считает,  что  главным  свойством  легенд  стало  утверждение  морально-этических  норм 
христианства или идеи, возникших под влиянием воодушевленного отношения к вере, хотя и понимаемой на 
мирской, житейский, обыденный лад [10, с.294]. 
На  наш  взгляд,  религиозный  (христианский)  характер  легенды  не  всегда  является  главным  се 
жанровым  признаком.  О  расширении  жанрово-тематического  состава  легенд  писал  А.И.Лазарев:  «В  основе 
своей  легенда  имеет  вымысел,  происхождение  которого  связано  с  анимистическими  и  тотемистическими, 
либо  утопическими  и  христианскими  представлениями  людей»  [3,  с.70].  В  составе  рассказов  с  элементами 
чудесного,  вымышленного  и  с  установкой  на  достоверность,  бытующих  в  современности,  выявляются 
мотивы,  связанные  не  только  с  едино  божеской  религией,  но  и  мифологические  (анимистические, 
этиологические,  тотемистические). Подобные  устные рассказы с  мифологическими мотивами мы  относим к 
легендам,  поскольку  они  в  отличие  от  мифа  лишены  сакрального  характера.  С  точки  зрения  Г.А.Левинтон, 
легенда по сравнению с мифом менее сакральна, и в ней описываются события более поздние, нежели в мифе 
[11]. Вели уверить о темпоральности легенд, то они приурочены или к историческому времени, или к границе 
мифологического и исторического времени. 
Исследуя казахскую не сказочную прозу, С. А. Каскабасов по тематике, сюжетному составу и идейно-
художественному  содержанию  выделяет  историко-топонимические,  религиозно-книжные  и  социально-
утопические легенды [5, с, 190-191]. В составе русскоязычных легенд, записанных в Казахстане, несомненно, 
встречаются  произведения,  возникшие  в  разных  этнических  группах.  В  связи  с  этим  необходима 
систематизация, приемлемая к устной прозе разных народов. 
Самой многочисленной по количеству записей является группа религиозных легенд, разнообразных по 
тематике  (библейские  легенды;  космогонические  рассказы;  о  святых;  о  чудесных  явлениях;  о  христианских 
святынях;  о  христианской  этике;  эсхатологические  легенды).  События,  описываемые  в  рассказах  данной 
жанрово-тематической  группы  могут  быть,  как  отдалены  во  времени,  так  и  приближены  к  современной 
действительности,  наполнены  реалиями  из  жизни  рассказчика.  Таким  образом,  известные  и  бытующие  в 
прошлом сюжеты актуализируются в новых условиях, и фольклорная традиция вследствие этого продолжает 
функционировать. 
Легенды, в сюжетах которых выявляются мифологические мотивы (анимистические, этиологические, 
тотемистические)  подразделяются  в  современных  русскоязычных  записях  на  этиологические  и 
топонимические.  С.  А.  Каскабасов  замечает:  «Казахская  легенда  представляет  собой  жанр,  который  как  бы 
находится  между  преданием  и  сказкой»  [5,  с.  188].  Вот  этот  элемент  «сказочности»  при  установке  на 
достоверность и характеризует этиологические и топонимические легенды.
 
 
 

Абай атындагы ҚаіҮПУ-дыц ХАБАР1ПЫСЫ, “Филология гылымдары" сериясы, Jfs3 (33), 2010ж. 
 
 
В этиологических легендах объясняется происхождение каких-либо природных явлений и объектов и 
их особенностей. Нередко они имеют локальный характер. Особенности сюжет образования подобных легенд 
комментировал  В  Комарович:  «в  противоположности  обычно  подразумеваемым  под  устной  легендой 
народным пересказам библейско-христианских апокрифов - местная легенда имеет год разительное отличие, 
что  ...  своим  сюжетом  непременно  всегда  связана  с  тем  или  иным,  почему-то  примечательным  местом  или 
предметом:  городищем,  руиной,  могильником,  персональным  храмом,  пещерой,  ключом,  горой,  деревом, 
камнем, бродом, колодцем и т.п.»  Этиологические  легенды отвечают, дают ответ на  вопросы: как возникло 
данное  явление  (озеро,  скала,  животное,  растение,  какой-  либо  предмет),  и  почему  оно  имеет'  какие-либо 
особенности (форму, очертания, свойства, характер, повадки). Приведем  п р и м е р  этиологической легенды: 
«Кик-то создатель мири Тенгри умни', о наступлении ледников и решил оградить степи от надвигающегося 
ледника.  Взял  он  мешок,  содрал  туда  камни  и  понес,  чтобы  создать  дамбу.  Когда  шел  по  степям,  люди 
обращались к нему, чтобы он им помог, потому чти в степи нет воды, нет защиты от солнца и ветра. Но 
он их не слушал, а шел своей дорогой. И когда он проходил как-то по этим местам, один хитрец умудрился 
зацепиться  ш  мешок  и  сделать  в  нем  дырку.  И  пока  7ангрн  теп,  ш  мешка  высыпались  камни  и  в  разных 
причудливых формах оставались на земле. Вот от этого произошли Баянаульские горы» [13. с. 17]. 
Достаточно представленной в современных записях и публикациях фольклора оказывается жанровая 
разновидность  топонимических  легенд,  которые  так  же  нередко  отличаются  локальным  характером. 
Назначение легенд обозначенной группы - объяснение названий местных географических объектов. 
В топонимической легенде «в несколько поэтической форме излагаются воспоминания об отдельных, 
давно  забытых  или  потускневших  событиях,  связанных  с  именами  людей,  живших  в  прошлом»  [5,  с.  190], 
«иногда  -  это  реальные  люди,  запечатлевшиеся  в  исторической  памяти  данного  коллектива»  [11].  По  эти 
реальные герои и реальные события далекого прошлого обрастают вымыслом.  Нередко в легенде реальным 
может, бью лишь имя героя, а в силу того, что он окружается ореолом славы, ему приписываются чудесные 
поступки  и  способности.  Так,  героем  казахской  топонимической  легенды  о  скале  Асан-кайгы  является 
казахский  мудрец-философ,  историческое  лицо.  Однако  сюжет  леіенды,  объясняющей  название  скалы, 
наполнен сказочными мотивами и формулами: «... Услышал эту просьбу Асина дев - отец пэре. И поступил 
он с бывшим зятем для злого чудовища по-своему благородно. Дев решил, что Лсан-кайгы уже достаточно 
намучился и настрадался. Прощения, а тем более награды он не заслуживает, а вот покоя да. Дев превратил 
старца  Асана  в  камень.  Стоит  на  том  самом  перевале  и  смотрит  в  сторону  озера,  вечно  ожидая  свою 
возлюбленную» [13, с.43]. 
Таким  образом,  предания  и  легенды  объединяет  то.  Что  это  устные  прозаические  рассказы  с 
установкой на достоверность, события, описываемые в них, развивались в историческое время или на границе 
исторического  и  мифологического.  И  предания,  и  легенды  могут  иметь  локальный  характер.  Отличаются 
рассматриваемые  жанры  способом  отражения  действительности,  особенностями  вымысла.  Герои  преданий, 
как правило, реальные исторические лица, а вымысел в них не противоречит исторической правде. В основе 
легенды  лежит  вымысел,  чудо,  нередко  близкое  к  сказочному.  В  сюжетах  легенд  выявляются  мотивы  как 
связанные с едино божеской религией, так и мифологические. Легенды, бытующие в Казахстане на русском 
языке, подразделяются на религиозные, этиологические и топонимические, 
1.
 
Путилов Б.Н. Типология фольклорного историзма // Типология народного эпоса. - М.; Наука, 
1975. -С. 164-181. 
2.
 
Милютинской Е.М., Неклюдов С. 10., Новик Е.С. Статус слова и понятие жанра в фольклоре 
// Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания.  От вред. П. А. Гринцер. 
М.: Наследие, 1994. С.39-104. 
3.
 
Лазарев  Л.И.  Предания  рабочих  Урана  как  художественное  явление.  -  Челябинск:  Южно  - 
Уральское книжное издательство, 1970. 201 с. 
4.
 
Соколова В.К Русские исторические предания. -■ М.: Наука, 1970. 
5.
 
Каскабасов С. А. Казанская не сказочная проза. - Алма-Ата: Наука КазССР, 1990. - 240 с. 
6.
 
Кругляшова  В.П.  Жанры  несказанной  прозы  уральского  горнозаводского  фольклора.  - 
Свердловск, 1974. - 167 с.

ВЕСТНИК КазНПУ им.Абая, серия «Филологические науки», ЛЬ 3 (33), 2010 г. 
 
 
 
 
-  
   
 
 
66
  —  
 
 
_ .   -
 
 
 
 
7.
 
Левинтон Г. А. Предания и мифы // 
http://www.rnthenia.ru/folklore/levinton4.htm
 
8.
 
Азбелев  С.И.  Отношение  предания,  легенды  и  сказки  к  действительности  (с  точки  зрения 
разграничения жанров // Славянский фольклор и историческая действительность. - М.: Наука. 1965. - С. 5-
25. 
9.
 
Пропс В.Я. Легенда //Пропс В.Я. Поэтика фольклора. - М.: Лабиринт, 1998. - С.269-300. 
10.
 
Аникин В.П. Русское устное народное творчество. - М.: Высшая школа, 2001. 
11.
 
Левинтон Г.А. Легенды и мифы // 
http://www.ruthenia.ru/folklore/levinton3.htm
 
12.
 
Комарович В.Л. Китайская легенда. - М.-Л., 1936. 
13.
 
Благодатная  земля  (не  сказочная  проза  Баян  аула)/Сост.  А.Д.Цветкова,  А.А.Садыкова.  - 
Павлодар: ЭКО, 2005. -116 с. 
Түйін 
А.Д.  Цветкованың  «Қазіргі  фольклордағы,  аңыз  бен  хикая  жанрыиың  бөліну  мәселесі»  деген 
мақаласында  Қазақстандагы  орыс  тіліндегі  ауызша  проза  жазбаларыньщ  нақты  жанр  нышандары, 
көпэтникалық аймақта бөлінуге р.ұқсат етілген, аңыз бен хикаяның міиездемесі сипатталған. 
Summary 
In the articlc by Alevtina Tsvetkova called “To a problem of genre differentiation of traditions and legends in 
modem folklore” were extracted major genre features typical for traditions ?nd legends of polyethnical region, so thus 
they could be easily differentiated. The article is based on the Russian-language oral folklore of Kazakhstan. 

жүктеу/скачать 1,25 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: