2.4. Систематизация образа древности в исторической науке второй
половины 30-х – начала 40-х гг.
Как и было обозначено нами в начале главы, в советской исторической
науке диалогизм 20-х гг. сменился монологизмом 30-х гг. Эта перемена
одновременно отрицала предыдущий этап и продолжала его. Объединяющим
было то, что как в 20-е, так и в 30-е гг. любая марксистская версия истории
вообще или какого-либо исторического периода в частности стремилась
позиционировать себя как единственно возможную и верную, определяя все
остальные версии как искажения, вольные или невольные; точно так же и в
20-е, и в 30-е гг. советские историки всегда апеллировали к власти. Различие
заключалось в том, что теперь власть была консолидирована, а версии,
квалифицируемые как неправильные, исчезали очень быстро, иногда вместе
с их носителями.
Нет сомнений в том, что глубинной причиной этой смены вектора было
завершение борьбы за власть в правящей верхушке советского государства, и
как только интрига стала исчезать в высших эшелонах внутренней политики,
для неё вскоре не осталось места и в исторической теории. Но следует
292
Ковалёв С.И. О некоторых проблемах рабовладельческой формации // Проблемы
истории докапиталистических обществ. 1934. № 2. С. 70-80. Статья опубликована «в
порядке обсуждения» – наследие завершающейся эпохи дискуссий.
208
понимать, что Сталин приходил к власти не в безвоздушном пространстве, и
хотя в поддержке широких масс в демократическом смысле (т.е., как
избирателей) он не нуждался, в борьбе за умы он тоже участвовал. Победе
Сталина
сопутствовало
определённое
изменение
в
сознании
интеллектуальной элиты советского общества.
293
Бесконечные споры и дискуссии 20-х гг. (не только в общественных
науках
294
) создавали у тех, кто в них участвовал, ощущение не полифонии, а
какофонии, безграничного беспорядка, который должен быть решительным
образом преодолён. При этом беспорядок не означал безнаказанности,
возможности не бояться за себя из-за своей точки зрения: так, С.М.
Дубровский, как мы показывали выше, решительно выступил против теории
Л.И. Мадьяра (и М.Н. Покровского), позже А.И. Малышев выступил с
критикой перегибов Дубровского,
295
а после Э.Я. Газганов выступит против
перегибов Малышева.
296
Арестованы будут все.
297
Иначе говоря, роль
ниспровергателя чужих неправильных теорий не давала гарантий
неприкосновенности. Такое положение должно было само по себе порождать
стремление историков к заключению негласной конвенции между ними и
властью и между собой.
298
Историки готовы были критиковать себя сами,
корректировать позиции – и если не все, то некоторые, видимо, выработали к
293
Слова И.М. Дьяконова о 1929 г.: «Сталин для рабочих, да и для многих из
интеллигентной молодёжи стал кумиром». Дьяконов И.М. Книга воспоминаний. С. 173.
294
См. очень полезный с точки зрения описания умонастроения очерк: Шаламов В.Т.
Двадцатые годы. Заметки студента МГУ // Шаламов В.Т. Воспоминания. М., 2001. С. 22-
104.
295
Малышев А. О феодализме и крепостничестве (в связи с выступлениями и книгой т.
Дубровского «К вопросу о сущности «азиатского» способа производства, феодализма,
крепостничества и торгового капитала») // ИМ. 1930. № 15. С. 43-73.
296
Газганов Эм. Против ревизии марксо-ленинского учения о феодализме и
крепостничестве (о статьях А. Малышева) // ИМ. 1931. № 22. С. 38-63.
297
Артизов А.Н. Судьбы историков школы М.Н. Покровского (середина 1930-х годов) //
ВИ. 1994. № 7. С. 36, 37.
298
О научной конвенции на другом материале говорит и А.Л. Юрганов. См.: Юрганов
А.Л. Русское национальное государство. Жизненный мир историков эпохи сталинизма.
М., 2011.
209
этому какую-то психологическую устойчивость.
299
Базовая проблема теперь
была в том, что власть достаточно неспешно определялась с тем, что же ей
нужно от историков и какие пределы свободы мнений можно считать
допустимыми.
Можно даже усилить это соображение и добавить, что специфическая
полусвобода «бесконечных»
300
дискуссий 20-х гг. скомпрометировала саму
идею свободы, подобно тому, как неэффективность оппозиции в
большевистской партии сыграла на руку тираническому режиму Сталина.
Можно согласиться и со «Словарём марксистской мысли» в том, что решение
об отвержении «азиатского способа производства» и других «неправильных»
вариантов развития общества «было утверждено благодаря приверженности
Сталина к механически однолинейной перспективе»,
301
но не следует
забывать, что таковая приверженность властвовала над большинством умов
самих советских историков.
302
Порядок и достижение унифицированных
воззрений считались единственным эффективным вариантом для дальнейшей
научной работы, а борьба с неправильными точками зрения в 30-е гг.
проходит под лозунгом борьбы против вульгаризации марксизма, против
социологизаторства.
303
Даже работа отдельных институтов, таких, как
ГАИМК, начинает характеризоваться отрицательно именно из-за того, что
они действуют слишком самостоятельно. С точки зрения современного
исследователя, ГАИМК был весьма успешной и эффективно действующей
299
Яркий пример: С.И. Ковалёв. Потративший в 1930-1931 гг. множество сил для того,
чтобы провести скрупулёзный анализ взглядов Маркса и Энгельса на античный способ
производства, он уже при публикации этих результатов в 1932 г. даёт им развёрнутую
критику; в последующие годы он «перековывает» себя под идеи отрицания азиатского
способа производства и «революции рабов», а в 1947 г. уже критикует крайности
мишулинского подхода к восстанию Спартака. См.: Ковалёв С.И. Учение Маркса и
Энгельса об античном способе производства. С. 73-74; Он же. Две проблемы римской
истории // Вестник Ленинградского университета. 1947. № 4. С. 91-99.
300
Мишулин А. Советская историография и задачи древней истории. С. 5.
301
A Dictionary of Marxist Thought. Second Edition. Ed. By T. Bottomore etc. Bodmin, 1991.
P. 38.
302
См.: Дубровский А.М. Указ. соч. С. 206.
303
«Первая задача советских историков древнего мира – покончить с упрощенчеством,
вульгаризацией». Машкин Н. Спорные вопросы истории древнего мира. С. 83.
210
организацией,
304
но для 30-х гг. это как раз недостаток: директор Института
Истории АН СССР Н.М. Лукин заявлял в своём докладе, что написание
многотомной «Всемирной истории» должно осуществляться на базе
Академии Наук СССР с привлечением сил всех исторических учреждений
страны, и порицал претензии ГАИМК на создание подобной же многотомной
серии.
305
Как мы видели, этот процесс в той или иной форме нередко направляли
специальные «смотрящие» от партии, и в этом смысле слова можно говорить
о прямом давлении на науку. Но если говорить о собственно научных
результатах, то они не могут расцениваться исключительно с точки зрения
внешнего воздействия, потому что в их создании требовалось решать те
задачи, которые были под силу только самим историкам. И они, часто
искренне, стремились стать «правильными» марксистами.
306
С этой точки
зрения нам кажется опрометчивым выделять в среде этих историков тех, кто
был настоящими, «классическими марксистами», как это делает В.В.
Селиванов, идеализируя А.И. Тюменева и С.И. Ковалёва.
307
Тот и другой, без
сомнения, не были начётчиками по образу и подобию А.Г. Пригожина, но
они, как мы видели, мало колебались в том, чтобы откликаться на любые
304
Свешников А.В. Медиевистика в ГАИМК в 1919-1929 гг. // Университеты России и их
вклад в образовательное и научное развитие регионов страны. Сборник научных трудов.
Омск, 2010. С. 419-422.
305
Лукин Н. Основные проблемы построения всемирной истории // ИМ. 1937. № 3. С. 22-
23.
306
Поэтому трудно согласиться с такого рода утверждениями, как: «содержание научной
работы в области древней и средневековой истории было мало подвержено влиянию
политических бурь и идеологических поворотов». Гречухин П.Б. Власть и формирование
исторического сознания советского общества в 1934-1941 гг. Диссертация … кандидата
исторических наук. Саратов, 1997. С. 106. Интересное исследование П.Б. Гречухина, к
сожалению, не свободно от такого рода поспешных обобщений. Так, он полагает, что
историки уже в тот период использовали систему маскировки своих взглядов с целью
показать «методологическую законопослушность». Наш анализ стиля и языка
исторических сочинений эпохи приводит к выводу, что система эта сложилась как
минимум поколением позже.
307
Селиванов В.В. Вяч. И. Иванов и Н.Я. Марр в жизни и творческой судьбе К.М.
Колобовой (Часть III). С. 514-515.
211
новые идеи сверху,
308
даже если они плохо согласовались с «классическим»
марксизмом. И вряд ли возможно списать только на развитие взглядов
многочисленные противоречия в трудах указанных историков, возникающие
каждые год или два.
309
Не будем забывать и того, что выбора у них
практически не было – особенно это касалось уязвимого положения С.И.
Ковалёва, в итоге арестованного в 1938 г., но выпущенного через несколько
месяцев.
310
Статьи, критикующие работы Ковалёва, предшествовали его
аресту и появлялись уже после его освобождения.
311
Это было частью того
процесса, в котором ГАИМК теряла свою роль лидера исторических
исследований, а отчасти и процесса, в котором московские учёные пытались
занять более весомые позиции по сравнению с ленинградскими.
Нужно заметить, однако, что конвенция проявила себя и здесь:
«ленинградцам» удалось не потерять лицо, и уже в 1938 г., совершая одну из
последних яростных атак, Мишулин теперь признавал, что «эти историки
пользуются авторитетом не только в Ленинграде, но и далеко за пределами
его».
312
Струве ответил на эти выпады умеренной самокритикой.
313
На этом фоне завершается как складывание образа древности, так и
складывание советской исторической школы. Мы можем указать на
следующие важнейшие элементы образа, несущие в себе и черты общего
советского историзма, и специфические моменты восприятия древней
истории.
308
«Из представителей нового поколения студенты как лектора любили Сергея Ивановича
Ковалёва, читавшего весьма живо и не менее конъюнктурно». Рабинович М.Б.
Воспоминания долгой жизни. С. 138.
309
Тюменев, например, в 1929 г. мечтал, что для истории будущего совершенно не нужен
будет индивидуализирующий метод. Через несколько лет за такие высказывания можно
было легко прослыть «социологизатором». См. Тюменев А. Индивидуализирующий и
генерализирующий методы в исторической науке. С. 184.
310
О.О. Крюгер был арестован в 1938 г. и выслан в Казахстан, откуда вернулся только в
1955 г.
311
Одна из немногих попыток защитить: Жебелёв С.А. Рец.: Ковалёв С.И. История
античного общества. Греция. 2-е, исправленное издание. Соцэкгиз. Л. 1937. 335 стр. 5 руб.
// ИМ. 1937. № 5-6. С. 221-223.
312
Мишулин А. Советская историография и задачи древней истории. С. 7.
313
Струве В.В. Изучение истории древнего Востока в СССР за период 1917-1937 гг. С. 20-
21.
212
Общесоветские элементы образа древности находились в его
«подкладке», не относились собственно к характеристике древних обществ,
но задавали рамочные условия для этой характеристики. Прежде всего, это
было противостояние «буржуазной историографии»: советские учёные
должны были предлагать трактовки, не похожие на идеи зарубежных коллег;
первоначально эта линия поведения возникла скорее как форма защиты от
обвинений в преклонении перед буржуазными течениями, но очень скоро
приобрела самодовлеющее значение, и быть советским историком означало
не в последнюю очередь не быть буржуазным.
314
При этом буржуазная наука
негласно лишалась права на собственный нарратив: её терминология
«переводилась» на язык советской историографии, и после клеймилась как
очевидно парадоксальная
315
.
Кроме того, споры 20-30-х гг. способствовали необычайному и
специфическому росту авторитета «классиков марксизма-ленинизма»:
умение вплетать цитаты из них в ткань собственного повествования
считается отныне отдельным достоинством любого автора.
316
Они
непосредственно и реально помогают понять древний мир – даже в тех своих
произведениях, где древность не упоминается
317
. Что же касается самих
«классиков», то теперь они начинают сливаться в некий единый образ с
314
«Буржуазная наука явно замалчивала историческую роль Спартака». Баскин М. Рец.:
А.В. Мишулин. Спартаковское восстание. Революция рабов в Риме в I в. до нашей эры.
Государственное социально-экономическое издательство. Москва. 1936. 291 стр. 15 000
экз. 6 руб. // БК. 1936. № 11. С. 125.
315
Задание для заочников: «Какая формация, рабовладельческая или феодальная, является
более прогрессивной с точки зрения Эдуарда Мейера и с точки зрения марксистской
историографии?». Имплицитно указано, что Мейер пользовался понятием формации и
понимал прогресс так же, как советские историки. Перепёлкин Я.М. Методическое
письмо № 1 к лекциям по Истории древнего Востока проф. В.В. Струве. Ленинградский
Государственный Заочный Университет. Исторический факультет. Ленинград, 1935. С. 3.
316
«Гениальные высказывания Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина даны автором в
неразрывной связи с изложением конкретных исторических фактов». Бокщанин А. Рец.:
В.С. Сергеев «Очерки по истории древнего Рима». Соцэкгиз. 1938. Ч. 1-я и 2-я. 829 стр. //
ИЖ. 1938. № 11. С. 126.
317
Например, понимание Марксом индийской сельской общины (составленное по
описаниям XIX в.) «поможет представить себе структуру [древне]египетской
территориальной общины». Шолпо Н.А. Методические письма №№ 3,4 и 5 по курсу
Истории древнего Востока. Ленинградский Государственный Университет им. А.С.
Бубнова. Сектор заочного обучения. Исторический факультет. Ленинград, 1935. С. 3.
213
четырьмя ипостасями, ибо между ними нет противоречий а есть лишь
наилучшее развёртывание базовых идей. «Маркс – Энгельс – Ленин –
Сталин» иногда пишутся через запятую, иногда через тире, но иногда и через
дефис, что лишь усиливает ощущение наличия единого первоначала.
318
Высказывание, принадлежащее одному, может считаться принадлежащим
всем.
319
Тем самым, они оказываются фактически не подвержены влиянию
исторических обстоятельств.
Наконец, важен был образ правильных и неправильных идей и учёных.
Буржуазные учёные были неправильными по определению,
320
поэтому
основной драматизм проявлялся именно по отношению к советским учёным,
ступившим на путь ереси. Неправильные учёные такого типа становились
порождениями зла: «троцкист Мадьяр»,
321
«“историк” Ковалёв»,
322
«псевдоисторик Ковалёв»;
323
самым опасным моментом было изъятие
инициалов и написание одной фамилии – это было как бы началом
вычёркивания человека из числа «своих», и вернуться обратно было очень
сложно (Ковалёву это удалось, Мадьяру, Быковскому, Дубровскому и
большинству других – нет). По отношению к плохим личностям нельзя
употреблять хорошие слова, а если приходится, то они ставятся в кавычки
(«учёные», «теории», «дискуссии», «школа»)
324
– черта, роднящая ранний
318
Точно так же и личности противников марксизма могут сливаться: «Марксизм стоит
методологически выше, чем Бюхер и Допш-Петрушевский». Малышев А. О феодализме и
крепостничестве (в связи с выступлениями и книгой т. Дубровского «К вопросу о
сущности «азиатского» способа производства, феодализма, крепостничества и торгового
капитала»). С. 54.
319
«Только в работах Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина революции рабов отводится
подобающее место». Баскин М. Указ. соч. С. 126.
320
«С лёгкой руки крупного, но в то же время реакционного буржуазного историка
империалистической Германии Эд. Мейера…». Авдиев В. Рабовладение на Древнем
Востоке. С. 12.
321
Авдиев В.Изучение истории древнего Востока за 25 лет (1917-1942). С. 98.
322
«Точку зрения Ростовцева в СССР до последнего времени протаскивал «историк»
Ковалёв». Мишина З. Выступление Максимина и позиция сената. С. 135.
323
Машкин Н. Спорные вопросы истории древнего мира. С. 79.
324
«В ГАИМК, под крылышком врага народа Быковского и его друзей, затевались
ненужные и вредные «дискуссии», посвящённые усиленным отыскиваниям
«противоречий» в докапиталистических обществах. Мнимые «разногласия» и «яростные»
выступления друг против друга служили троцкистам простой маскировкой их
214
советский марксизм с манихейством. Вообще, любой контакт истинного
учения с другими идеями потенциально опасен: сочетание буржуазных
установок с марксизмом лишь извращает марксизм.
325
В качестве дополнительного элемента следует обратить внимание на
возникшую в 30-е гг. тенденцию к «насыщению» теории историческим
материалом – это стремление совпало с требованиями постановления 1934 г.
писать историю «в живой занимательной форме с изложением важнейших
событий и фактов в их хронологической последовательности, с
характеристикой исторических деятелей». Это не было преклонением перед
фактами и возникло лишь в качестве реакции на откровенно схоластический
характер дискуссий 20-х гг., а в 30-е нередко использовалось в качестве
средства подковёрной борьбы, но это сыграло важную роль в стабилизации
советской науки. Если В.В. Струве в своём докладе о рабовладельческом
характере древневосточных обществ приводит множество фактов, но
обращается с ними практически теми же методами, какие использовались
ранее, – т.е. попросту подбирает факты под заранее готовую теорию, то
последующая критика подобного рода приёмов заставляет исследователей
подробнее излагать историческую канву событий. Таким способом в
советской науке экономическая история древности преобразуется в
политическую историю с экономическим оттенком. В некотором смысле
слова это было возрождение позитивистских черт повествования – выход,
наверное, не самый оригинальный, но зато гарантирующий стабильность и
полнокровность нарратива.
Что касается собственно образа древности, то здесь, бесспорно,
наилучшим образом применимы слова Энгельса о том, что «рабство было
открыто».
326
Древность отныне была единым этапом развития почти всего
контрреволюционной работы…». Мишулин А. О бдительности на фронте древней
истории. С. 236.
325
Мишулин А. Советская историография и задачи древней истории. С. 7.
326
Навязчивое напоминание о рабовладельческом характере древних обществ хорошо
заметно в рекомендациях для школьных учителей. При рассказе об ирригации в Египте
важно «дать яркую картину эксплуатации рабов и крестьян», о военных походах Нового
215
человечества, без разделения на Запад и Восток, рабовладение же стало
объединяющим и базовым признаком. Это не означало того, что
характеристика древней истории через социальные институты была
полностью отвергнута: на Востоке признавалась важность общины, в греко-
римском мире – полиса (как особой формы общины), но сама характеристика
этих социальных институтов теперь накрепко увязывалась с рабовладением.
«Полноправные граждане античной Греции – это прежде всего община
рабовладельцев, политическим выражением её является полис (государство-
город), представляющий собой коллектив рабовладельцев, совместно
эксплуатирующих рабов и обнищавших свободных».
327
При этом часть
авторов изначально понимала слова Маркса о совместной власти жителей
полиса над рабами буквально как об общем владении рабами, но уже к концу
30-х гг. это представление отошло на второй план.
328
Рабов было много (во
всех
смыслах,
количественном
и
качественном),
они
жестоко
эксплуатировались (с вариациями), к ним относились в общем как к
instrumentum vocale, упадок рабовладения вёл к упадку последних великих
государств древности. В качестве дополнительного элемента образа
древности можно добавить представление об идентичности исторической
эпохи себе самой: проведение аналогий не стало полностью нелегальным
приёмом, но было существенно ограничено.
329
Что касается Востока, то
теперь все типы социальных отношений на нём, которые не восходили к
рабовладению, становились «помехой», «пережитком» или, в лучшем случае,
«спецификой» – и все эти образы обладали негативными коннотациями.
царства – что главной частью добычи были рабы, «подчеркнуть классовый,
рабовладельческий характер египетской культуры», об илотах – «подчеркнуть моменты,
приближающие их к рабам», также, «что в древней Греции все физические работы
производились трудом рабов» и т.п. См.: Методическое пособие по истории. Вып. I.
Древняя история (Восток, Греция, Рим). Для V-VI классов средней школы / Под общей
ред. проф. А.В. Мишулина. М., 1939. С. 12, 22, 29, 107, 127.
327
Сингалевич С. Движение рабов в древней Греции. С. 77.
328
О том, что оно было основано на неточном переводе соответственных слов Маркса из
«Немецкой идеологии» см.: Колобова К.М. Указ. соч. С. 10.
329
См., например: Бергер А. Рец.: В.С. Сергеев. История древней Греции. М. и Л.
Соцэкгиз. 1934. 353 стр. // БК. 1935. № 4. С. 124. При этом аналогий в этом учебнике
гораздо меньше, чем в пособиях Сергеева 20-х гг.
216
Если эпоха идентична себе самой, следовательно, всё известное историку о
ней, но не согласующееся с доминирующим в его сознании образом эпохи,
выносится за скобки.
Речь идёт, конечно, только об образе, и профессиональные историки
древности отлично понимали, что каждый его элемент нуждается в
существенных оговорках, но не следует думать, будто это сводило на нет
действенность самого образа, напротив, тенденция 30-х гг. вела к
упрощённому его отражению в исторических трудах. Так, если в учебнике
1934 г. после обзора взглядов Маркса и Энгельса на античный способ
производства В.С. Сергеев несколько неуверенно формулирует «рабский
способ производства» и пишет о том, что нельзя сводить всю социальную
историю древнегреческого общества к основному противостоянию между
рабами и рабовладельцами, что важно учитывать существование мелкой
собственности,
330
то в учебнике 1938 г. он в подобной же ситуации
ограничивается только выжимкой из «Капитала», причём говорит уже о
«рабовладельческом способе производства».
331
Выше уже упоминалась
школа самоограничения, пройденная В.В. Струве, чтобы стать марксистом. В
большем или меньшем объёме все советские историки усвоили её уроки.
Таким образом, складывается определённый канон. Непротиворечивость
его была весьма относительной: уже и тогда значительная часть историков
понимала, к примеру, что рабов было «не так много» (опять же, во всех
смыслах), и вообще на каждую общую характеристику древности можно
было привести множество оговорок. Но следует помнить, что оговорки и
уточнения отнюдь не ломают канон, особенно когда сами оказываются
канонизированными, помещёнными на периферию. Это свойство образа как
такового: если начать строго анализировать в нём каждый элемент
(стереотип или символ), то образ рассыплется, но он всегда действует,
будучи взят в совокупности. Изменение этого канона с теоретической
330
Сергеев В.С. История древней Греции. С. 127, 130-131, 140.
331
Он же. Очерки по истории древнего Рима. Ч. I. С. 143-145.
217
стороны было теперь затруднено: включение Сталина в число «классиков» и
его «слияние» с ними делали тем самым Сталина единственным, кто имел
право на легитимную трактовку высказываний классиков, и единственным,
кто мог сам что-либо менять в марксизме. Соответствующая глава из
«Краткого курса истории ВКП (б)» (1938), «вкрадчиво представленная
восстановлением основ марксизма-ленинизма»,
332
дала вполне определённые
указания, в каком направлении должны работать историки, – и на их счастье,
это были довольно краткие указания.
333
Кроме россыпи отдельных
малозначащих цитат,
334
до 1950 г. Сталин существенных изменений в эту
систему взглядов не вносил.
Тем самым, те историки, кто сумел или успел приспособить своё
творчество к новым условиям, не будучи сметёнными последовательными
сталинскими «чистками», могли быть уверены в том, что достигли
желаемого единства в основных мнениях, и это было сигналом нового этапа
– этапа классицизма по-советски, ортодоксальности по-советски.
332
Baron S.H. Plekhanov in Russian History and Soviet Historiography. Pittsburgh, 1995. P. 77.
333
См. подробнее: Гусева А.В. «“Краткий курс истории ВКП (б)”: история создания и
воздействие на общественное сознание. Диссертация ... кандидата исторических наук:
07.00.02. М., 2003.
334
Попытка их систематизировать: Историческое значение трудов товарища Сталина для
изучения первобытнообщинного и рабовладельческого общества // ВДИ. 1949. № 4. С. 3-
14.
218
Достарыңызбен бөлісу: |